Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Лев Троцкий – краткий эскиз

Сегодня, в день создания Красной Армии, имеет смысл вспомнить про первый период
её становления, боевого крещения, победного пути. Разумеется, не обойти Льва
Давидовича Троцкого (1879-1940), наркома по военным делам (1918-1925), председателя
Реввоенсовета Республики. Личность незауряднейшая! Вот было на Руси созвездие
пассионариев – Ленин, Сталин, Троцкий и другие. Им, как и мне,  шесть шестых
суши мало, - вся Вселенная, само Небо для них было объектом.

Известный публицист Георгий Элевтеров написал энергичную и интересную статью
о Красной Армии – «Как сражалась Революция» (Советская Россия, Москва, 22 февраля
2005 года, № 23-24 /12652/ - Отечественные записки, Выпуск № 59, стр. 5-8 http://www.sovross.ru/2005/23/23_3_2.htm).
29 мая 1918 года революция объявила всеобщую мобилизацию. На Восточный фронт
отправляется вчерашний поручик Тухачевский, успевший вступить в РКП(б), заручиться
протекцией Куйбышева и даже побеседовать с Лениным. Началась головокружительная
карьера будущего красного маршала.

В конце июня 1918 года английский флот занял Мурманск. В несколько приемов был
высажен экспедиционный корпус (10 000 в Мурманском крае и 13 000 в Архангельске).
Планировалось движение на Ярославль и на Москву синхронно с восстанием левых
эсеров, но английское командование действовало настолько медленно и нерешительно,
что конкретная опасность образования единого Северо-Восточного белого фронта
растворилась в пространстве и времени.

7 сентября 1918 года наступление белочехов было остановлено силами 5-й (командующий
Славин) и 1-й (командующий Тухачевский) красных армий. Они отвоевали Казань (5-я
армия), а пять дней спустя - Симбирск (1-я армия). Операция по разгрому группировки
противника под Симбирском - предмет гордости Тухачевского. На фоне художеств
полупартизанских вождей типа Муравьева это была блестящая операция, продуманная,
твердо управляемая, безгранично дерзкая и смелая. Операция сопровождалась глубоким
маневром, охватом флангов
противника и безоглядным прорывом всеми наличными силами. Не смогла выбить Тухачевского
из Симбирска и подоспевшая группировка Каппеля. На той и другой стороне воевали
наспех организованные, малоустойчивые войска.

Тухачевскому лично принадлежит заслуга формирования 1-й армии. Он впоследствии
оспаривал приписываемый ему приоритет и в вопросе о привлечении кадровых офицеров,
и в формировании первых ревтрибуналов (привлечение офицеров тоже осуществлялось
под угрозой ревтрибуналов). Но холодная жестокость этого красного Бонапарта известна,
и она оказалась востребованной. 

Тухачевский быстро освоился с генеральской ролью и ревностно следил за всеми
атрибутами соответствующих привилегий (салон-вагон, адъютанты, поросенок к празднику).
Это не нравилось комиссарам, с которыми сразу начались бесконечные конфликты.
Но Тухачевский не собирался с ними считаться. У него был свой Саличетти - Куйбышев,
свой Карно - Троцкий, свой Робеспьер - Ленин. Им импонировала уверенность в действиях
Тухачевского и очевидная успешность его подходов к военному строительству. 

«Без репрессий армии не построишь», - осознает вслед за командармом-1 Троцкий,
и, согласовав этот вопрос с Лениным, начинает первые расстрелы за невыполнение
приказов, в чем, по собственному признанию, зашел так далеко, что стал пропадать
эффект от этих репрессий. Нет ничего хуже, чем руководство гражданской войной
персонами, чуждыми своему народу, такими, как наполовину «западные» люди Колчак
и Троцкий. Но если руководство Троцкого было внешним, парадным, в известном смысле
бутафорским, но постоянно критикуемым
Сталиным и постоянно поправляемым Лениным, то руководство Колчака контролировалось
людьми, совершенно чужими для России - иностранными советниками и иностранными
агентами. Такова судьба контрреволюционера.

Белое движение подняло голову. За спиной 20 000 белочехов сформировались контрреволюционные
силы. 17 ноября Колчак совершил военный переворот в Омске. 23 ноября 1918 г.
вслед за занятием фортов Дарданелл и Босфора французскими войсками суда англо-французского
флота появились в Новороссийске, а 25 ноября - в Севостополе. Началась интервенция
на Юге. 17 декабря 1918 г. Баку был занят британскими войсками, выдвинувшимися
из Персии, а 19 декабря они высадились в Батуми. За войсками следовали промышленники,
которые
быстро скупили за бесценок нефтяные источники Кавказа, марганцевые рудники Грузии,
сети железных дорог, охватывая Баку и порт Батуми. Военный министр Великобритании
Черчилль указывал Деникину, что он не должен заходить южнее линии Кызыл - Бурун
- Закаталы - главный Кавказский хребет - Туапсе. Когда Деникин осмелился захватить
Сочи, ему пригрозили прекратить помощь. Донская армия Краснова приближалась к
Царицыну. Советская власть оказалась в положении революционного Конвента, в ситуации,
когда «отечество в опасности!».
И главная опасность - голод. 

Наступает период военного коммунизма. Экономическая политика не могла не отражать
условий гражданской войны. «Наиболее характерным периодом экономической жизни
осажденного лагеря революции, - пишет Н.Е. Какурин -  является то время, когда
он из-за экономической блокады и военной осады оказался в зависимости исключительно
от собственных экономических возможностей». Этому способствовали «нерешительные
результаты кампании 1918 г., оставившие в силе изуродованность хозяйственной
территории РСФСР, начало которой
положила еще австро-немецкая оккупация. Эта изуродованность выразилась в том,
что в распоряжении сражающейся революции к началу кампании 1919 г. оказались
в большинстве обрабатывающие и потребляющие территории, тогда как добывающие
и производящие районы оказались в руках врагов. Положение революции в этом случае
осложнялось еще тем обстоятельством, что эти экономически несамостоятельные территории
являлись вместе с тем и наиболее густонаселенными». Тяжело было с хлебом, не
легче было с топливом. Добавьте к
этому отсутствие устоявшейся системы власти и войну, носившую тотальный характер,
и любой поймет, что законы военного времени с неизбежными реквизициями и революционным
террором (с вплетением всевозможных перегибов и злоупотреблений) стали неизбежны.

Конечно, нашлось множество теоретиков, обосновавших эту систему управления в
стране. Но Ленин готовился к другой в принципе экономической политике. «Социализм
немыслим, - писал Ленин, - без крупнокапиталистической техники, построенной по
последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации,
подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле
производства и распределения продуктов». И еще: «Я сказал, что государственный
капитализм был бы спасением для нас, если
бы мы имели в России его, тогда бы переход к полному социализму был бы легок,
был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное,
подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз
этого...». 

Ричард Пайпс, приведя эти цитаты из Ленина, пишет: «Экономическая программа,
которую отстаивал Ленин, была, таким образом, более умеренной, чем то, на что
пошли впоследствии большевики. Если бы ему удалось провести ее в жизнь, «капиталистический»
сектор остался бы в принципе нетронутым и лишь был бы поставлен под контроль
государства. Такое сосуществование предполагало приток в страну иностранного
капитала, главным образом немецкого и американского, позволило бы использовать
в большевистской экономике все преимущества
развитого «капитализма», избавив ее в то же время от нежелательных политических
эффектов этой системы. В этой идее было много общего с новой экономической политикой,
введенной три года спустя». 

Наиболее ярко эту идею сохранения капиталистического сектора под контролем государства
высказал Сокольников. К этой идее конвергенции капитализма и социализма пришел
позднее и выдающийся американский экономист К. Гелбрейт, помогавший Ф.Д. Рузвельту
вывести страну из великого кризиса. И методы Рузвельта были и революционными,
и социалистическими. Эффективность сочетания плановой системы и частнокапиталистического
производства мы наблюдаем сегодня в Китае.

А ПОКА страна погружалась в условия военного коммунизма, и в идеологах, как уже
сказано, недостатка не было. Большую известность приобрела книга Бухарина и Преображенского
«Азбука коммунизма». Тогда же появились работы Ларина, бывшего активным проводником
идей военного коммунизма. Ничего в этой концепции сверхоригинального не было.
Это была мобилизационная экономика воюющего государства, многие аспекты которой
заимствовались у Вальтера Ратенау, руководившего экономикой Германии в Первую
мировую войну. Не лишенные
определенного экономического образования авторы этих трудов, как большинство
вождей большевиков, не имели опыта серьезной производственной или экономической
деятельности. Крупным менеджером был Красин, но он как раз в этих изысканиях
не участвовал. Он занялся организацией военного производства и снабжением Красной
Армии. Серьезной практической работой по решению вопросов снабжения хлебом занимался
Сталин в Царицыне, а Сокольников успешно осуществлял фрагменты своего нэпа в
Средней Азии, где он командовал Туркестанским
фронтом после Фрунзе. Как уже было сказано выше, Сокольников впоследствии сформулировал
идею Ленина о переходе от государственного капитализма к социализму - идею сочетания
Госплана с частнокапиталистической экономикой. Но во время гражданской войны
и интервенции, охвативших значительную часть территории страны, и впоследствии
- во время подготовки ко Второй мировой войне, во время войны и послевоенного
восстановления, перейти к ленинскому социализму так и не удалось. 

Внимание Ленина было приковано к безотлагательным проблемам внутренней и внешней
политики. 

1 марта 1918 года образуется Высший военный совет. В апреле и мае 1918 года разработан
проект формирования нескольких десятков новых дивизий. В мае организуется оперативный
совет при Наркомвоене. В июне окончательно складываются центральные органы военного
ведомства. 2 сентября 1918 года образуется Реввоенсовет, которым до 1925 года
руководит Троцкий.

Против большевиков уже действовали: на востоке - стотысячная армия под командованием
Колчака; на Северном фронте около 30000 штыков и около 2000 сабель; у Петлюры,
к которому перешла власть на Украине, было до 40000 бойцов. Донская армия, пополненная
кубанцами, включала в себя 8000 штыков и 1300 сабель. Деникинская армия имела
15000 штыков и около 2500 сабель.
Донская армия получала оружие от немцев. Деникин снабжался через Новороссийский
порт державами Антанты. Юденич обеспечивался экспедиционным корпусом. Колчак
получал от стран Антанты очень значительную помощь в виде вооружения и обмундирования.

Учитывая выдвинутое по отношению к Донской области положение немцев на Украине,
удобное для удара во фланг советскому наступлению, руководство Красной Армии
не спешило наступать на Дон. Но и сами донские казаки не рвались угрожать революции
походом на Москву. Краснов и его соратники скорее стремились к самостийному Всевеликому
войску Донскому. Их вожделения сводились к планам округления подконтрольного
региона.

Отсутствие стратегической целеустремленности донского командования проявилось
и в их первоначальной недооценке значения Царицына. Советское командование, напротив,
придавало Царицыну очень серьезное значение и неуклонно наращивало силы на этом
участке. Прочное удержание Красной Армией царицынского узла предотвратило возможное
соединение белых армий Восточного и Южного фронтов. И Царицын был тогда главным
источником хлеба для голодающего центра. Для того, чтобы наладить снабжение хлебом,
в июне 1918 года в Царицын
с отрядом красногвардейцев и с двумя броневиками приехал Сталин. Но вскоре казачьи
полки окружили Царицын. 

«Самочинно взятые на себя Сталиным функции руководителя всех военных сил фронта,
- пишет Дмитриевский, - получают подтверждение Москвы. Несмотря на неприязнь
Троцкого к Сталину, телеграмма Реввоенсовета республики (в июне это еще Высший
военный совет. — Г.Э.), носящая пометку, что она была направлена по согласию
с Лениным, возлагает на Сталина «навести порядок, объединить отряды в регулярные
части, установить правильное командование, изгнав всех неповинующихся». Силы
Царицына скоро увеличиваются. Через область
Дона пробивается армия Ворошилова, состоявшая из остатков оттесненных и разбитых
немцами украинских партизанских отрядов и рабочих Донбасса... Меняется под тяжелой
рукой Сталина вся царицынская жизнь. Все сосредотачивается на вопросах обороны.
Подтягиваются, пополняются новыми силами все местные партийные и рабочие организации,
обуздывается партизанская вольница. Жизнь всего города охватывается клещами жестокой
диктатуры. «Физиономия Царицына, - пишет Ворошилов, - в короткий срок стала совершенно
неузнаваемой.
Город, в котором еще недавно в садах гремела музыка, где сбежавшаяся буржуазия
вместе с белым офицерством открыто толпами бродила по улицам, превращается в
красный военный лагерь, где строжайший порядок и воинская дисциплина господствуют
над всем».

Только в августе Краснов форсирует наступление на Царицын, а в сентябре и октябре
делает попытку его взять. Но собранный здесь мощный кулак красных войск отвечает
контрударами, и наступление Краснова было приостановлено.
Вскоре Сталину пришлось оставить Царицын из-за конфликта с Троцким. Но он еще
с триумфом сюда вернется.

«На Царицынском фронте, - писал Дмитриевский, - началась борьба меж Сталиным
и Троцким - не столько борьба двух больших честолюбий, сколько борьба двух человеческих
слоев и двух линий в революции». 

Уладить конфликт, уговаривать Сталина уехать Ленин послал самого Свердлова. Сталин
уехал. Но он добился главного. Троцкому не позволили расправиться с ядром военного
руководства в Царицыне. 

Тем временем в ноябре 1918 г. Краснов возобновил наступление, прорвав фронт на
участке 8-й и 9-й армий. С Восточного фронта были переброшены Инзенская и Уральская
дивизии. Армии Царицынского фронта, опираясь на превосходство в силах, перешли
в наступление, и в марте 1919 г. Краснов был разгромлен. Моральное состояние
его армии начинало падать, что скоро привело ее к разложению.

На Северном Кавказе обстоятельства складывались для Красной Армии не столь удачно.
Мы видим непостижимое маневрирование армии Сорокина под ударами Добровольческой
армии. Вся тяжесть борьбы легла на отрезанную Деникиным от основных сил Таманскую
армию, командир которой Матвеев, несогласный с методами руководства Сорокина,
был им расстрелян. Впав в авантюризм, Сорокин (показан А.Н. Толстым в «Хождениях
по мукам») в погоне за Ставропольским районом ослабляет направление Владикавказской
железной дороги. Он в конце
концов бросил управление, подался в бега и погиб. Таманская армия сражалась доблестно,
не раз выручая Сорокина из тяжелых положений. Отрезанные от главных сил Сорокина,
ее отряды покидали Таманский полуостров и несколькими колоннами шли через Туапсе
на соединение с главными силами, как описано Серафимовичем в «Железном потоке».
Поход закончился взятием Армавира. Тогда же на Восточном фронте совершает свой
героический рейд от Белорецка на Кунгур отряд В.К. Блюхера.

Сталин уже на Украине, где шла подготовка вооруженных формирований будущего Западного
фронта к активным действиям в связи с поражением Германии. Но вскоре произошло
осложнение на Восточном фронте. Измотанная и ослабленная 3-я Красная Армия сдала
Пермь и покатилась на запад. Ситуация была катастрофической. Сталин и Дзержинский
едут разбираться.

В начале января 1919 г. Сталин докладывает Ленину обстановку и принимает меры.
В конце января весь Восточный фронт перешел в наступление. Сталин указал тогда
на недостаточное внимание Реввоенсовета вопросу создания резервов. Именно это
было причиной рискованных положений, в которые ставил себя до поры до времени
везучий Тухачевский. Но Сталин не вменял этот грех лично Тухачевскому. «Иосиф
Виссарионович был очень осторожный человек». В это же время Западный фронт (командующий
Антонов-Овсеенко) наступает на Украине
и 5 февраля вступает в Киев. Но весна 1919 г. приносит революции самые тяжелые
испытания. 

С окончанием мировой войны Антанта сосредоточилась на русской революции, сила
которой и ее способность к возрождению России стала для Антанты неприемлемой
очевидностью. Контрреволюция приняла международный, геополитический характер.
Военно-политическое руководство Антанты взяло на себя руководство массированными
действиями российской контрреволюции. Силы интервенции, русской контрреволюции,
вооруженных Антантой сопредельных с Россией государств (Польша и др.) составляли
в этих совокупных вооруженных силах более
1,3 млн. человек.

Приоритет отдавался наступлению Колчака. Это было направлением главного удара.
Тыл Колчака охранялся силами интервентов в количестве 200 тыс. человек. Его армия
снабжалась в изобилии оружием, боеприпасами и обмундированием.
В марте 1919 г. Центр Восточного фронта советских войск был прорван. Были захвачены
Уфа, Стерлитамак, Бугульма и другие города. 

Ценой напряженной работы революция смогла создать и вооружить к весне 1919 г.
армию численностью в 1,5 млн. человек.

Контратакующую южную группу войск Восточного фронта возглавил М.В. Фрунзе. Только
в декабре 1918 г., когда этот герой подполья и революционных схваток возглавил
4-ю армию, его имя появилось среди высшего комсостава Красной Армии, - имя, с
которым связан разгром Колчака и Врангеля. Обладавший незаурядными интеллектуальными
и моральными качествами, Фрунзе был скромнейшим из скромных, храбрейшим из храбрых.
Это был выдающийся деятель нашей революции, светлая и талантливая личность, серьезный,
ответственный и осторожный
человек. Бесспорно наделенный качествами большого полководца, он быстро и скрупулезно
разбирался в обстановке, всегда принимал взвешенные, тщательно проработанные
решения. Ударами во фланг и тыл колчаковский фронт был прорван. В этих боях отличилась
25-я дивизия В.И. Чапаева. Войска белых были отброшены на 120 - 150 км к востоку.

Стремясь предотвратить разгром Колчака, Антанта двинула в наступление Юденича,
поддержанного отрядами из Финляндии и Эстонии. Белым помогал заговор в Петрограде.
Заговорщиками было подготовлено выступление против Советской власти фортов «Красная
горка» и «Серая лошадь». 13 мая 1919 г. началось наступление Северо-Западного
корпуса под командованием генерала Родзянко. 17 мая решением ЦК партии и Совета
обороны в Петроград был направлен Сталин.

Разобравшись с обстановкой, Сталин предложил использовать Балтийский флот как
для обороны Петрограда, так и для подавления мятежных фортов «Серая лошадь» и
«Красная горка». Мятеж был подавлен. Начались аресты заговорщиков и их агентуры
в Петроградском укрепрайоне, в штабах Западного фронта и 7-й армии. Но 9 июля
Сталин был направлен на Западный фронт, где сложилась опасная ситуация в связи
с польским наступлением. 

Это были дни позора Троцкого. Вот пример из книги Ю.В. Емельянова: «1 июля Троцкий,
находившийся на Южном фронте, телеграфировал Ленину: «Ни агитация, ни репрессии
не могут сделать боеспособной босую, раздетую, голодную, вшивую армию». Он вернулся
в Москву и подал в отставку со всех своих постов. 
Документы свидетельствуют о том, что в то время Троцкий исходил из неизбежности
поражения, а потому 5 августа 1919 года он представил в Совет обороны свой план
переноса базы мировой революции из России в Индию»... Он выдвинул план создания
корпуса (30 000 - 40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию. Троцкий
предлагал «сосредоточить где-нибудь на Урале или в Туркменистане революционную
академию, политический штаб азиатской революции...»

Здесь, говорит Георгий Элевтеров, поражает легковесность Троцкого. «Жуткие слова
о бесполезности как «агитации», так и «репрессий» изобличают в нем революционера-гастролера,
оторванного от своего народа, с легким сердцем произносящего проникновенные речи
и так же легко отправляющего людей на смерть. Не получилось в «этой России»,
давай на Индию. Будем там возбуждать массы и насаждать дисциплину. Но больше
всего поражает несоответствие приведенных фактов с тем представлением о Троцком,
как о великом революционере,
соизмеримом с Лениным, которое сформировали наши средства массовой информации».

Истина, видимо, в словах английского разведчика Локкарта о том, что «Троцкий
был так же неспособен равняться с Лениным, как блоха со слоном». Теперь, оглядываясь
на события последующих 80 лет, мы можем добавить, что Троцкий так же был неспособен
равняться и со Сталиным.

«Слова Локкарта были вызваны его раздражением и разочарованием в надеждах «устроить
с Троцким грандиозный путч» перед высадкой военного десанта в Мурманске. Если
вспомнить, кем был Брюс Локкарт, а он был членом «Комитета 300», т.е. представителем
тайного мирового правительства, для которого сама мысль о сближении России и
Германии была равносильна импульсу к началу беспощадной войны, то совсем по-иному
смотрятся пируэты Троцкого во время переговоров в Брест-Литовске («ни мира, ни
войны»), а известные мнения
о причастности Троцкого к убийству Мирбаха и восстанию левых эсеров 6 июля 1918
года, а также к выстрелу Фанни Каплан заставляют задуматься. Тем не менее факт
остается фактом: Троцкий активно участвовал в подавлении мятежа».
 
Ленин посылает в Петроград Красина. Рассказывает Соломон: «Потом, когда опасность
миновала, он рассказал о той малодушной растерянности, в которой он застал наших
«вождей» - этих прославленных Троцкого и Зиновьева. Скажу вкратце, что Красин,
имея от Ленина неограниченные полномочия, быстро и энергично занялся делом, приспособляя
технику, и своим спокойствием и мужеством ободрял защитников столицы».

Соломон в своих воспоминаниях, как уже сказано, ссылаясь на мнение Красина, настойчиво
проводит мысль, что «ограниченный», но смелый, мужественный и бескорыстно преданный
делу Сталин был фактическим комиссаром Ленина при Троцком, и именно он доводил
до эффективного решения главные вопросы Гражданской войны. 

На экстренном заседании ЦК РКП(б) 3 июля 1919 г. главком Вацетис был заменен
Каменевым. Заменили почти всех сторонников Троцкого в Реввоенсовете. «Фактически
Троцкий лишался полновластного контроля над вооруженными силами. Слишком много
нареканий было и в адрес старого Реввоенсовета, и в адрес самого Троцкого. Тем
не менее культ Троцкого в армии сохранили. Так решили все, включая Сталина» (стр.
8).

Простые факты свидетельствуют о прихотливости политической жизни, особенно в
острейшие периоды вооруженной борьбы, и «очеловечивают» личности великих революционеров.
Кто не ошибается, у кого не бывает периодов упадка сил? Тем не менее Лев Давидович
Троцкий – один из гениев Русской Революции. И недаром он фактически руководил
Первой Русской революцией 1905 года в Санкт-Петербурге. О его позиции в тот насыщенный
год – в Газете Международной рабочей партии «В борьбе за социализм» (Москва,
2005, № 10, редактор
Вячеслав Родин). Здесь на стр. 4-5 помещен материал «100 лет великому началу
первой Рабочей Русской революции»: 

«Январь 2005 года. В России торжествует реакция. Придавленный рабочий класс 
потерял почти все завоевания прошлых революций. Классовые рабочие организации
слабы и раздроблены. Новый "Бонапарт" из Лубянки ведет кровавую колониальную
войну на Кавказе. Профсоюзные боссы и парламентские защитники народа" давно проданы
и приняли грабительский закон о "монетаризации льгот".

Некоторые теоретики -"марксисты" – поторопились объявить об отсутствии  рабочего
класса, а другие начали оправдывать "диктатуру закона". На этом фоне власть приказала
всей России долго гулять после Нового года. Но после  длительного выходного...
пенсионеры вышли на улицы и их волна выступлений
прокатилась по всей стране. 

Всегда задача парламентариев была увести в сторону энергию масс, обещаниями выпустить
пар народного гнева. Смогут ли они сделать так и на этот раз? 

Призрак того "9 января" наверняка появился в памяти власть имущих. Поэтому в
этот раз иерархия РПЦ, только жалобилась, но воздержалась предоставить современного
попа Гапона. Чтобы лучше понять, что может произойти в России в 2005 году, стоит
изучить события столетней давности...»

И перепечатываются выдержки из статьи Льва Троцкого «9 января 1905 года»:

««Государь, мы, рабочие, дети наши, жены и беспомощные беспомощные старцы-родители,
пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют
непосильными трудами, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся,
как к рабам, которые должны терпеть свою участь и молчать. Мы и терпели, но нас
толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества. Нас душит деспотизм
и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, Государь! Настал предел терпению;
для нас пришел тот
страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».

Такими торжественными нотами, в которых угроза пролетариев заглушает просьбу
подданных, начиналась знаменитая петиция петербургских рабочих. Она рисовала
все притеснения и оскорбления, которым подвергается народ. Она перечисляла все:
от сквозняков на фабриках и до политического бесправия в стране. Она требовала
амнистии, публичных свобод, отделения церкви от государства, восьмичасового рабочего
дня, нормальной заработной платы и постепенной передачи земли народу. Но в первую
голову она ставила созыв Учредительного
Собрания путем всеобщего и равного голосования...

Рабочая петиция не только противопоставляла расплывчатой фразеологии либеральных
резолюций отточенные лозунги политической демократии, но и вливала в них классовое
содержание своими требованиями свободы стачек и восьмичасового рабочего дня...

Ход событий в памяти у всех. Они развернулись в несколько дней с замечательной
планомерностью. 3 января вспыхнула забастовка на Путиловском заводе. 7 января
число забастовщиков достигло 140 тысяч. Кульминационным пунктом стачки было 10-е
января. 13-го уже начали приступать к работам. 

Итак: сперва экономическая стачка по случайному поводу. Она расширяется, захватывает
десятки тысяч рабочих и тем самым превращается в политическое событие. Ею руководит
"Общество фабричных и заводских рабочих" - организация чисто полицейского происхождения.
Радикалы, банкетная политика которых упёрлась в тупик, сгорают от нетерпения.
Они недовольны чисто экономическим характером стачки и толкают её вождя, Гапона,
вперёд. Он вступает на путь политики и находит в рабочих массах такую бездну
недовольства, озлобления
и революционной энергии, в которой совершенно утопают маленькие планы его либеральных
вдохновителей. Выдвигается социал-демократия. Враждебно встреченная, она вскоре
приспособляется к аудитории и овладевает ею. Ее лозунги подхватываются массой
и закрепляются в петиции.

Правительство исчезает. Где причина этого? Коварная провокация? Или жалкая растерянность?
И то и другое... 

Телеграф с полной свободой оповещал весь мир о каждом этапе январской стачки.
Парижский консьерж знал за три дня, что в Петербурге, в воскресенье 9 января,
в два часа дня будет революция. А русское правительство не ударило пальцем о
палец, чтобы предотвратить бойню.

 ...Шли непрерывные митинги. Вырабатывалась петиция и обсуждался план шествия
ко дворцу... ...Социал-демократические агитаторы потеряли голоса и падали от
усталости. Полиция ни во что не вмешивалась. Ее не существовало.

Согласно уговору, шли ко дворцу мирно, без песен, без знамен, без речей. Нарядились
в праздничные платья. В некоторых частях города несли иконы и хоругви. Всюду
натыкались на войска. Умоляли пропустить, плакали, пробовали обойти, пытались
прорваться. 

Солдаты стреляли целый день. Убитые исчисляются сотнями, раненые - тысячами.
Точный учет невозможен, ибо полиция ночью увозила и тайно зарывала трупы убитых.

11 января в заседании комитета министров безвластный тогда гр. Витте предложил
обсудить происшедшие 9 января события и меры «для предупреждения на будущее время
таких печальных явлений». Предложение гр. Витте было отклонено как «не входящее
в компетенцию комитета и не означенное в повестке настоящего заседания». Комитет
министров прошел мимо начала русской революции, так как русская революция не
была записана в повестке его заседания.

Те формы, какие приняло историческое выступление 9 января, разумеется, никем
не могли быть предвидены. Священник, которого история такими неожиданными путями
поставила на несколько дней во главе рабочей массы, наложил на события печать
своей личности, своих воззрений, своего сана. И эта форма скрывала от многих
глаз действительное содержание событий. Но внутренний смысл 9 января не исчерпывается
символикой хождения к Зимнему дворцу. Гапоновская ряса - только аксессуар. Действующее
лицо - пролетариат. Он начинает
со стачки, объединяется, выдвигает политические требования, выходит на улицы,
сосредоточивает на себе восторженные симпатии всего населения, приходит в столкновение
с войсками и открывает русскую революцию. 

Гапон не создал революционной энергии петербургских рабочих, он только неожиданно
для самого себя вскрыл ее. Сын священника, затем семинарист, духовный академик,
тюремный священник, агитатор среди рабочих с явного благоволения полиции - внезапно
оказался во главе стотысячной толпы... Фантазер на психологической подпочве авантюризма,
южанин-сангвиник с оттенком плутоватости, круглый невежда в общественных вопросах,
Гапон так же мало способен был руководить событиями, как и предвидеть их. События
волокли его.

Либеральное общество долго верило, что в личности Гапона скрывалась вся тайна
9 января... При этом забывали, что 9 января не было бы, если бы Гапон не застал
нескольких тысяч сознательных рабочих, прошедших социалистическую школу. Они
сразу окружили его железным кольцом, из которого он не мог бы вырваться, если
б и хотел. Но он не пытался. Гипнотизируемый собственным успехом, он отдался
волне.

 ...И что же? Когда догорели огни, Гапон предстал пред всеми полным политическим
и
нравственным ничтожеством. Его позирование пред социалистической Европой, его
беспомощно «революционные» писания из-за границы, наивные и грубые, его приезд
в Россию, конспиративные сношения с правительством, серебреники гр. Витте, претенциозные
и нелепые беседы с сотрудниками консервативных газет, шумливость и хвастливость
и, наконец, жалкое предательство, ставшее причиной его гибели, - все это окончательно
убило представление о Гапоне 9 января. Нам невольно вспоминаются проницательные
слова Виктора Адлера,
вождя австрийской социал-демократии, который после получения первой телеграммы
о прибытии Гапона за границу, сказал: «Жаль... для его исторической памяти было
бы лучше, если б он так же таинственно исчез, как появился. Осталось бы красивое
романтическое предание о священнике, который открыл шлюзы русской революции...
Есть люди, которых лучше иметь мучениками, чем товарищами по партии»...

«Революционного народа в России еще нет», - так писал Петр Струве в своем заграничном
органе «Освобождение» 7 января 1905 года - ровно за два дня до раздавленного
гвардейскими полками выступления петербургских рабочих

«Революционного народа в России нет», - сказал устами социалистического ренегата
русский либерализм... И не успело еще это заявление дойти до России, как телеграфная
проволока разнесла во все концы мира великую весть о начале русской революции...

 ...В революционную роль пролетариата они (либералы - ред.) не верили, зато верили
в силу земских петиций, в Витте, в Святополк-Мирского, в банку динамита... Не
было политического предрассудка, в который бы они не верили. Только веру в пролетариат
они считали предрассудком.

Не только Струве, но и все то «образованное общество», на службу к которому он
перешел, оказалось застигнуто врасплох. Широко раскрытыми глазами ужаса и бессилия
оно наблюдало из своих окон развертывающуюся историческую драму. Вмешательство
интеллигенции в события носило поистине жалкий и ничтожный характер. Депутация
из нескольких литераторов и профессоров отправилась к князю Святополк-Мирскому
и к гр. Витте «с надеждой, - как объясняла либеральная пресса, - осветить вопрос
так, чтобы можно было избежать употребления
военной силы». 

Гора надвигалась на гору, а демократическая горсточка думала, что достаточно
потоптаться в двух министерских передних, чтобы предотвратить непредотвратимое.
Святополк не принял депутации, Витте беспомощно развел руками. А затем, как бы
для того чтобы с шекспировской свободой ввести элементы фарса в величайшую трагедию,
полиция объявила несчастную депутацию «временным правительством» и отправила
ее в Петропавловскую крепость. 

Но в политическом сознании интеллигенции, в этом бесформенном туманном пятне,
январские дни провели резкую межевую борозду. На неопределенный срок они сдали
в архив наш традиционный либерализм с его единственным достоянием - верой в счастливую
смену правительственных фигур. Глупое царствование Святополк-Мирского было для
этого либерализма эпохой наивысшего расцвета; реформаторский указ 12 декабря
- его наиболее зрелым плодом. Но 9 января смело «весну», поставив на ее место
военную диктатуру... Вместе с тем
более явственно наметилась в либеральном обществе линия раскола между демократией
и цензовой оппозицией. Выступление рабочих дало перевес радикальным элементам
интеллигенции, как ранее выступление земцев дало козырь в руки элементам оппортунистическим.

Перед сознанием левого крыла оппозиции вопрос политической свободы впервые выступил
в реальных формах как вопрос борьбы, перевеса сил, натиска тяжелых народных масс.
И вместе с тем революционный пролетариат, вчерашняя «политическая фикция» марксистов,
оказался сегодня могучей реальностью...

9 января явилось поворотным моментом в политическом сознании капиталистической
буржуазии. Если в последние предреволюционные годы к великому неудовольствию
капитала создалась целая школа правительственной демагогии («зубатовщина»), провоцировавшая
рабочих на экономические столкновения с фабрикантами с целью отвлечь их от столкновения
с государственной властью, то теперь, после Кровавого Воскресенья, нормальный
ход промышленной жизни совершенно прекратился. Производство совершалось как бы
урывками, в промежутке
между двумя волнениями. Бешеные барыши от военных поставок падали не на промышленность,
переживавшую кризис, а на небольшую группу привилегированных хищников-монополистов,
и неспособны
были примирить капитал с прогрессивно растущей внутренней анархией. Одна отрасль
промышленности за другой переходит в оппозицию...

Борьба разных отраслей капитала между собой за милости и даяния министерства
финансов временно отодвигается перед общей потребностью в обновлении гражданского
и государственного порядка. На место простых идей - концессия и субсидия, или
бок-о-бок с ними становятся более сложные идеи: развитие производительных сил
и расширение внутреннего рынка. Наряду с этими руководящими мыслями через все
петиции, записки и резолюции организованных предпринимателей проходит острая
забота об успокоении рабочих и крестьянских
масс. Капитал разочаровался во всеисцеляющем действии полицейской репрессии,
которая одним концом бьет рабочего по живому телу, а другим - промышленника по
карману, и пришел к торжественному выводу, что мирный ход капиталистической эксплуатации
требует либерального режима...

Но знаменательнее и глубже всего было влияние январской бойни на пролетариат
всей России. Из конца в конец прошла грандиозная стачечная волна, сотрясая тело
страны. По приблизительному подсчету стачка охватила 122 города и местечка, несколько
рудников Донецкого бассейна и 10 железных дорог. Пролетарские массы всколыхнулись
до дна. Стачка вовлекла около миллиона человек. Без плана, нередко без требований,
прерываясь и возобновляясь, повинуясь лишь инстинкту солидарности, она около
двух месяцев царила в стране...

«После 9 января революция уже не знает остановки. Она уже не ограничивается подземной,
скрытой для глаз работой возбуждения все новых и новых слоев, она перешла к открытой
и спешной перекличке своих боевых рот, полков, батальонов и корпусов. Главную
силу ее армии составляет пролетариат; поэтому средством своей переклички революция
делает стачку. «Профессия за профессией, фабрика за фабрикой, город за городом
бросают работу. Железнодорожный персонал выступает застрельщиком стачки, железнодорожные
линии являются
путями стачечной эпидемии. 

Предъявляются экономические требования, которые почти сейчас же удовлетворяются
- вполне или отчасти. Но ни начало стачки, ни конец ее не обусловливаются в полной
мере характером предъявленных требований и формой их удовлетворения. Стачка возникает
не потому, что экономическая борьба уперлась в определенные требования, - наоборот:
требования подбираются и формулируются потому, что нужна стачка......

И сами стачечники, и те, которые их поддерживают, и те, которые им сочувствуют,
и те, которые их боятся, и те, которые их ненавидят, - все понимают или смутно
чувствуют, что эта бешеная стачка, которая мечется с места на место, потом снова
срывается и вихрем мчится вперед, - все понимают или чувствуют, что она не от
себя, что она творит лишь волю пославшей ее революции. Над операционным полем
стачки, - а это - вся страна, - нависает что-то грозное, зловещее, напоенное
дерзостью. «После 9 января революция уже
не знает остановки. Не заботясь о военной тайне, открыто и шумно издеваясь над
рутиной жизни, разгоняя ее гипноз, она ведет нас к своему кульминационному пункту».

Много схожего с сегодняшним днем, только сегодня, через 100 лет после той революции,
мы живем в эпоху постиндустриализма, и рабочий класс уже не столь революционен,
как тогда, когда набирал силу на взлете индустриализма. Сейчас революции в периферийных
зависимых странах типа нынешней России свершают «новые средние социальные слои»,
аналог тогдашней «мелкой буржуазии». Несколько преобразовался классово-социальный
расклад, но законы революции изменились мало. Вот почему столь актуально звучат
произведения Троцкого
или Ленина той боевой поры.