… Наша технология - не религия. Религия имеет дело с абсолютом. У нас абсолютов нет.

    Здесь Фёдор Михайлович прервался и решил привести пример того, что способна дать религия. Он предложил одному из своих гостей, уже пожилому человеку, рассказать остальным, что с ним произошло, буквально год назад.

20.

    - Чего здесь рассказывать? - спросил невысокий и пожилой человек. - Вы и так всё знаете.

    - Ну, если вы не хотите рассказывать, - сказал Фёдор Михайлович, то за вас это сделаю я, а после я продолжу своё основное чтение. Кто-то возражает? - спросил хозяин.

    Никто не возражал. Фёдор Михайлович откинулся на спинку своего высокого кресла, закурил и улыбнулся. Все тоже, глядя на хозяина, заулыбались.

    - Бедный человек, - заговорил наконец-то Фёдор Михайлович и показал при этом на сидящего за столом министра трамвайных и троллейбусных путей сообщения, героя повести. - Полез под колесо автомобиля за пятидесятикопеечной монеткой, что валялась там, прямо на мокром асфальте, орлом к верху решкой к низу. Ну надо же было такому случиться, что именно тогда, когда его рука уже взяла монетку пальцами, автомобиль тронулся и своим передним правым колесом прошёл по кисти бедняги. Слышали бы вы, как он выл. Это было ужасно. Люди собрались, стали интересоваться. А интересоваться уже нечем, потому как автомобиль тот уже укатил, а пострадавший от боли только орёт и ничего толком не говорит. Зачем, спрашивается, он полез за той монеткой? А всё просто. Ему, оказывается, на хлеб не хватало, вот он и искал денег на улице. Видите, как всё просто.

    - Просто, да не совсем, - в этот момент, в гостиную вошёл и решительно прервал Фёдора Михайловича некто: высокий, с длинными волосами и давно не стриженой бородой, - и надо же было такому случиться, что всё произошедшее, ну с этим, кто полез под колесо, было замечено самим Господом нашим, - обиженно заявил вошедший. - Обычно мы стараемся не отвлекать Его разными мелочами, - говорил он. - Сами посудите, но если Он будет отвлекаться на всякую там ерунду, то на главное Его уже может и не хватить.

    Нет, всё конечно мы понимаем. Мы понимаем, что Господь наш есть всемогущий и, что сил его на всех хватит. Но, господа, давайте всё-таки не злоупотреблять. В конце концов, нужно и совесть иметь. Зачем, спрашивается, у вас есть ангельские чины? Ну? Поймите, что и они в какой-то степени тоже, можно так сказать, обязаны, в какой-то мере способствовать вам и всячески помогать и прочее. Чего попусту Господа-то беспокоить, когда в каждой церкви есть и их изображения, и они никогда не отказывали. Так нет. Им, видите ли, самого подай. Странные люди. А ангелы тогда зачем? Мы-то зачем тогда? Я вот, например, тогда зачем? Выходит, что и не зачем, - обиженно говорил ангел. - Ладно. Не в обиде. Дело прошлое. Однако на будущее советую учитывать.

    Сказав это, ангел сел на место отсутствовавшего на тот момент писателя. Фёдор Михайлович внимательно посмотрел на него и, убедившись, что тот сказал всё, что хотел, продолжил.

    - Одним словом они проморгали, - говорил хозяин, показывая в сторону ангела, - а Господь, что естественно, проморгать не смог и был вынужден принять, так сказать прямое, если не сказать более, участие в судьбе того бедолаги, что полез за копеечками под колесо автомобиля. Устав гласит, что вмешиваться в дела Всевышнего ни в коем случае нельзя. Там устав - святое. Это не то, что здесь у нас на Земле.

    Там, если что не по закону сделаешь, то враз крылья отрежут и на Землю сошлют. А ангелам на Земле ну хуже не бывает. Виной тому, в первую очередь, их бесполость. Сподобился же Господь сотворить их бесполыми. Ума не приложу, почему. Хотя, честно говоря, быть бесполым, оно и правильней. Там, во всяком случае, с этим никаких хлопот нет. Но это там. А каково оно у нас, здесь, на Земле. Не удобно же. Как вы и сами, наверное, догадываетесь, бесполый не может творить. Само творчество ангелов никогда не прельщало. Более того, ангелы и не претендовали никогда на то, чтобы хоть как-то проявлять себя в этом качестве. По крайней мере, от них этого никто и не требовал.

    Другое дело, человек. Человек - существо творческое. Ему без творчества никак. Но он по тому и двуполый. А потому, что он, человек, двуполый, то ему и цели перед собой ставить можно, ему и добиваться этих целей можно. А ангелам-то как? Сколько их, значит, бедолаг, на Землю отправлено-то было... Тьма тьмущая. Великое, значит, множество их было отправлено на Землю, где они, оставаясь бесполыми, вынуждены были отбывать положенные каждому свои сроки.

    Но я отвлёкся. В общем, и теперь, всё, что им оставалось, так это только наблюдать за всем происходящим, потому как дело взял в свои руки сам Бог, - говорил Фёдор Михайлович. - Бедный человек поскулил не более получаса и, осознав, что всем он до лампочки, пошёл домой. Дома он, сидя за столом, ужиная с семьёй, которая состояла на тот период из жены, сына и двух дочерей, рассказывал эту жуткую историю. Он рассказывал и ел.

    - Выхожу я из министерства, - говорил бедный человек.

    А надо вам сказать, что к тому времени он уже работал в министерстве. Кем? Министром, конечно, кем же ещё. Ой... сейчас и не вспомню министром чего он работал, но то, что он работал министром это факт.

    В этот момент, герой рассказа изъявил желание далее самому всё рассказать. Фёдор Михайлович противиться не стал и дальше историю рассказывал сам её главный герой.

    - Выхожу я, значит, из министерства,- продолжал он,- нагибаюсь, значит, за монеткой и на тебе... чуть руки не лишился.

    - А зачем ты, министр, под колёсо-то полез? - уже дома, спросила меня жена.

    - Так ведь тогда я ещё не был министром, - задумчиво как-то произнёс я.

    - Как это, папа, ты тогда ещё не был министром? - спросил меня сын.

    - Дек, просто. Не был и всё.

    - Кем же ты был тогда?

    - Чмырём последним и был я тогда. Да вы разве не помните?

    - Что чмырём был, не помним, - честно сказали мне все.

    - Да как же? Неужели и вправду не помните?

    - Честное слово не помним, чтобы ты чмырём был. Помним, что завсегда ты был министром. Наша мама потому за тебя и замуж вышла.

    - Верно,- подтвердила жена слова детей, - только потому я и вышла за тебя замуж, что ты министром был, а иначе, зачем мне за тебя замуж выходить, жизнь свою молодую губить.

    - Какую жизнь, чего ты мелешь? - стал спрашивать я. - Министром это я уже после стал. А замуж за меня ты раньше вышла.

    - Когда это раньше я за тебя замуж вышла? - не понимала меня жена.

    - Когда работала уборщицей мусоропровода, вот когда. Забыла что ли, - напомнил я ей.

    - Когда это я работала уборщицей мусоропровода? - удивилась жена.

    - Да, папа, расскажи, как мама мусорники убирала,- обрадовались дети.

    - Мамаша ваша всю жизнь, сколько я её помню, убирала мусорники. Это сегодня только, не пойму с чего только, она вдруг здесь уселась и жрёт суп с фрикадельками из фарфоровой тарелки да золотой ложкой... Она всю жизнь жрала суп из миски алюминиевой. Да и вы-то, чего, собственно, обрадовались? - обратился я уже напрямую к детям, - забыли, как ещё вчера ползали по помойкам в поисках макулатуры?

    - Какой макулатуры, папа? Ты не спятил часом? - дружно запротестовали дети.

    - Это я-то спятил? - удивился я. - Да это вас, уродов, по пьянке зачинали, а не меня. Знали бы вы, кто ваш настоящий папаша, вы бы так не вели себя.

    - А как это мы себя ведём? И кто это наш папаша, если не ты? И что это значит - зачали по пьянке. Нам говорили, что нас рожали в Швейцарии, что в нашем, то есть в мамином распоряжении были лучшие, лучшие европейские светила гинекологии и акушерства.

    - Бред какой-то. Какая Швейцария. Мать вашу изнасиловал маньяк - слепой местного прихода, алкоголик и тунеядец Филипп. Ему тогда сорок стукнуло, когда он, значит, вашу маму в мусоропроводе изнасиловал. Он мало того, что слепой, но тогда ещё и пьян был вдребезги.

    - Как это он изнасиловал нашу маму, будучи слепым, да ещё и вдребезги пьяным? - заинтересовались дети. - Мама? Это правда? Неужели ты не сопротивлялась?

    - Ой. Дети. Уж и не помню, если честно. Помню, что да, приставал, но подробностей не помню. Да я сама тогда была не трезвой, если честно. Как давно это было. Я даже не помню, как и вас-то рожала. Помню, что родились вы все какие-то странные.

    - Точно, странные, - заорал сын, - я вспомнил. Меня же сразу в дурдом отвезли.

    - И мы вспомнили, - радостно заорали дочери,- и нас в дурдом, только двумя годами позже.

    - Ну... вот видите... все всё вспомнили, - обрадовался тогда я, - а то уж я сперва испугался. Подумал, что это у меня галлюцинации.

    - Да-а-а, - задумчиво произнесла жена,- тяжелые были времена.

    - Лучше и не вспоминать - согласились с ней дети.

    - Как это не вспоминать - заинтересовался я,- А как же это я министром-то стал?

    - А кто тебя знает, как ты стал министром? Я, между прочим, всегда в тебя верила. И потом, это уж тебе видней, как это ты министром стал. Это уж только тебе и должно быть ведомо, как это ты с утра, значит, был последним чмырём, а к вечеру министром стал.

    - Вспомнил, - радостно заорал бедолага. - Всё вспомнил. Мне как по руке-то проехали, значит, колесом-то правым, так сразу я и стал министром.

    - Так не бывает, - усомнились дети.

    - Случилось же, однако, - ехидно заметил я.

    А жена ничего не сказала, а просто пошла на кухню, пошла посуду мыть, благо у нас теперь посудомоечная машина есть. А и то, правда. Ну чего, спрашивается, ей задаваться вопросом о том, как я, её муж - чмырюга и нифилюга, в прошлом трижды судимый, больной сифилисом, дегенерат в восьмом поколении, да вдруг министром стал... Ей-то не всё ли равно. Одно хорошо, что мусоропровод более чистить не надо. Плюс к тому еды теперь много и с потолка не капает, и соседи по квартире шибко не беспокоят. Да и квартира наша нынешняя - не в пример прошлой, хоть и коммунальная, а всё лучше. И главное, что соседи - не так чтобы шибко пьющие. Хотя, конечно пьющие, но немного, но не так чтобы, значит, очень.

    Когда бедолага министр закончил, все встали и зааплодировали. Фёдор Михайлович тоже аплодировал, но сидя.

    - Вот и весь сказ, - назидательно произнёс Фёдор Михайлович. - Да-а-а, умеет Он всё на свои места расставить. Но так только Он может. И ведь, что - главное? А главное - то, что никто не пострадал, а только всем лучше стало. Но так только Он может. А потому к ангелам с такими просьбами лучше не обращаться. И Всевышнего лучше не беспокойте, потому как более мы уже подобного безобразия не пропустим. В этом можете не сомневаться. Но вернёмся к нашим баранам. О чём это мы?

    Ах да. О технологии и о том, что у нас нет абсолютов, в том смысле, что с ними мы дел не имеем и таковых не делаем. Попрошу всех сесть. Я продолжаю.

    Все сели, достали блокноты и карандаши и приготовились слушать дальше.

21.

    - Наша технология ограничивается более краткосрочными целями, - продолжал хозяин. - Гарантия распространяется только на одну жизнь, а это примерно сто лет, может чуть меньше, а может чуть больше. Мы поощряем веру человека в Бога. Но мы говорим о финансовой независимости. Церковь стоит выше этого, но и церковь нуждается в деньгах. Это не насмешка, это законы земного существования.

    Но предоставим церкви делать свою работу, а мы будем делать свою. А наша работа несколько иная. Мы не спасаем души, мы спасаем от неудовлетворённости человека самим собой, которая возникает тогда, когда человек не может добиться того, чего хочет и может добиться. А это, согласитесь, - нечто иное.

    Наша технология - не метод психологии или психиатрии. Психиатр лечит, психолог консультирует. Оба, при этом, работают за очень большие деньги. Тогда как ваш друг ведёт вас к цели бесплатно. А если, достигнув цели, человек становится душевно здоровым, то это не наша заслуга, а скорее побочное явление.

    В нашей технологии нет абсолютов. Есть человек, достигший своей цели, но назвать это абсолютом никак нельзя. И если человек решил стать Богом, или сверхчеловеком, то мы рекомендуем ему поискать другое учреждение, не имеющее к нам никакого отношения.

    Наша технология - это даже не наука. В том смысле, в каком нельзя назвать наукой автовождение. Автовождение - метод позволяющий управлять автомобилем. Наша технология - это метод, использование которого позволяет достигать человеку поставленных целей. Всё очень просто в понимании того, что такое наша технология и не надо ничего усложнять, мир и без того усложнён людьми настолько, что ещё большее усложнение не сделает его более перспективным.

    Цель нашей технологии, напротив, как можно больше всё упростить. Уберечь человека от ненужных шагов, действий. Эти ненужные шаги, эти ненужные действия отнимают столько жизненных сил и энергии, что на нужное уже ничего не остаётся. И где уж тут говорить о том, что человек создан для радости. На радость уже времени не остаётся. Потому большинство религий и говорят, что мир - это зло и что радость возможна только за рамками этой жизни. Собственно, в чём-то они и правы. Ведь религии не занимаются насущным, их дело решать проблемы вечного и они в этом, отдадим им должное, достаточно преуспели. Хотя, и здесь имеются проколы.

    Фёдор Михайлович попросил всех немного отвлечься, потому как вспомнил один пример, говорящий о наличии проколов в свете религии. Все с огромным удовольствием спрятали блокноты и карандаши, налили себе в рюмки русской водки и приготовились слушать пример. Примеры им нравились, примеры они слушать любили.

    - Господа, - весело начал Фёдор Михайлович, - эту историю поведал мне один мой знакомый, тоже ангел, в письме, которое я получил от него намедни. Я прочитаю вам его полностью, в точности как написано, дабы не пропустить чего, или, чего хуже, не добавить лишнего.

22.

    Здравствуй, любезный друг, Фёдор Михайлович!

    Хочу огорчить тебя тем, что не смогу быть на твоих похоронах или именинах, не знаю, если честно, что именно ты празднуешь, не могу в силу некоторых обстоятельств, которые и собираюсь тебе, дорогой мой друг, поведать в своём письме. Ты, наверное, помнишь Киреева? Того самого, кто прошлой зимой купил... В общем, не важно. Другими словами, кто-то, не знаю кто, но кто-то уж ну очень, наверное, умный сказал Кирееву, что он волен делать со своим телом всё, что ему заблагорассудится. Это собственно Киреев и стал делать.

    Более того. Киреев, помимо того, что издевался над своим телом, он ещё и душу свою совращал с пути истинного. Но более всего от образа жизни, который вёл Киреев, пострадал дух его. Господь наш не мог более равнодушно наблюдать за тем, что вытворял Киреев и послал до него слугу своего, дабы тот, в свою очередь, во-первых - прекратил это безобразие, а во вторых ... Впрочем, сами смотрите, что было во вторых.

    Киреев сидел за огромным столом. Обедали. Кроме него там ещё были его жена и сын. Жена Киреева была смешной и странной бабой. Сын Киреева был страшным ребёнком тридцати лет. Жена не работала. Целыми днями она занималась тем, что покупала в универсаме мясо, рыбу, колбасу, сосиски, разные консервы, водку, пиво и тому подобное. Волокла всё это домой, рассовывала по холодильникам, которых в доме Киреева было пять штук: два холодильника были его, двумя распоряжалась жена, а один холодильник числился за сыном. В общем, волокла жена ежедневно гору мяса и прочего подобного дерьма домой, рассовывала там всё это по холодильникам, а после, на кухне пыталась делать из всего этого что-то, что можно было бы съесть. Она рвала мясо на куски и, либо варила его в семилитровой кастрюле, либо жарила их на огромной сковороде.

    Киреев познакомился со своей женой лет четырнадцать назад. Тогда она ещё не была такой страшной. Да, я совсем забыл вам сказать, что жена Киреева была очень страшной женщиной. Короче, жена целыми днями готовила мужу и сыну что-нибудь поесть. Нет у меня никакого желания описывать то, что и как они ели. Это - страшно. Скажу больше. То, как они ели и то, что они ели можно смело охарактеризовать как ... Простите, милый Фёдор Михайлович, но, к огромному моему сожалению, у меня не нашлось эпитета, который способен был бы точно обрисовать это безобразие. Одним словом они жрали. Они не ели, потому что так и потому что ЭТО, да к тому же в ТАКОМ количестве - не едят. Так ЭТО и СТОЛЬКО - жрут. Они - жрали.

    Она, ему: "Когда, мол, ты на повышение пойдёшь?".

    Он ей: " Скоро".

    Господи, какое там повышение. Он же отупел уже полностью. Сами посудите. Разве можно вот так жить и идти при этом хоть где-то на повышение. Вы знаете, где и кем работает Киреев? Откуда вам знать. Он работает начальником. Не ахти какая должность, но всё же начальник. Есть свои устремления, амбиции, желания. По крайней мере, должны быть. И, что самое замечательное, но они, эти устремления были.

    Были, когда Киреев был ещё молод и весел и весил всего семьдесят килограммов. Были, когда Киреев был молод и получал всего шесть тысяч рублей в месяц. Она тогда уже не работала, ждала ребёнка. Жили, мечтали. Вот тогда были устремления и желания.

    Другое дело сегодня. Сегодня он начальник, пусть не большой, но уже не шесть тысяч составляют его заработную плату в месяц, а сто пятьдесят шесть тысяч. Есть разница?

    Ах, как жаль, друг мой. Как жаль. До сих пор не могу понять, как так могло случиться, что Киреев опустился до столь низкого уровня, как потребления, так и отдачи. Жаль, потому что я - ангел хранитель Киреева. Определён был на сею должность в лето одна тысяча шестьдесят девятого от Р.Х.. Определён не кем-нибудь, а самим Гавриилом, с наставлением особым. Суть наставления сводилась к тому, что Киреев - есть не просто абы кто, а очень даже важный и значимый, и что на него в определённой степени накладывалась, пусть и своеобразная, ответственность.

    Ума не приложу, как это я упустил из виду его, Киреева, медленное скатывание в пропасть и не предпринял в нужное время всех необходимых мер. О чём сейчас каюсь и по поводу чего пишу объяснительные в разного рода верховные инстанции, коих здесь у нас превеликое множество.

    Я спал, когда сильным ударом под зад меня разбудил серафим Стефан с требованием срочно явиться к Господу нашему по делу срочному. Да, дорогой мой, может вам это и покажется странным, но именно ударом под зад серафим Стефан потребовал моей явки к Всевышнему. Я напомню вам, что не только у вас на Земле существует такое понятие как иерархия. Иерархия существует везде, а уж здесь тем более. Правда тут её называют Небесной Иерархией, но призываю вас не обманываться на сей счёт, а верить тому, что Иерархия эта сегодня есть не что иное, как самая махровая дедовщина. А поскольку мы, то есть ангелы-хранители, занимаем в ней самое последнее место, то нам достаётся более всех. Во, как.

    Господь долго смотрел на меня, пытаясь понять - идиот я или прикидываюсь. Но, честное слово, я не прикидывался. Во-первых, мне было страшно, а во-вторых, я не сразу понял, чего Он от меня хочет. Когда же я разобрался в чём дело, то, естественно, попытался привести хоть какие аргументы в свою защиту. По-видимому, именно эти аргументы и натолкнули Господа нашего на мысль о моей неполноценности или моём притворстве. Через час с лишним я ушёл от Бога с одним единственным наставлением: привести всё в соответствие с его планом и как можно скорее.

    Уже выйдя из Его кабинета, я рассказывал обступившим меня, что я не виноват, что я не знал, что Киреев так опустился за то время, пока я решил, ну, мягко говоря, отвлечься. И вот же - сволочь какая, я имею в виду Киреева. Стоило его только оставить ненадолго, на каких-то десять-двенадцать лет, и вот что получилось. Ну мне срочно нужно было отвлечься, поверьте. Имеем мы, низшие чины, хоть какое право на отдых? Или нет? Меня поддерживали, хлопали по крыльям, но всё это мне не придавало ни бодрости, ни энтузиазма.

    Более того, всё это не успокаивало, а наоборот, ещё более повергало в тоску. Ведь теперь, вместо того, чтобы как все, спокойно регулировать обстоятельства с небес, я был вынужден спуститься на Землю. Людям, возможно, этого не понять. Но если они напрягут свои крохотные мозги, то вероятно смогут хоть чуть-чуть, но задуматься. Это им Земля ваша пригодна к проживанию. Что ж, и это понятно. Другого они и не помнят, а потому и не знают. А каково нам? А? Может когда-нибудь и научатся хоть чуть-чуть соображать. Хотя... Не знаю... Мне, честно говоря, верится в это с трудом.

    Дабы не быть узнанным, а вместе с тем понятым, я принял облик друга Киреева. Друга звали Бабадрач. Это фамилия его такая была, с ударением на последнее "а". Бабадрач работал вместе с Киреевым в одном ведомстве, где тоже кем-то руководил. Самого Бабадрача я отправил пока в мир грёз и сбывшихся желаний, естественно, поговорив сперва с его ангелом-хранителем. Но между нами, его ангел-хранитель ещё больший дурак, чем ваш покорный слуга. Уверен, что следующим, кого потревожат ударом ноги будет именно он. Ну да Бог с ним. А вот что до самого Бабадрача, так - там ему будет и спокойней, и под ногами мешаться не будет. Прости Господи, конечно, мои вольные и невольные прегрешения. Аминь.

    Операция предстояла сложная. Необходимо было войти в образ. Кроме всего прочего у Бабадрача была жена Кира. Кира Бабадрач была ненамного умнее своего мужа. Дура баба. Ума не приложу, куда смотрит её ангел-хранитель, и чем он вообще сейчас и последние лет восемь занимался, но Кира Бабадрач - это что-то. Нет, конечно, она не страшная и можно даже сказать, с большой, правда, натяжкой, что красивая. Но, мама дорогая, до чего же глупа. Верите, но ни о чём, кроме как о своём ребёнке, мальчику уж двадцать восьмой годок пошёл, и думать не желает. Витенька - то, Витенька - это. Витенька - это сынок Бабадрачей.

    Виктор Бабадрач был дебил, как, впрочем, и все дети его возраста, а мамаша перед ним ну чуть ли не вприсядку отхаживает. Витенька поешь, Витенька поспи, Витенька и то, Витенька и это. А Витенька, вот гадина малолетняя, видит, зараза, что души мама в нём не чает, так и выделывается. Того Витенька не хочет, этого не желает, а желает вот этого и не желает вот того. Я любовался на эту парочку с пол часа, после чего снял ремень и пять минут отхаживал им Витенькин зад.

    Вы видели бы Киру в тот период. Она визжала как свинья, которую должны заколоть, висла у меня на руках, пытаясь своим телом прикрывать Витенькин зад. Пришлось её связать, а рот заткнуть носовым платком. Правда и сам Витёк не без боя сдался и, пока я не врезал ему ногой по колену, даже оказывал сопротивление. Оказалась, что ко всем своим недостаткам он, к тому же, был ещё и боксёром. Короче, бил я его долго и с наслаждением. Выбил ему помимо коленной чашечки ещё и два передних зуба, а, кроме того, и глаза правого лишил. На следующий день, мы все втроём пошли в гости к Киреевым.

    Мы сидели вшестером за столом. Все, кроме естественно меня, жрали. Обычай сейчас такой установился - обязательно прежде пожрать. Я с тоской наблюдал, как Киреев с трудом пережёвывал большой кусок жареной говядины, как Кира своими вставными фарфоровыми зубами грызла куриную лапу. Одной рукой она держала курицу, а другой - бутерброд с колбасой. Смотрел, как Витёк чавкал ветчиной, а страшный ребёнок Киреева, тридцатилетие которого, как выяснилось, мы и отмечали сегодня, подъедал уже третью тарелку студня.

    Ели один час. Киреев старший пил водку, Кира - красное креплёное вино, к которому пристрастилась ещё в эпоху развитого социализма. Слава Богу, что хоть дети не пили, хотя младший Киреев и посматривал косо в сторону бутылки с пивом, но не рисковал.

    Я смотрел на них и мне становилось грустно. Честно говоря, я никогда особо не верил в то, что человек... Ладно, не буду про это. В конце концов - это не моё дело. Господь заварил кашу, ему и расхлёбывать. Но вот глядя на то, как эта кампания ест, скажу честно, я страдал. Они ещё меня спрашивали, чего это мол я не ем? Я ничего им на то не отвечал. Глупо на моём месте отвечать на глупые вопросы.

    Почему я не ем? С таким же успехом меня можно было спросить, почему я не бросаюсь под поезд или почему я не вскрываю себе вены в ванной. На такое ответить нечего и я ничего не говорил, а только молча наблюдал за ними. Я решил дождаться того момента, как они насытятся. И часа не прошло, как в них уже ничего не лезло. Не совру, если скажу, что они съели за это время как минимум недельную норму. Как в них всё это влезло? Мне в первую очередь было жаль детей, конечно. Взрослых мне тоже было жаль, но дети...

    После, решили перекурить и курили после того, уже не переставая. Предлагали и мне. Отказался. Сказал, что бросил, что решил заняться здоровьем. Хотя на эти мои слова и мало кто, а точнее будет сказать - и никто не обратил никакого внимания. Они выкурили уже две пачки сигарет, когда я решил, что хватит и что пора действовать.

    - Киреев, - начал я, - давно хотел тебе сказать, да всё не решался. Ты, Киреев, почему до сих пор не развёлся?

    - Я тебя не совсем понял, - сказал Киреев.

    Его жена испуганно смотрела на меня, а моя жена, т.е. жена его друга испуганно смотрела на Киреева, наши дети в это время лакали пиво прямо из бутылки, благо на них не обращали внимания.

    - Я тебя совсем не понял, - уже громче произнёс Киреев.

    При этом он встал и, сжав кулаки, пошёл на меня. Я не дал ему возможности напасть первым. Не вставая с кресла, я швырнул в него мраморную пепельницу и попал ему в голову. Киреев упал на ковёр и умер.

    - Ты с ума сошёл, - заорала Кира Бабадрач. - Ты с ума сошёл, ты же покалечил его,- нервно вопила она своим противным, писклявым голосом.

    - А тебе, Кира, я вот что скажу, - с этими словами я встал и взял Киру за воротник и сильно дёрнул его на себя, да так, что все пуговицы на её блузке с треском отлетели. - Если ещё раз я узнаю, что ты мне изменяешь с Киреевым, я тебя ночью задушу. Что касается его, то ты ошибаешься. Я его не покалечил, а убил. Можешь убедиться.

    Кира убедилась в том, что Киреев мёртв. В этом убедились и другие. Жена Киреева сразу стала звонить в скорую, но я порекомендовал ей не беспокоить их зря, потому как Кирееву уже не помочь и вообще лучше ей никуда вовсе не звонить, а то я и её прибью. Жена Киреева послушала меня и смирно уселась на тахту в ожидании дальнейших моих распоряжений.

    Сын Киреева вёл себя ну уж совсем не достойно. Схватив огромный тесак со стола, каким обычно режут двенадцатикилограммовые арбузы, он почему-то бросился с ним на меня. Хорошо, я вовремя увернулся и, схватив его за кисть руки, в которой был тесак, резко вывернул её и воткнул тесак ему в сердце. Сорок сантиметров лезвия вошли в грудь как в кусок варёной свинины - не без труда, но с приятным характерным звуком.

    Сын Киреева упал рядом с отцом, его рука крепко сжимала рукоятку тесака, торчащую из его груди. Всё произошло так быстро, всё это было так скверно, всё это носило характер непредвиденный. Верите? А что мне оставалось делать. Что? Как просто не убить его. Сына я убивать не собирался. Сын сам виноват. Я сидел за столом и думал. Надо было что-то решать. Но что? Два трупа, плюс две женщины и сын Бабадрачей. Первое, что мне пришло в голову, было желание убить и всех остальных. Да я бы так и сделал. Зачем им жить? К тому же они и не живут. Они только едят и пьют, они курят, Бабадрач младший ещё к тому же и наркоман, а сын Киреева к тому же гомосексуалист. Зачем, спрашивается, им жить. Нет, действительно, надо было их всех прибить, прямо там. Да я бы так и сделал. Но, появился серафим Стефан и всё расставил по своим местам. Покойников оживил, а меня отправил на небеса.

    Более я ничего не знаю о Кирееве. Меня отстранили от него. Меня посадили на восемьсот лет в тюрьму, где я и сижу, и откуда и пишу вам всё это. К сожалению, здесь не амнистируют. Прошла неделя с тех пор, как за моими крыльями захлопнулась дверь одиночной камеры. Но вы особо за меня не волнуйтесь. Мне не привыкать. Ведь это не первое моё заключение. Были и другие, были и посуровее наказания. Как-нибудь, при встрече конечно, за кружкой яблочного компота, я расскажу вам о них. А пока прощайте. В ближайшие восемьсот лет нам с вами вряд ли придётся встретиться. Удивляюсь, как это до вас письмо моё дошло. Но, да на всё воля Божья. Привет Кирееву.

    Фёдор Михайлович, довольный собой, решил, что пора бы выпить и закусить. С кухни, на большом подносе, приволокли зажаренную живьём, на костре, огромную свинью. Фёдор Михайлович отрезал от неё голову и положил себе на большую тарелку. После, налил себе водки, выпил и стал не спеша кушать. Гости последовали примеру хозяина. Голова свиньи хоть и была одна, и её взял себе Фёдор Михайлович, но каждому достался кусок жареной свинятины.

    - Я этот пример привёл, - утирая губы галстуком, сказал хозяин, - дабы вы увидели, что и у них не всё всегда получается. Проблем и там хватает. Но, что нам с вами их проблемы. У нас здесь своих хватает. А потому я продолжу. Вы можете слушать и есть, я не возражаю. И вообще, ведите себя свободней. Так вам будет проще усваивать материал. Итак. На чём это я остановился? Ах да, я остановился на том, что религии решают проблемы вечного и хорошо в этом преуспевают, хотя и у них бывают проблемы.

23.

    Фёдор Михайлович на секунды задумался, но вскоре вспомнил ту страницу и место на ней, где закончил читать.

    - Но ничего плохого не будет в том, если часть проблем человеческих возьмём на себя мы, - продолжал Фёдор Михайлович. - Тем более что все от этих проблем отнекиваются, а те, кто не отнекивается, те ещё больше путают. Это к тому, что ни религия, ни философия, ни психология с психиатрией, ни наука, не занимаются решением проблемы достижения человеком своих целей. В лучшем случае они могут высказать своё мнение по этому поводу, но не больше, и в большинстве случаев это мнение - есть чушь несусветная.

    Только без обид. Но согласитесь, что глупо спрашивать мнение кондитера по поводу металлорезанья. Об этом ещё Сократ говорил две с половиной тысячи лет назад. Но почему-то не глупым считается требование к Церкви решать мелкие Земные проблемы, не говоря уже о том, чтобы Церковь помогла стать финансово независимым.

    Согласитесь, что вы родились с какой-то целью. И это цель не сводится к тому, чтобы вечно угождать своим родителям, родным и близким. Не может быть вашей целью и жизнь только ради своего супруга. Я уж не говорю о том, что не цель и рождать детей. Во всяком случае, не у всех. Хотя кто-то именно детей своих и видит своей основной целью. Я скорее называю это обязанностью, но никак не целью.

    Да, вы обязаны заботиться о своих близких, рожать, если можете, и воспитывать детей. Но это обязанность, а не цель. В противном случае человек не был бы человеком. Рожать детей дело нужное, заботиться о своих родителях тоже неплохо, но это - не цель человека. И чему удивляться, если в конце жизни родители испытывают разочарование и в себе, и в своих детях. Разочарование - это следствие несбывшегося ожидания.

    А чего, собственно, вы ожидали? Ожидали, что ваш сын станет великим композитором, а он стал посредственным грузчиком? Так и становились бы сами композитором, тогда и сын ваш стал бы не грузчиком, а может быть, великим художником. Но художником он не стал и не станет, потому как сам уже стал отцом и живет исключительно надеждами на то, что его две дочери закончат художественную школу и тем порадуют своего отца. А дочки, между тем, хотят работать на бирже, но...

    Так можно продолжать до бесконечности. И редко, кто может вырваться из этой порочной цепи преемственного непонимания ни себя, ни своей цели.

    В это время, на другом конце стола завязалась несколько оживлённая беседа. Спорили двое, один из которых был Михаил Фёдорович, а другой управляющий делами президента. Фёдор Михайлович не слышал этого спора, потому как был сильно увлечён чтением своего произведения. В это время большинство гостей слушала не Фёдора Михайловича, а этих двух. Послушаем и мы их, а к Фёдору Михайловичу вернёмся несколько позже. Не думаю, что мы пропустим что-либо важное.

Продолжение следует.

Copyright © Михаил Лекс 2003 - 2006 год, Санкт-Петербург