Учим английский язык, читая классическую литературу.

That with his own hands he should do that which most men of his station would, out of self-respect, have relegated to one of the negroes, gives you the measure of the man's beastliness. It was almost as if with relish, as if gratifying some feral instinct of cruelty, that he now lashed his victim about head and shoulders. Soon his cane was reduced, to splinters by his violence. You know, perhaps, the sting of a flexible bamboo cane when it is whole. But do you realize its murderous quality when it has been split into several long lithe blades, each with an edge that is of the keenness of a knife? When, at last, from very weariness, Colonel Bishop flung away the stump and thongs to which his cane had been reduced, the wretched slave's back was bleeding pulp from neck to waist. As long as full sensibility remained, Jeremy Pitt had made no sound. But in a measure as from pain his senses were mercifully dulled, he sank forward in the stocks, and hung there now in a huddled heap, faintly moaning. Colonel Bishop set his foot upon the crossbar, and leaned over his victim, a cruel smile on his full, coarse face.

То, что он сам, своими собственными руками, выполнял работу, которую большинство людей его положения, хотя бы из уважения к себе, поручали слугам, может дать представление о том, как низко пал этот человек. С видимым наслаждением наносил он удары по голове и спине своей жертвы, будто удовлетворяя свою дикую страсть. От сильных ударов гибкая трость расщепилась на длинные, гибкие полосы с краями, острыми, как бритва. Когда полковник, обессилев, отбросил в сторону измочаленную трость, вся спина несчастного невольника представляла собой кровавое месиво.

"Let that teach you a proper submission," said he. "And now touching that shy friend of yours, you shall stay here without meat or drink - without meat or drink, d' ye hear me? - until you please to tell me his name and business." He took his foot from the bar. "When you've had enough of this, send me word, and we 'll have the branding-irons to you."

-- Пусть это научит тебя нужной покорности! -- сказал палач-полковник. -- Ты останешься в колодках без пищи и воды -- слышишь меня: без пищи и воды! -- до тех пор, пока не соблаговолишь сообщить мне имя твоего застенчивого друга и зачем он сюда приходил.

On that he swung on his heel, and strode out of the stockade, his negroes following. Pitt had heard him, as we hear things in our dreams. At the moment so spent was he by his cruel punishment, and so deep was the despair into which he had fallen, that he no longer cared whether he lived or died.

Плантатор повернулся на каблуках и ушел в сопровождении своих телохранителей. Питт слышал его будто сквозь сон. Сознание почти оставило его, истерзанного страшной болью, измученного отчаянием. Ему было уже безразлично -- жив он или нет.

Soon, however, from the partial stupor which pain had mercifully induced, a new variety of pain aroused him. The stocks stood in the open under the full glare of the tropical sun, and its blistering rays streamed down upon that mangled, bleeding back until he felt as if flames of fire were searing it. And, soon, to this was added a torment still more unspeakable. Flies, the cruel flies of the Antilles, drawn by the scent of blood, descended in a cloud upon him.

Однако новые муки пробудили его из состояния тупого оцепенения, вызванного болью. Колодки стояли на открытом месте, ничем не защищенном от жгучих лучей тропического солнца, которые, подобно языкам жаркого пламени, лизали изуродованную, кровоточащую спину Питта. К этой нестерпимой боли прибавилась и другая, еще более мучительная. Свирепые мухи Антильских островов, привлеченные запахом крови, тучей набросились на него.

Small wonder that the ingenious Colonel Bishop, who so well understood the art of loosening stubborn tongues, had not deemed it necessary to have recourse to other means of torture. Not all his fiendish cruelty could devise a torment more cruel, more unendurable than the torments Nature would here procure a man in Pitt's condition.

Вот почему изобретательный полковник, так хорошо владеющий искусством развязывать языки упрямцев, не счел нужным прибегать к другим формам пыток. При всей своей дьявольской жестокости он не смог бы придумать больших мучений, нежели те, которые природа так щедро отпустила на долю Питта.

The slave writhed in his stocks until he was in danger of breaking his limbs, and writhing, screamed in agony.

Рискуя переломать себе руки и ноги, молодой моряк стонал, корчился и извивался в колодках.

Thus was he found by Peter Blood, who seemed to his troubled vision to materialize suddenly before him. Mr. Blood carried a large palmetto leaf. Having whisked away with this the flies that were devouring Jeremy's back, he slung it by a strip of fibre from the lad's neck, so that it protected him from further attacks as well as from the rays of the sun. Next, sitting down beside him, he drew the sufferer's head down on his own shoulder, and bathed his face from a pannikin of cold water. Pitt shuddered and moaned on a long, indrawn breath.

В таком состоянии его и нашел Питер Блад, который внезапно появился перед затуманенным взором Питта, с большим пальмовым листом в руках. Отогнав мух, облепивших Питта, он привязал лист к шее юноши, укрыв его спину от назойливых насекомых и от палящего солнца. Усевшись рядом с Питтом, Блад положил голову страдальца к себе на плечо и обмыл ему лицо холодной водой из фляжки. Питт вздрогнул и, тяжело вздохнув, простонал:

"Drink!" he gasped. "Drink, for the love of Christ!" The pannikin was held to his quivering lips. He drank greedily, noisily, nor ceased until he had drained the vessel. Cooled and revived by the draught, he attempted to sit up.

-- Пить! Ради бога, пить! Блад поднес к дрожащим губам мученика флягу с водой. Молодой человек жадно припал к ней, стуча зубами о горлышко, и осушил ее до дна, после чего, почувствовав облегчение, попытался сесть.

"My back!" he screamed.

-- Спина, моя спина! -- простонал он.

There was an unusual glint in Mr. Blood's eyes; his lips were compressed. But when he parted them to speak, his voice came cool and steady.

В глазах Питера Блада что-то сверкнуло, кулаки его сжались, а лицо передернула гримаса сострадания, но, когда он заговорил, голос его снова был спокойным и ровным:

"Be easy, now. One thing at a time. Your back's taking no harm at all for the present, since I've covered it up. I'm wanting to know what's happened to you. D' ye think we can do without a navigator that ye go and provoke that beast Bishop until he all but kills you?"

-- Успокойся, Питт. Я прикрыл тебе спину, хуже ей пока не будет. Расскажи мне покороче, что с тобой случилось. Ты, наверное, полагал, будто мы обойдемся без штурмана, если дал этой скотине Бишопу повод чуть не убить тебя?

Pitt sat up and groaned again. But this time his anguish was mental rather than physical.

Питт застонал. Однако на этот раз его мучила не столько физическая, сколько душевная боль.

"I don't think a navigator will be needed this time, Peter."

-- Не думаю, Питер, что штурман вообще понадобится.

"What's that?" cried Mr. Blood.

-- Что, что такое? -- вскричал Блад.

Pitt explained the situation as briefly as he could, in a halting, gasping speech. "I'm to rot here until I tell him the identity of my visitor and his business."

Прерывистым голосом Питт, задыхаясь, поведал другу обо всем случившемся. -- Я буду гнить здесь... пока не скажу ему имя... зачем он... приходил сюда...

Mr. Blood got up, growling in his throat. "Bad cess to the filthy slaver!" said he. "But it must be contrived, nevertheless. To the devil with Nuttall! Whether he gives surety for the boat or not, whether he explains it or not, the boat remains, and we're going, and you're coming with us."

Блад поднялся на ноги, и рычание вырвалось из его горла. -- Будь проклят этот грязный рабовладелец! -- сказал он. -- Но мы должны что-то придумать. К черту Нэтталла! Внесет он залог или нет, выдумает какое-либо объяснение или нет, -- все равно шлюпка наша. Мы убежим, а вместе с нами и ты.

"You're dreaming, Peter," said the prisoner. "We're not going this time. The magistrates will confiscate the boat since the surety's not paid, even if when they press him Nuttall does not confess the whole plan and get us all branded on the forehead."

-- Фантазия, Питер, -- прошептал мученик. -- Мы не сможем бежать... Залог не внесен... Чиновники конфискуют шлюпку... Если даже Нэтталл не выдаст нас... и нам не заклеймят лбы...

Mr. Blood turned away, and with agony in his eyes looked out to sea over the blue water by which he had so fondly hoped soon to be travelling back to freedom.

Блад отвернулся и с тоской взглянул на море, по голубой глади которого он так мучительно надеялся вернуться к свободной жизни.

The great red ship had drawn considerably nearer shore by now. Slowly, majestically, she was entering the bay. Already one or two wherries were putting off from the wharf to board her. From where he stood, Mr. Blood could see the glinting of the brass cannons mounted on the prow above the curving beak-head, and he could make out the figure of a seaman in the forechains on her larboard side, leaning out to heave the lead.

Огромный красный корабль к этому времени уже приблизился к берегу и сейчас медленно входил в бухту. Две или три лодки отчалили от пристани, направляясь к нему. Блад видел сверкание медных пушек, установленных на носу, и различал фигуру матроса около передней якорной цепи с левой стороны судна, готовившегося бросить лот.

An angry voice aroused him from his unhappy thoughts.

Чей-то гневный голос прервал его мысли:

"What the devil are you doing here?"

-- Какого дьявола ты здесь делаешь?

The returning Colonel Bishop came striding into the stockade, his negroes following ever.

Это был полковник Бишоп со своими телохранителями.

Mr. Blood turned to face him, and over that swarthy countenance - which, indeed, by now was tanned to the golden brown of a half-caste Indian - a mask descended.

На смуглом лице Блада появилось иное выражение.

"Doing?" said he blandly. "Why, the duties of my office."

-- Что я делаю? -- вежливо спросил он. -- Как всегда, выполняю свои обязанности.

The Colonel, striding furiously forward, observed two things. The empty pannikin on the seat beside the prisoner, and the palmetto leaf protecting his back. "Have you dared to do this?" The veins on the planter's forehead stood out like cords.

Разгневанный полковник заметил пустую фляжку рядом с колодками, в которых корчился Питт, и пальмовый лист, прикрывавший его спину. -- Ты осмелился это сделать, подлец? -- На лбу плантатора, как жгуты, вздулись вены.

"Of course I have." Mr. Blood's tone was one of faint surprise.

-- Да, я это сделал! -- В голосе Блада звучало искреннее удивление.

"I said he was to have neither meat nor drink until I ordered it."

-- Я приказал, чтобы ему не давали пищи и воды до моего распоряжения.

"Sure, now, I never heard ye."

-- Простите, господин полковник, но ведь я не слышал этого распоряжения.

"You never heard me? How should you have heard me when you weren't here?"

-- Ты не слышал?! О мерзавец! Исчадие ада! Как же ты мог слышать, когда тебя здесь не было?

"Then how did ye expect me to know what orders ye'd given?" Mr. Blood's tone was positively aggrieved. "All that I knew was that one of your slaves was being murthered by the sun and the flies. And I says to myself, this is one of the Colonel's slaves, and I'm the Colonel's doctor, and sure it's my duty to be looking after the Colonel's property. So I just gave the fellow a spoonful of water and covered his back from the sun. And wasn't I right now?"

-- Но в таком случае, можно ли требовать от меня, чтобы я знал о вашем распоряжении? -- с нескрываемым огорчением спросил Блад. -- Увидев, что ваш раб страдает, я сказал себе: "Это один из невольников моего полковника, а я у него врач и, конечно, обязан заботиться о его собственности". Поэтому я дал этому юноше глоток воды и прикрыл спину пальмовым листом. Разве я не был прав?

"Right?" The Colonel was almost speechless.

-- Прав? -- От возмущения полковник потерял дар речи.

"Be easy, now, be easy!" Mr. Blood implored him. "It's an apoplexy ye'll be contacting if ye give way to heat like this."

-- Не надо волноваться! -- умоляюще произнес Блад. -- Вам это очень вредно. Вас разобьет паралич, если вы будете так горячиться...

The planter thrust him aside with an imprecation, and stepping forward tore the palmetto leaf from the prisoner's back.

Полковник с проклятиями оттолкнул доктора, бросился к колодкам и сорвал пальмовый лист со спины пленника.

"In the name of humanity, now...." Mr. Blood was beginning.

-- Во имя человеколюбия... -- начал было Блад.

The Colonel swung upon him furiously. "Out of this!" he commanded. "And don't come near him again until I send for you, unless you want to be served in the same way."

Полковник, задыхаясь от ярости, заревел: -- Убирайся вон! Не смей даже приближаться к нему, пока я сам не пошлю за тобой, если ты не хочешь отведать бамбуковой палки!

He was terrific in his menace, in his bulk, and in the power of him. But Mr. Blood never flinched. It came to the Colonel, as he found himself steadily regarded by those light-blue eyes that looked so arrestingly odd in that tawny face - like pale sapphires set in copper - that this rogue had for some time now been growing presumptuous. It was a matter that he must presently correct. Meanwhile Mr. Blood was speaking again, his tone quietly insistent.

Он был ужасен в своем гневе, но Блад даже не вздрогнул. И полковник, почувствовав на себе пристальный взгляд его светло-синих глаз, казавшихся такими удивительно странными на этом смуглом лице, как бледные сапфиры в медной оправе, подумал, что этот мерзавец-доктор в последнее время стал слишком много себе позволять. Такое положение требовалось исправить немедля. А Блад продолжал спокойно и настойчиво:

"In the name of humanity," he repeated, "ye'll allow me to do what I can to ease his sufferings, or I swear to you that I'll forsake at once the duties of a doctor, and that it's devil another patient will I attend in this unhealthy island at all."

-- Во имя человеколюбия, разрешите мне облегчить его страдания, или клянусь вам, что я откажусь выполнять свои обязанности врача и не дотронусь ни до одного пациента на этом отвратительном острове.

For an instant the Colonel was too amazed to speak. Then -

Полковник был так поражен, что сразу не нашелся, что сказать. Потом он заорал:

"By God!" he roared. "D'ye dare take that tone with me, you dog? D'ye dare to make terms with me?"

-- Милостивый бог! Ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном, собака? Ты осмеливаешься ставить мне условия?

"I do that." The unflinching blue eyes looked squarely into the Colonel's, and there was a devil peeping out of them, the devil of recklessness that is born of despair.

-- А почему бы и нет? -- Синие глаза Блада смотрели в упор на полковника, и в них играл демон безрассудства, порожденный отчаянием.

Colonel Bishop considered him for a long moment in silence. "I've been too soft with you," he said at last. "But that's to be mended." And he tightened his lips. "I'll have the rods to you, until there's not an inch of skin left on your dirty back."

В течение нескольких минут, показавшихся Бладу вечностью, Бишоп молча рассматривал его, а затем изрек: -- Я слишком мягко относился к тебе. Но это можно исправить. -- Губы его сжались. -- Я прикажу пороть тебя до тех пор, пока на твоей паршивой спине не останется клочка целой кожи!

"Will ye so? And what would Governor Steed do, then?"

-- Вы это сделаете? Гм-м!.. А что скажет губернатор?

"Ye're not the only doctor on the island."

-- Ты не единственный врач на острове.

Mr. Blood actually laughed. "And will ye tell that to his excellency, him with the gout in his foot so bad that he can't stand? Ye know very well it's devil another doctor will he tolerate, being an intelligent man that knows what's good for him."

Блад засмеялся: -- И вы осмелитесь сказать это губернатору, который мучается от подагры так, что не может даже стоять? Вы прекрасно знаете, что он не потерпит другого врача.

But the Colonel's brute passion thoroughly aroused was not so easily to be baulked. "If you're alive when my blacks have done with you, perhaps you'll come to your senses."

Однако полковника, охваченного диким гневом, нелегко было успокоить. -- Если ты останешься в живых после того, как мои черномазые над тобой поработают, возможно, ты одумаешься.

He swung to his negroes to issue an order. But it was never issued. At that moment a terrific rolling thunderclap drowned his voice and shook the very air. Colonel Bishop jumped, his negroes jumped with him, and so even did the apparently imperturbable Mr. Blood. Then the four of them stared together seawards.

Он повернулся к неграм, чтобы отдать приказание, но в это мгновение, сотрясая воздух, раздался мощный, раскатистый удар. Бишоп подскочил от неожиданности, а вместе с ним подскочили оба его телохранителя и даже внешне невозмутимый Блад. После этого все они, как по команде, повернулись лицом к морю.

Down in the bay all that could be seen of the great ship, standing now within a cable's-length of the fort, were her topmasts thrusting above a cloud of smoke in which she was enveloped. From the cliffs a flight of startled seabirds had risen to circle in the blue, giving tongue to their alarm, the plaintive curlew noisiest of all.

Внизу, в бухте, там, где на расстоянии кабельтова от форта стоял большой красивый корабль, заклубились облака белого дыма. Они целиком скрыли корабль, оставив видимыми только верхушки мачт. Стая испуганных морских птиц, поднявшаяся со скалистых берегов, с пронзительными криками кружила в голубом небе.

As those men stared from the eminence on which they stood, not yet understanding what had taken place, they saw the British Jack dip from the main truck and vanish into the rising cloud below. A moment more, and up through that cloud to replace the flag of England soared the gold and crimson banner of Castile. And then they understood.

Ни полковник, ни Блад, ни Питт, глядевший мутными глазами на голубую бухту, не понимали, что происходит. Но это продолжалось недолго -- лишь до той поры, как английский флаг быстро соскользнул с флагштока на грот-мачте и исчез в белой облачной мгле, а на смену ему через несколько секунд взвился золотисто-пурпурный стяг Испании. Тогда все сразу стало понятно.

"Pirates!" roared the Colonel, and again, "Pirates!"

-- Пираты! -- заревел полковник. -- Пираты!

Fear and incredulity were blent in his voice. He had paled under his tan until his face was the colour of clay, and there was a wild fury in his beady eyes. His negroes looked at him, grinning idiotically, all teeth and eyeballs.

Страх и недоверие смешались в его голосе. Лицо Бишопа побледнело, приняв землистый оттенок, маленькие глазки вспыхнули гневом. Его телохранители в недоумении глядели на хозяина, выкатив белки глаз и скаля зубы.