"Общая газета"

Освещение политической и экономической жизни страны. Газета рассчитана на самый широкий круг читателей - научных и творческих работников, государственных служащих.
Периодичность: weekly
Размер: A3 ,  16 п.л., ч/б

Читайте в сегодняшнем номере

Любая власть - излишество -ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВА   
 Почему антисемиты евреев берегут -ЭДУАРД ГРАФОВ   
 Верьте людям -ЖАННА ГРЕЧУХА   
 Cоус от кутюр -ЛИДИЯ ОРЛОВА   
 В старый добрый Крым. Дикарем -НАТАЛЬЯ КРАМИНОВА   
 Храм Успения на Вражке за Макдоналдсом -ВАДИМ РЕЧКАЛОВ   
 Обезьянка времен опричного двора -ИРИНА ПАНТЕЛЕЙ   
 Следите за жестом -ТАТЬЯНА БЕК   
 Мораль прагматика Святослава Федорова -СВЯТОСЛАВ ФЕДОРОВ   
 Новые средства от рака найдены -МАРИЯ ЛЕСНИЦКАЯ   
 Осторожней с людьми! Осторожней с историей! -ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО   
 Ким Чен Ир in America -ЕВГЕНИЙ БАЙ   
 Вначале слуга народа, а уж потом - член партии. . . -ЮРИЙ СОЛОМОНОВ  

Сто лет курсивом

      Исполнилось 100 лет со дня рождения Нины Берберовой. Нина Берберова -- писательница, автор нескольких романов и повестей о судьбе русской эмиграции, книг-исследований о Чайковском, Блоке и русском масонстве. В 1922 году она навсегда покинула Россию. Однако на родине она осталась в памяти именно как человек русского ХХ века.

      "Все-таки я чувствую себя очень человеком ХХ века",-- говорила сама Берберова. Она вспоминала, что уже в детстве для нее было важно, что родилась она не в 1900-м, а именно в 1901 году, в самом начале нового века. Это своеобразное чувство родства как будто накладывало и определенные "родственные" обязанности. Берберова стала летописцем века. Человек двух эпох, женщина-легенда, ровесница века и долгожительница -- такое редкое сочетание заставляло последующие поколения прислушиваться к ее словам. Как будто она, подобно старухе-графине из "Пиковой дамы", обязательно должна была передать потомкам необыкновенный секрет.

      Ее "три карты" были целой колодой: Бунин, Горький, Белый, Гумилев. Или Замятин, Набоков, Ходасевич (с которым Берберова провела десять лет жизни). "Я пришла на готовое. Вокруг меня лежат сокровища -- только успевай их хватать. И если до конца сказать правду -- ужасы и бедствия моего века помогли мне: революция освободила меня, изгнание закалило, война протолкнула в иное измерение".

      Нина Берберова готова была поделиться всеми своими знаниями. В воспоминаниях она старалась быть объективной и не особенно стремилась приукрашивать собственную персону. Например, цитировала отклик Бунина на собственную книгу о Блоке: "В 'Русской мысли' слышен стервы вой -- / Это критика Берберовой".

      "Сокровища века" она представила в своей самой известной книге "Курсив мой". Автобиография (Берберова утверждала, что это не мемуары) впервые была издана на английском в Лондоне и Нью-Йорке. На русском она вышла в Мюнхене в 1972 году. В России отрывки из книги печатались в журналах "Вопросы литературы" и "Октябрь" в 1988 году. Но еще до того "Курсив мой" попал в Советский Союз нелегально. Тогдашняя интеллигенция с жадностью набросилась на эту весть из полузапретного прошлого: книгу читали по ночам, на немногочисленные экземпляры записывались в огромные очереди. В эпоху несвободы слова ценились малейшие крупицы информации. Андрей Вознесенский так и назвал "Курсив" инфороманом.

      Теперь, когда появляется все больше и больше исторических свидетельств, шумиха вокруг имени Берберовой поутихла. Например, издан другой летописец эмиграции, Роман Гуль, утверждавший, что именно он "унес Россию" с собой, а книгу Берберовой называвший скучным опусом. Однако "Курсив мой" по-прежнему остается ценным свидетельством.

      В 1950 году Берберова переехала в Америку, где и прожила до самой смерти в 1993 году. Преподавая в американских университетах, Берберова с сожалением замечала, что студенты норовят прочесть Толстого в адаптированном варианте: "Война и мир" в 80 страницах стоила доллар и больше устраивала их, чем оригинал. Однако и произведения самой Берберовой стали на Западе именно подобным суррогатом "великой русской литературы". Ее истории про Зою Андреевну и ее дочь Маргариту, недооценивших революцию, и про других "Леди Санкт-Петербурга" критики называли продолжением традиций Достоевского, Бунина и Чехова. Своеобразной популяризации способствовало и то, что по роману Берберовой был снят фильм "Аккомпаниаторша".

      В 1989 году Нина Берберова побывала в Москве. В телевизионном интервью она откровенно заявила, что остаться на родине не может: здесь у нее нет соседа-автомеханика, готового в любой момент ремонтировать ее машину. Добровольцев не нашлось.

ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА

"КоммерсантЪ", №141 за 9 августа 2001 г. 

Книги за неделю

      Российскому читателю стали доступны записные книжки Евгения Замятина. Архив хранится в Колумбийском университете, там же, в нью-йоркском "Новом журнале" записи публиковались в конце 1980-х. "Нарезаны четвертушки бумаги, очинен химический карандаш, приготовлены папиросы, я сажусь за стол",-- Замятин писал карандашами и цветными чернилами, часто поспешно и потому нечетко. В книжки попадали самые разные вещи: сюжеты, записи народной речи, уличные разговоры ("Заткните, пожалуйста, клапан вашего красноречия"). Объявления и лозунги советских времен ("Печать только свободная; прочая запрещена"). Истории (как разоряя помещичью усадьбу, пощадили статую Марса: "Разве можно его разбивать? Это наш самый исток. Понесли, водрузили"). Что-то послужило материалом для рассказов, что-то так и хранится в концентрированном виде. Две небольшие странички -- рассказ о побеге приговоренного к казни. Или зарисовка "Специалист по снятию колоколов": попович и коммунист Мишка Покровский перед тем, как разбивать монастырские колокола, устраивает по просьбе народа замечательный прощальный концерт. Ясно, что все это Замятин писал для себя. Нынешние писатели увлеклись собиранием крошек с собственного барского стола. Они лелеют свои варианты и черновики. Чтобы читатели достоверно знали, из какого сора что растет. Писатели любезно составляют автокомментарии к своим произведениям -- в общем, всячески облегчают работу будущих текстологов. Недавно вышел сборник англоязычных рассказов Набокова "Со дна коробки": писатель сравнивал включенные туда произведения с крошками от печенья. На самом деле эти набоковские рассказы прекрасно вписываются в корпус его сочинений -- и не на правах огрызков. Теперь вот и Замятин получает хороший шанс на возобновление читательского интереса. Тем более что его "концентрат", как он сам выражался,-- это доброкачественный продукт, а не отходы производства.

      Новую книгу представил Валентин Распутин. Знаменитый деревенщик приглашает нас "В ту же землю". Среди хорошо известных "Последнего срока", "Уроков французского", "Что передать вороне?" находим относительно новые рассказы: "Новая профессия", "Изба", "Видение". После нескольких лет молчания писатель показался в свете, получая в прошлом году Солженицынскую премию. Теперь свои тезисы он предпочитает высказывать прямо, в интервью, а рассказы становятся иллюстрациями к этим тезисам. Героическая бабка Агафья (из тех любимых писателями-деревенщиками героических бабушек, что прощались с Матерой) собственными силами возводит избу. Но после Агафьиной смерти изба сгорает: за ней недоглядели следующие жильцы, пьяницы Катя-Ваня. "Изба" (1999) -- значит, Россия. В рассказе "Новая профессия" (1998) речь о разводе персонажей -- значит, будут далеко идущие обобщения: "делилось и разрушалось все -- государство, земля, вера, история, законы и взгляды". Попутно достается зловредной "коммерции" и телевидению, от которого у бабушек цветы вянут. Распутинское письмо по-прежнему добротно, психологическая техника стабильна. Но глобальность обобщений, бывшая некогда свидетельством смелости (как само слово "Пожар" в заглавии повести 1985 года), теперь может и отпугнуть читателя. Вопрос: "Куда мы идем?!" -- стал чертой пенсионерского мышления, поскольку наш современник больше интересуется: "Куда бы сегодня пойти?"

ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА

      Евгений Замятин. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001

"КоммерсантЪ", №140 за 8 августа 2001 г. 

__________________________________________________________________________________________________

Актуальная тема

Коммунист с человеческим лицом

      Скончался Жоржи Амаду

      В понедельник в больнице бразильского города Салвадор умер знаменитый бразилец Жоржи Амаду (Jorge Amado de Faria). Самый известный писатель Бразилии не дожил до 89-летия всего несколько дней.

      Он давно болел, перенес в 1993-м и в 1997-м два инфаркта. В связи с обострением сахарного диабета последние годы он никуда не выезжал, предпочитал оставаться дома, покидая его только ради больницы. Под капельницу он попадал регулярно, и к его многодневным визитам в городской госпиталь привыкли даже информационные агентства. В июле он был в очередной раз госпитализирован, надеялись на то, что он вновь, как месяц назад, вернется домой, но эта болезнь оказалась последней.

      Он хорошо держался и напоминал навещавшим его в больнице журналистам о том, что его любимые авторы -- оптимистичный Марк Твен и патриархальный Диккенс. "Я не Джеймс Джойс, я антиэлитарен. Я пишу народным языком, народ в моих произведениях всегда в чести. Мое послание -- надежда, а не отчаяние",-- не раз заявлял писатель.

      В своей жизни он отдал дань и экзотическим религиозным культам, и банальному латиноамериканскому коммунизму. Амаду родился в 1912 году в фермерской семье. Уже с 15 лет он работал газетным репортером. В Рио-де-Жанейро Амаду получил высшее юридическое образование, однако никогда не работал по специальности.

      В 1931 году в возрасте 19 лет Амаду опубликовал свой первый роман "Страна карнавала". Его следующий роман "Какао" был конфискован в 1933-м политической полицией -- тогда президент Бразилии симпатизировал фашизму. Амаду подвергался преследованиям, его произведения были преданы сожжению на главной площади Салвадора, а самого его вынудили покинуть страну. В 1941 году в аргентинской ссылке Амаду написал биографию бразильского коммунистического лидера Луиса Карлоса Престеса (Luiz Carlos Prestes). В 1945-м Амаду вернулся в Бразилию и стал депутатом конгресса от компартии. Спустя два года партия была объявлена нелегальной, и писатель вновь отправился в добровольную ссылку. На сей раз он выбрал Париж, откуда много путешествовал по миру, в 1951 году даже заехал в Москву, чтобы получить Ленинскую премию мира "За укрепление мира между народами".

      С одной стороны, благодаря этому его у нас переводили и издавали. С другой -- числили в пятой колонне социалистического реализма. А потом с удивлением увидели, как писателю удалось победить коммунизм с помощью жизнерадостности и юмора. Узнав о разоблачении Сталина, Амаду с удовольствием заявил: "Я больше пригожусь людям в качестве писателя, чем в качестве партийца". И действительно пригодился, благо его хорошо переводили, его жаргон и сексуальная раскрепощенность читателям нравились. Когда же по советским экранам прокатился фильм "Генералы песчаных карьеров", автор романа "Капитанов песка" окончательно стал в СССР культовым писателем.

      Каждый последующий роман публика встречала все доброжелательнее: "Габриэла" (1958), "Донна Флор и два ее мужа" (1966). Во всем мире по романам Амаду снимали фильмы, ставили спектакли, он стал членом Бразильской литературной академии. Единственное, что ему не удалось,-- получить Нобелевскую премию, на которую он не раз выдвигался.

ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА

"КоммерсантЪ", №140 за 8 августа 2001 г.