Книжные новости в Русском Журнале / Литература

Вот приятная неожиданность: "дочка" "Эксмо" под названием "Яуза", произведенная на свет солидной родительницей вроде бы специально для того, чтобы сбрасывать туда всяческую попсу о тайнах Третьего рейха, вдруг выпустила приличную книжку. Дополнительная приятность состоит в том, что книжка, о которой идет речь, касается истории оккультизма - тема эта, казалось, была прочно отдана на откуп разного рода шарлатанам, но в последние годы один за другим стали появляться посвященные ей труды серьезных исследователей, от Николая Богомолова до Андрея Никитина.

Монография питерского историка-востоковеда Александра Андреева "Оккультист Страны Советов", несмотря на несколько аляповатое название, вполне соответствует параметрам качественного научно-популярного сочинения. К материалу автор подходит критически, легенды от фактов отделяет тщательно, а симпатии к нью-эйджу высказывает с осторожностью и по преимуществу в сослагательном наклонении. Чего еще желать? Добавлю, что, к чести исследователя, героя своего Андреев вовсе не идеализирует, компрометирующих его фактов (каковых набирается немало) не скрывает - а уж этого искушения зачастую не избегают и вполне солидные гуманитарии.

Оккультист Страны Советов - это Александр Васильевич Барченко, беллетрист и мистик, чья активность пришлась на первые десятилетия ХХ века. Кажется, первым среди современных ученых внимание на эту фигуру обратил Олег Шишкин, отведший описанию его деятельности немало места в своей книге "Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж". Там же были опубликованы протоколы допросов Барченко и некоторые другие документы, проливающие свет на его "жизнь и творчество". С тех пор имя Барченко в литературе упоминалось не раз, однако по большей части то были не заслуживающие внимания сочинения Валерия Демина (чересчур толерантный Андреев мягко называет его "ученым-энтузиастом") или, простите за выражение, Александра Бушкова. И вот наконец появилась первая документальная биография Барченко.

Известно, что братья-эзотерики относились к "оккультисту Страны Советов" с некоторым подозрением. Масоны обиделись на него за то, что он распространял среди единомышленников трактат известного французского оккультиста Элифаса Леви, выдавая его за изделие собственного сочинения. Другим не понравилось, что Барченко авторитетно рассуждал о буддизме, черпая сведения о нем по преимуществу из случайных и непродолжительных контактов с какими-то монгольскими авантюристами.

Все это, конечно, можно было бы списать на вечную конкуренцию между различными мистическими группами, если бы не помещенные в приложении к книге Андреева документальные материалы, в первую очередь наброски лекции Барченко о Каббале, производящие уровнем своим впечатление до крайности грустное. Да и сам Андреев рассказывает, как Барченко, вооружившись Толковой Библией и позаимствованным по случаю у знакомых чекистов словарем иврита, начинал комментировать Священное Писание. Естественно, при таком подходе обнаружить в книге Бытия совпадения с "Рамаяной" труда не составляло.

Не лучше была репутация Барченко и в научном мире. Историки, географы и этнографы наотрез отказались признавать результаты его экспедиции на Кольский полуостров, где Барченко, исследовав святыни лопарей, обнаружил следы древней гиперборейской цивилизации. Коллеги, собравшиеся, чтобы заслушать его отчет, тактично отмечали "малую объективность докладчика при описании им своих наблюдений и открытий". Проще говоря, Барченко принял естественные образования за творения рук человека.

Впрочем, все это не мешало серьезным людям с вниманием относиться к деятельности Барченко. По-видимому, ему до некоторой степени покровительствовал Луначарский (нарком просвещения, остававшийся в душе все тем же декадентом и богостроителем, всегда был неравнодушен к носителям эзотерической мудрости); активно контактировал с Барченко Владимир Бехтерев, как известно, интересовавшийся парапсихологией (письма Барченко знаменитому физиологу опубликованы в приложении к книге Андреева). Но самой большой удачей Барченко (обернувшейся через десять лет трагедией) была встреча в середине 1920-х годов с главой спецотдела ОГПУ Глебом Боким. Бокий, мечтавший поставить тайное знание на службу победившему пролетариату, пригласил Барченко читать сотрудникам спецотдела лекции о Древней науке (Барченко называл ее монгольским словом "дюнхор"), Беловодье и цивилизации атлантов.

Но даже Бокий оказался бессилен помочь Барченко в осуществлении его давней мечты - организации экспедиции в поисках Шамбалы. Чекистская верхушка и комиссариат иностранных дел вели на Востоке свою игру, и оккультные туры в их планы не вписывались. Тогда разочарованный Барченко решил провести смотр всех мистических сил и организовать в Москве всесоюзный съезд хранителей дюнхора. Затея эта очень отдает чекистской провокацией, но однозначных доказательств тому нет. Пытаясь реализовать задуманное, Барченко вступает в контакт с крымскими дервишами, костромскими голбешниками, любавичскими хасидами. Однако из призыва "Мистики всех вер, соединяйтесь!" ничего не выходит, и Барченко возвращается к консультированию работников спецотдела ОГПУ.

Естественно, закончилось все это 37-м годом, когда был арестован Бокий, а вместе с ним Барченко и практически все члены созданного последним "Единого трудового братства". В конце 30-х уничтожалось все, что хоть как-то отдавало эзотерикой, и никого уже не интересовало, насколько подлинным был мистический опыт того или иного оккультиста.

Впрочем, интерес к мистике, казалось бы, совершенно задушенный предвоенными репрессиями, благополучно возродился через несколько десятилетий и к началу XXI века достиг какого-то совсем уж неприличного размаха. Естественно, почуяв рыбное место, практичные книгоиздатели начали пристегивать к этой теме даже то, что к ней никоим образом не относится.

Еще один младший родственник многоликого "Эксмо", ООО "Алгоритм-Книга", отвечает в этой империи за окучивание державно озабоченных сограждан. Его продукция по большей части посвящена ностальгированию по России, которую мы потеряли, и всхлипам на тему "у нас была великая эпоха". Среди любимых авторов "Алгоритма" - Олег Платонов, Сергей Кара-Мурза и даже Владимир Бушин.

В "Алгоритме" выходит и серия "Тайные секты и ордена" - как ни странно, довольно приличная. Несколько месяцев назад в ней, например, была издана книга "Ваххабиты и масоны" с любопытными документами об исламских мистиках. А теперь там же появился сборник "Запорожская Сечь".

Чтобы придать его выпуску в рамках этой серии хоть какую-то видимость логики, составители даже приделали книге подзаголовок: "Рыцарский орден Днепра". Отчего, конечно, становится еще смешнее. Мне теперь все мерещится картина Рериха "Запорожцы пишут письмо индийскому махатме". В Беловодье дедушке.

Сама книга представляет собой по преимуществу свод различных текстов русских и украинских историков XVIII - начала XX веков. Кроме того, в том включены записки польского дипломата Э.Лассоты и очерк офицера-инженера Г.Боплана (у последнего находим дивную фразу: "Веру Казаки исповедуют Греческую, называя ее Русской").

Почти половина вошедших в сборник текстов относится к XVIII столетию, что, боюсь, читателей обрадует едва ли. "Хотя издревле уже оный народ всегда находился военный, и не без знания и в других государствах военного их жития, однако оные начатия своего никак показать подлинно, с которого года, не знают" - подобные фразы смотрятся органичнее в учебнике исторической грамматики, нежели на страницах издания, выпущенного более или менее массовым тиражом. Сюда же нужно прибавить и обильно цитируемые источники на украинском языке.

Впрочем, читатель, желающий получить достоверные сведения об истории запорожского казачества, но не собирающийся ради этого продираться сквозь дебри восемнадцативечного синтаксиса или украинской лексики, вполне может довольствоваться популярными и даже с некоторым избытком поэтических красивостей сочинениями А.Кузьмина или А.Стороженко либо более строгими, но вполне удобочитаемыми работами Н.Марковина и особенно Д.Яворницкого. Антология получилась толстая, места хватило на всех.

С куда большим основанием городом рыцарей мог бы именоваться Кенигсберг, нынешний Калининград, заложенный в 1255 году тевтонцами. Однако о его истории пишут сегодня совсем другие книги. В петербургском издательстве "Гиперион" вышли воспоминания западногерманского музыканта Михаэля Вика "Закат Кенигсберга: Свидетельство немецкого еврея" (блестящий перевод Ю.Волкова под редакцией Ренаты фон Майдель и Михаила Безродного) - пожалуй, самый известный мемуарный источник о второй мировой войне и Холокосте на территории Восточной Пруссии.

Подобно дневнику Анны Франк, книга Вика сильнее всего поражает контрастом между обычной жизнью подростка (Михаэль родился в 1928 году) - первые влюбленности, занятия музыкой, религиозные раздумья - и тем историческим фоном, на котором все это происходит. В случае Вика это ощущение усиливается еще и картиной разлома, проходящего внутри одной семьи. Автор "Заката Кенигсберга" по отцу полунемец, полушвед, а по матери еврей, а потому, пока он сам, его родители и родственники матери ожидали депортации и гибели, его кузина-кинозвезда обедала на приемах у Геринга и Гитлера, дядя, убежденный нацист и офицер бронетанковых войск, воевал на Восточном фронте, а двоюродные братья служили в СС.

Особое место в своей книге Вик уделяет деятельности ординарного профессора кафедры общей психологии Кенигсбергского университета, будущего нобелевского лауреата и всемирно известного ученого Конрада Лоренца. Во время войны он был одним из видных теоретиков расовой чистоты, активно обосновывавшим понятие "выбраковки". В качестве критерия таковой Лоренц предложил следующую чеканную формулу: "Хороший человек нутром чувствует, когда он имеет дело с негодяем".

Свидетельств о жизни евреев в Третьем рейхе было издано немало, в том числе и по-русски. Однако для российского читателя мемуары Вика могут стать настоящим шоком. Дело в том, что значительная часть его книги посвящена рассказу о жизни кенигсбергцев после войны, в условиях советской оккупации. Преступления наших войск на занятых ими территориях описывались неоднократно, в том числе в "Архипелаге Гулаг" и в книге Льва Копелева "Хранить вечно". Однако взгляд автора "Заката Кенигсберга" - это взгляд не из стана победителей, а из стана побежденных. Тот, кто был евреем для нацистов, стал немцем для союзников - сначала для бомбивших жилые кварталы города англичан, а потом и для аннексировавших Восточную Пруссию Советов.

Впрочем, Вик прекрасно понимает разницу между зверствами немецкими и советскими. Если для первых он не видит никаких смягчающих обстоятельств, то рассказывая о вторых, постоянно оговаривается: "Следовало бы, однако, почаще вспоминать о том, что их объявили недочеловеками, что на них вероломно напали и что их страну разорили. Каждый русский нес в своем сердце боль за миллионы павших в бою, умерших от голоду, за убитых родственников или знакомых". При советской власти Вик прожил три года. В 1948 году он был выслан в Германию, и война для него закончилась.