Устремление

Я расскажу тебе об усердии. Потому что со всех сторон ты будешь слышать укоры. Например, от жены за то, что не
принадлежишь ей одной. Жены убеждены: вне дома ты отдаешь украденное в доме.

Мы забыли о Господе и выучились торговаться. Мы забыли, что отдавая – не истощаешь, а расширяешь возможность отдавать.
Любящий в людях Господа любит любого из людей щедрее, чем тот, кто сосредоточился на любви к единственному и поселил
любимого в тесном садике своего "я". Воин, преодолевший вдали опасности, щедрее одаряет любовью любимую (хотя, наверно, она
не задумывается об этом), чем тот, кто день и ночь при своей жене, но сам не сбылся.

Не экономь на душе. Не наготовить припасов там, где должно трудиться сердце. Отдать – значит перебросить мост через бездну
своего одиночества.
Отдавая, не старайся узнать кому. К тебе и так придут и скажут: "Он не стоит такого подарка". Как будто ты открыл лавочку
и вознамерился торговать. Знай: взявший без отдачи подарил тебе возможность бескорыстно послужить Господу. И служит Ему не
тот, кто охает над раной ближнего, - тот, кто пустился не медля в далекий путь по горным тропам, чтобы вылечить рану слуги
своего слуги.
Но если ты ждешь благодарности, ты низок, ты – лакей больше, чем все лакеи вместе взятые, ведь за твою заботу не
расплатиться и вырванным из груди куском мяса. Через нуждающегося в твоей помощи ты послужил Господу, так поклонись ему до
земли за то, что он согласился взять у тебя.

*
Женщина обирает тебя ради дома. Кому не желанна любовь – запах жилого, журчание во дворе родника и едва слышный звон
кувшинов, - любовь, благословенная детьми, следующими один за другим, и в глазах их покой вечера?
Но не пытайся выразить благо словесно и отдать предпочтение либо славе воина в пустыне, либо дарам домашней любви. Отдели
одно от другого слова. Всерьез любит воин, он узнал безбрежность пустыни, всерьез бьется за колодец влюбленный – он любит и
не жалеет себя ради своей любви. Если воюет не человек, а несущий смерть автомат, то где тогда достоинство воина и честь?
Битва тогда – чудовищная возня муравьев. Где величие любви, если под боком у жены сопит ленивый обитатель хлева?

Я вижу величие, если воин, отложив оружие, укачивает ребенка, если муж-защитник отправился на войну.
Я не о том, что одно должно сменять другое, что значима то одна правда, то другая. Я о том, что правда всегда одна...
Но женщина, заполучив тебя для своих ночей, познав сладость твоего ложа, обольщает тебя: "Разве плохо я тебя целую? Разве
в нашем доме мало прохлады? Разве мы не счастливы вечерами?" И ты согласно улыбаешься в ответ. "Так оставайся со мной,
оберегай меня, - продолжает она. - Стоит тебе захотеть, ты протянешь ко мне руки, и я склонюсь к тебе апельсиновой веткой,
полной сладких оранжевых плодов. Жизнь в разлуке сурова, она отучает от ласки. Любовь твоего сердца уйдет в песок, как
вода, лишившись возможности расцвести на лугу цветами".
Но ты-то успел узнать, как безудержно влечет тебя к той, чей образ подарен тебе ночным одиночеством, как украшает его
тишина...

Ты убежден: война отняла у тебя чудесную возможность любить. Но поверь, только разлука научит тебя любить по-настоящему.
Ты научишься видеть голубизну долину, карабкаясь по скалистому склону к вершине. Ты научишься чувствовать Бога, безответно
Ему молясь. Только так наполнишься ты, не изнашиваясь, не расплескав полноту в потоке дней, и она останется с тобой, когда
дни твои кончатся, и тебе позволено будет быть, ибо ты сбылся.

Конечно, ты можешь обмануться и пожалеть воина, который тщетно зовет в ночи любимую и думает, что время течет для него
бесплодно, отняв его драгоценное сокровище. Можешь тревожиться о неутоленной жажде любви, забыв, что суть любви – жажда.
Знают об этом танцующие, танец создан из приближений, а кто мешал бы им приникнуть друг к другу?

Повторяю: драгоценна неосуществленная возможность. Нежность среди тюремных стен – великая нежность. И молитва благодатна
молчанием Господа. Шипы и кремни питают любовь.
Так не смешивай рвение с потреблением готового. Рвение, урывающие частичку и для себя – не рвение. Дерево усердствует ради
плодов, но на что плоды дереву? Так и я с моим народом. Я усердно возделываю сад, но плоды его не для меня.
Не замыкай и ты себя в женщине. Не ищи то, что уже нашел. Будь с нею время от времени, житель гор временами нуждается в
ласковом море.
*
Не смешивай любовь с жаждой завладеть. Эта жажда приносит только мучения. Вопреки общепринятому мнению, любовь не
причиняет мук. Мучает инстинкт собственности, а он противоположен любви. Любя Господа, я, хромой, ковыляю по каменистой
дороге, чтобы поделиться своей любовью с людьми. Мой Бог не раб мне. Я сыт тем, чем Он оделяет других. Истинную любовь я
распознаю по неуязвимости. Умирающий во имя царства не обижается на него. Можно жаловаться на неблагодарность одного
человека, другого, но можно ли говорить о неблагодарности царства? Царство создано твоими дарами, и как жалка будет
арифметика, если ты потребуешь от царства возмещения почестями. Положивший жизнь на возведение храма – переливает себя в
него, он любит свой храм и не видит от него ни в чем обиды. Настоящая любовь начинается там, где ничего не ждут взамен.
Чтобы научить человека любить людей, нужно научить его молиться, потому что молитва безответна. Я уже говорил: благодаря
молчанию Господа, молясь, ты нарабатываешь в своем сердце умение любить. Если Господь тебе откроется, ты истаешь в Нем и
сразу сбудешься. Зачем тогда тебе расти и возвышаться?..

И вот тот, кто отыскал Господа, видит женщину, огородившуюся гордыней, подобно моему треугольному военному лагерю, - как
спасти ее? В безнадежности он печалится о человеческом жребии. "Господи! - говорит он. - Я обо всем догадался и думал, она
расплачется. Слезы – дождь, отводящий грозу, они умягчают гордость, молят о прощении. Если бы она почувствовала себя слабой
и заплакала, я простил бы ее. Но она стала хищной куницей, кусается и царапается, защищаясь от несправедливостей Твоей
Вселенной, она больше не умеет не лгать".
Он пожалел ее, потому что ей так страшно. И стал рассказывать Господу о людях: "Ты внушил им страх перед клыками, когтями,
шипами, ядами, острыми ракушками и скалами Твоей Вселенной. Пройдет немало времени, прежде чем они успокоятся и вернутся
опять к Тебе". Он ведь знает, в каких далях плутает эта лгунья и как долго ей придется идти, чтобы вернуться!

Он жалеет людей, видя пустое пространство в их душах, отделяющее их от Господа, а они о нем и не подозревают.
Кое-кто удивлен его откровенному потаканию отвратительной распущенности. Но он-то знает, что ничему не потакает. Он
молится: "Господи! Я не судья им. Бывают времена судилищ, тогда любого, и меня тоже, могут сделать судьей. Но лгунью я взял
с собой, потому что она боится, а совсем не для того, чтобы наказать ее. Видано ли, чтобы спаситель, сочтя спасенного
недостойным, столкнул его обратно в воду? Спасаешь, и все. Спасаешь не человека, а Господа в нем. А когда спасаешь,
человека можно и наказать. Ведь и смертника, если он болен, лечат, прежде чем повесить. Нет права пренебрегать человеческим
телом, хотя тело – возможность осуществить кару".

Тем, кто мне скажет: "Ради чего ты суетишься, надежда спасти ее так ничтожна!" - я отвечу: "Царство очеловечивается не
результатом поиска – усердием в поиске. Никто не требует от врача оправдания за то, что он вмешивался в жизнь больного.
Необходимо предпринять попытку, пуститься в путь. Цель всегда приблизительна, на дороге множество случайностей, ты не
можешь знать, куда придешь. С одной вершины горы видна другая. Кроме человека, ты спасаешь и еще что-то, если воодушевлен
чистой верой в спасение. Но если ты стараешься ради платы, если работаешь за вознаграждение, словно нанятый по контракту,
ты – лавочник, а не человек.

Что ты можешь знать о превратностях пути? Все, что о них говорится, - слова и ничего больше. Значимо только направление
пути. Важно идти, а не прийти куда-то, ибо приходим мы только в смерть".
Беспутна она от тоски и безнадежности. Руки опускаются, когда ничего не хотят удержать. Беспутность – тоже отчаяние:
сокровища, к какому ни прикоснись, рассыпаются одно за другим в прах. Цветок увял и оставил семечко, но ты-то думал, что он
будет цвести вечно, и теперь ты в безнадежности и тоске. Мужчина тогда бросает женщину, женщина меняет возлюбленного,
потому что они разочаровались. Они на ложном пути, в этом все дело. Невозможно любить саму женщину, можно любить благодаря
ей, любить с ее помощью. Любить благодаря стихам, но не сами стихи. Беспутство порождено тоской, человеку никак не удается
сбыться...

Меняют возлюбленных и те, кто видит пустоту в людях: люди и впрямь пусты, если не стали окном, смотрящим на Господа.
Я хотел бы помочь стать цельной той, что обирает мир и кормится репьями, - истинные плоды протягивают нам из-за предела
ощутимого, а здесь каждый играет свою игру, и стоит ее разглядеть, как остывает сердце. Но оно просыпается, когда от
человеческого существа повеет на тебя безнадежностью. Когда ты не чувствуешь в нем жизненности и видишь его заблудшей
овцой, слабым ребенком или обезумевшей от ужаса лисицей, что вцепляется тебе в руку, если ты ее кормишь. Разве обидят тебя
ее страх, ее ненависть? Неужели ты оскорбишься злобным словом или укусом? Стоит отвлечься от слов с их бессмысленным
смыслом, как сразу ты ощутишь близость Господа...

С самой прекрасной, благородной и совершенной из девушек ты можешь оказаться вдали от Господа. Ее не нужно утешать,
собирать, укреплять. И если она просит тебя позаботиться о ней и целиком принадлежать любви, она призывает тебя к эгоизму
на двоих, который по ошибке зовут светом любви, - нет, это бесплодный пожар, грабеж житниц.

Я коплю себя не для того, чтобы замкнуть себя женщиной и успокоиться.
Зато распутная, лживая, неверная требует от меня столько сердца, чтобы ее любить, столько терпения и молчаливости, которые
так красноречиво говорят о подлинной любви, что благодаря ей я начинаю ощущать вкус вечности.
Есть время судить, но есть время сбываться...

Под личиной любви вы прячете ненависть, вы сделали стойку возле женщины или мужчины, вы превратили их в свою добычу и,
стоя как собака над костью, ненавидите всех, кто косится на ваше пиршество. Эгоизм насыщения вы зовете любовью. Как только
вам дарят любовь, вы так же, как в ваших фальшивых дружбах, обращаете свободного и любящего в слугу и раба, присвоив себе
право обижаться. И чтобы заставить его лучше служить себе, казните ежечасным зрелищем своих страданий. Да, конечно, вы
страдаете всерьез. Но именно ваше страдание и не нравится мне. А что в нем, скажите мне, хорошего?

Я никогда не называл любовью охоту. Дружбу я узнаю по отсутствию разочарований, истинную любовь по невозможности быть
обиженным.
Когда приходят к тебе и говорят: "Брось эту женщину, она тебя обижает...", выслушай их со снисхождением и люби ее
по-прежнему, ибо кто в силах тебя обидеть?

Тебе скажут: "Брось ее, ты же видишь, старания твои бесполезны" - выслушай их со снисхождением и люби ее по-прежнему: ты
уже сделал свой выбор. И если можно украсть полученное тобой, то кто в силах отнять у тебя тобой отданное?

Тебе скажут: "Здесь ты в долгах. Там у тебя их нет. Здесь смеются над твоими заслугами. Там почитают их". Заткни уши,
зачем тебе арифметика?
Всем ты можешь ответить: "Любить меня – значит вместе со мной трудиться".
Вот и в храм вошли только друзья, и несть им числа...
Фрагмент "Цитадели" Антуана де СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ