Чистый Мир - альтернативный Путь

АНДЕРСЕН

Вот уже много месяцев, куда бы я ни шел и что бы ни делал, он рядом, этот
немолодой сухощавый человек с мальчишескими живыми руками и быстрой
рассеянной походкой. Его лицо нередко называли при жизни некрасивым, потому
что видели только острый орлиный нос и рот, большой и тонкогубый. Андерсен
много смеялся и часто плакал. Он плакал не от боли или утрат, а от большой
красоты или большой человечности. А смеялся - детям. И это сообщило его
лицу высшую одухотворенность - чувствуя ее, уже не замечаешь, велик ли нос,
тонки ли губы, как не думаешь о строении сосуда, внутри которого мерцает
чудный огонь.

Первый раз я раскрыл его книги давно, мальчишкой, второй - недавно, когда
подросла дочь. Думаю, что они из тех книг, которые и надо раскрывать много
раз: в детстве, потом через ряд лет и опять, опять... потому что глубина их
обманчива, кажется, что ты уже достиг дна, а под тобой еще неоткрытые
подводные страны.

Андерсен первый в мировой литературе вывел сказку из королевских и
рыцарских замков, из живописных темных и густых лесов и ввел ее в
современные ему, обыкновенные города и деревни, заурядные дома и семьи,
решительно и отважно сблизив волшебство с повседневностью.
Чехов говорил о хорошей пьесе: люди сидят, обедают, а в это время
разбивается их жизнь или складывается их счастье. У Андерсена люди сидят,
обмениваются мнениями о новостях, а в это время начинают выступать и
становятся видимыми новые странные и волшебные грани действительности.
Человек, надев оставленные феями калоши, выходит на улицу и убеждается, что
мир несравненно более удивителен и сложен, чем это казалось ему в уютной
гостиной.

Немало вечеров читал я дочери книги Андерсена с ощущением, что его истории
содержат нечто большее, чем я в них вижу, пока не понял: дело не в историях
- сама жизнь вокруг меня содержит нечто большее, чем я вижу в ней.
С той минуты Андерсен и стал моим постоянным попутчиком. Он сопровождал
меня на работу, садился со мной в самолеты и поезда, был рядом и в редакции
и на отдыхе. Ощущение близости этого человека наполняло меня волнующим
чувством - подробности жизни, даже самые, казалось бы, незначительные,
становились выпуклыми и удивительными. Я поднимал с земли каштан
неправильной формы, похожий с одного бока на уткнувшегося головой в колени
мальчика, и думал невольно о том, что мой попутчик написал бы о нем славную
историю, показывающую еще раз, что большие странствия к неоткрытым землям и
даже мирам можно совершать иногда без помощи ледоколов и космических
кораблей. Стоит только нагнуться. Возможно, это была бы история, опасная
для жителей маленьких южных городов: осенью, когда опадают каштаны, они
опаздывали бы на работу, поднимая без устали с мостовых маленькие смуглые
чуда. Ведь рассказывали же современники Андерсена, что после того, как
стала широко известна его волшебная история об уличном фонаре, жители улиц,
где еще сохранились старые фонари, подолгу стояли перед ними, виденными до
этого тысячи раз, и рассматривали их как нечто новое, совершенно
незнакомое, небывалое.

И это в самом деле редкостная история - “Старый уличный фонарь”!
Углубляясь в нее, чувствуешь с особенной остротой, что действительность
содержит в себе несравненно больше, чем мы обычно видим.
Помните эту сказку? Когда почтенный фонарь одряхлел и уже не мог хорошо
освещать улицу, его забрал к себе сторож, тот самый, который зажигал в нем
огонь много лет - в дождливые и метельные вечера и в ясные летние ночи. Он
и его жена не захотели расставаться со старым товарищем, уложили фонарь у
себя в подвале около очага и любовно ухаживали за ним. Но фонарь страдал -
от сознания, что не может поделиться с людьми бесценным богатством. Когда в
последний раз он освещал пустынную улицу, жизнь - ветер, ночь, небо,
далекие созвездия - наделили его редкостным даром: показывать тем, кого
любишь, то, что помнишь и видишь сам. И вот теперь вечерами, слушая, как
старики читали вслух книгу о путешествиях по Африке, фонарь страдал от
мысли, что он мог бы одеть эти бедные стены подвала в роскошные живые
картины, если бы хозяева догадались зажечь в нем огонь...
Пересказывать волшебную историю, полную символов, трудно и рискованно:
чувствуешь, как с каждым словом теряешь крупинки драгоценного вещества, из
которого она соткана. Пусть каждый перечитает Андерсена сам, не нужно
бояться детски наивных вещей, в них часто бывает скрыта большая мудрость.
Погружаясь с головой в его волшебный мир, начинаешь видеть чудо жизни,
которое ждет в глубине, чтобы его вызвали оттуда. Андерсен был счастливее
старого фонаря: он умел не только видеть сам разлитое вокруг великолепие
жизни, но и показывать его детям и зрячим взрослым, делая тайное явным.
Андерсен понимал жизнь как непрекращающееся чудо. Более того, он видел его
в окружающем, совсем не сказочном для других людей мире даже там, где его
совсем быть не должно: “Вы счастливый человек, - говорил один из его
друзей. - Стоит вам покопаться в сточной канаве, как вы сразу же находите
жемчужину”.

И Андерсен не боялся показаться смешным или сентиментальным. Из-за того,
что мы этого боимся, жизнь наша становится беднее и глуше. Его мир - горы,
реки, земля, птицы, цветы и камни - духовен. Эти персонажи по-волшебному
легко разбивают “скорлупу” или “потолок” над головой, поднимаясь к  иным,
более высоким и сложным формам бытия. А что такое духовность человека?
Разве она сама не есть чудесное отражение окружающего нас полнозвучного,
полновесного и полнокровного - настоящего материального мира? И обещание
новых, еще более чудесных открытий в нем.
И это вызывает естественное желание у меня, читателя, тоже разбить
“потолок” над головой, растет потребность полнее чувствовать и больше
видеть, потому что чем совершеннее, сложнее живое существо, тем
разнообразнее, подробнее и тоньше его восприятие мира. Не исключено, что
многие свойства “объективной реальности”, как говорят ученые, нам сейчас
недоступны из-за ограниченности органов восприятия. Андерсен лучше нас
владел полнотой чуда жизни. Оторвавшись от его книг, видишь и чувствуешь в
“объективной реальности” то, чего раньше не замечал.
“И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио”, -
сказал некогда другой датчанин. Гамлетовское ощущение неисчерпаемой и вечно
таинственной сложности бытия характерно и для Андерсена. Величайшую из
метаморфоз, достойную стать сюжетом волшебной истории, он видел в том, что
человек, еще недавно воспринимавший мир как нечто серое и будничное,
начинает чувствовать его красоту: многообразие, игру, емкость. Происходит
резкое изменение внутреннего состояния человека: от замкнутости в скорлупе
ореха - к постижению бескрайнего мира.

Именно эта метаморфоза и составляет содержание одной из новелл “Калошей
счастья”. Полицейский писарь, сам того не ведая, по ошибке оказался в
оставленных доброй феей калошах, обладающих, как мы помним, волшебной
силой: исполнять любое желание того, кто их наденет. И вот этот писарь,
личность более чем заурядная, повстречал в парке молодого поэта и,
удивленный его жизнерадостностью и беззаботностью, подумал о том, что
хорошо бы и ему стать поэтом. В тот же миг благодаря чудесной силе калош он
начинает видеть жизнь как поэт.

Углубляясь в это новое душевное состояние писаря, Андерсен исследует
процесс рождения поэтического видения мира. Вначале писарь только
удивляется: “Какой сегодня чудесный день, сколько в нем красоты, свежести,
поэзии!” Он чувствует все острее очарование и разнообразие облаков,
деревьев, травы. Это первая ступень нового отношения к миру. За первым
витком следует второй, третий... - писарь не поднимается по лестнице, он
ввинчивается вглубь мира.
Но перед вторым витком - изумительная, чисто андерсеновская деталь! -
память подсказывает ему имена и лица добрых людей, о которых он позабыл в
однообразной суете будней. Потом, незаметно для самого писаря, воспоминания
о человеческой доброте переходят в разнообразные картины жизни, в
деятельную работу воображения.

Волшебная сила калош действует! Побуждаемый этой силой, полицейский писарь
наклонился, машинально сорвал маргаритку и задумался, залюбовался ею.
Маленькая маргаритка “в течение одной минуты сообщила о себе больше, чем
можно узнать, выслушав несколько лекций по ботанике”. Она рассказывала о
могуществе солнца и воздуха, а писарь - нет, теперь не писарь, поэт! -
думал о жизни, рождающей в человеке неведомые силы и чувства... Мальчуган,
игравший неподалеку, стал хлопать палкой по воде - в разные стороны
разлетались брызги. И писарь задумался вдруг о миллионах живых, неведомых
существ: они взлетают вместе с каплями на исполинскую по отношению к
собственным размерам высоту. Это, наверное, то же самое, как если бы он
очутился над облаками... Подробности мира повествовали поэту о том, что для
писаря было наглухо закрыто. То были витки художественного освоения
действительности.

Чудо жизни. Оно бесконечно изменчиво, разнообразно, могущественно. Из
переживания чуда жизни и рождается настоящая доброта. Если хотите, чтобы
дети выросли добрыми людьми, научите их понимать жизнь как чудо из чудес,
говорит нам старый и мудрый уличный фонарь. Предостережение же для взрослых
содержат морские глубины “Русалочки” - одной из лучших историй Андерсена.
Когда юным русалкам разрешалось наконец всплыть на поверхность моря, новый
мир потрясал их воображение, воспринимался с резкостью новизны как
небывалый. Но, получив разрешение плавать повсюду, они быстро перестали
удивляться и уже через несколько недель говорили, что на поверхности моря
хорошо, а дома, под водой, лучше...

По материалам эссе Евг. Богата
подготовил Сергей Коржицкий

Сайт газеты "Чистый Мир"