Книжные новости в Русском Журнале / Шведская полка

Выпуск подготовил Роман Ганжа

Книги предоставлены магазином "Гилея"

• Сергей Эйзенштейн. Метод. Т. 1: Grundproblem
• Олег Хархордин. Обличать и лицемерить: Генеалогия российской личности
• Вадим Руднев. Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни
• Фил Бейкер. Абсент
• Филипп Лаку-Лабарт, Жан-Люк Нанси. Нацистский миф

---

Сергей Эйзенштейн. Метод. Т. 1: Grundproblem. - М.: Музей кино, Эйзенштейн-центр, 2002. - 495 с. Формат 70х100/16. Тираж 3000 экз. ISBN 0235-8212

Наум Клейман, директор горемычного Музея Кино и автор предисловия, пишет: "Публикация материалов этой книги ставит текстологов, комментаторов и издателей перед комплексом сложных проблем, любое решение которых неоднозначно и вызывает споры". Замысел книги возник в Мексике в 1931 году, начало ее относится к 1940 (Москва), новое, окончательное начало - к 1943 (Алма-Ата). Эйзенштейн пишет, что если его новый труд будет "эстетикой", то резко противоположной самому понятию эстетики, а именно "эстетикой вне понятия прекрасного". И будет он методом, в противоположность системе. Система - это всегда набор приемов, которые выхолащиваются и устаревают, требуя новых приемов, с более высоким градусом "остранения". Метод не устаревает никогда. Это умение "ставить вопросы" и решать их каждый раз на новом материале. Эпохе множественности стилей и приемов приходит на смену эпоха единого принципа и метода, эпоха всеобъемлющего синтеза, короче говоря, эпоха кино.

По мысли Эйзенштейна, "для всех искусств, вместе взятых, кино является действительным, подлинным и конечным синтезом всех их проявлений; тем синтезом, который распался после греков и который безуспешно пытались найти Дидро в опере, Вагнер в музыкальной драме, Скрябин в цветовых концертах". Другими словами, до конца осознанный метод кино - это и есть метод искусства вообще в его наиболее полном и адекватном выражении. (Это сегодня мы знаем, что Gesammtkunstwerk - это на самом деле "тотальная инсталляция" Ильи Кабакова, которая как раз и есть "система приемов", а никакой не всеобъемлющий и всепоглощающий Метод.)

Теперь о Grundproblem. Это, если тезисно, проблема явного противоречия и парадоксального единства двух "начал" в искусстве - рационального и иррационального, логического и чувственного, аналитического и синтетического. В связи с этой "грундпроблематикой" любимая мысль Эйзенштейна была та, что художественная форма определяется архаическими, пралогическими формами мышления, существующими в сознании одновременно с "современными", логическими. И что художник должен в своей деятельности осуществлять конструктивный регресс к "ранним стадиям". Например, проникнуться спецификой китайской системы счисления, или погрузиться в протоплазматическое, андрогинное состояние. Что, как поясняет Наум Клейман, не сводится к "сексуальной ориентации". Но требует "причастности к гораздо более широкой, чем эротика, сфере чувственности". Синтеза требует. Органичности. Экстаза.

• Сергей Эйзенштейн. Монтаж

---

Олег Хархордин. Обличать и лицемерить: Генеалогия российской личности. - СПб.-М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге, Летний сад, 2002. - 509 с., ил. - (Европейский университет в Санкт-Петербурге. Труды факультета политических наук и социологии. Вып. 5). Тираж 1000 экз. Формат 84х108/32. ISBN 5-94381-077-3 (Летний сад), ISBN 5-94380-017-4 (Европейский университет в С.-Петербурге)

"Эта книга началась с удивления. Интервью с молодыми российскими предпринимателями в 1992-1993 гг. показывали, что многие из них поддерживали ценности индивидуализма". Хотя, казалось бы, Россия всегда была "коллективистской". На самом деле "индивидуализм" и "коллективизм" - это термины с недостаточной разрешающей способностью. Многие западные историки отмечали "индивидуализм" советского человека, однако в чем именно этот индивидуализм отличался от западного, сказать не могли. Автор как раз и решает эту проблему, но в несколько необычном ракурсе. Его интересует не то, что люди говорили об индивидуализме, но то, как они делали из себя индивидов. То есть практики индивидуализации, практики узнавания, изменения и улучшения себя. "Такой подход в основном будет следовать работам Мишеля Фуко". Согласно Фуко, три установки индивидуализма (1. индивидуалистический подход к жизни, самостоятельность, автономность, 2. положительная оценка частной, семейной, домашней жизни, 3. интенсификация отношения к собственной личности, развитие и совершенствование тех способов, с помощью которых отдельный человек делает себя объектом познания или воздействия) встречаются вместе в некоторых культурах, но в некоторых - порознь. Так, у стоиков, а затем ранних христиан, внимание к себе и забота о себе (3) развивались без 1 и 2 компонентов. Эти практики индивидуализации как раз и подготавливают почву для того, чтобы автономность и privacy были восприняты и приняты как ценности. "Нельзя ли предположить, что к концу 80-х гг. некоторая часть советского населения была не только способна понять, но и готова принять ценности индивидуализма именно потому, что практики индивидуализации уже подготовили почву для этого?" Эти практики запустили большевики. Без параллельного восхваления ценностей 1 и 2. А перестройка эти ценности наконец приняла. Такая вот общая схема.

Практики бывают объективирующие и субъективирующие. Автора не интересует, насколько обнаруженные им (на поверхности дискурса) практики были "действительно" или "на самом деле" значимы для той исторической эпохи. Его анализ не исторический, а, как у Ницше, генеалогический. Есть некие языковые штампы современной повседневной жизни, тот же "коллектив", но в этих штампах зашиты "все те практики, которые послужили фоном как для формирования официального дискурса о советском коллективе, так и для массовых реакций на его господство, создавших в сопротивлении этому дискурсу альтернативные формы индивидуальной и коллективной жизни". Структура книги, по главам: "Обличить, увещевать, отлучить: церковные суды и Центральная Контрольная Комиссия", "Техника беспощадности: коллектив как объект познания и воздействия", "Чистка и самокритика: коллектив как субъект познания и действия", "Проявить себя: личность как объект познания и воздействия", "Работа над собой: личность как субъект познания и действия", "Коллектив в зрелом советском обществе", "Личность в зрелом советском обществе".

Принимая за исходную точку сравнений между российским и западными обществами различие между объективирующими и субъективирующими практиками, автор формулирует две гипотезы. Первая из них утверждает, что объективация индивида в России преимущественно опиралась на практики горизонтального надзора среди равных по статусу, а не на иерархический надзор начальников за подчиненными, как это происходило на Западе. Точнее, этот надзор осуществлялся через три основные практики, собранные в единую конфигурацию еще в Новом Завете: обличение грехов, товарищеское увещевание и отлучение. До 1917 года эти практики были соединены в работе церковных судов и в некоторых монастырях, устроенных по уставу св. Иосифа Волоцкого. После революции эти практики стали основой функционирования всех общественных институтов. Причем Террор был развязан на фоне прямого слияния обличения и отлучения, без увещевания, но как раз с целью ввести это самое увещевание в каждый коллектив. "Хрущев лишь завершил дело, начатое Сталиным, когда он <...> помог увещеванию проникнуть во все уголки..."

Вторая гипотеза утверждает, что главные практики субъективации в России сформировались на основе покаянных практик самопознания, характерных для восточного христианства, а не на основе исповедального анализа личности, который Фуко описал как центральную субъективирующую практику для Франции. Западный человек постигает секреты собственного "я", отыскивая и признавая в исповеди свои сокровенные желания, причем эта герменевтика желания может проходить в различных формах - исповеди Богу, пастору, психоаналитику, дневнику... В отличие от этого личность в России узнает себя не в результате анализа желаний, а в результате обличения ее значимой для нее группой, то есть практики публичного покаяния.

Автор отмечает, что эти две гипотезы "слишком грубы, так как они игнорируют все те случаи, когда российская культура использует исповедальные практики самопознания или основывается на иерархическом надзоре. <...> Конечно же, и западные страны <...> тоже отчасти основываются и на горизонтальном надзоре, и на покаянных методах бессловесного самопознания". Так что остается проблема детализации этих гипотез и операционализации используемых понятий.

---

Вадим Руднев. Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни. - М.: Фонд научных исследований "Прагматика культуры", 2002. - 253 с. - (Интеллектуальные биографии). Тираж 2000 экз. Формат 70х100/16. ISBN 5-7333-0242-9

Да, да, это тот самый Руднев, который про Винни Пуха, и тот самый Витгенштейн, который на самом деле был носорогом. Которые так часто и много в "Логосе", который самый наизамечательнейший философский журнал на Руси, которая... Эх, да что там... Короче, книгу эту мы сочтем полезной и душеспасительной. Для юных и неокрепших умов предназначенной сочтем мы ее. Ибо велик Витгенштейн философ, и житие его в две тысячи экземпляров тиражом да будет рассеяно по земле русской. Особенно душеспасительна книга для тех, кому не дают покоя проклятые вопросы. Был ли Витгенштейн евреем? Однозначного ответа нет, и это, по мнению Руднева, "прекрасно". Был ли Витгенштейн гомосексуалистом? Руднев явно согласен с теми, кто считает, что Витгенштейн реально вообще не был гомосексуалистом. А был им лишь в воображении. Но даже если и реально, то "это не менее интересно высвечивает столь противоречивую личность Витгенштейна". Был ли Витгенштейн сталинистом? Скорее всего, нет, хотя известны его высказывания про Сталина, что тот дал людям работу, и это важнее всего, а тирания его (В.) не возмущает. Однако известны и его сочувственные высказывания про Гитлера в апреле 1945 года. О том, что книга Руднева, тем не менее, вовсе не является катехизисом, свидетельствует ее проникновенный финал: "Но мы все с подвязанными подбородками окажемся в том месте ангельском, которое не является событием жизни. И все забудется, и все прервется безбожно. Так что покойся, милый прах, ты был очень необычным, ты был удивительным, самым умным, самым добрым, отзывчивым, каким еще? В общем, мы все тебя любим и никогда не забудем. И хватит об этом". Остается только присоединиться к этому прекрасному посланию в мир иной, чтобы на халяву, с оказией... Со скупой, небритой мужской слезой... Не чокаясь.

---

Фил Бейкер. Абсент / Пер. с англ. О.Дубицкой. Под ред. Н.Трауберг. - М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 285 с., ил. - (Культура повседневности). Тираж 10 000 экз. Формат 84х108/32. ISBN 5-86793-193-5

История и мифология полынной настойки. Основной объем книги занимает описание нескольких горячих десятилетий перед запретом абсента во Франции в 1915 году. Отдельная глава посвящена психофизиологическому воздействию туйона (активный компонент полыни) на человека. Оказывается, это воздействие было точно описано учеными (Кэрин М. Хоулд и ее коллеги) лишь в 2000 году. Туйон, в отличие от каннабиноида, воздействует на систему мозговых рецепторов ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты). Она препятствует запуску нервных синапсов или сдерживает его, но под воздействием ее блокираторов, например туйона, нейроны выскакивают слишком легко и начинают носиться с дикой скоростью, из-за чего передача сигналов в мозге выходит из-под контроля. Сдерживающий эффект кислоты необходим для тонкой "настройки" мозга, и его утрата приводит к нервической дрожи и конвульсиям. Бензодиазепиновые транквилизаторы, например валиум, обладают успокаивающим воздействием, так как повышают эффективность ГАМК; их можно считать противоположностью, или противоядием от блокираторов. Никотин, с другой стороны, усиливает воздействие туйона, понижая конвульсивный порог. Некоторые органические инсектициды, например дильдрин и ДДТ, действуют за счет блокирования ГАМК, и мухи, устойчивые к дильдрину, оказались устойчивыми к туйону. Симптомы острого отравления ДДТ (возбудимость, клонические и тонические конвульсии, иногда приближающиеся к эпилепсии) кажутся очень знакомыми исследователю полыни и туйона. Ни одно из этих воздействий не связано с алкоголем. Мало того, алкоголь, как и валиум, попадает в список противоядий от конвульсивного отравления туйоном или ДДТ. Учитывая, что спирт - депрессант, а туйон - стимулятор, настоящий абсент следует отнести к классическим наркотическим смесям, составленным из стимулятора и депрессанта. К ним относятся кофе с коньяком, сочетания амфетаминов с алкоголем, смеси кокаина с героином или кокаиновое вино.

---

Филипп Лаку-Лабарт, Жан-Люк Нанси. Нацистский миф / Пер. с фр. С.Л.Фокина. - СПб.: Владимир Даль, 2002. - 79 с. - (Полис). Тираж 3000 экз. Формат 60х84/16. ISBN 5-93615-027-5

Не так давно Михаил Рыклин обнародовал свои беседы с обоими авторами в марте 1992 года как раз по поводу этой книжки, вышедшей в 1991 году и представляющей собой расширенный вариант доклада, прочитанного 7 мая 1980 года на коллоквиуме "Механизмы фашизма", организованном "Комитетом информации о холокосте" в Шилтигхайме. Книжка, я бы сказал, является небольшим изящным дополнением к этим беседам.

Начиная с конца XVIII века в немецкой традиции было строгим образом продумано отношение мифа и идентификации. Проблема Германии была в том, что она оказалась вынужденной подражать тем историческим имитациям античности, которые практиковались во Франции и Италии уже как минимум два века. Германия была лишена не только идентичности, но также и права собственности на средства идентификации. У Германии не было субъекта собственного становления, и вот его-то она и хотела построить. Это было надо делать по модели греков (потому что другой не было) и одновременно не надо (так как этой моделью уже воспользовались другие). В немецкой культуре нашлось два выхода из этого противоречия: 1) диалектика, 2) идея другой Греции, мистической, дионисийской, забытой.

Эта другая Греция предоставила немцам не собственно модель, но скорее ресурс, то есть идею некой энергии, способной обеспечить идентификацию и ее функционирование, некой идентификационной силы. Вот почему немцы к теории мифологического подражания (мимесиса) добавляют теорию мистического слияния или приобщения (метексиса), на выходе из которого появляется сценический образ, фигура, Gestalt греческой трагедии. Это уже выход на Вагнера, Gesammtkunstwerk и нацистское производство политики как произведения искусства.

Далее авторы пытаются реконструировать процесс строительства нацистского мифа через "Миф ХХ века" Розенберга и "Mein Kampf" Гитлера. Розенберг критикует тех, кто хочет вернуться к германским источникам мифологии. Религия Вотана мертва, она должна была умереть. Стало быть, миф не относится к мифологии. Миф - это скорее сила, нежели вещь, объект или представление. Миф - это могущество собирания основополагающих сил и устремлений народа, могущество подземной, незримой, неэмпирической идентичности, противостоящей развоплощенным, абстрактным идентичностям философов. Подлинный абсолют, с которым происходит отождествление, не может быть дан во внешних формах (в том числе и в формах мифологии). Он может лишь грезиться. Мифологическое пробуждение немцев означает, что они вновь начинают грезить своими изначальными грезами. До сих пор Германии не удавалось полностью отождествиться с собственной грезой. И вот такой момент настал.

Gestalt, который грезится, всегда пластически ограничен. И ограничен он расой. "Раса" есть "тип" в чистом виде, и миф расы есть миф Мифа, миф творческого могущества, порождающего вообще некие определенные, законченные (а не абстрактно-бесконечные) формы. В этом отношении важно, что еврей - это не какой-то дурной тип, это анти-тип, принцип бесформенности и абстрактной универсальности, противостоящей единственной в своем роде и конкретной идентичности.

Но в чем преимущество некоей расы и некоего типа? Дело в том, что раса определяется не языком, а кровью и почвой. Blut und Boden. Но почему арийская кровь, почему арийцы? Дело в том, что они являются носителями солнечного мифа. Но почему солнечный миф? Потому что это миф ясности, представляющий собой ясность мифа вообще. Миф солнца - это миф того, что выявляет формы как таковые, в их зримости, в срезе их Gestalt. В то же время это миф силы и тепла, содействующих самому формообразованию этих форм. Это миф самой формообразующей силы, изначального могущества типа. Солнце - это источник типологического различения. Поэтому ариец - это не просто тип среди других типов, это архе-тип.

Или, другими словами, арийская раса есть Субъект как таковой, не сводящийся к когнитивной, духовной или спекулятивной позиции, но собирающий все эти определения и превосходящий их в непосредственной, конкретной и абсолютно натуральной позиции: в крови и в почве.

Борьба, которую ведет национал-социализм, - это не просто борьба за мировое господство. Это борьба за формообразование мира, которая будет успешной только тогда, когда арийская греза, арийский Gestalt будет пробужден и мобилизован во всей массе немецкого народа. Из этого уже легко выводятся все практические следствия гитлеровской политики.

В предыдущих выпусках

• Александр Янов. Россия: У истоков трагедии
• Ульрих Бек. Что такое глобализация?
• Джон Кин. Демократия и гражданское общество
• Восток - Запад - Россия. Сборник статей
• Марк Рац. О собирательстве
• Рэндалл Коллинз. Социология философий
• Роберт Дарнтон. Великое кошачье побоище
• Виктор Макаренко. Аналитическая политическая философия
• Маргарита Зарудная-Фриман. История одной семьи
• Кирилл Кобрин. Письма в Кейптаун о русской поэзии

Сводный каталог "Шведской лавки"