> Несчастную душу мою, / ночью сражающуюся с тьмою страстей, / > скоро представ, помилуй, / > и зажги, невещественное Солнце, / во мне являющие день лучи, / > чтобы ночь сменилась рассветом.
* * *
> С поврежденными очами души / я к Тебе, Христе, прихожу / > как слепой от рождения / в покаянии взывая Тебе: / > "Ты – пребывающим во тьме свет пресветлый!"
*
> Даруй мне поток премудрости неизреченной > и вышнего познания, Христе, > Свет
пребывающим во тьме и заблуждающимся Наставник, > чтобы я смог о том поведать, > чему божественная книга Евангелия мира ясно научила, – > о чудотворении со слепым: > как бывший от рождения слепым, > чувственные очи получает и душевные, с верою взывая: > "Ты – пребывающим во тьме свет пресветлый!"
*
* *
> Духовные мои очи, / поврежденные от мрачного греха, / Ты, Господи, просвети, / > вложив в меня смирение, Милосердный, / и покаяния омыв слезами.
* * *
> По милости сердечной воплотившийся, Христе Боже, > лишенного света
от чрева матери, > милосердием несказанного Твоего сострадания > Ты сияния божественного удостоил, > глаз его коснувшись созидающими из праха перстами Твоими; > Сам и ныне, света Податель, > и наши душевные чувства озари, > как Единый, щедро дарующий.
*
> Кто изречет могущество Твое, Христе, > или кто исчислит чудес Твоих множество?
> Ибо двойствен Ты, как явившийся на земле по благости, > и исцеления двоякие болящим подавал: > ведь не только телесные очи Ты отверз > от чрева матери слепому, но и душевные. > Потому он исповедал Тебя Богом сокровенным, > и всем подающим великую милость.
> Мы слышали сегодня рассказ о слепорожденном.
Мы не знаем опытно, что такое телесная слепота; но мы можем представить,
насколько этот человек был замурован в самом себе, насколько весь окружающий
его мир существовал для него лишь как отдаленное звучание, нечто, чего он не мог вообразить, представить; он мог придумать мир вокруг себя: он мог на ощупь, на слух сколько-то представить себе то, что его окружает; но полная,
совершенная реальность ускользала от него.
> Мы не слепы физически; но сколь многие
из нас замкнуты в себе! Кто из нас может сказать, что он настолько открыт, что
он способен воспринимать мир во всей его широте, во всей его глубине?
Мы встречаем людей и видим их своим взором, но часто ли случается, что
за внешними очертаниями, формами, всей внешностью мы прозреваем что-то
глубинное в человеке? Как редко мы взглянем в глаза человека и поймем его до глубины!
Мы окружены людьми, и каждый человек – единственный для Бога; но единственен
ли для нас каждый человек? Разве вокруг нас не просто „люди”? Да, у них есть
имена, фамилии, прозвища, мы можем их узнать по внешности, но мы их
не знаем на сколько-нибудь значительной глубине...
> Таково наше положение; мы слепы,
мы глухи, мы бесчувственны к внешнему миру; а между тем мы призваны читать знамения.
Когда мы встречаем кого-нибудь, мы должны бы подходить к этому человеку как
к тайне, то есть как к чему-то, что мы можем открыть для себя только глубоким
общением, войдя в такие взаимоотношения, может быть, безмолвные, может быть,
облеченные в слова, но столь глубокие, что мы можем знать друг друга –
не так, конечно, как Бог знает нас, но знать друг друга в свете Божием, просвещающем
каждого из нас и всех нас.
> Более того: мы можем, каждый в меру
своих сил, своих дарований совершить то, что сделал Христос. Он отверз
глаза этого человека. И что тот увидел? Первое, что он увидел, был лик воплощенного
Сына Божия; иначе говоря, он увидел любовь воплощенную. Когда его очи
встретили взгляд Христа, он встретил Божие сострадание, Божию любовь, Божию
глубокую заботу и понимание. Точно также многие люди могли бы начать
прозревать, если, встречая нас, они встречали бы людей, в глазах которых, на лице которых они могли бы увидеть сияние подлинной, трезвой любви; такой любви,
которая не сентиментальна, но зряча, любви, которая способна видеть и понять.
Если бы так было, мы могли бы быть для окружающих нас людей откровением того
смысла, который содержит, хранит мир: через искусство, через красоту, через
науку, через все средства, которыми можно уловить красоту и провозгласить ее
среди людей.
> Но так ли мы поступаем? Заботимся ли
мы о том, чтобы донести до каждого, кого мы встречаем, широту, и глубину,
и красоту, и значение всего? Не стремимся ли мы больше получать, чем давать?
А ведь апостол Павел говорит, что блаженнее давать, чем получать. А он получил
так много! Он получил познание Бога в собственном опыте веры; он получил
всё научение, и познание, и опыт, доступный Ветхому Завету, а затем Христос
Сам открылся ему: чего только он не получил! И однако, он больше радовался,
отдавая, потому что он не хотел быть обладателем всех выпавших ему сокровищ;
он хотел делиться ими, отдавать, хотел воспламенить людей горевшим в нём огнем.
> Задумаемся над тем, как мы богаты,
как одарены, как много нам дано видеть, слышать. И осознаем, насколько трагично,
вместе с тем, мы замкнуты в самих себе, пока мы не сокрушим эти стены ради того,
чтобы давать, столь же щедро, столь же широко, не скупясь, как мы сами
получили. Тогда, действительно, по слову Христову, радость наша исполнится.
И никто, ничто не сможет никогда отнять ее от нас.