Лучшая статья за неделю

Воистину революционная фраза нас погубит, как неоднократно предупреждал Владимир Ильич...

В дни советских праздников и проведения общественных мероприятий я надеваю свою военную форму с погонами подполковника Советской Армии. И вот тогда мне приходится выслушивать не только добрые пожелания. "Это вы, офицеры, предали Советский Союз! Вы изменили присяге. Если бы вы, военные..." Время от времени такие обвинения такого характера появляются на страницах периодической печати лево-патриотического направления. Обычно их авторы - гражданские люди. Они высказывают благородное возмущение неправильным поведением офицеров, которые не спасли государство, дружно разваливаемое совместными усилиями иностранных спецслужб и родного правительства при активном участии советского народа и заинтересованном попустительстве партийной элиты.

Я полагаю, что имею право на ответ. Годы моего обучения в военной академии пришлись на распад Союза. Был одним из тех, кто поднял офицеров Киевского гарнизона на протест против принуждения к принятию украинской присяги. Представлял Военную академию ПВО Сухопутных войск на первом всеармейском офицерском собрании. Именно там понял, что армия бессильна решить проблемы общества. Подал рапорт об увольнении.

По результатам защиты моей дипломной работы Государственная комиссия записала: "Ввиду актуальности, оригинальности и глубины разработки темы целесообразно предоставить возможность работать по избранному направлению". Мне прочили адъюнктуру. Надо было пойти и покаяться в политических грехах. Не пошел. Был направлен в дальний гарнизон на должность командира зенитной ракетной части. Оттуда и уволился в 1993 году, так и не сменив кокарду с красной звездой на бандеровский "тризуб".

Возможно, мой ответ заставит задуматься кое-кого из тех, кто до сих пор надеется, что кто-то большой и сильный придет и сделает так, чтобы всем стало хорошо. Надо, мол, только хорошенько его усовестить.

Слово "офицер" имеет тот же корень, что и слово "официальный". Офицер - это не кондотьер, не разбойничий атаман, он официальное лицо, состоящее на службе государства. Его обучают и воспитывают так, что действовать он должен только "по приказу Советского правительства", как было сказано в советской присяге.

Заметьте: не "по приказу Родины", не "исполняя волю народа" и даже не "по велению долга". Указывается вполне конкретное юридическое лицо: Советское правительство. Представьте, что будет, если там написали бы: "Я всегда готов, если сочту необходимым, выступить на защиту своей Родины..." и далее по тексту.

Арестовали товарища Тухачевского - решил, что это угрожает Родине, и выступил в защиту товарища Тухачевского. Арестовали товарища Берия - выступил в защиту товарища Берия. Отправили в отставку товарища Хрущева - заступился за товарища Хрущева. Сняли с поста товарища Горбачева - вступился за товарища Горбачева. И хорошо, если силами вверенной мотострелковой роты. А ну, если командир подводного атомного ракетоносца?..

Потом выяснится, что решение об отставке было не таким уж необоснованным. А ракеты с ядерными боеголовками уже улетели.

Это с формальной, правовой точки зрения. Но мы же не формалисты, правда? Мы, офицеры, все такие умные, что способны предвидеть все на несколько лет вперед. Политики, аналитики, партийные и государственные деятели, обладающие полной информацией, не могли понять, что в стране творится, а мы, офицеры, должны были сразу разобраться. Причем все одновременно. Принять правильное решение и начать спасать Родину каждый в меру своего понимания и своих возможностей. На этот случай имеются даже подходящие положения уставов: "Каждый военнослужащий несет личную ответственность за защиту своей Родины" и "Недостаток информации не снимает с командира ответственности за принятие решения".

Теперь попробуем представить действия офицеров по спасению Родины с чисто технической стороны. Предположим, я - командир танкового полка. Поднял я свой полк и двинул его из-под Могилева на Москву. На карте - судьба страны, я помню присягу. Заправлять танки и кормить солдат буду по законам гражданской войны за счет местных ресурсов. Нескольких негодяев, которые заявили, что это бунт, я запер на гауптвахте.

На окраине ближайшего городка мне пришлось дать команду прикладами разогнать толпу демократически настроенной общественности, которая имела свои взгляды на пути решения судеб страны. Сражение с истошно визжащими демократками боевого духа солдатам не прибавило. Вечером мне доложили, что несколько десятков воинов и пяток офицеров дезертировали вместе с оружием.

Ой нет, не так. Мы же договорились, что все наши офицеры не знают сомнений, а солдаты готовы умереть за отцов-командиров. В общем, у меня есть полк оловянных солдатиков. Или все-таки живых людей?

В два часа ночи меня разбудили и доложили, что прибыл офицер из штаба округа. Он сообщил, что в пятидесяти километрах впереди установлены минные заграждения, прикрытые огнем противотанковой бригады, что огневые позиции заняли реактивные системы залпового огня, к вылету готовы вертолеты и штурмовики.

Что мне делать: стреляться, сдаваться или бросать свой полк в безнадежный бой? Я ведь не сам буду Родину спасать, а жизнями двадцатилетних пацанов.

Кстати, это хорошо, если нас честно предупредят о грозящих неприятностях. Когда на вас прет танковый полк, его, как правило, стараются не дразнить предварительными уведомлениями о готовящихся против него действиях.

Поэтому более вероятно, что меня разбудит не парламентер, а рев реактивных снарядов.

Кстати, именно по этой причине, если бы хватило у меня безрассудства предпринять предполагаемую операцию, я вряд ли ограничился бы в отношении тех, кто откажется следовать за мною, арестом на гауптвахте. Иначе через полчаса у меня три четверти полка предпочтет отсидеться на гауптвахте, а не участвовать в сомнительном предприятии. По той же самой причине я, скорее всего, не стал бы допускать прямого контакта личного состава с "демократической общественностью". Пулеметные очереди поверх голов расчистят путь танковой колонне быстрее, чем необученные и неоснащенные соответственным образом солдаты.

Жестоко? Но давайте вспомним, чем закончились в Москве в октябре 93-го радостные хождения под красными знаменами, а также героический штурм мэрии и телецентра.

Тут уж одно из двух: или войну вести, или гузном трясти.

Я пишу все это с тем, чтобы потом задать своим решительным товарищам вопрос: вы готовы сегодня, начав вооруженную борьбу, вести ее со всей беспощадностью? Вы готовы расстреливать своих подчиненных за дезертирство? Расчищать путь колонне пулеметными очередями? Вы вообще уверены, что сегодня ваше выступление встретит поддержку, а не захлебнется в пролитой вами крови?

А не прольете кровь вы - безжалостно расстреляют вас. Как расстреливали в 1905 году мятежный крейсер "Очаков". Как расстреливали в 1993-м защищавший Конституцию Верховный Совет.

Так что же произошло у нас в стране начиная с августа 1991-го и заканчивая октябрем 1993-го? Была, конечно, растерянность, было и прямое предательство советской присяги. Но я убежден: основным фактором, сдерживавшим советских офицеров от вооруженного выступления, было чувство ответственности. Понимание того, что политические и экономические проблемы оружием не решаются. "На штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя", -- говорил Наполеон Бонапарт. Именно поэтому советские офицеры не смогли применить оружие в 1991-м. А российские (россиянские) офицеры, не дрогнув, расстреляли безоружных людей из танков в 1993-м.

Я был делегатом первого Всеармейского офицерского собрания, на котором присутствовали авторитетные и грамотные офицеры со всего Союза. Их собрала в Москве именно забота о сохранении Союза ССР. Там стало ясно: силой армии ничего решить невозможно. И на столы командиров стали ложиться рапорты об увольнении. Мы уходили, потому что не могли выполнить свой долг.

Или кто-то считает, что мы должны были застрелиться? За всех не ручаюсь, но я буду драться до последнего.

Ведь спасать можно по-разному. Одно дело, например, замерзающий человек. Его тормошат, трут лицо, на него кричат: "Поднимайся! Иди! Не спи!"

Другое дело - когда перед вами лежит человек, выпавший с третьего этажа. Тормошить и заставлять его идти не стоит. Согласитесь, что аналогия достаточно точна. У государства сломаны кости, порваны связки, сотрясение мозга...

Когда в октябре 1993 года шел штурм Останкина, я сидел у телевизора и грыз кулаки: неужели они не видят, что все это провокация, что ситуация контролируется Ельциным? Не поехал я в Москву. Что хотите думайте, но не поехал. Красиво умереть? За кого? За Руцкого с Хасбулатовым? Ведь именно эти два деятеля являлись на тот момент персональным воплощением советского руководства.

К сожалению, не помню фамилии того замполита роты, который повел солдат на помощь Верховному Совету. Роте перекрыли дорогу. Застрелился парень. Потом генерал Варенников вручил свою Звезду Героя его семье.

Невозможно осуждать человека, достойно принявшего смерть во имя нашей идеи.

Но пуля в лоб - не путь к победе. Офицер должен был понимать: взявшись за оружие, надо быть готовым к его применению. В.И. Ленин предупреждал, что нельзя играть в восстание. И тем более об этом обязан был знать человек, избравший военную службу своей профессией.

Я до сих пор не вижу смысла в нападении подполковника С.Н. Терехова на штаб Объединенных Вооруженных Сил СНГ во время октябрьских событий в Москве. Мне, кстати, случалось не раз говорить с ним на эту тему, но внятного ответа я не получил.

Захватить оружие? Но что такое еще полтора десятка автоматов и пяток пистолетов против Таманской и Кантемировской дивизий?

Использовать узел связи для обращения к войскам? Но разве Станислав Николаевич не знал, что даже самые пламенные его призывы не прозвучат на гарнизонных плацах, а тихо лягут на столы командующих округами? Или он всерьез считал, что он, подполковник, политработник, имеет безусловный авторитет для прошедшего огни, воды и медные трубы на долгом пути к должности командующего генерала?

Разве он, пусть даже и политработник, но все же офицер, не знал, как организуется охрана и оборона узла связи, оснащенного засекречивающей аппаратурой? Не знал, что с началом "событий" (а на деле - заранее) все воинские части не могли не быть переведены на усиленный режим охраны?

Но зато получился прекрасный предлог для развязывания рук карателям.

Что это было: глупость? провокация?

Что интересно, все эти внешне эффектные, но совершенно бессмысленные, неграмотные с точки зрения серьезной борьбы шаги предпринимались политработниками. Что, среди командиров не нашлось ни одного решительного? Нет, просто командиры привыкли отвечать за свои поступки. Человек, привыкший чувствовать в своих руках реальную силу, всегда думает, прежде чем ее применить. Или даже угрожать ее применением.

Применение силы, тем более вооруженной, - слишком серьезное решение, чтобы принимать его "по зову сердца".

Мне довелось ознакомиться с возмущенным письмом ветерана. Он считает, что командир предназначенного к расформированию авиаполка должен был поднять свой полк и нанести удар по предателям Родины.

Очень плодотворная мысль.

Отбросим ненужные технические подробности вроде того, что самолеты готовят к вылету не сами летчики, а техники из обато (отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения). Положим, два командира, авиаполка и обато, выступят единомышленниками.

Предположим, что полк с полной боевой нагрузкой взлетел. Предположим, что Московский округ ПВО будет радостно приветствовать четыре десятка боевых самолетов, самовольно идущих на Москву.

Итак, полк над Москвой.

Кого бомбить будем? Министерство обороны? Кремль? Или потребуем, чтобы супостаты и предатели собрались в назначенном месте и дисциплинированно ждали нашего праведного гнева?

Ну ладно, сметем мы с лица земли Кремль и пол-Москвы заодно. Отнесется ли российская общественность вкупе с мировым сообществом с сочувствием и пониманием к авиационным ударам по густонаселенному городу, к уничтожению памятника мировой архитектуры, символа русской государственности? У нас что, гражданская война уже дошла до такой степени ожесточения?

Что будем делать на следующий день? Бомбить Красноярск, Самару и Нижний Новгород или отбиваться от натовских десантов, получивших повод для наведения у нас порядка?

Иллюзия "чтобы взять власть, достаточно группы решительно настроенных людей" не менее опасна, чем иллюзия "чтобы взять власть, достаточно победить на выборах".

Непосредственным поводом к написанию этого материала послужила статья майора запаса Н.Макарова, опубликованная в "Приокской правде". В ней содержался один из наиболее полных наборов обвинений в "измене", "предательстве" и "нерешительности". Во время трагических для страны событий этот товарищ, причисливший всех остальных к "господам", сам служил в армии.

Но, как он пишет в своей статье, его борьба с режимом вылилась в выкрики из строя "Ельцина под суд!" После чего майору предложили покинуть строй и пойти успокоиться, что он и проделал, кипя негодованием.

Не попытался ведь завладеть оружием и прорваться на Москву, чтобы лично привести в исполнение приговор предателям Родины. Понимает, значит, разницу между "р-р-революционной" фразой и реальностью.

Сейчас нам надо начинать с самого начала. Не надеяться на быстрое решение, на "кавалерийский наскок". Не стоит ждать быстрой и решительной победы на парламентском поприще. На этой арене наш враг тренируется уже лет триста. Я не знаю пока, как мы достигнем победы и когда это будет. Знаю, что воевать надо так, чтобы победить. А это значит, во всяком случае, без истерик и без "революционной" фразы. Без всего, что мешает настоящей, серьезной борьбе.

Давайте вспомним о том, что для революционной замены общественно-экономической формации на более высокую необходимы определенные условия, как объективные, так и субъективные. Объективные условия потому и называются объективными, что существуют независимо от нашего желания. Формированию объективных условий можно способствовать, можно препятствовать, но создавать их по своему хотению нельзя.

Вспомним, что революционная ситуация, являющаяся основой объективных предпосылок революции, включает в себя, во-первых, нежелание низов жить по-старому, а во-вторых, невозможность для верхов управлять по-старому.

Можно ли сказать, что "низы не хотят жить по-старому"? Нет. Активного неприятия существующего строя в массовых масштабах мы пока не наблюдаем. Отдельные акты сопротивления, как правило, ограничиваются экономическими требованиями и широкой поддержки не встречают. Значит, нет еще той "крайней степени обнищания широких масс", которое формирует активное нежелание низов жить по-старому.

Можно ли сказать, что "верхи не могут управлять по-старому"? Нет. Последние выборы президента показали, что ситуация вполне управляема. Верхи ситуацию контролируют и не доводят недовольство народа до точки кипения, вовремя "спускают пар".

Значит ли это, что надо сидеть сложа руки? Тоже нет! Надо работать, но работать грамотно и обдуманно, делая то, что можно и необходимо делать сегодня. Что именно? Во-первых, разобраться, наконец, с теорией. Во-вторых, нести эту теорию в массы, "соединять рабочее движение с социализмом". Ленин писал: рабочие самостоятельно могут выработать только экономические требования; политические требования должны быть привнесены партией. Организовываться. Завоевывать авторитет в трудовых коллективах, профсоюзах, общественных организациях. Учиться работать в современных условиях. То есть делать все то, о чем сказано в решениях VII съезда КПРФ. То есть - подготавливать субъективный фактор. И в меру возможностей способствовать формированию объективного.

Когда дует встречный ветер, корабль с прямым парусным вооружением вынужден стоять в порту и ждать погоды. Но умные люди ставят косые паруса и идут к цели переменными галсами.

Надо менять парусное вооружение и учиться ходить переменными галсами, не сбиваясь при этом с курса.

Что же касается обвинений в адрес советских офицеров, которые все поголовно "изменили присяге", -- обвинений, ставших уже почти ритуальными на страницах некоторых патриотических изданий.... С видом благородного негодования плевать навстречу ветру, направление которого нас не устраивает, -- занятие несложное, но привлекающее внимание. Беда только, что оно малопродуктивно и совершенно не способствует перемене погоды.

Оружие офицера - не 9-мм пистолет Макарова, а взвод, рота, батальон, дивизия... Десятки, сотни и тысячи жизней. Мировоззрение подчиненных - тоже его оружие.

Оружие офицера - это его опыт, его навыки, способность организовывать людей и управлять ими, знание законов борьбы и умение их применять.

Гневно требовать исторических поступков от других куда проще, чем совершать поступки самому.

В 1610 год, когда одни бояре признавали царя Василия Шуйского, другие - присягали польскому королевичу Владиславу, третьи - шли на Москву вместе с "вором" Лжедмитрием, наш земляк, зарайский князь Дмитрий Михайлович Пожарский, сказал: "Ныне ни царя Василья, ни вора, ни королевича не слушать, а стоять за государство!" Это достойная позиция офицера.

Государство, за которое стою я, называется Союз Советских Социалистических Республик. Потому что я - советский офицер. Но есть и еще одно обстоятельство. В сочетании слов "Советская Россия" существительным является все же "Россия". Останется Россия - мы сделаем ее Советской. Не будет России...

Были времена, когда бывшие царские офицеры, убежденные монархисты, шли в Красную Армию. Не потому, что изменили своим убеждениям, а потому, что Советская власть спасала Россию, а их недавние единомышленники вместе с интервентами - рвали ее на части.

Вот об этом нам тоже не забыть бы.

Иначе - какие мы офицеры?

А.БЛИНОВ,
подполковник запаса.
с. Константиново, Рязанская область.

новое на сайте