Юм Дэвид (1711—1776). Изучал в Эдинбургском университете юриспруденцию; недолго занимался предпринимательской деятельностью; в 1734—1937 гг. с познавательными целями предпринял поездку во Францию, где занялся разработкой философских проблем. Результатом явился "Трактат о человеческой природе". Особенно большую роль в развитии идей европейского Просвещения сыграла работа Юма "Естественная история религии" (1757), а также "Эссе" ("Опыты") на морально-политические, философские и экономические темы, публиковавшиеся в 50-е гг.

Юм стремился к тому, чтобы в полной мере были оценены опыт и разум, чтобы их не подчиняли вере. Область разума и область веры должны быть разграничены. В "Естественной истории религии" Юм утверждает, что первоначальные религиозные представления были вызваны не созерцанием творений природы, а заботами о житейских делах, надеждами и страхами перед темными силами, угрожающими гибелью. Иными словами, религия возникает не из разумных оснований, а как компенсация житейской нужды и бессилия. Но религия не принесла людям ни удовлетворения желаний, ни избавления от несчастий. Благочестие привело к рабской униженности, религиозный экстаз — к опустошению и истощению духа. Отрицательно оценивает Юм и моральное содержание религий. Они полны заблуждений и суеверий.

Юм критикует историческую религию с позиций разума, но он не нападает на существующую церковь. Он полагает, что просвещение должно коснуться и религии, очистить от неразумия, сделать лучше, заменить ложную веру в бога "истинным теизмом". Юм скептически относится к вопросу о том, насколько может быть познана природа божественных сущностей. Он исходит из того, что наши представления не простираются дальше собственного опыта, а ведь мы не имеем в опыте данных о божественных свойствах и действиях. Всякие попытки обосновать сходство между богом и человеком ведут, в конечном счете, только к догматизму, к теологическим теориям и системам, за которыми стоят партийные пристрастия и честолюбие. В сочинениях по истории Англии и Шотландии Юм показывает, что религиозные распри служили ширмой для политических целей. Он обвиняет церковных руководителей и сектантских лидеров в фанатизме и нетерпимости,. которые вызвали гражданскую войну и революцию.

Разум не располагает возможностями, позволяющими с какой-либо степенью достоверности говорить о боге как причине мира и существующего в нем порядка. Единственная для мыслящего человека остающаяся возможность — то, что может быть названо "истинным теизмом", — заключается в представлении, которое сводит бога к источнику чистой нравственности. Просветительское очищение религии от суеверий может быть понято как процесс, который означает конец религии в собственном смысле слова.

Влияние взглядов Юма сказывается в Англии в том, что бок о бок существуют две позиции, не вступая в открытую борьбу: с одной стороны — церковь с ее традициями и символикой, под защитой королевской власти как символ империи, с другой — класс образованных, большей частью стоящих вне церкви, но не ведущих против нее борьбу. При этом отсутствуют попытки синтеза этих двух позиций. Юм утверждал дух терпимости как альтернативу "религиозному исступлению", всякого рода фанатизму. "Фанатики могут допускать, что владычество основано на божьей милости что только святые владеют земным царством, но гражданские власти совершенно справедливо ставят этих утонченных теоретиков на одну доску с обычными разбойниками и учат их посредством строжайших наказаний тому, что правило, которое с умозрительной точки зрения может казаться в высшей степени выгодным для общества, на практике может, однако, оказаться совершенно пагубным и губительным. О том, что религиозные фанатики этого типа были в Англии в период гражданских войн — мы знаем из истории. "Она свидетельствует об ужасных последствиях фанатизма, — писал Юм в "Исследовании о принципах морали".

Суфийские ордены и братства

Первые ордены

Абд ал-Кадир Абу Наджиб ас-Сухраварди (ум. 1168), основатель ордена Сухравардиййа, был учеником Ахмада Газали, младшего брата имама Газали. Сухраварди - автор одного из самых популярных руководств по мистическому образованию, трактата Адаб ал-муридин ("Правила поведения адептов"), ставшего классическим, переведенного на многие языки мусульманских народов и вызвавшего много подражаний. Еще большим влиянием пользовался его племянник Шихабуддин Абу Хафс Умар ас-Сухраварди (1145-1234); он прошел обучение у своего дяди, и его трактат по теории суфизма 'Авариф ал-ма'й-риф - частично в арабском оригинале, частично в переводе - получил большую известность, нежели книга Абу Наджиба, и использовался в индийских мадраса как учебное пособие по суфизму. Это произведение по-настоящему усилило влияние ордена Сухравардиййа, который вскоре распространился по всей Индии.

Абу Хафс Умар сделал также политическую карьеру - он стал шайх аш-шуйух, официальным главой суфиев в Багдаде, при халифе ан-Насире, во времена, когда этот последний предприимчивый представитель Аббасидской династии мечтал оживить застойную духовную жизнь в исламских странах и пытался объединить мусульманских правителей в борьбе против монгольской угрозы. Абу Хафс был посланником халифа у Аййубидских правителей Египта и Сирии, а также у Сельджукидов Рума: именно в ту пору власть последних достигла апогея в процветающей столице Конье, которой предстояло стать новым центром мистической и религиозной жизни в годы, последовавшие за визитом Сухраварди. Дружеские связи Абу Хафса Умара с правящими классами предопределили образ жизни его последователей в Индии в более позднее время: они обычно больше ориентировались на мирские потребности и охотнее участвовали в политике, чем их собратья из других орденов.

Абу Хафс Умар помогал халифу в пропаганде его идей по обновлению идеалов футувва. Предполагалось даже, что ан-Насир создал организацию футувва отчасти ради распространения учения Сухраварди. Каковы бы ни были практические цели, факт тот, что халиф официально учредил так называемое движение футувва, тесно связанное с суфизмом. Он заимствовал у соседствующих мусульманских правителей церемонию инвеституры, включавшую наделение "шароварами футувва" и особыми головными уборами - как знаком вассальной зависимости от халифа.

По своей сути идея футувва восходит к раннему суфизму. Фата означает "молодой человек", "доблестный юноша", благородный и верный. Коран называл семерых спящих отроков фитйан (мн. ч. от фата; сура 18, 10). Халладж употреблял этот термин для тех, кто превзошел всех в своей абсолютной преданности и верности договору, также включая Иблиса и Фараона, которые остались верны своему слову. Но в целом термин ассоциировался с Али ибн Абу Талибом, судя по изречению: "Нет другого фата, кроме Али, и нет другого меча, кроме Зу-л-Фикара".

Термин джаванмард, персидский эквивалент фата, используется в агиографии для многих суфиев, часто для тех, кто считался искренними маламати. Эта связь весьма вероятна: Судами, написавший трактат о Маламатиййа, посвятил трактат также и футувва. В нем он привел 212 определений истинного фата. За ним последовал Кушайри, посвятивший футувва специальную главу своего Рисала. "Фата - тот, кто не имеет врагов, кому безразлично, с кем он - со святым или с неверным. Мухаммад был совершенным фата, ибо в Судный день всякий скажет: "я", а он произнесет: "моя община"" (21, 103). В целом можно принять дефиницию Ибн 'Араби, что фата - человек, который уважает того, кто старше его, милостив к тому, кто моложе или ниже его, и предпочитает тех, кто ему ровня. Концепция футувва довела до совершенства суфийский идеал исар - предпочтение интересов других собственным интересам. В начале XIII в. ан-Насир попробовал еще раз возродить эти идеи, но без особого успеха. Тем не менее группы футувва сохранялись в некоторых районах Ближнего Востока, где они играли заметную роль в общественной жизни. В Турции в течение нескольких веков идеалы футувва сохранялись близкими по направленности группами ахи, в которые могли вступать только безупречные в моральном отношении представители уважаемых профессий. Североафриканский путешественник Ибн Баттута (ум. 1368) в своих путевых записках поведал о том, как хорошо его приняли эти гостеприимные братства в Анатолии. Из таких групп возникали ассоциации, подобные "социалистическому" движению Ахи Эврана в XIV в. Связи между группами футуввы и цехами не раз становились объектом изучения, однако ученые пока не пришли к однозначным выводам.

В то самое время, когда старший Сухраварди закладывал основание своего ордена, некий ханбалитский проповедник собирал в Багдаде толпы верующих своими проповедями и увещеваниями. Правда, его труды лишь в малой степени подтверждают свидетельства современников о том, что он достиг высочайших степеней мистического совершенства. Этим аскетическим проповедником был Абд ал-Кадир Гилани [Джилани (1088- 1166)], родом из Прикаспия, возможно, самый популярный святой исламского мира. Имя его окружено бесчисленными легендами, которые, впрочем, не слишком соответствуют образу сурового, мрач-ного праведника, символизирующего собой покаяние и мистический ужас. Он изучал ханбалитское право у Ибн 'Акила и получил хирку от ал-Мухаррими, другого своего учителя, строителя первой ханбалитской медресе, которую его ученик от него унаследовал.

Могила Абд ал-Кадира в Багдаде до сих пор остается местом паломничества благочестивых мусульман, главным образом с Индо-Пакистанского субконтинента, где орден утвердился в конце XIV в. Пилигримы, которые часто остаются здесь неделями, молчаливо бродят вокруг с маленькими щетками, совершая уборку святилища: подметать порог в гробнице святого всегда считалось очень благочестивым делом. Поэты поют о том, что подметают ресницами пол возлюбленной, а современная турчанка, модернизировав и упростив акт подметания святыни, может просто принести щетку к дверям местного анкарского святого Хаджжи Байрама.

Слава Абд ал-Кадира вскоре достигла необычайных высот. Он заслужил прозвище Мухйи ад-дин, "оживляющий религию". Прелестная легенда рассказывает, как этот благочестивый суфий помог обессилевшему от голода человеку, лежавшему на дороге в полном изнеможении; после того как Абд ал-Кадир накормил его и тем вернул к жизни, человек назвал свое имя - "Религия ислама". С тех пор Абд ал-Кадир стал обладателем своего почетного титула (18, 519). Как ни странно звучит эта история, она позволяет почувствовать то обожание, которое последователи Абд ал-Кадира питали к своему учителю. Ему приписывается ряд высказываний, в которых он притязает на высший из всех возможных мистический ранг. Высоко оценивает великого святого автор Нафахат ал-унс; согласно Йафи'и, Гилани был шейхом Востока, тогда как Абу Мадйан из Тлемсена - шейхом Запада. Тем не менее Абу Мадйан духовным слухом услышал знаменитое высказывание Гилани - "Моя нога попирает шею каждого святого" (18, 527) - и немедля подчинился багдадскому шейху, признав тем самым его превосходство.

До сих пор отсутствует сколько-нибудь удовлетворительное объяснение этому превращению сурового ханбалитского проповедника (отнюдь не абсолютного аскета, хотя бы потому, что у него было сорок девять сыновей!) в образец святости, почитаемый во всем мусульманском мире. Песнопения, исполняемые в честь Абд ал-Кадира каждый год в четвертый месяц мусульманского лунного календаря, свидетельствуют о безграничном почитании народом своего мистического учителя, который, как поется в турецкой песне XVI в., "читал наизусть весь Коран каждую ночь, стоя на одной ноге". Он - гаус-и а'зам, "Величайшая Помощь", и пир-и дастгир, "Старец-наставник, держащий за руку" для поддержки. Турецкий народный певец похваляется:

Старинные песни на синдхи описывают, как сфера его духовного влияния распространялась от Стамбула до Дели: город за городом, страна за страной получали от него благословение. Сэр Ричард Бертон, писавший ок. 1850г., утверждал, что в Синде насчитывалось около сотни больших деревьев, посвященных Гилани и называвшихся его именем. На каждом имелся шест с флагом - во исполнение обета, данного в связи с несчастным случаем или болезнью. В честь святого бедным раздавали сладости, а к плодам и листьям дерева запрещалось прикасаться даже скоту. О его популярности в Синдхе и Белуджистане свидетельствуют и имена собственные, такие, как Гауе Бахш, "Дарящий помощь". В народных верованиях Гилани даже превратился в повелителя джиннов, его культу посвящено множество пещер и святых мест в Магрибе. Он также оказал решающее влияние на исламизацию Западной Африки.

Едва ли не современником Абд ал-Кадира Гилани и тоже жителем Ирака был Ахмад ар-Рифа'и, основатель ордена, который по сравнению с Кадириййа был весьма своеобразным, - дервиши Рифаиййа заслужили прозвище "Завывающие дервиши", благодаря исполняемому ими громкому зикру. Они известны главным образом тем, что демонстрируют странные чудеса: например, поедают живых змей, наносят себе удары мечами и пиками, после чего не остается ран, вынимают свои глаза. Джами, повествуя о таких "заблуждениях", восклицал: "Но об этом шейх не знал, как не знали и его благочестивые последователи, - ведь мы ищем убежища от Сатаны в Боге" (18, 532).

Веком позже, когда мусульманская культура Ирака была сметена монгольским нашествием, центром мистических орденов стал Египет. Ахмад ал-Бадави из Танты (ум. 1278) основал братство, большая часть приверженцев которого вербовалась среди сельского населения Египта. Однако в позднее средневековье братство сумело также привлечь к себе некоторых членов правящей Мамлюкской династии. Жена султана Хушкадама в 1466 г. была погребена, покрытая красным флагом Бадавиййа. В течение XV в. в празднествах в Танте нередко участвовали мамлюкские военачальники и солдаты (что иногда приводило к беспорядкам, когда возбуждение собравшихся нарастало). В романе молодого египетского писателя Абд ал-Хакима Касима события концентрируются вокруг почитания Сиди Ахмада из Танты, и автор живо воссоздает социальную и психологическую подоплеку этого глубоко укоренившегося культа. Наиболее ярким представителем братства Бадавиййа был аш-Ша'рани, последний великий мистик из Египта (ум. 1565), чье литературное наследие интересно как типичное выра-жение поздней суфийской мысли.

Бадавиййа представляет собой деревенский орден, воспринявший множество доисламских обычаев. Его празднества проводятся в соответствии с солнечным коптским календарем и таким образом связаны с Нилом и его разливами: культ ордена ассимилировал черты древних ритуалов плодородия. Этим объясняется, почему орден Бадавиййа никогда не выходил за пределы своей родины. То же можно сказать и о другом египетском ордене, основанном современником Ахмада, Ахмадом ад-Дасуки.

Между тем еще один орден, возникший в Египте примерно в то же время, широко распространился и привлек множество последователей - сначала в западной части мусульманского мира, а впоследствии и среди европейцев. Речь идет о Шазилиййа, братстве, которое воплотило в своей практике один из важных аспектов мистической жизни, несмотря на то что позиция его наставников отличается гораздо меньшей эмоциональностью по сравнению с орденами восточной части мусульманского мира (исключение составляет Накшбандиййа, которая в некоторых отношениях близка к Шазилиййе). Большая умеренность суфизма мусульманского Запада, по-видимому, и вызвала несколько пристрастное высказывание Маккари (ум. 1631) о восточных суфиях: "Нищенство, которое в ходу на Востоке, которое отвращает своих последователей от работы и одобряет их попрошайничество, представляется нам до крайности безобразным". Орден сложился вокруг Абу-л-Хасана аш-Шазили, ученика Абд ас-Салама ибн Машиша, марокканского мистика, чье учение до сих пор сохранилось в ряде орденов Магриба, включая нищенствующий орден Хеддава. Через него традиция духовной преемственности возвращается к Абу Мадйану, святому покровителю Тлемсена (ум. 1120).

Абу-л-Хасан прибыл из Испании, через Тунис, в Александрию, где он окончательно обосновался и прожил до своей кончины в 1258г., году разрушения Багдада и распада Аббасидского халифата. Он ни в коей мере не был интеллектуалом, зато обладал необыкновенной способностью понимать души людей и горел глубоким мистическим огнем, который передавал членам своей общины. В отличие от других мистических наставников (и подобно поздним накшбанди) Шазили не требовал от своих сторонников монашеского или уединенного образа жизни, не особенно поощрял и громогласное исполнение зикра. Предполагалось, что каждый член тарика должен воплощать дух ордена в собственной жизни, в своем окружении, не отказываясь от своих обычных занятий. Шазилийские суфии не обязаны были нищенствовать или культивировать бедность: напротив, египетские источники XIV- XV вв. повествуют о том, что члены этого ордена выгодно отличались своим опрятным видом от других суфиев, заполнявших улицы Каира. У шазилийского ордена не было даже разработанной мистической системы. Отличительной чертой шазилитов была вера, что их принадлежность к этой тарика предопределена от вечности, что кутб, глава духовной иерархии, всегда будет членом их ордена.

Абу-л-Хасан оставил мало письменных свидетельств, правда, он имел обыкновение рассылать письма с духовными наставлениями, чему подражали многие его знаменитые последователи. Одним из популярных религиозных текстов стала большая молитва, сочиненная им и названная Хизб ал-бахр ("Морская молитва"); во время своего долгого путешествия Ибн Баттута обращался к ней, может быть, она и принесла ему удачу.

Изучающему суфизм, привыкшему к цветистым и захватывающим песнопениям персидских мистических поэтов, шазилитские тексты покажутся несколько суховатыми - это следы багдадской традиции. Это и понятно, если обратиться к источникам, из которых черпали свое вдохновение члены ордена: к ним относятся Китаб ар-ри'айа Мухасиби, прекрасный психологический трактат раннего ислама; Кут ал-кулуб Макки и Ихйа' 'улум ад-дин Газали. Той же трезвой сухостью отмечены произведения двух наставников ордена, двух выдающихся фигур в истории позднего суфизма - Ибн 'Ата'-Аллаха ал-Искандарии Ибн 'Аббада из Ронды.

Когда умер Абу-л-Хасан аш-Шазили, халифой стал Абу-л-'Аббас ал-Мурси (ум. 1287), а после него - Таджуддин ибн 'Ата'-Аллах (ум. 1309). Ибн 'Ата'-Аллах был автором классических произведений шазилитской литературы: сочинений Лата'иф ал-минан и Хикам, последнее - собрание 262 кратких изречений (жанр, довольно распространенный в суфийской литературе XII-XIII вв.) с приложением четырех коротких трактатов и нескольких молитв. Изречения из Хикам считаются лучшим выражением шазилитских идеалов: благочестивые адепты даже высказывали мнение, что, если бы в ритуальных молитвах было дозволено произносить какой-либо иной текст, кроме Корана, им бы непременно агл Хикам. О. Нвийа весьма проникновенно высказался об Ибн 'Ата'-Аллахе: "Его хикам, бесспорно, представляют собой последнее суфийское чудо, сотворенное на берегах Нила; и это чудо - достояние Шазилиййа, послужившее одним из орудий дальнейшего распространения ее влияния".

На эту сравнительно небольшую книгу существуют многочисленные комментарии; влияние ее простирается на западную и центральную часть мусульманского мира, а также - в меньшей степени - на ираноязычные страны. Один из ведущих индийских ученых XVI в., Али ал-Муттаки (ум. 1556), известный также как автор популярной антологии хадисов Канз ал-'уммал, переработал Хикам, равно как и основные комментарии к нему, сгруппировав изречения в соответствии с их содержанием. Сжатый арабский стиль, краткие и острые сентенции Хикам покоряют каждого любителя арабской словесности. Заключенные в них мудрые мысли отчасти представляют собой переработку высказываний великих наставников классического суфизма - в этих речениях можно найти сходство с афоризмами не только Джунайда, но также Халладжа, Ниффари (чьи труды изучались в Египте) и, конечно, Газали. Нвийа определил суть Хикам как "диалектику божественной тайны Того, Кто одновременно темен и прозрачен". Сентенции, подобные нижеследующим, прекрасно согласуются с классическими медитациями на эту тему: "Если бы не существовало пространств души, не было бы и мистического пути, ибо между тобой и Им нет того расстояния, которого не могли бы преодолеть твои ноги". Это высказывание свидетельствует об интерио-ризации концепции Пути и напоминает изречения о состоянии курб, "близости", в более ранних источниках. "Завеса, отделяющая тебя от Бога, есть Его чрезмерная близость". То есть Бог скрыт за завесой, ибо Он слишком прозрачен и становится невидим из-за необыкновенной яркости Своего света, - отголосок излюбленной идеи персидских суфиев, особенно часто встречающийся в поэзии Руми.

В скором времени братство Шазилиййа распространило свое влияние на Северную Африку, где в XIV в. существовало шесть разных орденов, о которых мало что известно. При всех обстоятельствах, как справедливо отмечает о. Нвийа, суфизм в Магрибе развивался под знаком Ихйа' Газали, и окончательная победа шазилитских идей была результатом деятельности Ибн 'Аббада ар-Ронди, современника великого североафриканского историософа Ибн Халдуна (ум. 1406). Шарх ал-Хикам ("Комментарий на Хикам") Ибн 'Аббада сделал труды Ибн 'Ата'-Аллаха широко известными в западных мусульманских странах и оказал огромное воздействие на различные ответвления магрибинского суфизма.

Ибн 'Аббад родился в Ронде в Испании в 1332 г. Он учился в Тлемсене и Фесе (городе, в то время достигшем расцвета под властью династии Маринидов). После периода уединения и медитации, который Ибн 'Аббад провел в Сале под руководством Ибн 'Ашира, он стал проповедником и имамом знаменитой медресе Каравийин в Фесе. Там он и умер в 1390 г. Согласно источникам, в обиходе Ибн 'Аббад был человеком молчаливым и строго следовал принципам, изложенным в сочинениях Газали и Абу Наджиба Сухраварди; по-видимому, он соблюдал обет безбрачия. Многие годы он был проповедником в центральной мечети Марокко, однако его проповедям, насколько можно судить по дошедшим до нас текстам, не хватало блеска и эмоционального накала. Зато его сочинение Шарх ал-Хикам и два сборника писем (содержащих 54 письма) позволяют отчасти составить представление о его душевном настрое и методах психологического руководства суфиями. Он скромно признает, что никогда не испытывал настоящего заук, т. е. не обладал мистическим опытом захватывающего и непосредственного "вкушения" непередаваемой радости; ему вообще не довелось испытать какие-либо экстатические переживания - своего положения он достиг "только благодаря изучению некоторых трудов по суфизму". В его высказываниях мы не найдем той всеобъемлющей любви, что вдохновляла экстатические песнопения мистиков, чье томление возрастало с каждым новым свершением. Его уделом была безоговорочная вера, которая со временем глубоко укореняется в душе и переходит в непоколебимую уверенность - йакин. Он всегда смотрел на себя как на раба, 'абд, который постоянно ощущает и свою ничтожность перед величием Бога, а не как на влюбленного, настойчиво добивающегося единения с предметом своей страсти. "Бдительное ожидание божественного подвоха (макр)" составляет существенный аспект его веры: "если Бог ниспосылает что-нибудь хорошее, возможно, Он хочет наказать тебя". Поэтому верующему следует постоянно быть настороже и ни на единый миг не пренебрегать повиновением и молитвой. Естественно, значительное место в системе Ибн 'Аббада занимает мотив постоянной борьбы с нафс: "Нет пути к Богу, кроме как через Бога, равно как нет завесы между Господом и его слугой, кроме его нафс. Нельзя победить нафс с помощью нафс, ее можно победить только с помощью Бога".

Асин Паласиос, первый западный востоковед, который в 1933 г. привлек внимание ученых к сочинениям Ибн 'Аббада, увидел в нем "испаномусульманского предшественника св. Хуана де ла Крус". Отправной точкой для сопоставления этих двух деятелей послужила концепция Ночного сумрака души. Паласиос обнаружил у Ибн 'Аббада, испытавшего влияние Джунайда, равно как и школы Абу Мадйана особую склонность к состоянию кабд ("скованности"), в котором Божья милость проявляется в гораздо большей степени, чем в ощутимых благах и духовном утешении. Следуя своим предшественникам на Пути, Ибн 'Аббад сравнивает кабд с ночью, в которой зарождаются великие свершения. Он считает кабд более высоким состоянием, чем баст, поскольку в первом человек полностью пассивен, лишен собственной воли и действует только в тех пределах, в каких побуждает его действовать Бог. В этом мистическом состоянии суфий более, чем во всех других, чувствует свою абсолютную зависимость от Бога, свое ничтожество и таким образом готов к наиболее высокому из всех возможных положений по отношению к Богу, которого может достигнуть раб: "благодарения", "вознесения молитв" - непрерывного шукр. Здесь разрешается проблема сабр и шукр, терпения и благодарности, и, следуя суфийской традиции трехчастных классификаций, Ибн 'Аббад учит, что человек должен благодарить Бога сначала языком, затем сердцем, пока все его существо не превратится в сплошную благодарность и каждый миг жизни не будет посвящен благодарению Господа. "Дело всей нашей жизни и единственное в ней занятие должны состоять в том, чтобы осознавать Божью милость к нам, размышлять о том, что наша сила и власть суть ничто, и предаться Богу, с чувством глубокой нужды в Нем, моля Его даровать нам Свое благоволение". Таков результат учения Шазилиййа - учения, которое в своих утонченных постулатах адресовано не общине в целом, но каждому ее члену в отдельности. Это учение вдохновляет его на то, чтобы возделывать свое сердце до тех пор, пока он не убеждается, что пребывает полностью в руках Божьих, и возносит Ему хвалы каждым дыханием за Его милосердие - даже если оно внешне не будет никак проявляться, - пока не почувствует себя вознесенным молчаливой молитвой, во время которой сердце забывает себя в Божественном присутствии и утверждается в его несомненности.

Это учение рассчитано не на низшие классы, которым требуются более сильнодействующие средства, чтобы побудить их к вступлению на Путь, и тем более не на поэтов, прежде всего оно связано со средним классом, с чиновничеством и государственными служащими, которые с помощью шазилитских методов упражнялись в тщательном исполнении своих обязанностей. Знаменательно, что один из немногих действующих в Египте современных орденов, который все еще привлекает новых последователей и тщательно следит за их духовным образованием, является ответвлением Шазилиййа - ордена, который всегда вдохновлял человека на то, чтобы святость стала фактом повседневной жизни'.

Считается, что шазилитские мистики стали первыми использовать кофе, чтобы бодрствовать во время богослужений и ночных бдений. Многие мистики "трезвых" орденов до сих пор наслаждаются кофе как важным средством, обеспечивающим духовное бодрствование, и строго запрещают употребление спиртных напитков или наркотиков, которые могут породить духовное опьянение и тем самым лишить человека способности к трезвому размышлению.

Чтобы продемонстрировать широкий спектр мистического опыта, накопленного суфийскими братствами, обратимся теперь к истории ордена, который был основан в восточной части мусульманского мира примерно на полвека раньше шазилитского, - ордена Кубравиййа. Его основателем был Абу-л-Джаннаб Ахмад, получивший прозвище ат-таммат ал-кубра, "величайшее бедствие" (см.: сура 79, 34), сокращенно Наджмуддин Кубра. Он родился в 1145 г. в Хиве, в Средней Азии. В годы ученичества (Кубра получил традиционное образование) он много путешествовал по мусульманскому миру, потом, ок. 1185 г., вернулся в Хорезм и был убит во время монгольского нашествия в 1220г. Его могила находится в Ургенче.

Кубра был плодовитым писателем; его девятитомный комментарий к Корану на арабском языке был продолжен его учеником Наджмуддином Дайа Рази, а затем другим выдающимся членом ордена, 'Ала' ад-Даула Симнани. Мистические трактаты Кубра о десяти ступенях посвящения для учеников были переведены на ряд языков мусульманских народов; вокруг них возникла также комментаторская литуратура. В книге о правилах поведения учеников образцами для подражания ему служили труды Сулами и Сухраварди.

Главное произведение Кубра - Фава'их ал-джамал ва фаватих ал-джалал - было тщательно проанализировано Фрицем Майером, подготовившим превосходное издание этой книги. В этом произведении излагается учение о мистической психологии Кубра и дается описание визионерского и экстатического опыта, которого может достичь мистик. Нет сомнения, что сам Кубра проделал те небесные путешествия, описание которых он дает, и в своих видениях пересекал космические пространства. Подобно другим суфийским теоретикам он рассматривает человека как микрокосм, заключающий в себе все, что существует в макрокосме; человек может обрести все божественные качества, за исключением степени Аллах ар-Рахман ар-Рахим. Но, как считает Кубра, божественные качества пребывают в определенных местах на небе, и мистик, который достигнет этих пунктов в своем небесном восхождении, может вобрать в себя эти качества. Такие действия он воспринимал как нечто совершенно реальное, поскольку считал "сердце" тонким телом, способным возноситься через небесные сферы. Однако такой опыт может быть реализован лишь после того, как мистик утвердится в строжайшем соблюдении правил десятиступенного Пути, среди которых - воздержание от пищи (насколько это возможно), полное предание себя шейху и абсолютный отказ от собственной воли. В правила Пути включается и так называемый "образ действия Джунайда": постоянная ритуальная чистота, постоянный пост, постоянное молчание, постоянный уход от мирского, постоянное мысленное поминание Бога и постоянное руководство шейха, который разъясняет ученику значение его снов и видений. Наконец, следует отказаться от сопротивления Божественным приказам и воздерживаться от молитв, совершаемых в расчете на награду в потустороннем мире. Таковы теоретические основы учения ордена Кубравиййа.

Постоянное сосредоточение мистика, пребывающего в уединении, на Божественных именах ведет к мистическому постижению. Наджмуддин Кубра оставил точное описание многоцветных видений света, которые испытывает посвящаемый в процессе своих духовных упражнений: эти явления света могут представлять собой точки, пятна или круги; душа проходит через период черного цвета и период черных и красных пятен, до тех пор пока появление зеленого цвета не укажет на то, что Божественная милость близка, - зеленый всегда считался самым важным цветом, цветом неба.

Орден Кубравиййа разработал сложную систему цветового символизма. Согласно ученику Кубра, Наджмуддину Дайа, белый цвет связан с исламом, желтый - с иман, "верой", темно-синий - с ихсан, "Божественной милостью", зеленый - с итми'нан, "спокойствием", голубой - с икон, "истинной уверенностью", красный - с 'ирфан, "гносисом", и черный - с хайаман, "страстной любовью и экстатическим смятением". Черный - цвет сущности, той "Божественной Самости", что являет свет, который, оставаясь невидимым, позволяет видеть все остальное"; черный - цвет джалал, "непостижимого Божественного величия", тогда как джамал, "красота Бога", являет себя в других цветах. Однако за пределами Черного Света, постижение которого сравнимо с опытом фана, пребывает "изумрудная гора", воплощающая цвет Вечной Жизни (7, 153; 160).

Возможны и другие последовательности цветов, а кроме того, Кубра признает, что цвета и формы, созерцавшиеся учениками, могут иметь разное значение. Они даже могут иметь разное происхождение, ибо такой превосходный психолог, как Кубра, знает, что хаватир, идеи, рождающиеся у мистика в состоянии уединения, могут иметь как божественное, так и сатанинское происхождение, могут происходить из человеческого сердца, а могут и из низшей души, могут быть внушены как ангелами, так и джиннами. Вот почему ученик всегда нуждается в наставнике, который один способен осторожно посвятить начинающего в глубинный смысл того или иного цвета, формы или мысли.

В состоянии подъема мистик иногда обретает способность читать небесные книги на незнакомых ему языках, написанные неведомыми буквами, и познать небесные имена вещей и живых существ, включая свое собственное вечное имя, отличное от мирского.

В качестве зикра братство Кубравиййа избрало символ веры; по мнению теоретиков, если практиковать зикр при строжайшем условии предварительного затворничества, он оказывает воздействие не только на дыхание, но также на кровь и преображает все естество ученика. В результате адепт постигает, что Великое Имя Бога - "Аллах", точнее, конечное "х" в этом слове.

Одним из необычных аспектов психологического учения Наджмуддина Кубра является концепция шахид ал-гайб, двойника из потустороннего мира, который может являться мистику на определенных стадиях Пути. Эта концепция отчасти напоминает идею Сухраварди Мактула ("Убиенного") об ангелической половине души, которая живет вне тела. В основе концепций обоих мистиков, возможно, лежит маздеистская идея о персонификации мыслей человека.

Вполне естественно, что мистик, который придает такое важное значение потусторонней реальности, обратится также к теории химмат и тасарруф. Подобно своим современникам, Кубра считал, что мистик обладает способностью вызывать к жизни некоторые события, направив свою духовную энергию в сферу потенциально возможного, точно так же, как воздействие его духовной энергии позволяет ему руководить другими человеческими существами, формируя их сердца в соответствии с настоятельными требованиями мистического Пути.

Кубра распространил свои мистические теории на территории Средней Азии, а оттуда они проникли в Турцию и Индию. Его ученик Наджмуддин Дайа Рази покинул Хорезм перед монгольским нашествием и переселился в Анатолию. В Сивасе он написал книгу Мирсад ал-'ибад, которую посвятил 'Ала'ад-дину Кайкобаду - сельджукидскому правителю Коньи, предоставившему в те же годы убежище Джалалуддину Руми и его семье. Мирсад ал-'ибад стала од-ной из самых любимых книг мистиков всего персоязычного региона, а вскоре была переведена и на турецкий язык". Ее очень ценили и в Индии: в одной из странных и занятных апологий, доказывающих преимущества ислама перед индуизмом, - Худжжапг ал-Хинд, - мудрый попугай наставляет принцессу в исламской доктрине и при этом цитирует длинные пассажи из Мирсад ал-'ибадк. Для дальнейшего изучения суфизма было бы весьма желательно сделать хороший перевод этой книги на какой-нибудь из западных языков.

Выдающимся мистическим психологом и философом был и другой кубравит - 'Ала' ад-Даула Симнани (ум. 1336), который провел свою молодость при дворе Ильханидов. На Симнани особенно часто ссылаются в связи с тем, что он поставил под вопрос истинность концепции вахдат ал-вуджуд, "единства бы- тия", Ибн 'Араби (см. гл. 6). Позже, благодаря этой критике, он стал любимым святым Накшбандиййа.

В конце XIV в. Кубравиййа превратилась в самый влиятельный орден Кашмира: именно тогда, согласно легенде, Саййид Али Хамадани переселился в эту страну вместе с семьюстами своими последователями. Отпрыск высокопоставленной семьи, Хамадани в юные годы прошел суфийское обучение, а затем странствовал по Юго-Восточной Азии, побывал на Цейлоне, пока в 1371 г. не добрался до Кашмира. Он является автором нескольких комментариев (включая комментарии на Фусус алхикам) и ряда других сочинений на арабском и персидском языке. Его учение оказало влияние на формирование мистической мысли в Кашмирской долине, которая только сравнительно недавно была исламизирована. Хамадани умер в 1385г. в Свате, но его орден продолжал активно действовать на субконтиненте, хотя с течением времени постепенно утрачивал свою первоначальную силу и в конце концов в Индии был вытеснен такими орденами, как Чиштиййа, Сухравардиййа, Кадириййа, и примерно начиная с 1600 г. - Накшбандиййа. Тем не менее труды кубравитских святых наложили глубокий отпечаток на индомусульманский мистицизм.

По кн.: Шиммель Аннемари. Мир исламского мистицизма. См.: Литература

Юйэн-бо

Таннисе

[Предисловие]

Дерзнув потаенно окинуть взором времена минувшие ⁽¹⁾ и нынешние, я испытываю скорбь от искажения Истинной Веры, которую передавал изустно покойный Учитель и опасения, что ищущие Пути в грядущем могут впасть в сомнения [относительно сути Учения]. К счастью, постичь [Путь] Легкого Служения ⁽²⁾ можно не иначе, чем с помощью истинного наставника ⁽³⁾, которого посылает нам карма. Да не затемните учения об Иной Силе упованием на собственный умысел ⁽⁴⁾. Посему я записал тут малую часть речей покойного ныне святого Синрана, что доселе хранятся в душе моей, единственно с целью рассеять сомнение единоверных.

[Раздел 1] ⁽⁵⁾

"Спасенный непостижимым действием Обета Амида ⁽⁶⁾, я достигну рождения [в Чистой Земле]" - с того момента, как вы уверовали в это, и в вашей душе родилось желание Молитвы, вы приняты в благодатное лоно Амида и никогда уже не будете отвергнуты.

Знайе, что в Изначальном Обете Амида нет различий для молодых и старых, добрых и злых; надо лишь довериться ему целиком. Ибо цель его - спасти того, в ком глубоко укоренилась карма зла и кто исполнен слепых страстей.

Вручение себя во власть Изначального Обета не требует добрых дел, ибо нет большей добродетели, чем произнесение Имени. Равно нет нужды и сокрушаться по поводу совершенного зла, ибо не существует злого деяния, способного воспрепятствовать действию Изначального Обета Амида.

Так говорил [Учитель].

[Раздел 2]

Чтобы увидеть меня, каждый из вас пересек границы более чем 10 провинций ⁽⁷⁾, не смущаясь соображениями телесной безопасности,— и все только затем, чтобы узнать способ рождения в краю благодати. Но если вы искали во мне особых знаний о пути рождения помимо Молитвы и знакомства с писаниями, учащими ей, то вы совершили большую ошибку. В таком случае вам было бы лучше посетить знаменитых ученых Южной столицы и Северной горы ⁽⁸⁾ и подробно узнать от них об основных принципах возрождения. Я же в учении Синрана доверяюсь всецело тому, что говорил праведный муж ⁽⁹): "Произноси Имя [Амида] и будешь спасен",- и более ничего.

Я не знаю, станет ли Молитва причиной моего рождения в Чистой Земле или это акт кармы, за который мне суждено спуститься в ад. Даже если бы я был обманут святым Хонэном и, произнося Молитву, был бы ввергнут в ад, я не сожалел бы об этом. .Человек, способный достичь единства с Буддой другими способами служения, возможно, и пожалел бы, что был обманут, если бы попал в ад за Молитву. Но для таких, как я, любой путь сложен, поэтому, что бы я ни делал, мое жилище — ад.

Если Изначальный Обет Амида правдив и истинен, проповеди Шакьямуни ⁽¹⁰⁾ не могут быть лживыми. Если учение Будды правдиво и истинно, комментарии Шань Дао ⁽¹¹⁾ не могут быть лживыми. Если комментарии Шань Дао правдивы и истинны, может ли сказанное Хонэном быть ложью? Если сказанное Хонэном правдиво и истинно, тогда и мои слова наверняка не могут быть пустыми.

Такова в основе Истинная Вера, которой придерживаюсь я, ничтожный. И затем вверите ли вы себя Молитве, или откажетесь от нее - зависит от вашего собственного решения.

Так говорил [Учитель]. <...>

Полный вариант текста "Таннисе" см. на странице http://www.upelsinka.com/Russian/tanis.htm

Примечания:

1. Имеются в виду времена Хонэна (1133-1212) и Синрана (1173-1262).
2. Яп. иге, или так называемая секта Молитвы, в противоположность "Пути мудрых" или "Трудному служению", т. е. сектам, провозглашающим самостоятельное постижение высшей истины.
3. В тексте -тисики, что является сокращением от дзэн-тисики (санскр. Kalyanamitra), букв. "прекрасный друг".
4. Яп. дзикэн - собственное суждение (санскр. darsana).
5. Тема первого раздела совпадает с содержанием четвертого дана сочинения "Кудэнсе" ("Выписки из устных наставлений", 1331) правнука Синрана, Какуне (1270-1351), одного из основателей храма Хонгандзи в Киото
6. Имеется в виду описанная в "Муредзю-ке" ("Сутре бесконечной жизни") 18-я клятва Будды Бесконечной Жизни (Муредзю-буцу, Амитаюс), или, как его еще именуют, Будды Бесконечного Света (Муреко-буцу, Амитабха), спасти все живое до собственного погружения в нирвану.
7. Чтобы добраться от равнины Канто, откуда пришли слушатели проповеди, до Киото нужно было миновать 12 провинций: Хитати, Симоса, Мусаси, Сагами, Идзу, Суруга, Тотоми, Микава, Овари, Исэ, Оми, Ямасиро.
8. Т. е. Кофукудзи, Тодайдзи и другие храмы Нара, а также монастырь Энрякудзи на горе Хиэйдзан.
9. Имеется в виду святой Хонэн.
10. Т. е. "Сутра бесконечной жизни".
11. Имеются в виду состоящие из четырех книг “Комментарии к "Сутре бесконечной жизни" китайского буддиста Шаньдао (613-681), основателя собственного направления в учении о "чистой земле", оказавшего решающее воздействие на секту "чистой земли" в Японии.