Игорь Гилёв.
E-mail: gilyov_igor@mail.ru.

«Уважаемые читатели! Я очень высоко ценю ваше мнение и потому прошу не стесняться, направлять по указанному адресу комментарии, вопросы, предложения. По мере сил отвечу каждому. С уважением, Гилёв Игорь Борисович».

Великая неправда Стивена Кинга.

"Безумие похоже на вёрткую пулю, посланную прямо в мозг".

"...В общем рассказ назывался "Баллада о вёрткой пуле",
а написал его человек по имени Рег Торп...
- А рассказ-то опубликовали? - спросил молодой писатель.
- Нет, но не из-за того, что автор сошёл с ума и покончил
с собой..."
Стивен Кинг "Вёрткая пуля".

От автора.

  Десять лет назад, после опубликования этого рассказа, читатели завалили меня вопросами: к чему этот рассказ и о чём "Вёрткая пуля" Стивена Кинга.
  Одно время я попытался отделываться кратким: "Прочтёте Кинга - поймёте Гилёва!" Не тут то было. Оставался в душе какой-то осадок неудовлетворённости - читатель меня не понял.
  Дабы не повторять ошибку, я решил написать это краткое предисловие, так как более, чем уверен, какою бы грамотной и искушённой в вопросах литературы аудитория ни была, всегда найдётся человек, и не один, у которого пока, как говорится, "руки не дошли до "Вёрткой пули". Кто читал, вполне может опустить предисловие и переходить непосредственно к чтению рассказа.
  Итак, о чём же написал Стивен Кинг?
  У писателя по имени Рег Торп "тихо шифером шурша, едет крыша не спеша". Он вполне успешный литератор, его читают, знают, любят. Причиной успеха, уверен Торп, являются маленькие человечки - форниты, которые живут в его пишущей машинке и посыпают бумагу, на которую потом ложатся строки Торпа, особой пыльцой удачи - форнусом.
  Рег относится к форнитам с поистине отцовской заботой, оберегает, подкармливает их, кроша в пишмашинку печенье и смазывая клавиши маслом. Он даже уборщице строго-настрого запретил входить в кабинет в его отсутствие.
  Как-то, возвращаясь домой, Торп через окно заметил в своём кабинете силуэт подростка. Это был сын уборщицы. Он бегал по кабинету и играл сам с собой в войну: палил куда глаза глядят из игрушечного пистолета, стреляющего лучом красного цвета. И надо же было случиться, в тот момент когда Рег заглянул в окно, сорванец расстреливал как раз... пишущую машинку.
  У Торпа, как говорится, "крышу" рвануло окончательно: он увидел как в алых отсветах лазера корчатся кровавые ошмётки тех, кто ещё недавно был его друзьями-форнитами, тех, кто, даря успех, сделал его знаменитым...
  Он ворвался в кабинет и в состоянии аффекта произвёл два выстрела: в маленького хулигана и в себя. Ребёнок получил ранение в руку. В себя же промахнуться трудно...
  Итак, вашему вниманию предлагается антиримейк на "Вёрткую пулю" - "Великая неправда Стивена Кинга" (поскольку римейк - это продолжение какого либо произведения, написанное другим автором, то под термином антиримейк я подразумеваю литературное опровержение, написанное другим автором)
  Счастливого вам прочтения!

  Открытое письмо в "Сайентифик ньюс" от его постоянного читателя.
  "Вы читали "Вёрткую пулю"? Что же, я вам сочувствую, зря потратили время!.. И нечему тут удивляться - такое нагромождение столь чудовищной лжи в одной крохотной повестушке - это, уж, слишком!.. Это же любой человек с менее устойчивой, чем моя психикой, может запросто тронуться! Поймите меня правильно - если бы вся эта чудовищная ложь не касалась меня лично, я бы не стал обращаться в ваш журнал (который, кстати, всегда мне нравился). Но ведь эта проклятая повесть обо мне. Я - Рег Торп. И я жив!!!
  Одним словом, бесполезная и даже опасная книга. Если имеете её дома - немедленно сожгите! Если не имеете, но печётесь о благе человечества - скупите столько экземпляров, сколько сможете, и не читая (даже не листая!), сразу же сожгите! Она опасна даже в виде пепла!
  Это же надо так всё извратить! Форниты!.. Тьфу! Форнус! Тьфу! Тьфу! Тьфу!
  Если бы вы все там знали, что знаю я, вы бы ещё не так отреагировали на подобный бред. Этот парень, Кинг, всё переврал, всё, повторяю, было не так! А чего-то не было и вовсе! Ну, ничего. Скоро я пришлю вам свой дневник с автографами моих друзей и все вы ещё как запляшете! Это будет переворот в науке! Тогда все, слышите вы, ВСЕ поверят мне, не то, что сейчас!
  Ноя думаю, что вы благоразумные люди много почерпнули из этого письма для того, чтобы его напечатать и прислать мне гонорар (в чём я довольно остро нуждаюсь).
  Рег Торп. Омаха.

  Дневник, так никуда и не отправленный...
  "17 сентября 1965 г.
  Мы с моим другом, редактором Генри Уилсоном, в его стареньком "шевроле" отправились на рыбалку. Было четыре часа утра. На улице холодно и темно. Загрузив в багажники спиннинги и нехитрую снедь для междусобойчика на свежем воздухе, плюс бутылку "Джека Дэниэлса", мы двинулись в путь. Ничто не стало нам преградой на нашем, по-настоящему, "крестном пути" и с завидной лёгкостью мы катили к своей Голгофе.
  Завязался непринуждённый разговор. С погоды мы перешли на политику, потом обсудили некоторые вопросы, связанные со слабым полом и наша беседа повернула, наконец, в своё обычное русло - речь зашла о всякой всячине, таинственной и неведомой.
  После всего, что произошло потом, я могу вспомнить только этот обрывок разговора, последний фрагмент беседы - он врезался в моя память навсегда...
  Мы двигались в сторону железной дороги, когда Генри вдруг спросил меня, что я думаю о реальных прототипах гномов. Я ответил, что не думаю о них ничего, так как не понимаю, о чём он говорит. И тогда Генри начал выкладывать мне такое!..
  В это было трудно поверить, да я и не верил. Он говорил о том, что существуют, мол, такие маленькие, слегка светящиеся зелёным, человечки, обладающие даром незаметности, многими другими способностями и живущие рядом с нами. Конечно, при общении с человеком, которого они знают и который знает об их существовании и хочет причислить их к разряду друзей, они могут и "открыться", то есть отбросить незаметность и стать полностью видимыми.
  Незаметность, как объяснил мне Генри, это совсем не то, что невидимость. Объект был и остаётся видимым, но начинает испускать раздражающие сетчатку любого глаза невидимые лучи и человек ли, животное ли - подсознательно стараются не смотреть именно на то место, где сейчас находится люкс и, естественно, не замечают его. У русских это называется "отводить взгляд". Люксами прозвал человечков Генри, ведь они светятся, а люкс, как известно, единица освещенности.
  Нашей беседе суждено было прерваться самым трагическим образом, однако Генри успел сообщить мне кое-что ещё: живут люксы в электропроводке - это их дом и если отключить электричество хотя бы на месяц, они могут либо погибнуть, либо переродиться в злобных выродков - ваттов (тоже по Генри), врагов люксов, электроприборов и всего живого.
  Люксы могут свободно перемещаться со скоростью электротока по городам и штатам, странам и континентам, для них ведь не существует границ: электропроводка в глобальном масштабе - это плотная паутина, которой опутан мир.
  Ещё Генри успел рассказать мне, что у него есть несколько друзей люксов и что те рассказали ему всё, что он поведал мне и сверх того, ещё о том, что раньше их было очень мало и жили они дикой жизнью в атмосфере. Жилось им очень тяжело, их существование было наполнено всякими опасностями, и единственными радостями в их жизни тогда были праздники продолжения рода - молнии. Ватты уже тогда досаждали люксам, ведь они, как плохие люди среди хороших, были с люксами всегда - это их второе воплощение, как бы люксы-антиподы.
  Только с изобретением электросетей у люксов появилась непоколебимая уверенность в завтрашнем дне.
  И теперь люксы настолько благодарны человечеству за его, пусть непроизвольную, но такую действенную помощь им, что даже взяли на себя труд продлевать работоспособность наших электроприборов, охраняя их от полудиких кочевников-ваттов, которые в долю секунды способны вывести из строя любую схему, любой прибор...
  - Люксы очень боятся воды... - сказал Генри, но вдруг двигатель "шевроле" заглох и, к своему величайшему ужасу, я увидел, что мы остановились на железнодорожном переезде. Позади нас медленно опускался автоматический шлагбаум, словно закрывались глумливо размалёванные полосами врата ада...
  Впереди была жизнь - такая недоступная теперь, а справа (о ужас!), справа на нас на предельной скорости надвигался чудовищно огромный локомотив. Казалось, вот он, рядом - протяни руку и коснёшься.
  Генри с видимым трудом оторвал взгляд от этого завораживающего своей жутью и приковывающего к месту зрелища (локомотив закрыл полнеба) и повернув ко мне белое, искажённое отчаянием лицо с расширившимися от ужаса и как-то по-рыбьи побелевшими глазами, успел прокричать: "Ватты! Это они!!! Они настигли меня!.. Спаси люк..."
  Дальше были лязг, грохот скрежет... Голова Генри на мои глазах вдруг раскрылась, как цветок, обрызгав меня дождём крови, мозгов и осколков черепа, потом был удар и вечная тьма... покой...

  13 октября 1965 г.
  Вчера едва-едва пришел в себя. Моя жена Джейн сообщила мне, что я почти месяц провалялся в коме, всё бы ничего, но только вот болит голова (и болит ужасно, между прочим) и такое ощущение, будто я ниже пояса умер. Не ощущаю ничего, хотя очертания свих ног, накрытых одеялом, вижу довольно чётко. Чёрт их знает, этих врачей - может, ножки мои "помахали мне ручкой", а на их месте, заботливо укрытые, лежат протезы. Но если это так, то для чего надевать их на пациента, пока тот лежит в коме? Наверное, это какие-нибудь экспериментальные протезы, которые должны вживляться в ткани. Ладно, вот головная боль пройдёт, разберусь, что тут к чему.

  14 октября 1965 г.
  О боже! Я узнал такое!.. Оказывается, пока я был без сознания, мне была сделана трепанация черепа. Мой лечащий врач сказал, что всё прошло гладко. Да-а! У него-то гладко, а вот как быть с последствиями? Я не очень-то обрадуюсь, если у меня "крыша поедет"! Хотя... Хотя, тогда уже мне будет всё равно... Отослал Джейн домой, наскучила!

  16 октября 1965 г.
  Вчера весь день спал и сегодня - о чудо! Головная боль прекратилась. Я начинаю выздоравливать, кажется даже написал в журнал "Сайентифик ньюс" письмо. Ах, да! Чуть не забыл! Пол ночи кто-то звенел чайной ложкой в моём стакане. Безобразие! И это-то в одноместной палате! А счёт потом предъявят, словно я отдыхал, как минимум, в пятизвёздочном отеле, а не в этом задрипанном госпиталишке. Обязательно пожалуюсь врачу. Пришла Джейн.

  23 октября т. д. ш. п. г.
  Чёрт побери! Взглянул в дневник и сразу вспомнил - я ведь не пожаловался врачу, что кто-то разбил мой стакан, от скуки бросив его в дальний угол палаты вместе с ложечкой. Это было шестнадцатого (теперь я числа пишу словами - примета такая есть хорошая. Я сам её придумал). Десять дней прошло, а преступник гуляет где-то безнаказанно!

  Тридцать третье октября т. д. ш.
  Меня перевели в другое отделение. Как сказал лечащий врач, это отделение для выздоравливающих после травм, аналогичных моей. Здесь, сказал он, мне будет лучше и безопаснее.
  У меня и здесь одноместная палата, но что примечательно: на окнах - фигурные, очень красивые решётки (это просто здорово!) и теперь никто не заберётся ко мне, чтобы разбить стакан или просто позвенеть в нём ложечкой.
  Только одно меня сильно беспокоит: похоже, все пациенты здесь какие-то странные, словно ненормальные. Порой мне даже кажется, что среди них я один сохранил здравый рассудок и крепкую психику. Когда ко мне придёт Генри, вот посмеёмся! Опять эта несносная Джейн!

  Тридцать восьмое о. т. д.
  Какое горе! Мне Джейн только что сообщила мне трагическое известие: в какой-то там автомобильной катастрофе (я думаю, с год назад, а то я бы знал) погиб Генри. Я, когда услышал об этом, так расстроился, что даже проголодался и убежал в столовую. Странно, а Генри мне ничего не рассказывал о той злополучной аварии. Ну, ничего! Вот придёт ко мне, я ему всё выскажу, да-да, всё, что думаю (думая? Нет, думае? А-а, чёрт! Всё равно!) о нём.

  Тридцать двенадцатое о. т.
  Перечитал дневник и расстроился: а ведь с ногами-то меня обманули!..
  Ни на вид, ни на запах они не отличаются от обычных, в чём меня пытались убедить, наверное, год назад, когда я очнулся (это врачи так говорят) после аварии (которой не было!). Какая могла быть авария, если я совершенно не пострадал и абсолютно здоров! Надо, наверное, выписываться, а то счёт та-акой получится!..
  Я хотел чем-нибудь уколоть ногу, чтобы доказать им, что крови нет, что это не мои ноги, что это протезы, наконец! Не было чем...
  Тогда я дотянулся и прокусил большой палец правого протеза. Ой-ой-ой! До чего же больно! А кровь? Да она так и брызнула! До чего дошла современная наука! Эти проклятые протезы не отличить от настоящих ног! Как все же это сделать - не знаю, но подумаю и обязательно что-нибудь придумаю.

  Тридцать любое о.
  Приходил Генри. Принес мне незаметную бутылку бренди и... живого люкса. Да-да! Он (люкс) мне очень понравился и я пообещал ему (Генри) заботиться о нём (люксе, Генри, не помню, не важно...). В лесу родилась ёлочка... Остались от козлика вилки да ложки...

  Возможно, октябрь.
  Люкс рассказал мне немного о себе (кстати, они не говорят, а шепчут, да так тихо и направленно, что кроме того, кому это адресовано, никто, слышите, ни-и-икто!.. Тс-с-с!..).
  Несколько дней он неустанно просвещал меня, отвечал на мои вопросы. Так, например, я узнал, (надо же, ни за что бы сам не догадался!), что стрекозы на самом деле не насекомые, а маленькие такие животные и выглядят они, как обычные козы, только очень маленькие. Так вот, чтобы не оказаться раздавленными, они, в процессе эволюции, выработали в себе сильные гипнотические способности и гипнотизируют всех нас - и людей, и животных, внушая, что в то время, когда они неторопливо ползают по земле, они, якобы, на большой скорости носятся в небе. А, как известно, на летающую стрекозу наступить невозможно.
  Ещё он рассказал мне о растениях. Трудно себе представить, но это на самом деле так: растения, к которым мы привыкли с пелёнок, о которых мы, кажется, знаем всё... В общем, растения - это совсем не то, чем мы их себе представляем.
  На самом деле, растения - это уникальные самовоспроизводящиеся станции слежения на солнечных батареях, установленные очень давно теми, кто заселил нашу планету нами, людьми. Теми, от кого произошли нынешние люксы и ватты. Они установили растения для наблюдения за нами - созданным ими экспериментальным биологическим видом: гуманоидами с повышенной агрессивностью и ослабленным инстинктом самосохранения. Растения до сих пор исследуют нас и снаружи, и изнутри (ведь, согласитесь, вряд ли можно найти на Земле человека, ни разу не пробовавшего овощей и фруктов, хлеба, чая, кофе, табака, наконец!). Растения наблюдают за нами, берут анализы (а иначе - для чего им острые шипы и почему таковые не у всех растений?), перерабатывают полученную информацию и только им ведомым способом отправляют её в далёкую-далёкую галактику, родину предков люксов и ваттов. Та цивилизация за миллионы лет, прошедшие с тех пор, быть может, уже погибла, но информация от "растений" всё поступает...
  Ещё люкс пообещал меня вылечить (странно, от чего?), но для этого нужно посадить его в электрическую розетку, а, как назло, не выпускают из палаты. И с тех пор, как я предложил руку и сердце медсестре, когда она зачем-то зашла ко мне (наверное, полюбоваться на молодого и красивого мужчину, который скоро с помощью люксов станет всемирной знаменитостью. Ну да мне не жалко), меня навещают только здоровенные санитары, которые не понимают, что мужчины меня совсем не возбуждают. И это неправда, будто я пытался её изнасиловать. А одежду... Одежду она... разорвала сама, когда исполняла для меня стриптиз...

  Дату не помню...
  Я всё равно женюсь на ней!
  Брендик, так зовут моего люкса, сказал мне, что план неудачный.
  Думаю над новым планом.
  Брендик чахнет без электричества. Нужно спешить!
  Чёрт побери! Почему в моем кабинете - ни одной розетки? Буду жаловаться главврачу!
  Придумал! И Брендик одобрил! Сегодня же ночью Брендик будет дома, а значит, скоро я перестану болеть (чем это?) и буду становиться всемирно знаменитым. Он так и сказал. А ещё он сообщил мне по секрету, что весь персонал больницы не люди, а скрывающиеся под личиной людей мерзкие ватты, которые хотят убить его, а потом меня за то, что я помогаю Брендику.
  Ладно! Я пошёл... Пока, дневник..."

  Из криминальной хроники "Омаха ньюс":

  "Трагедия, разыгравшаяся в психиатрической лечебнице нашего города, никого не сможет оставить равнодушным. Один из опасных больных, Майкл Фридлендер, непостижимым образом задушил с помощью простыни санитара, после чего, уложив труп на свою кровать, переоделся в его форму и вырвался в коридор. Там он захватил медсестру в заложницы и, угрожая сломать ей шею, настоял на том, чтобы включили телевизор. Когда его требование было выполнено, сумасшедший с криком, похожим на "Бренди! Бренди!", бросился к телеприёмнику и изо всех сил ударил в кинескоп головой. Больной в прошлом перенёс трепанацию черепа и в сочетании с тяжёлой электротравмой этот удар повлёк за собой летальный исход последнего. Смерть наступила мгновенно. В момент взрыва кинескопа очевидцы заметили странную вспышку зелёного цвета формой своей напоминающую человечка. Никто не берётся объяснить это явление.
  Редакция "Омаха-ньюс" приносит свои соболезнования родным и близким погибших".

  Комментарий: имею наглость считать себя родоначальником жанра антиримейк (т. е., литературное опровержение :)).

* * *

Оценка: 54 321

Не забывайте о том, что вы можете написать своё мнение о прочитанном.

Суженый.

I.

  В летней кухоньке, слабо освещённой мерцающими огоньками двух свечей, сидела перед столом девица красная, лет семнадцати, с распущенными волосами и без пояса. На столе - два зеркала, одно к другому повёрнутых... Дрожащим от напряжения и боязни голосом, чистым и звонким, она произнесла: "Суженый-ряженый! Приди ко мне ужинать!"
  С третьего раза... получилось... В глубине длинного, тёмного коридора показалось прежде неясное шевеление, после - появилась какая-то тень, приближающаяся к "выходу". Вот уже можно различить статную, высокую фигуру парня; вот уже видно лицо: чистые голубые глаза, большая чёрная родинка на левой щеке, тёмные вьющиеся волосы, ровный правильный нос, крылья густых чёрных бровей над глазами, странный, отрешённо-завораживающий взгляд.
  Девушка онемела, не в силах сказать заветное: "Чур меня!" А он всё приближался. Вот уже остановился взглядом на бледном, трепетном лице гадающей. Вот поднял левую руку, как бы для приветствия, но, вдруг, ухватившись за край зеркала, с силой рванулся вперёд. Звон битого стекла; сверкающие осколки полетели на пол, на подол платья вконец испуганной, теряющей сознание девушки и огромная тень парня застила окно.
  - Ну, суженая, пойдём со мной! Ха-ха-ха!..
  Он протянул полусогнутые ладони к девичьей шее, но схватить не успел: глухой стук упавшего тела опередил его - "суженая" потеряла сознание...

II.

  Филимон Ипполитов гулял на свадьбе. Сколь выпито, съедено было на пиру великом - не счесть! Уж молодым по третьему разу "Горько!" кричали, уж и уплясались все, а столы всё ломятся от угощения праздничного. Ох, и весело было! Ох, и давал каблукам жару добрый молодец Филимон Ипполитов, Козьмин сын!..
  Наконец, устал. Жарко стало. Любушка в памяти возникла. Была и она на свадебке - в танце лебедью белой проплыла - и нет её.
  "Пойду за околицу, прогуляюсь", подумал.
  Свежий прохладный воздух вернул силы, остудил разгорячённое тело - даже протрезвил слегка. Идёт Филимон и видит - старушка перед ним возникла незнакомая - маленькая такая, сухонькая - только, что ветром не сдувает. Вроде, как ниоткуда возникла и говорит:
  - Лови своё счастье, Филимоша - не прозевай! Любушку упустишь - один, как перст, вековать будешь!
  - Как приворожить её, бабушка? Любви добиться, сердце её к себе присушить? Помоги! Сколь ни ухаживал, сколь в вечной, до гроба, любви не клялся - ни в какую она! Может, зелье какое, приворотное, есть? На край света пойду, а его достану!
  - Не зелье поможет тебе, молодец! Вижу - добрый ты, душа у тебя ласковая, да отзывчивая. Помогу тебе девку присушить. Повторяй за мной:
  "Встану я, раб Божий Филимон Ипполитов, Козьмин сын, благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверями, из двора воротами в чистое поле, погляжу и посмотрю в восточную сторону; под восточной стороной стоят три печи: печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись и распалились от неба до земли, разжигаются и небо, и земля, и вся подселенная, так бы разжигало у рабы Божией Любови Филатовой, по батюшке Ивановны, к рабу Божию Филимону Ипполитову лёгкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни спать, ни лежать, всё на уме меня держать. Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова, пуще острого ножа и рысьего когтя".
  И только повторил Филимон заговор на разжение девичьего сердца, как старушка взяла, да и растаяла, будто и не было её вовсе. Глядит добрый молодец: ан, нет, была - клюка её на земле лежать осталась. Взял её в руки Филимон и оказался вдруг дома, у стола и без клюки в руках, зато лежит перед ним на столе король трефовый: глаза голубые, волосы тёмные вьются, нос ровный, правильный, густые брови крыльями взметнулись над глазами, отрешённый взгляд и большая чёрная родинка на левой щеке... И показалось парню, что подмигнул ему король...

III.

  После гадания жуткого Любушка долго в горячке пролежала, а с постели поднялась, всё забыла - и кухню в тот вечер страшный, и свечи, трепетно горевшие, и зеркало, вдребезги разбитое. Только вот, как закроет глаза - приходит во сне "суженый" и душить начинает. Да так, что к утру следы от пальцев на шее остаются. Долго так терзалась Любушка, пока не вспомнила, что в деревне дальней бабка живёт - ни возраста, ни имени своего не помнит, а всякую порчу сводит. Собрала Любушка в узелок поесть, что бог послал, да денег пять целковых туда же положила, и пошла в дальнюю деревню. А дорога через лес проходила, такой густой, да тёмный, что и молодец иной заробеет, не то - красна девица...
  И только вошла Любушка в чащу глухую, как навстречу ей из-за дерева - "суженый" её. Вышел и такую речь держит:
  - Давно я тебя, девица, дожидаюсь! Теперь дождался, наконец. Пойдём со мной! - и руки к шее девичьей...
  ...Крикнула Любушка диким голосом, повернулась, и - вон из чащи! Несётся, ног не чуя, а он, слышно, уж над ухом дышит тяжело - догоняет.
  Тут расступилась вдруг земля у ног девицы и полетела она голубкой подстреленной в овраг глубокий да тёмный... А "суженый" - в воздухе растаял...
  Очнулась Любушка - красно солнышко к закату клонится, ручей журчит звонкий, а вместо оврага - поляна земляничная. Только вот, узелка нет... И слышит она голос тихий да ласковый - зовёт её. Обернулась девица без страха - видит: старушка на пенёчке сидит, улыбается.
  - Не бойся, говорит, короля трефового. Не придёт боле к тебе ночью душегубом, душить не станет, а коли зашлёт сватов днём ясным - соглашайся...
  Протёрла глаза Любушка и видит: ни пенёчка, ни старушки нет, а на том месте - дубок молодой перед солнышком красуется, да к дубку тому клюка приставлена старушкина. Взяла Любушка клюку в руки - вмиг дома оказалась.

IV.

  Долго ли, коротко ли, да только сладилось дело у Филимона и Любушки. Венчание на субботу назначили. И только молодые в церкви кольцами обменялись, как вдруг ахнул народ: священник ризу скинул! Глядит Филимон - перед ними уж не поп, а король трефовый стоит; глянула Любушка - обмерла: "суженый"!!!
  Бросились Филимон и король трефовый в драку жестокую - только рубахи трещат, да глухие удары слышно, да кровь льётся. Любушка криком звериным крикнула, оземь ударилась. Народ из храма вон повалил - давка в дверях... А церковь огнём голубым заполыхала, жарко, дым чёрный клубами! И как только последний гость из церкви выбежал, так вся и рухнула. Остались там лишь Филимон, да король трефовый, да Любушка, без памяти лежавшая...

V.

  Огонь ближе и ближе подбирался к обнажённой руке девичьей. Лизнул раз, второй... Любушка в себя пришла, руку отдёрнула, огонь тушить принялась. Потушила, свечку зажгла. Глядит - летняя кухня, стол, два зеркала, большое и маленькое, друг к другу повёрнутые. Меньшее - у края стола, что поболе - у стенки. Стул перед столом стоит, а между зеркалами, где свечи были - воск разлитый застывает и пятно чёрное дымится - оттуда пожар, было, начался...
  - Уф-ф! - облегчённо вздохнула Любушка, рукой по лбу проведя, и вздрогнула: на столе, чуть поодаль, лежал, весь грязью забрызганный, узелок её...

* * *

Оценка: 54321

Не забывайте о том, что вы можете написать своё мнение о прочитанном.

Фантастический раут.

  ...Я оказался в большой зале - чёрный мрамор и зеркала. Колонны, тожественные дорические колонны; огромные массивные столы, словно вросшие в пол, большие многосвечёвые светильники под потолком, даже посуда и приборы - всё было из чёрного, до блеска отполированного мрамора. Зеркала... Зеркал было очень много. Они настолько гармонировали с чернотой обстановки и были так искусно расположены, что одновременно исполняли несколько функций. Зеркала напрочь исключали возможность появления у гостей мыслей о некоторой мрачности залы и интерьера, во много раз увеличивая численность гостей, одновременно с этим раздвигали стены помещения до бесконечности. Свет свечей, тысячекратно отражённый от великого множества зеркал, не оставлял тёмным ни единого уголка в зале, даже самого потаённого. Более того, сами гости не отбрасывали теней, хотя, возможно, не только из-за совершенства освещения. И, наконец, эти сотни громадных зеркал исполняли свою основную функцию - давали присутствующим точное представление о том, как те выглядят.
  Множество дам в изысканных туалетах разных эпох и народов - от древнеримских до наших дней, а также их кавалеры - все в изящных чёрных смокингах, беседовали, смеялись, сходились в группы и расходились, танцевали и просто стояли у стен, столов, перед зеркалами.
  У меня слегка закружилась голова: столь необычным было всё происходящее. Потом, бросив беглый взгляд на свой туалет, я несколько закомплексовал: на мне были, как обычно, джинсы и светло-голубая сорочка с выпущенным поверх пуловера воротником.
  Немного опомнившись, я обнаружил, что стою перед зеркалом не один: на моей полусогнутой левой руке лежала тонкая изящная дамская ручка, по локоть затянутая в чёрную прозрачную перчатку. С этой холёной, красивой руки взгляд самопроизвольно перенёсся на идеальную точёную фигурку, плотно задрапированную чёрным шёлком, тщательно подчёркивающем все достоинства её тела и скрывшим изъяны, если таковые были. Лицо её, загадочное само по себе, было полускрыто вуалью, что делало мою спутницу ещё более таинственной. Огромные чёрные глаза призывно сверкали, полураскрытые алые губы её чувственного рта манили к себе, обещая неземные блаженства в море нежности и любви. Классический римский нос, ямочка на подбородке, мушка на щеке - всё дышало безупречностью и сладострастием.
  - Разрешите представиться. Меня зовут...
  - Молчи, я знаю! А я... Можешь звать меня Мессалиной... Я буду твоим Вергилием в этом аду, - голос её был подстать облику: нежный, чистый не то голос, не то шёпот, хотя и совершенно отчётливый.
  - Ты абсолютно напрасно волнуешься... Из-за своего туалета, я имею в виду, - она подвела меня к одному из огромных зеркал и я увидел себя со стороны.
  Смокинг! Не менее изящный, нежели у остальных мужчин, сидящий, как влитой!
  За спиной промелькнул какой-то старикашка с всклокоченной бородёнкой, седыми волосами на голове, торчавшими так, что делали своего обладателя похожим на потасканный полуоблетевший одуванчик. Он был... в "семейных" ситцевых трусах с легкомысленными цветочками на застиранной ткани. Кривенькие, тонкие, короткие ножки, густо поросшие седой шерстью, довольно резво шлёпали босыми ступнями по бетонному полу.
  Непроизвольно обернувшись, я узрел важно шествовавшего по мраморному сияющему полу пожилого лорда в смокинге, пенсне, котелке на голове и тростью в руках.
  - Не обращай внимания! Здесь каждый, ничуть не напрягаясь, может придать себе все те внешние черты, каких ему не хватало. Скажу тебе по секрету: все дамы в этой зале, не исключая и меня, на самом деле - полностью обнажены, а роскошные туалеты - плод индивидуальной фантазии каждой. Здесь всё изменяется с точностью до наоборот (если, конечно, есть желание что-либо изменить для себя лично). Именно поэтому фантазия здесь является реальностью и нет ничего фантастичнее той реальности, к которой Ты привык. Не все дамы, присутствующие здесь, так совершенны, как выглядят - подавляющее большинство из них некрасивы, некоторые попросту уродливы. Но сейчас они имеют возможность, пускай только здесь, придать себе и своим туалетам тот вид, который им нравится.
  - О! Дэмьен, Вы тоже здесь? - неожиданно воскликнула Мессалина.
  - Только для того, чтобы засвидетельствовать Вам моё почтение, - перед нами предстал высокий молодой человек. Чистые голубые глаза, большая чёрная родинка на левой щеке, тёмные вьющиеся волосы, ровный правильный нос, крылья густых чёрных бровей над глазами, странный отрешённо-завораживающий взгляд...
  - Ах, Дэмьен, когда Вы отучитесь льстить?!. Уж я-то знаю, зачем Вы здесь... Кстати, Вы так и не настигли объект своих любовных воздыханий?
  - Увы, нет... Каждый её сон я переношу Любушку сюда и каждый раз она ускользает от меня...
  - Да, прошу извинить меня за некоторую бестактность - Вы же знаете, Дэмьен, я такая рассеянная, но вы до сих пор не представлены друг другу.
  - Дэмьен, - он протянул мне руку.
  Я представился. Рука была белая, ледяная и иссохшая, как у мумии. Я едва удержался от непроизвольного желания обтереть свою руку обо что-нибудь.
  - Ах! Вот Она! Простите великодушно, я вас оставляю, - он бросился вслед за девушкой с волосами цвета червонного золота и исчез в толпе. В то же миг златовласка словно ниоткуда материализовалась прямо перед нами.
  Глядя сквозь нас с Мессалиной, она, улыбнувшись, проговорила: "Ах, до чего же сильно мужчины глупеют, влюбившись!"
  После этого... начала вдруг таять... Вот уже от неё осталась только верхняя половина тела, которая, в свою очередь, стала терять очертания, колебаться и вскоре растаяла в воздухе. Какое-то время ещё можно было видеть золотистое облачко в том месте, где только что была её голова, но и оно вскоре исчезло...
  - Проснулась! - объяснила мне Мессалина.
  - Любушка, - продолжила она, нашла весьма оригинальный способ ускользать от мистера Дэмьена. Она научилась находиться одновременно в нескольких разных местах и, когда мистер Дэмьен настигнет одну из "Любушек", та, прямо на его глазах исчезает, переместившись то ли в параллельную реальность, то ли ещё куда. Мистер Дэмьен просто бесится от этого, но поделать ничего не может. Кстати, о параллельной реальности... Не желаете ли взглянуть? Иногда там бывает довольно интересно.
  Я едва успел промычать что-то нечленораздельное, пытаясь сказать, что ещё не пришёл в себя от уже увиденного, как Мессалина, видимо приняв мычание за горячее согласие, взяла меня за кисть руки.
  Очертания залы заструились, поплыли и вновь стали чёткими. Едва я успел с огромным облегчением подумать, что переход не получился, как в залу твёрдым шагом гренадера вошёл дворецкий, разодетый в такую роскошную ливрею, что любой адмиральский парадный мундир, по сравнению с нею, показался бы грязной набедренной повязкой.
  - Дамы и господа! Прошу к столу! - зычным раскатистым голосом ринг-анонсера объявил дворецкий.
  В числе других гостей, мы с Мессалиной подошли к огромному столу.
  Вновь раздался рык дворецкого:
  - Коронное блюдо сегодняшнего раута - голова мистера Дэмьена!
  Все, включая и самого мистера Дэмьена (где он взял ещё одну такую же голову - ума не приложу!), восторженно зааплодировали.
  После того, как крики восхищения и аплодисменты стихли, лежавшая на блюде в центре стола голова мистера Дэмьена вдруг открыла глаза. Она обвела всех мутным, сердитым взглядом, остановившимся на мне, и, не сводя с меня свинцовых, налитых кровью глаз, выплюнула веточку петрушки, всунутую между плотно сжатыми губами, после чего, широко разинув рот, разразилась нервной трелью, очень напоминающей трезвон будильника.
  Тотчас всё вокруг начало расплываться, теряя форму, и, словно дым, уплывать куда-то вверх. Мессалина исчезла последней. Фантастический раут закончился. Во всяком случае, для меня...

* * *

Оценка: 54 321

Не забывайте о том, что вы можете написать своё мнение о прочитанном.

Анна.
E-mail: anna2k@r66.ru.

Найти смерть (часть 2).

  И так, я спасла Тисси, умерла и возродилась заново Любовью Смерти.
  Я оказалась на Земле, но в подсознание, я знала, что нахожусь на Эолите. Здесь, все были убеждены, что это Земля, что это единственная планета, населенная живыми организмами в галактике. Я пыталась привыкнуть к этому, но чувство справедливости и борьбы за правду, не покидало меня.
  Может быть тогда, Смерть что-то перепутала и отправила меня в другое измерение!? Не знаю. Но я знаю одно, та тринадцатилетняя девочка, что жила в этом теле до меня, была чем-то или кем-то злым и по этому, дьявол забрал ее душу, а место в ее теле, заняла я. Но меня не устраивало тело тринадцатилетней "порнозвезды". Ее, а теперь уже Моя мама, заставляла меня ходить в школу, хотя вы понимаете, что двадцатисемилетней женщине, там делать нечего. Однако я поражала учителей своими философскими высказываниями. Еще бы! Я же не буду "что взбрендит" говорить!
  Жизнь у меня была ужасно скучной днем, и совершенно другой ночью. Днем, я мучилась в тринадцатилетнем теле, а ночью, улетала вершить добро, помогать влюбленным, оставляя свое тело спящим. Одно меня тревожило, Смерть уже давно не появлялась и все больше я убеждалась в той мысли, что она меня забросила не в то измерение. Я, делая мир еще более гармоничным, вселяя людям в душу любовь, сама того не замечая, оставалась одинокой. В принципе, это не удивительно, ведь кто поверит тринадцатилетней девочке, что ей двадцать семь!? И наоборот. Хотя в школе я держала на примете несколько молодых людей, но они были для меня слишком молоды. И я решила, во что бы это ни стало, найти свою вторую половину. Ведь, в конце концов, - я же Любовь Смерти!
  Все началось с того, что одноклассница дала мне послушать диск ее любимой группы. Надо сказать, на меня он подействовал не так, как на остальных. Не то чтобы он мне понравился, просто слушая его ночью, я могла творить гораздо больше добра. Он меня вдохновлял. Но самое главное то, что мне нравился солист. Я была от него без ума и из-за этого, искала себе мужчину, похожего на него. Конечно, я понимала, что точь-в-точь я не найду, но хоть попытаться стоит!
  И вот, однажды, когда я сидела в холе школы и ждала подругу, я увидела его... своего избранника. Он был точь-в-точь, как солист той группы. Я хотела уже познакомиться, но что-то меня остановило. Что-то свыше мне говорило, что сейчас не время. Да, я узнала этот голос, что пробрался в мой разум. Это был голос Смерти! Я была так рада, что не могла больше сдерживаться. Те любопытные глаза, что смотрели на меня, на мое перевоплощение... мне было все равно. Я улетала, улетала к смерти. В поднебесье, в ее царство, что бы насладиться разговором с ней и вновь увидеть ее ослепительную красоту...
  - Ну как? - спросила она меня.
  - Да ничего, как обычно, только скучно, - поняв о чем она, ответила я. Немного помолчав, я спросила, - а у тебя как?
  - Нормально! - отрезала она.
  - Что с тобой? -удивленная ее поведение спросила я.
  - Слишком много событий, так не должно быть.
  - Каких событий? Расскажи, - не понимая о чем она, мне становилось жутко, - почему тебя так долго не было?
  - Долго рассказывать, - Смерть отхлебнула немного кофе и дрожащими руками поставила кружку на стол, - Ты ведь, наверное, уже знаешь, что душа той, тринадцатилетней девочки, была сущим злом?
  - Догадывалась, - протянула я.
  - Эту душу, забрал дьявол. Дьявол -мой муж и...
  - Так что это, получается вы все родственники!? - перебила я ее.
  - И это ты не знаешь!? Значит, слушай все с самого начала - Смерть села по удобнее и начала рассказывать, - Все, абсолютно все мы родственники, - она посмотрела на мое нахмуренное лицо и продолжила, - Жизнь и ты - мои сестры. Наш с Жизнью отец - господь бог, Дьявол - мой муж, ну, там еще тетки есть, и когда ты согласилась стать Моей Любовью, ты теоретически подписала контракт на вечную службу, таким образом, став нашей частичкой. И когда я увидела, что ты намериваешься познакомиться, я попыталась спасти тебя от этого. Дело в том, что Нам, избранным, нельзя с людьми... если ты его выберешь, ты нарушишь клятву "только помогать людям, и ничего более", по этому, на земле тебе делать нечего, кроме как "работать".
  - Так значит, мне надо искать вторую половину здесь, на небе и в преисподние?
  - Теоретически да, но ты не дослушала меня до конца, - Смерть одним глотком осушила кружку и продолжила, - Так вот, душа той тринадцатилетней девочки, что забрал Дьявол, оказалась родственницей Люцифера, он же - отец дьявола. Дьявол, хочет ее усыновить, но для этого, надо соглашение Всех наших родственников. И я хочу, что бы Ты мне в этом помогла.
  - А какое это имеет отношение к моей второй половине?
  - Дитя мое, - в комнату зашла Жизнь. Я ее никогда раньше не видела. Она была удивительно красива, одетая в легкое сияющие платье, ее длинные светлые волосы, развивались при любой вибрации воздуха. Она села за стол - ты еще слишком молода, что бы искать себе избранника. Я, например, нашла свою вторую половину, только в семнадцатом столетие от рождения, - она повернулась к Смерти, - я даю свое согласие.
  - Привет, Жизнь. Вот ты и увидела нашу младшую сестренку.
  - Да уж, только я не понимаю, зачем ей вторая половина!?
  - Конечно, я ценю твою заботу и твою мудрость, но как ты не понимаешь, она Моя ЛЮБОВЬ, она дарует ее людям и значит, ей самой она нужна. Пойми же, наконец, она не такая, как мы, хоть и наша сестра, да, мы тоже разные, но она...
  - Что я? - Жизнь и Смерть посмотрели на меня, и я почувствовала, как нарастает напряжение в комнате, - не смотрите на меня так, я же должна знать Кто я на самом деле!
  - Ты еще слишком мала, - отрезали они.
  - Я помогу тебе, - после долгой минуты молчания, резко сказала Смерть, - только сначала, Ты должна помочь мне.
  - Собрать со всех согласия?
  - Вот именно. Может быть, ты даже среди родственников найдешь свою половину, - Смерть встала, и налила всем кофе.
  - Сколько это займет времени, - меня по прежнему, терзали некоторые сомнения.
  - Дитя мое, - начала Жизнь, - время здесь летит незаметно, Недели там... в низу, кажутся часами здесь.
  - Так что же это, получается меня уже нет "дома" несколько недель!?
  - Не забывай, что в человеческом облике, ты бы не смогла сюда добраться! Ты же перевоплотилась, - с небольшой насмешкой сказала Смерть, - а твое "земное" тело, осталось в низу... и пока, в нем живет какая-нибудь другая душа.
  - Дядя позаботился об этом, - наклонившись, Жизнь тихо шепнула мне на ухо, - один из наших дядей - Иисус Христос, - она мило улыбнулась.
  - Посмотри на себя, думаю такой, ты себя еще не когда не видела, - тихо сказала Смерть.
  Я подошла к зеркалу и ахнула. В отражение, передо мной стояла красивая девушка, с мощными огромными за спиной крыльями. Она была одета в серебристое оборванное платье, но эта оборванность, придавали еще большую изящность. Я понимала, что это была Я, но все-таки не привычно ходить в новом обличие.
  - Это твоя сущность, твоя душа, - в голосе Смерти прозвучала нотка восхищения.
  - Мы проводим тебя до дороги, но там, ты должна будешь пойти сама, - взяв меня за руку, сказала Жизнь.
  - Пойти, куда? - растерянно спросила я.
  - Ты же вроде согласилась мне помочь, - взяв за другую руку, сказала Смерть.
  Удивительно было смотреть в зеркало на нас втроем. Слева стояла Смерть. Вся в черном, высокая, с красивым ярким макияжем и прямыми черными волосами. Справа стояла Жизнь. Тоже высокая, в прозрачном светлом платье, практически не накрашенная и с длинными почти белыми волосами. И по середине стояла я! В сером, аккуратно порванном платье, с проникновенным взглядом, с длинными вьющимися каштановыми волосами и могучими крыльями.
  Все мы, троя, три сестры направились к той дороге, о которой говорила Жизнь. Шли мы не долго, проходя прекрасные сады и холодные небольшие пещеры. И, наконец, дошли до той дороги. Это была нескончаемая петлистая белая, почти прозрачная тропинка, с множеством развилок.
  - Тебе туда, - смерть указала на эту тропинку и отпустила мою руку.
  - Иди прямо, и сворачивай только на Прозрачные повороты, - Жизнь тоже отпустила мою руку, - ты поймешь что это, иди!
  Она подтолкнула меня, и я ступила на дорогу, тут же, Жизнь и Смерть исчезли, я оглянулась, увидела еще более ужасающею, нескончаемую тропинку. Я стояла одна, на бесконечной дороге поралейных миров. Меня пронизывал страх от мертвой тишины...

(продолжение следует...)

* * *

Оценка: 54321

Не забывайте о том, что вы можете написать своё мнение о прочитанном.

Валерий Чародеев.
E-mail: kleo777@bk.ru.

Роман «От глупца до мага»
Книга первая «Глупец». Главы 30-33.

Новое знакомство и магические фокусы.

  Поглощенный с головой в изучение Арканов, я не обращал ни какого внимания на окружающий меня мир. Я отчётливо осознавал, что разгадка находится где-то рядом, и усердно пытался её обнаружить, изучая значение выпавших в моём раскладе карт.
  - Вы позволите? - прервал мои исследования, знакомый голос.
  Я оторвал взгляд от книги, и поднял голову. Передо мной стоял плотно сбитый крепыш в чёрной футболке, с которой глядели, два огромных кошачьих глаза. В зрачке, каждого из них, был причудливый силуэт танцующей кошки. Под глазами, наискосок, значилась надпись: "Cats". Дополняли гардероб крепыша, широкие, чёрные спортивные брюки и такие же, чёрные кроссовки.
  Что меня удивило особенно... так это, то,... что обладателем такого знакомого мне голоса, был негр, с приятными чертами лица. Глаз его мне рассмотреть не удалось. По причине, что их скрывали, чёрные, солнцезащитные очки.
  Я задумался,... Если мне не изменяет память, то, среди моих знакомых нет негров, говорящих почти без акцента по-русски. А, точнее говоря, среди моих знакомых, негров нет вообще. Странно, но откуда я знаю этот голос?
  - Так вы позволите? - как из сна, вывел меня из нелепых раздумий, широко и приветливо улыбающийся человек.
  - А вам, что больше некуда присесть? - попытался я возразить. - Вроде мест свободных хватает...
  При этом я сделал жест, указывая, вокруг. Все столы были свободны. Даже пожилая парочка, прикончив пиво с сосисками, уже выходила из-за стола.
  - А вы что, расист? - так же, непринуждённо продолжая улыбаться, спросил негр.
  - Нет. Я не расист. Просто мне не нравиться, когда меня отвлекают незнакомые люди, причём, если в этом нет, абсолютно никакой необходимости.
  - А кто вам сказал, что мы с вами не знакомы? - ответил он, присаживаясь напротив, так и не дождавшись, моего приглашения.
  Мои глаза, инстинктивно сощурились от попавшего в них блика, играющих и переливающихся бриллиантов, висящего на его шее, платинового петлеобразного креста.
  Продолжая улыбаться белозубой улыбкой, мой собеседник приподнял очки, и сдвинул их на лоб. На меня уставились, два абсолютно разные по цвету глаза. Один из них был тёмно фиолетовым, другой изумрудно зелёным. Из коротко стриженных курчавых волос торчали, едва заметные, чёрные шишечки рожек.
  От изумления у меня начала отвисать нижняя челюсть. Подкуривая очередную сигарету, я попытался быстро замаскировать следы, проступившего на лице изумления. И как можно медленней, выпустил в потолок, струю дыма, чтобы успокоиться и скрыть своё волнение.
  - Если вы из принципа, будете настаивать, на формальном факте знакомства,... То можете называть меня Клео, - сказал он и протянул свою мускулистую руку для рукопожатия.
  Я с недоверием смерил её своим взглядом. Но всё же, после секундного колебания, протянул свою. Ладонь Клео, оказалась сухой и тёплой. Рукопожатие крепким, но не болезненно жёстким.
  - Не могу сказать, что бы мне было очень приятно...- сказал я. - Но если уж так складываются обстоятельства...
  В ответ, он подарил очередную улыбку. Всем своим видом, показывая, что его очень трудно, чем-нибудь смутить, чтобы вывести из равновесия.
  - А вы, молодец. Начинаете вникать... - он кивнул, на раскрытую, передо мной книгу. - Честно признаться, мы думали, что будет хуже.
  - Вы - это кто?
  - Всему своё время, - ответил Клео. - Не торопите события. Вы и так, уже наломали дров. А ведь, я вас предупреждал, что ваши неосмотрительные поступки, могут повлечь смерть, не причастных к этому делу людей.
  - Но что мне остаётся делать, если я оказался заложником чьих-то интересов, в игре, в которой абсолютно не знаю правил? - попытался оправдаться я.
  - Вам предлагали помощь, когда можно было предотвратить расклад в самом его начале. Но вы её неосмотрительно отвергли, - нахмурив брови, но, сохраняя, неизменную улыбку, отчитывал меня собеседник. - Теперь будьте добры, быть благоразумным и тщательно планируйте каждый свой шаг. Хотя, о чём я говорю. У вас в России кажется, есть такая поговорка: "С кем поведёшься, ...м-м.."...
  - От того и наберёшься, - я попытался за него закончить.
  - Вот, вот. Именно. С кем поведёшься - так тебе и надо, - Клео опять засиял, улыбкой чеширского кота.
  Я насупился как нашкодивший мальчишка, получающий взбучку от родителей. В то время как мой новый знакомый, с видом истинного ценителя, обнюхивал извлечённую им из воздушного пространства сигару. После чего, обрезал её кончик, неожиданно выросшим из его указательного пальца остро заточенным кошачьим когтем. Так же неожиданно спрятавшимся обратно. Чиркнул по столу длинной спичкой и стал раскуривать, выпуская изо рта густые облака, ароматного дыма.
  Клео повернул голову в сторону, ставшей невольной свидетельницей этого волшебства, молоденькой официантке. Подмигнул ей своим фиолетовым глазом. И та, выйдя из оцепенения от восхищения и эйфории, расторопно побежала за стойку бара. Девочка засуетилась, гремя посудой и хлопая холодильником. Из её угла, донёсся звук, откупориваемой пробки и со скоростью пулемётной дроби, стук ножа о разделочную доску.
  Пока я наблюдал, как Клео с наслаждением выпускает кольцами дым, перед нами возникла всё та же официантка, водружая на стол внушительных размеров поднос. На подносе в центре стояла бутылка французского красного вина, фужеры и высокая пирамида селёдочниц и тарелочек, заполненных разнообразными закусками.
  Девушка моментально переместила эту сервировку на наш массивный дубовый стол. Поставила фужеры и наполнила их до половины вином. После чего, с готовностью молодого бойца в глазах, вытянувшись во фронт, застыла, в ожидании очередной команды от Клео.
  Тот удовлетворённо оценил исполнение, повернул голову в сторону официантки и произнёс:
  - Вы оказались очень старательны, дорогая. Всё выполнено по высшему разряду. И за это вам полагается награда.
  После глубокой затяжки, он выпустил густое кольцо, табачного дыма. Выпущенное в воздух кольцо, стало медленно расползаться вширь и, поднимаясь высоко в пространстве, стало приобретать форму причудливого колье. Проплывая над головой девушки, оно плавно и грациозно опустилось на её нежную девичью шею.
  Извивающееся сизым дымом украшение, незаметно преобразовывалось, материализуясь, в настоящий шедевр мастера ювелира. Ещё миг и оно сверкало во всей своей неотразимости и красе, переливаясь искусно огранёнными драгоценными камнями и изысканно переплетенными золотыми и платиновыми лепестками.
  - Это мне? - восторженно, не веря своим глазам, изумилась девушка.
  - Вам, прекрасная леди, - ответил Клео. - Не стоит благодарностей. Вы ещё сможете оценить эту безделушку по достоинству, когда поймёте, что это нечто большее, чем просто уникальное творение ювелира.
  - Могу ли я, что-нибудь ещё для вас сделать? - с благодарными нотками в голосе, поинтересовалась официантка.
  - Кто знает? Может быть, и сможете, - с лукавой улыбкой сказал Клео. - А пока идите. Нам с моим другом нужно поговорить.
  Девушка убежала за стойку и прилипла к зеркалу, восхищённо крутясь и позируя перед ним.
  - Вы всегда прибегаете к своим фокусам? - с осуждением спросил я.
  - Нет. Только когда на меня нисходит вдохновение, - смакуя тёмно-багровое вино, пояснил Клео.
  - А там, в кафе, на Покровке?... Это, тоже вдохновение? - поинтересовался я, уже с возмущением.
  - Ну что вы,... Это был расчётливый шаг. Если бы я этого не сделал, кто знает, какой фокус вы бы ещё выкинули. А так, я отрезал вам все пути к отступлению, и вам уже некуда было больше деваться, как только принять эти новые правила, предлагаемой вам игры.
  В этом, я с ним был полностью согласен. Если бы всё случилось по-другому, кто знает,... не оказался бы я сейчас в психлечебнице, с диагнозом какого-нибудь Мальчика Спальчика или Кота в Сапогах.
  - Вы знаете, кто стоит за этим всем и зачем он это со мной делает? - задал я вопрос.
  Прожевав кусок копчёного окорока, и запив его вином, Клео, смерил меня оценивающим взглядом и с досадой ответил:
  - Скажите, что у вас за манеры?... Говорить о своих проблемах во время трапезы - признак дурного тона. От этого может произойти несварение желудка. Наслаждайтесь. Или вам не по вкусу деликатесы? Или может вино? ... Так давайте закажем другое,...Где ещё как не в этой жизни, вам представится такая возможность? Иногда я завидую людям.
  - Знаете что,... Это уж слишком, - начал было я распаляться.- Тут всё катится кувырком, переворачивается с ног на голову. А вы говорите - наслаждайся...
  - Остыньте. Остыньте мой друг. Вы просто ещё не знаете, что может происходить. Поверьте мне, я знаю не мало личностей, кто посчитал бы за счастье, поменяться с вами местами. И вообще я порой не престаю удивляться. На сколько вы люди, не цените, что имеете. Вы можете отдавать всё внимание своим глупым проблемам, не замечая всей прелести окружающего вас мира, наступая ногой на горло, своего же собственного счастья. Где ваше осознание своего предназначения?! Хоть один из вас отдаёт ли себе отчёт, для чего он был сотворён и кому обязан своим появлением. Все хотят не известно чего, и от этого сами страдают. А стоит лишь на какое-то время вмешаться в их жизнь, чтобы им же помочь,... Что мы видим? Столкнувшийся с изменениями иллюзорного быта и лишённый привычных рабских оков, человек - начинает метаться, как загнанная дичь, для того, чтобы снова, на себя же их и напялить.
  - Я не нуждался в вашей помощи. И жил нормальной жизнью. И вообще кто дал вам право вмешиваться в неё? - пытался я постоять за себя.
  - А мы, если вы будете так внимательны, как раз в неё и не вмешиваемся, - он опять расползся в своей кошачьей улыбке. - И если вы так категоричны, то и помощь свою не навязываем.
  - Тогда объясните, зачем вы здесь и к чему весь этот балаган? -
  Я указал на стол, официантку, сигару.
  - Просто вы нам искренне симпатичны. И мы хотели дать вам понять, что мы есть. Чтобы когда наступит время, вы смогли к нам обратиться за помощью.
  Он сделал очередную затяжку. Выпустил облако дыма, которое начало приобретать форму, перевёрнутой внутри круга магической пентаграммы.
  - А как я узнаю, что это время наступило? И наступит ли оно вообще? - спросил я у своего собеседника, сообразив, что погорячившись несколько перегнул палку.
  Он встал и как в шпионских кинофильмах, подозрительно оглянулся по сторонам. После чего, перегнулся ко мне через стол и, заговорщицки приложив ладонь к губам, прошептал:
  - ЧИТАЙТЕ ЗНАКИ.
  Затем снова сел на своё место, озорно подмигнул и сказал:
  - А теперь, извините... Пора уходить. Дела...
  - Только я попрошу вас. На этот раз, пожалуйста,... без этих... ваших фокусов, - взмолился я, предчувствуя подвох и беспокойство.
  - Без этого, никак... Адьё.
  Я увидел, как заблестели в усмешке его глаза. Сверкнула, магниевым светом
  ослепительно яркая вспышка.
  И он исчез.
  Я зажмурился в ожидании...
  Дыма на этот раз, не было. Почти уже успокоившись и расслабившись, я сделал облегчённый выдох.
  Но тут раздался истерический женский визг. Меня передёрнуло. Я повернулся к источнику этих воплей.
  Моему взору открылась следующая картина: девушка официантка, истошно вереща, билась в истерике. С её шеи, там, где ещё недавно красовалось восхитительное колье, густым, лучащимся веером, в разные стороны, разбегались рыжие тараканы. Выполняя замысловатые зигзаги, они стройными колоннами, возвращались обратно, по определённому и чётко выверенному маршруту, на теле, бьющейся в истерике девушки.
  Их были сотни и сотни. Обод былого украшения, был сплошной копошащейся массой, из этих мерзких насекомых. Они кишели везде, проникая под блузку, протискивались в нижнее белье.
  Девушка в отчаянии пыталась их стряхивать, но казалось, что они не убывали, возникая из ниоткуда, всё снова и снова. Было такое впечатление, что они были заняты какой-то невообразимой работой, выполняя, чей-то безумный замысел, под чутким и неусыпным руководством.
  Вскоре девушка превратилась в сплошную, шевелящуюся массу из насекомых. Она рухнула на пол, потеряла сознание и конвульсивно вздрагивала. По залу разносился неприятный запах. Кислота насекомых въедалась в нежную кожу, оставляя на теле болезненные ожоги.
  Я стоял в растерянности и не знал, чем ей можно помочь. Мне было жаль её до глубины души, но кому, как не мне было знать, что, сколько не топчи и не уничтожай эти усатые бестии, от них не избавиться. Потому, что там, где замешены сверхъестественные, потусторонние силы, обычные методы борьбы - как правило, малоэффективны и беспомощны.
  Двойственные чувства разрывали меня. Я не мог убежать и бросить в таком положении официантку. И в то же время понимал, что мне нельзя было больше здесь оставаться, потому, что слышал как внизу, не смотря на громкую музыку, обратили внимание на громкие, девичьи крики. С минуты на минуту, сюда могли подняться люди. И что тогда, в этом случае, я им буду объяснять?...
  Ко всему прочему, если вспомнят ещё, и вчерашние события на Покровке...
  Вот уж точно, пути к отступлению все перекрыты.
  Расчёт Клео, с предельной точностью, связывал меня по рукам и ногам. Все события, одно к одному, заставляют меня действовать по определённой схеме, исключая возможность уйти с дистанции. Я оказался зависимым от обстоятельств, которые для меня так тщательно подготавливались и пошагово разрабатывались, кем то коварным и не желающим выходить из тени.
  Мой слух уловил, что скрипящее копошение тараканов затихло. И я увидел как они, словно по чьей то отданной им команде, с присущей для них скоростью, бросились врассыпную. За несколько секунд зал покрылся сплошным шевелящимся, рыжим ковром, разбегающихся, глянцевых спинок. Как живая волна они заслоняли всё на своём пути.
  Под этой волной, оказался и я.
  С брезгливостью, я ощутил как тысячи лапок, касались моего лица и запястий, которые не закрывала одежда. К счастью, это закончилось очень быстро, что я даже не успел, толком отреагировать.
  Увидев, что всё прекратилось, я поспешил к лежащей без чувств бедной девушке. Она всё ещё находилась без сознания.
  Первое, что пришло мне в голову в этот момент - это плеснуть на неё водой из стоящего на столе графина, чтобы привести несчастную девушку в чувства. Но тут, я остановился в неуверенности. Всё тело девушки было воспалено, розовыми, а местами и красными ожогами, и поэтому, я не знал, какую реакцию может вызвать вода. И тогда, опять остановился в растерянности и замешательстве.
  Немного подумав, я просто присел перед ней на корточки, чтобы пошлёпываниями ладоней по лицу, привести её в чувства.
  На моих глазах, стали происходить невероятные вещи. Места ожогов на теле девушки, начали затягиваться и преобразовываться в чёткие красные контуры. Эти линии начали шевелиться и переплетаться в замысловатые узоры. Через некоторое время они прекратили движение и запечалились в очень красивый орнамент.
  Если бы я не был свидетелем тараканьего нашествия, то предположил, что девушка сделала себе неимоверно дорогое декоративное панно, в каком-нибудь экзотическом тату салоне. В этой ярко красной "боевой раскраске", она выглядела фантастически потрясающе. Не могу сказать, что я падок на такую экзотику, но признаюсь честно, девушке это шло.
  Увидев, что она начинает приходить в сознание, я решил не испытывать судьбу и взяв свой кейс, проскользнул по крутой извилистой лестнице вниз. Затем, быстрым шагом пересёк нижний зал, стараясь сохранять внешнее спокойствие, под пристальными взглядами посетителей, расположившихся, за столиком, возле входа наверх и устремился к выходу. Это именно эти подвыпившие ребята, могли слышать отчаянные крики официантки. Но по какой-то причине, они никак не отреагировали на мою попытку, поспешно ретироваться.
  Я вышел на улицу. Вдохнул ночной, свежий воздух. Подкурил сигарету и направился в арку, ведущую к выходу из кремля.
  Посчитав, что на сегодня, приключений с меня достаточно, я поспешил к автобусной остановке. Всё,... Домой... и только домой.

Прозрение.

  На опушке показалась небольшая избушка. Это был, почерневший от ветхости лет, бревенчатый сруб, с затянутыми паутиной окошками. Покрытая, зелёным с голубым мхом, крыша, съехала на задний торец дома. Одну из стен, подпирала, треснувшая и прогнувшаяся оглобля. На перекошенном крылечке, у входа, сидел Берендей. Он задумчиво, хмуря, кустистые, седые брови смотрел в даль и дымил своей буковой трубкой.
  Трубка, периодически, утопала изогнутым мундштуком, в его бороде, отправляя в очередной полёт, клубы густого табачного дыма. Облако медленно поднималось вверх и плавно расплывалось по воздуху. Подлетая к веткам деревьев, оно разрывалось на неровные части и тут же растворялось...
  Этот дым, напомнил Фридриху, утренний туман, когда Марфа провожала его в дорогу. Новая волна тоски, накатила на его отягощённое тяжёлыми раздумьями сердце. Чтобы избавиться от этих мыслей, он ускорил шаги по направлению к старику.
  Когда барон приблизился к Берендею, он произнёс:
  - Здравствуй Берендей.
  - И ты здравствуй, - ответил тот, не выходя из задумчивости и не поворачивая головы.
  - Про Марфу ты уже знаешь? - с огорчёнными нотками в голосе, всё так же, не глядя на Фридриха, спросил старец.
  - Что, про Марфу? - не понимал Фридрих.
  - Сегодня в деревню пришла машина из города. НКВД...
  - И что?... - спросил барон, чувствуя как по его спине, пробежал неприятный холодок.
  - А то,... Не убереглась она, доченька... Видно всё же, прознал кто-то из людей. И донесли про тебя куда следует. Эх, незадача,... Говорил ведь ей,... Да что теперь. Моя в том вина.
  Фридрих сжал кулаки от досады. И с надеждой спросил:
  - А может не к ней? Ведь никто и не видел меня. Если кто приходил, так она меня прятала. В доме видеть меня никто не мог.
  - В доме, может, и нет, но глаза-то, они ведь не только в доме.
  - Да, конечно,... А может её предупредить?
  - А она тебе разве не говорила? - первый раз за сегодня, взглянул Берендей на Фридриха. - Не могла ведь она не знать.
  - Говорила?... Да, нет. Ничего. Вот тебе передать велела, что, мол, знает она... - и тут, до Фридриха дошло, о чем она знала...
  Фридрих кулем осел на колени и обхватил голову руками. Его душила обида. Ведь она всё уже знала. Знала наперёд, что за ней приедут, что видятся они в последний раз. Всё-всё,... Но почему? Почему она не сказала? Ведь они могли уйти вдвоём. Могли уберечь её. Спрятать. А потом...
  - Надо что-то делать. Я смогу ей помочь. Её ещё можно спасти.
  - Стой, - строго сказал Берендей. - Слишком поздно. Они уже там. К твоему приходу, там уже никого не будет. Её увезут.
  - Ну, тогда,... Ну тогда я сдамся. Пусть меня заберут, а её отпустят. Ведь её в том вины никакой. Что она?... Выхаживала больного? Может она, и не знала вовсе, кто я такой?
  Берендей посмотрел на него сурово и сказал:
  - Не такое в России сегодня время, чтобы правосудие по справедливости вершить. А тебя объявили врагом народа - беглым пленным и диверсантом. Чем поможешь ты ей, если сдашься? Только, страдания её увеличишь. Потому как тогда её жертва бессмысленной будет.
  - Эх ты нерусь... - с досадой продолжал дед. - Не понять тебе душеньки русской,... Не понять на что, наши бабы способны ради суженного своего... Не бывает доли, их горше. Но в страданиях, всю жизнь пронесет, и согрета любовию будет. Пусть в несчастье, но всё же любима.
  - Горько мне. Горько дед Берендей.
  - Такова ваша доля, болезный. Видать, понял ты, да не принял. То, что тебе принадлежать должно было. А когда осознал. Так уж поздно...
  - Но ведь я не мог. Я...
  - Не судья тебе я. Но скажу, одно. Марфа - лесная порода. Видно знала она что-то такое, то о чём тебе пока не известно.
  У Фридриха защемило сердце. Нехорошее предчувствие въедалось в его сознание. Ноги ослаблено подогнулись в коленях. Чтобы хоть как-то собраться и взять себя в руки, он присел на крыльцо рядом с Берендеем и попросил закурить.
  Дед выбил пепел из трубки. Забил новую порцию табака из расшитого бисером кисета. Утрамбовал его веточкой. Раскурил и подал трубку немцу.
  Табак был едким, но по особенному приятным. Не рассчитав его крепости, Фридрих закашлялся от первой затяжки. Из глаз покатились горькие слёзы. Он поблагодарил в душе случай. Есть на что, списать накатившую, изливающуюся в слёзы, слабость. Они струями текли по щекам, а он, намеренно глубже затягивал в свои лёгкие горький и разъедающий дым. В груди разливалась колючая горечь.
  Но трубка, всё же его успокоила. Мысли перестали хаотично носиться в голове, дергая струны в самых уязвимых и болезненных закоулках. Стройным рядом, подобно вылетающим порциям дыма из трубки, они находили свои места.
  - Пойдёшь дальше. Назад тебе дороги нет. Да и незачем лишний раз ранить душу. Линка проведёт тебя до равнины. Дальше сам. Там разберёшься. Если заблудишься, кличь. Помогу.
  Фридрих ничего не сказал. Потупив взгляд, он сидел опустошённый. Ему уже было всё равно. В путь, значит в путь. Поскорее бы только. Дорога - она, как и время, помогает залечивать раны на сердце.
  - Вот, возьмёшь с собой. - Берендей протянул ему котомку. - Там припасы. Собрал тебе на дорогу. Выходи завтра утром. Сегодня уже вечереет. Отдохнёшь. Тут никто тебя не увидит. Деревенские, это место обходят.
  - Спасибо дед, - выдавил из себя Фридрих. - И прости меня. Что из-за меня это всё.
  Он так и продолжал сидеть на крыльце, не поднимая головы, с зажатой, мёртвой хваткой в руке трубкой.
  - Не казнись. Видно так суждено было вам. - Берендей похлопал его по плечу и поднялся.
  Он поднял с земли, резной деревянный посох и сказал:
  - Прощай немец. Так мы с тобой и не поговорили. Но, кто знает... авось, когда и свидимся... Пусть удача помогает тебе. А она у тебя есть, не упусти только.
  Берендей повернулся к лесу. Расправил широкие плечи. И пошёл размеренным и твёрдым, совсем не свойственным, для его лет, шагом. Как только он скрылся в лесной чаще, Фридрих услышал треск ломаных веток и удаляющийся медвежий рёв.
  Барон посмотрел на свои руки, и словно проснувшись, увидел в зажатую в них трубку Берендея. Фридрих вскочил и крикнул тому вслед. Но в ответ донеслось только эхо его же собственного голоса. Он снова опустился на крыльцо и заметил, лежащий на переданной ему Берендеем котомке кисет.

Спаситель.

  Приходя в сознание, мальчик начинал стонать от просыпающейся во всём теле боли. Он ещё не осознавал, какие испытания его ждут впереди, но догадывался - Ад, ещё только начинается.
  - Ну, что очухался, сучёнок? - склонившись над ним, спросила Селёдка.
  - Ничего, шустряк... Побегать он захотел... Отрыгнуться ещё мышке, кошкины сопли, - решил съязвить Шрам. - Ты у меня ещё надолго запомнишь эту ночку. Халява закончилась. Теперь ты дома. Ха-ха-ха....
  Смех у Шрама получился очень зловещим. Оставалось только догадываться, какой извращённый смысл, он пытался вложить в этот не присущий нормальному человеку садистский хохот.
  Они свернули в неосвещённый переулок. Илья понимал, что если он сейчас ничего не предпримет, то это будет конец. Быть униженным рабом, у этого сборища негодяев будет хуже, чем смерть. Он предпринял попытку взбрыкнуться, но тут же получил удар ногой по почкам, и с тяжёлым выдохом сполз обратно на землю и скорчился от боли.
  - Оставьте мальчика, твари, - раздался зычный бас, непонятно откуда.
  Бомжи завертели головами в поисках источника обратившегося к ним голоса. Эта шайка подонков могла геройствовать безнаказанно, только по отношению к таким же отбросам, какими являлись сами и то, к более слабым. С теми же, кто их не боялся, и знал цену их "героизма", они вели себя сдержанно и осторожно, подобно злобной, но трусливой собаке, в присутствии рассерженного на неё хозяина.
  - Кто это там такой грозный? А ну-ка, покажись... - произнёс в темноту Шрам, доставая из-за пояса свой ржавый нож.
  Из сводов арки, кирпичного старого дома, под лунный свет вышел человек лет пятидесяти. Он был высокого, почти исполинского роста, и наголо выбрит. Отражающую лунный свет лысину, украшали замысловатые татуировки. Гладко выбритые щёки, контрастировали с аккуратными седыми усиками, перетекающими в испанскую бородку клинышком. Его лицо выражало прямолинейность и благородство характера. Не смотря на июльскую жару, на нём была потёртая кожаная куртка. Парусиновые брюки, со множественными накладными карманами, которые были тщательно заправлены в высокие армейские ботинки на толстой, рифлёной подошве.
  - Тебе чего дядя? Шёл бы ты своей дорогой... - увещевающим голосом просипел Вонючка.
  - Отпустите мальчика. И мы с ним уйдём. Да и вам спокойней будет, - пробасил великан.
  - Мальчик это наш. И никто тебе ничего отдавать не собирается. Где это видано, чтобы родную кровиночку от сердца отрывали, да в чужие руки, - выступил Шрам, заслоняя собой мальчика и делая знаки Бороде и Вонючке, чтобы те заходили сзади и сбоку мужчины, для неожиданного нападения.
  Селёдка, во избежание неприятностей, зажала Илье рот рукой, и приставила к его горлу, не весть, откуда, взявшуюся бритву.
  - Значит, не хотите по добру, окаянные? В последний раз спрашиваю, - нахмурил брови великан.
  - А ты чё... отец? Угрожать нам вздумал?... - пытался потянуть время Шрам, поигрывая ножом.
  За спиной у встретившегося им незнакомца раздался звон битого стекла. Это, подкравшийся сзади бородач разбил об угол арки, найденную им там бутылку. В его руке, играя бликами света, ощерила свои острые лепестки бутылочная розочка. Справа, стоял наизготовку, с кусками кирпича в руке, Вонючка.
  - Ну что дядя,... Только не говори, что мы тебя не предупреждали, - ощерился Шрам, и жестом дал команду к наступлению.
  Троица отморозков, подобно стае, выходящих на ночную охоту шакалов, медленно и осторожно, стала надвигаться на великана. Тот с осуждением покачал головой. Приподняв одну бровь, он ухмыльнулся. В его глазах читался боевой азарт и сочувствие к наступавшим злодеям. Он тихонько присвистнул. И из кустов к его ногам выпрыгнул здоровенный пёс.
  Это был огромный кобель, породы среднеазиатской овчарки, серебристо стального окраса. Он без лая, ощерил свои внушительные клыки и широким гребнем, вздыбил шерсть, от хвоста до загривка. Его гулкое утробное рычание, произвело на подонков, серьезное впечатление. Но отступать было уже поздно.
  Чтобы в конец не утратить боевой дух и не дать подельникам испугаться и дать дёру, Шрам с истошным воплем бросился на незнакомца. На бегу, он делал обманчивые движения левой рукой, чтобы зажатым в правой руке ножом, нанести расчётливый удар в горло.
  Дальше всё происходило стремительно и быстро. Старик бросил собаке отрывистую команду, на непонятном им языке. И та в миг испарилась, словно её тут и не было.
  Угадав манёвр противника, незнакомец, быстро выхватил из-под полы куртки, внушительных размеров боевой тесак.
  Это был нож, размерам и заточке которого, мог бы позавидовать, даже самый опытный мясник.
  Старик увернулся от коварного выпада Шрама, и совершая новое круговое движение, словно исполняя обрядовый танец, с рассекающим воздух свистом, рубящим движением, опустил тесак, на кисть негодяя, сжимавшую нож.
  Ночь разрезалась душераздирающим криком. На дороге валялась отрубленная кисть, с пульсирующими, содрогающимися пальцами.
  Шрам упал на колени. Злобно матерясь, он сжимал обрубок руки и не верил в только что с ним случившееся. Вены вздулись на его покрывшемся холодной испариной лбу. Он с недоумением таращился на руку, наблюдая как из раны дозированными порциями, выплескивалась, тёмно-бурая, густая кровь.
  Селёдка, даже не успела заметить, как с подрубленными под коленями, сухожилиями, направляемый точным движением незнакомца, Борода, грузным кулем, свалился на землю. Её удивила, незаметная перемена в его лице, когда тот, вставая на четвереньки, откинул в сторону, мешающую ему шляпу. Ледяной ужас пронзил бомжиху, когда она своим взглядом, встретилась с бородачом. Вместо правого глаза бомжа, на неё смотрело, холодным оком, круглое горлышко бутылки, из которого, как из крана, на дорогу вытекала струйка багровой крови.
  А мужчина продолжал исполнять свой причудливый и замысловатый танец. В три кульбита он оказался возле Вонючки. Причём делал он это с такой грацией и лёгкостью, словно это был не бой, а балетное представление. Брошенные, в его сторону и пролетающие мимо цели кирпичи, подчёркивали контрастно, всю убогость и несовершенство бросающего их "Ворошиловского стрелка".
  Незнакомец описал молниеносное, и едва заметное хороводное движение, вокруг Вонючки. И его тесак, сделал навсегда угрюмое лицо подонка, вечно улыбающимся, дьявольской улыбкой. От уха до уха...
  Всё это произошло за считанные секунды. Растерявшаяся Селёдка, не успела опомниться, как её рука, держащая бритву, онемела в могучих тисках, собачей пасти.
  Удар клыков был настолько ощутимым и сильным, что казалось, будто кисть бомжихи оказалась между наковальней и кузнечным молотом.
  Кости хрустнули, как раздавленная галета. Пёс, ещё пол минуты, урча и мотая головой в разные стороны, швырял Селёдку, словно тряпичную куклу, пока не услышал команду, подошедшего к ним хозяина:
  - Хватит, Баян. Молодец.
  Пёс предупредительно посмотрел, в расширенные испуганные зрачки Селёдки. Ещё раз, беззвучно ощерив свои саблевидные клыки, прочитал в её взгляде панический ужас и покорность, после чего, удовлетворённо повиливая обрубком хвоста, засеменил к своему хозяину.
  Тот, подошёл к Илье и присев перед ним на корточки спросил:
  - Сам идти можешь?
  После утвердительного кивка мальчика, добавил:
  - Эко они тебя,... Вот жежь сволочи. Ну, ничего, мы с Баяном тебя быстро поправим. Ты нас не боись. Мы тебя в обиду не дадим.
  Мальчик начал осторожно подниматься с земли. Всё тело ныло тупой не унимающейся болью.
  - Спасибо дяденька, - вытирая слёзы, поблагодарил он спасителей.
  - Ты не меня, ты его благодари, - кивнул мужчина на пса - Это он, тебя заметил, и меня следом позвал.
  На Илью уставились умные, с интересом разглядывающие его, глаза Баяна.
  Пёс учащенно дышал, высунув свой влажный и горячий язык. А потом, как показалось Илье, подмигнул ему и, нырнув, зарылся мордой под широкую ладонь своего хозяина.
  - Как звать-то тебя, сынок?
  - Ильёй. А вас?
  - Зови меня просто Дедом... - улыбнулся в ответ человек.
  Он ещё раз оглянулся по сторонам. Сообщники злосчастной шайки, как тараканы расползались по сторонам, сопровождая своё ползание жалкими стонами и площадной матерщиной.
  - Ну, что пойдём Илья. Не гоже честному человеку, находиться посреди этой падали.
  - Идем, Дед, - ответил Илья.
  Мужчина придерживал избитого и плохо стоящего на ногах мальчика, под локоть, а с другой стороны мерным шагом выхаживал Баян, то и дело поглядывая в их сторону.
  Всё-таки Илья оказался прав. С этого дня, у него действительно началась новая жизнь.

Непрошеные гости.

  Ворота дрожали от грохочущего стука. Марфа спокойно, не торопясь, вышла из дома. Спустилась с крыльца и направилась к воротам. Отодвинула огромный дубовый засов и ворота, со скрипом несмазанных петель широко распахнулись в стороны.
  Перед ней стояли двое энкавдэшников в синих гимнастёрках и пьяный, злорадно щурящийся фельдшер. Позади, стоял воронёный ЗИМ, за рулём, которого, сидел молоденький водитель, судя по новенькой форме, тоже энкавэдешник.
  Один из офицеров сжимал в руке пистолет и подозрительным взглядом, осматривал, открывшийся его пытливому взору двор.
  - Где эта сволочь? - сверля ненавистным взглядом Марфу, выцедил он сквозь зубы.
  - Вы это про кого товарищ? - спокойно переспросила она.
  На слове товарищ, она сделала особый акцент. В который вложила весь многозначительный смысл, своего отношения к новой власти.
  - Издеваешься сука? - злобно спросил капитан, угрожая пистолетом перед лицом Марфы. - Берданкин... - крикнул он водителю. - Глаз с неё не спускать.
  - А ты во двор, - скомандовал он лейтенанту. - Пока мы с фельдшером дом осмотрим.
  - Вот тебе бабушка и Юрьев день - осклабился Марфе в лицо, алкоголик фельдшер.
  Все принялись выполнять свои задачи. Энкавэдешники вели себя как хозяева. Они бесцеремонно разбрасывали вещи, переворачивали утварь и влезали в каждый уголок её хозяйства. Она услышала, как со звоном разбилась отлетевшая бутыль, с целебным настоем из трав, сбор которых проводился на протяжении нескольких лет, как требовало того, наставление покойной бабки травницы.
  Молоденький паренёк, по всей видимости, не давно пришедший в органы, и ещё не утративший всего человеческого, что в нём было заложено, стоял, сконфуженно пряча глаза от Марфы. Женщина не обращала на это внимания, так как знала, что пройдёт, не так много времени и этот ещё не опытный щенок, начнёт показывать зубы, а потом превратится в такого же пса, как и его наставники. Когда её приказали доставить в дом, ничего в нём уже не напоминало того порядка, что с таким усердием и любовью, поддерживала рука хозяйки. Травы были разбросаны и растоптаны, слипшись в комьях мазей и лужах настоев. Вещи бесцеремонно валялись на полу. Груда черепков от глиняной посуды, горкой выглядывала из распахнутой двери в горницу. Полочка в Красном углу болталась на одном гвозде, а под ней лежала, треснутая с разбитым окладом икона.
  За столом сидели экавэдешники и хрустели солёными огурцами, принесёнными фельдшером из Марфиного погреба. Сам же фельдшер, расположился, на дубовом табурете не далеко от них. Он с тщательным видом протирал, свои очки блюдца, подолом грязной рубахи. Водрузив их на переносицу. Заправил дужки за уши. Ехидно сощурившись, он сказал:
  - Ну что Марфа, и на старуху бывает проруха.
  - Молчать, - гавкнул ему капитан, всем своим видом давая понять, кто здесь хозяин.
  Врач втянул шею в плечи и, поднося трясущуюся ладонь к губам, с умоляюще заискивающим видом, взглянул на энкэведешников. И замолк.
  - Гражданка Боровицкая. Вы обвиняетесь в укрывательстве и пособничестве, беглому военнопленному, руководителю диверсионно-разведывательной группы Фридриху фон Айнхольцу, - сказал капитан, привстав из-за стола, и широко уперся руками в столешницу. - Хочу вас предупредить, что чистосердечное признание и содействие в поимке особо опасного преступника, повлечёт смягчение, вынесенного вам приговора.
  Марфа стояла, прямо глядя в глаза капитану. Ни один нерв не дрогнул на её лице. Для себя она всё уже решила заранее. Припираться и оправдываться, не было смысла. Унижаться перед этими выродками она не станет. Каким бы ни был исход их визита, результат будет один. Её арестуют и увезут.
  По рассказам людей, Марфа не могла припомнить ни одного случая, чтобы приехавший, за кем-то воронок, уезжал без жертвы. Она будет молчать, чтобы ни случилось. На душе было легко и спокойно, оттого, что Фридрих всё-таки успел. Не попал в лапы к этим заплечных дел мастерам.
  - Молчишь... тварь. Ничего, сейчас мы тебя разговорим... Берданкин!... - крикнул капитан.
  По крыльцу застучала дробь каблуков и в дверном проёме, выросла фигура молоденького водителя.
  - Сейчас принесёшь ведро воды. И захвати в машине бумаги для протокола.
  - Есть. Товарищ капитан, - выпалил паренёк и умчался выполнять распоряжение.
  - А ты, - капитан обратился в сторону к фельдшеру - пока на дворе подожди. Надо будет, позовём.
  Фельдшер, испуганно оглядываясь, вышел из горницы. Он начинал трезветь. С трезвостью приходило осознание серой реальности жизни. Обстановка и поведение Марфы не предвещало для него ничего хорошего.
  Два дня назад он сидел обозлённый за то, что с этой партией медикаментов из области, ему урезали рацион медицинского спирта. Жизнь была собачья. А на водку, для употребления в тех количествах, к которым он привык, денег не хватало. Подношения от населения, были значительно меньшими, чем на предыдущем месте. Оттуда его выперли за систематическое и беспробудное пьянство. И направили в эту дыру. Местное население не доверяло традиционной научной медицине. И народ обращался всё чаще к Марфе, которую все здесь любили и уважали. Старика это страшно бесило. Но поделать с этим он ничего не мог.
  А позавчера, когда он, матерясь, разбирал по накладной привезённые медикаменты, к нему забежал пацанёнок. Несмышлёный деревенский подпасок, часто бывал у него. Фельдшер баловал мальчонку глюкозой, за то, что тот был, пожалуй, единственным представителем местного населения, кто серьёзно к нему относился. Да и то, пожалуй, по малолетству и из-за отсутствия житейского опыта. Вот тогда-то, парнишка и ляпнул, что мол, видел в лесу знахарку Марфу с каким-то ненашенским мужиком. Ну, а за фельдшером дело не стало. Приученный за свой век, к гражданской бдительности, тот отправил мальчишку, а сам, набрал номер телефона областного НКВД.
  С улицы он услышал:
  - Ты ж что думаешь, мы тут миндальничать с тобой будем? Говори! Или собственной кровью умоешься...
  Марфа стояла как изваяние. Капитан подошёл к ней в плотную и наотмашь ударил её по лицу. Удар оказался хлёстким и сильным, так что женщина отлетела к стене и ударилась больно о тёсаные брёвна.
  - Ну, теперь поняла, что не шутки шутить приехали? - наступал на неё капитан.
  Она отодвинулась от стены, но продолжала молчать. Щека на лице горела, а висок наливался пунцовым цветом, от удара о бревенчатую стену.
  - Вот дура баба, - вставил лейтенант - с ней по-хорошему, а она молчит.
  - Ты пойми мразь, мы ведь его всё равно поймаем, а с ёго показаний накрутят тебе полную катушку и отправят лес в Сибири валить. Будешь гнить там до самой старости. И вернёшься потом без зубов с отмороженной жопой, кровью харкать на каждом шагу.
  Сохраняя абсолютное спокойствие, Марфа гордо подняла подбородок и отвернула лицо. Взгляд её упал на фельдшера, которого она увидела в распахнутом окне. Тот, увидев ненавистный взгляд знахарки, юркнул в сторону с видом побитой собаки.
  - Слушай, а может она немая? - с кривой усмешкой обратился лейтенант к капитану.
  - А вот это мы сейчас и проверим, - зло бросил тот - Берданкин!... Где тебя черти носят?!
  - Прибыл. Товарищ капитан, - из проёма двери появился вытянутый в струну водитель, с полным ведром воды и папкой под мышкой.
  Он с недоумением смотрел на Марфу. Красные пятна на её лице, настораживали его и пугали.
  - Так и будешь молчать. Врагов советского народа выгораживать? - капитан вцепился своей пятернёй в лицо женщины. Не получив ответа, он скомандовал, кивая водителю:
  - Тащи её к двери. Сейчас мы её разговаривать будем...
  Берданкин взял Марфу осторожно за локоть и потянул к дверям.
  - Ты что, б...дь, на прогулку собрался? - зашипел на него капитан - Я сказал, тащи, а не любезничай. Не хрен с врагами народа церемониться.
  И, что было сил, пнул женщину сапогом. Берданкин испугался, что начальство сейчас начнёт срывать свой гнев и на нём, и резко дёрнул знахарку за рукав.
  - Держи крепко, чтобы не вырвалась... - приказал капитан Берданкину, засовывая Марфины пальцы в проём между дверью и косяком.
  Дверь была добротная, дубовая с массивной медной ручкой в форме кольца. Водитель стоял с расширенными от ужаса глазами, а капитан медленно и со знанием дела начал закрывать дверь. Вскоре дверь остановилась, чувствуя мешающую преграду.
  - Ну что, будешь говорить сука, или дальше будем осваивать "разговорник"? - злобно спросил капитан.
  Марфа крепко зажмурила глаза, в ожидании последующей пытки, но говорить она не собиралась.
  - Ну, молчи, молчи... Я тебя предупреждал, - сказал капитан и навалился плечом на дверь.
  Послышался гулкий хруст и громкое с всхлипами судорожное дыхание женщины. Марфа сползла на пол. Дикая, ужасная боль разбегалась от сломанных пальцев, по её рукам. Тело бросило в дрожь, а лёгкие словно парализовало. Она держалась, как могла, но муки были настолько невыносимы, что она не смогла подавить вырывающиеся стоны. Слёзы обильно бежали по дорожкам, появившихся на щеках морщин, от крепко зажмуренных глаз.
  - Ну, вот видишь... уже лучше. Теперь можно и поговорить, - капитан с довольным видом подмигнул Берданкину. - Учись салага, перенимай опыт.
  По всему виду молоденького энкавэдешника можно было понять, что такого развития событий он не ожидал. Вспоминая как гордо надел в первый раз эту новую форму, разве думал он о том, что вместе с тем, становится палачом. У него затряслись губы, и густая краска залила гладко выбритые щёки. Ему было стыдно и до глубины души обидно за истязаемую молодую и красивую женщину.
  - Вы напрасно упрямитесь, - пытался играть роль "добренького", лейтенант - он ведь всё равно вас заставит сказать. Что мы, по-вашему, зря сюда столько километров наматывали? Сами подумайте, вы молодая, привлекательная... Вам ещё мужикам нравиться, замуж выходить, да деток рожать. А тут сейчас вам всю красоту и попортят. Да ладно бы было ещё ради кого,... а то, ради гниды какой-то фашистской. Знаете, что они с нашими, там, в оккупации вытворяли?... То-то... Вы лучше сразу скажите. По хорошему.
  Не открывая глаз, Марфа сидела на полу, спрятав поломанные пальцы под мышки. Она монотонно раскачивалась взад и вперёд, чтобы хоть как-то погасить клокочущую в ней боль.
  - Ну, никак не хочет понять, вздорная баба, - поднялся с корточек и, отходя от Марфы, сказал лейтенант.
  От досады он развёл руки в стороны и хлопнул себя по бёдрам.
  - Ничего, не хочет - захочет, - рявкнул капитан и замахнулся на женщину сапогом.
  Это было последней каплей. Дальше она уже ничего не помнила. Сноп искр, взорвался в её глазах, ослепляя своим сиянием. В уши ударил оглушительный звон, словно тысячи колоколов ударили разом. Не многоголосьем, а в унисон...
  И она потеряла сознание.

Оценка: 54 321

Не забывайте о том, что вы можете написать своё мнение о прочитанном.