Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Чистый Мир - альтернативный Путь


Платон нам друг, но истина…

1. Учитель
Великий отец-основатель всей западной мысли Платон не оставался некогда безучастным к идеалу киников, их мечта: люди, живущие без собственности и жен, преданные житейской
простоте и высокой философии, – овладела самым ярким воображением в греческой истории. Во второй книге "Государства" он с
увлечением описывает коммунистическую и натуралистическую утопию, затем рисует портрет философов-царей… Мысль Платона о
коммунистической аристократии была блестящей попыткой богатого консерватора примирить свое презрение к греческой демократии
с радикальным идеализмом эпохи (начало 3-го века до н.э.)

Он происходил из семьи столь древней, что со стороны матери его родословная восходила к Слону, а со стороны отца – к
ранним афинским царям, так что неприязнь к демократии, казнившей к тому же его учителя Сократа, была у него почти в крови.
Названный Аристоклом – "лучшим и прославленным" – юноша отличился почти во всех областях: он добился превосходных у спехов
в изучении музыки, математики, риторики и поэзии; своей внешностью он пленял женщин, боролся на Истмийских играх, и за
крепость сложения был прозван Платоном, или "широким"; он сражался в трех битвах и заслужил награду за храбрость. Он писал
эпиграммы и любовные стихи, сочинил трагедию и выбирал между поэтической и политической карьерой, когда в двадцать лет
попал под обаяние Сократа. Юноша наверняка знал его и прежде, ибо великий задира был давним другом его дяди, но теперь он
был в состоянии понять учение Сократа и наслаждаться зрелищем старика, который жонглировал ходячими в Греции идеями и
нанизывал их на острые зубцы своих вопросов. Платон сжег свои стихи, забыл об атлетике и женщинах и, словно
загипнотизированный, последовал за учителем.

Затем грянул олигархический переворот 404 года, во главе которого стояли его родственники, террор и отважное неповиновение
Сократа приказам диктатуры, восстановление демократии, процесс и смерть Сократа – казалось, вокруг юноши обрушился мир, и
он бежал из Афин; был принят у Евклида, затем жил у Аристиппа, откуда отправился в Египет, где набирался мудрости у жрецов,
а через 10 лет вернулся в Афины и сражался за родину под Коринфом. Еще через 10 лет он вновь пустился в путешествие и
изучал пифагорейскую философию, затем был продан в рабство, выкуплен и невредимым вернулся в Афины. За деньги, собранные,
чтобы возместить расходу спасителю, (тот отказался принять их) друзья купили ему пригородную рощу, названную по имени
местного бога Академа; здесь Платон и основал университет, которому суждено было на девять веков стать интеллектуальным
центром Греции.

Академия представляла собой религиозное братство, посвященное культу муз. Студенты не платили за обучение, но поскольку
большинство из них происходило из высших классов, хватало пожертвований их родителей. В состав учащихся принимались и
женщины, ибо Платон был заядлым феминистом. Главными предметами были математика и философия. Курс математики включал
арифметику (теорию числа), продвинутую геометрию, астрономию, "музыку" (сюда же относились литература и история), право и
философию. Нравственная и политическая философия изучались в последнюю очередь, следуя совету Сократа:
– Я думаю, от тебя не укрылось, что подростки, едва вкусив от рассуждений, злоупотребляют ими ради забавы, увлекаясь
противоречиями и подражая тем, кто их опровергает, да и сами берутся опровергать других, испытывая удовольствие от того,
что своими доводами они, словно щенки, тащат и рвут на части всех, кто им подвернется.
– Да, в этом они не знают удержу.
– После того, как они сами опровергнут многих и многие опровергнут их, они склоняются к полному отрицанию прежних своих
утверждений, а это опорочивает в глазах людей и их самих, да заодно и весь предмет философии.
– Совершенно верно.
– Ну а кто постарше, тот не захочет принимать участия в подобном бесчинстве; скорее он будет подражать человеку, желающему
в беседе дойти до истины, чем тому, кто противоречит ради забавы, в шутку. Он и сам будет сдержан, и занятие свое сделает
почетным, а не презренным.

Методы обучения включали в себя лекции, диалоги и постановку перед студентами проблем, например, "открыть такие
упорядоченные движения, при допущении которых можно объяснить видимое движение планет". Лекции носили специальный характер
и порой разочаровывали тех, кто надеялся на практическую выгоду, но на таких учеников, как Аристотель, Демосфен, Ликург и
Ксенократ, они производили глубокое впечатление. Антифан шутил, что как в одном далеком северном городе слова замерзают на
лету и могут быть расслышаны только летом, когда растают, так и слова Платона его юные ученики начинают понимать только в
старости.

Платон сам признавал, что никогда не писал специальных трактатов, а Аристотель называет его деятельность в Академии
"неписанным учением". Философские диалоги изначально писались в полушутливом духе ради упражнения. По иронии истории,
философские сочинения, более всего почитаемые и изучаемые сегодня в европейских и американских университетах, создавались
для того, чтобы сделать философию доступной непосвященным, связав ее с человеческой личностью. Диалоги Платона отличаются
умелой композицией, они оживляют драму идей и создают привлекательный образ Сократа, однако редко достигают единства или
последовательности, перескакивая с пятого на десятое или облекаясь в неуклюжую форму пересказа чужой беседы, услышанный
десятки лет назад. Но эти недостатки спасают ясность и блеск языка, юмор ситуации, выражения и идей, живой мир
разнообразных, по-человечески понятных персонажей и частые откровения глубокого и благородного ума. "Пир" – это шедевр
своего жанра и лучшее введение в мир Платона. Величайший из диалогов – "Государство", самое полное изложение его философии.
"Парменид" – самый скверный образчик пустого словопрения во всей литературе и самый мужественный в истории философии пример
того, как мыслитель неопровержимо опровергает излюбленную свою доктрину – теорию идей. В позднейших диалогах художественный
дар Платона иссякает, Сократ исчезает со сцены, метафизика расстается с поэзией, политика – с юношескими идеалами; наконец
в "Законах" усталый наследник афинской культуры капитулирует перед спартанским образцом, отрекаясь и от свободы, и от
поэзии, и от искусства, и от самой философии.

2. Художник и метафизик
Мы не найдем у Платона системы, он был слишком глубоким поэтом, чтобы сковывать свою мысль определенными рамками. Как
поэту труднее всего ему дается логика; он блуждает в поисках определений и теряется среди опасных аналогий: "Я не уверен,
существует ли вообще такая наука наук", как логика. Тем не менее он кладет ей начало, рассматривает анализ и синтез,
аналогии и логические ошибки, признает индукцию и предпочитает дедукцию, создает такие специальные термины, как сущность,
сила, действие, возникновение, которые окажутся полезными для позднейшей философии. Он отвергает воззрения софистов, по
которым чувства – лучший критерий истины, и взгляд на человека как на "меру всех вещей".

Вся платоновская метафизика вращается вокруг теории идей. Бог, неподвижный перводвигатель, или душа мира, приводит в
движение и направляет все вещи в согласии с вечными законами и формами – совершенными и неизменными идеями, которые
образуют, как сказали бы неоплатоники, Логос, или Божественную мудрость. Высшая из идей – идея блага, она предстает как
важнейшее орудие творения, высшая форма, к которой влекутся все вещи. Постичь идею блага – высочайшая цель познания.
Движение и творение осуществляются не механически; в мире, как и в нас самих, им необходима душа, или жизненное начало как
порождающая их сила.

Реально лишь то, что обладает силой; поэтому материя является не фундаментальной реальностью, но просто принципом инерции,
потенцией, нуждающейся в Боге или в душе, которые придают ей форму, и соответствующей какой-либо идее. Душа – это
самодвижущая сила в человеке и часть самодвижущей души всех вещей, которая представляет собой чистую жизненность,
бестелесную и бессмертную. Она существовала прежде тела и из прежних своих воплощений приносит множество воспоминаний,
которые, пробужденные новой жизнью, ошибочно принимаются человеком за новые знания. Учение просто способствует припоминанию
вещей, известных душе за много жизней до этого. После смерти душа, или принцип жизни, переходит в другие организмы – низшие
или высшие, в соответствии с заслугами, добытыми ею. Возможно, грешная душа попадает в чистилище или в ад, а душа
праведника отправляется на Острова Блаженных. Если после различных существований душа очистится от всех проступков, она
освобождается от новых перевоплощений и наслаждается вечным блаженством в раю.

3. Моралист
Платон знает, что среди его читателей немало скептиков, и силится отыскать естественную этику, которая обратит души к
справедливости без оглядки на небеса, чистилище и преисподнюю. Проблема этики кроется в очевидном конфликте между
удовольствием индивидуума и благом общества. Справедливость же можно определить как взаимодействие частей в целом,
составных элементов в характере, людей в государстве, когда каждая часть надлежащим образом выполняет свойственную ей
функцию. Благо не является ни только разумом, ни только удовольствием, но их пропорциональным и соразмерным смешением.
Высшее же благо заключается в чистом познании вечных форм и законов. С нравственной точки зрения, высшее благо – это некая
сила или способность, помогающая душе любить истину и совершать все поступки ради нее. Тот, кто любит истину, не станет
воздавать злом за зло, а предпочтет претерпеть несправедливость, нежели ее совершить. Истинные почитатели философии
воздерживаются от всех плотских вожделений, а когда философия предлагает им очищение и избавление от зла, они чувствуют,
что не должны противиться ее воздействию; они предрасположены к ней и следуют за ней, куда она ни поведет.

Платон сжег свои поэмы и утратил религиозные убеждения. Но он оставался поэтом и верующим; его концепция Блага пронизана
эстетическим чувством и аскетическим благочестием. У Платона сливаются в одно философия и религия, тесно переплетаются
этика и эстетика. С возрастом он стал невосприимчив к любой красоте, кроме красоты добра и истины. В своем идеальном
государстве он намеревался подвергать цензуре любые произведения искусства и поэзии, имеющие безнравственную или
антипатриотическую направленность; любая риторика и нерелигиозная драма окажутся под запретом: даже Гомер – этот
живописатель безнравственной теологии – вынужден будет уйти. Не должно быть ни сложных инструментов, ни виртуозов,
поднимающих "чудовищный шум" на своих концертах… Ведь нарушение законов гармонии причиняет тот вред, что мало-помалу
внедряясь, потихоньку проникает в нравы и навыки, а оттуда уже в более крупных размерах распространяется на деловые
взаимоотношения граждан и посягает даже на сами законы и государственное устройство, притом с величайшей распущенностью, в
конце концов переворачивая все вверх дном как в частной, так и в общественной жизни.

Красота, как и добродетель, заключается в пригодности, соразмерности и устроенности. Произведение искусства должно быть
живым существом с головой, туловищем и членами, одухотворяемыми и сплачиваемыми одной идеей. Истинная красота, полагает
Платон, скорее духовна, чем телесна; а законы, по которым устроено небо, краше звезд. Любовь – это стремление к красоте,
которое подразделяется на три стадии, в зависимости от того, является ли ее объектом тело, душа или истина. Телесная
любовь, любовь между мужчиной и женщиной, оправдана как средство деторождения, которое в известном смысле и есть
бессмертие; и все-таки это всего лишь зачаточная форма любви. Такая любовь может приобрести возвышенный характер на второй
или спиритуальной стадии, когда старший любит младшего, чья красота символизирует и напоминает чистую и вечную красоту, а
младший любит старшего за мудрость, которая открывает ему путь к разумению и чести. Но высшая любовь – это любовь к
непреходящему обладанию Благом, любовь, которая ищет абсолютной красоты среди вечных идей или форм. Именно она, а не
целомудренная привязанность друг к другу мужчины и женщины является "платонической любовью" – здесь поэтическая и
философская ипостаси Платона сливаются в почти мистическом стремлении к блаженному узрению закона, структуры, жизни и цели
мироздания. "Тому, кто действительно направил свою мысль на бытие, уже недосуг смотреть вниз, на человеческую суету, и,
борясь с людьми, преисполняться недоброжелательства и зависти. Видя и созерцая нечто стройное и вечно тождественное, не
творящее несправедливости и от нее не страдающее, полное порядка и смысла, он этому подражает и как можно более ему
уподобляется".

4. Утопист
И тем не менее Платона интересуют дела человеческие. Его посещают и социальные видения, мечты об обществе, где не будет ни
коррупции, ни бедности, ни тирании, ни войны. Его приводят в ужас ожесточение политической борьбы в Афинах, постоянно
возобновляющиеся вражда, раздоры, ненависть и подозрительность. Он презирает плутократическую олигархию, "дельцов, которые
не замечают тех, кого они разорили, но всаживают свое жало – деньги – в тех, кто их не остерегается, и взимают проценты,
многократно превосходящие первоначальный долг; таким-то путем и появляется в государстве тьма трутней и бедняков. А затем
возникает демократия; бедняки побеждают своих противников, одних убивают, других отправляют в изгнание, наделяя остальных
равной долей свободы и власти". Демократы оказываются ничем не лучше плутократов: они пользуются своим численным
превосходством, чтобы выделять подачки народу и занимать государственные должности; они льстят и потакают толпе, пока
свобода не обернется анархией, моральные и социальные нормы не деградируют под влиянием вездесущей пошлости, а манеры не
грубеют из-за необузданной наглости и злоупотреблений. Если безоглядная погоня за богатством уничтожает олигархию, то
крайности свободы уничтожают демократию.

"Разве в таком государстве свобода не распространится неизбежно на все? Она проникает, мой друг, и в частные дома, а в
конце концов неповиновение привьется даже животным… Отец привыкает уподобляться ребенку и страшиться своих сыновей, а сын –
вести себя наподобие отца; там не станут почитать родителей… При таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает
перед ними, а школьники ни во что не ставят учителей и наставников. Вообще молодые начинают подражать взрослым и
состязаться с ними в рассуждениях и делах, а старшие приспособляются к молодым. Да, мы едва не забыли сказать, какое
равноправие и свобода существуют там у женщин по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам… лошади и ослы
привыкли здесь выступать важно и с полной свободой, напирая на встречных, если те не уступят им дороги! Так-то вот и все
остальное преисполняется свободой…
Все чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону… Ведь чрезвычайная свобода, по-видимому, и для
отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством…"

Когда свобода становится вседозволенностью, диктатура – на пороге. Богатые, страшащиеся вымогательств демократии,
устраивают против нее заговор; или же какой-нибудь предприимчивый индивидуум присваивает власть, обещает беднякам золотые
горы, окружает себя личной гвардией, казнит сначала врагов, а потом и друзей, пока не опустошит государство и не установит
диктатуру…

В пору таких кризисов некоторые ученые ищут убежища в прошлом и пишут историю; Платон находит убежище в будущем и создает
утопию. Для начала, мечтает он, нужно найти доброго царя, который позволит экспериментировать со своим народом. Затем мы
должны выслать всех взрослых, кроме тех, кто необходим для поддержания порядка и воспитания молодежи, потому что нравы
старших испортят молодежь, и все пойдет, как и прежде. Все молодые люди – вне зависимости от пола и класса – пройдут
двенадцатилетний курс обучения. Оно будет включать в себя мифы – не безнравственные мифы древней веры, но новые мифы,
способные привести душу к повиновению родителям и государству. В двадцатилетнем возрасте все они будут подвергнуты
физическим, умственным и нравственным испытаниям. Из неудачников будут сформированы экономические слои государства –
сословия дельцов, рабочих, крестьян; они будут владеть частной собственностью и различными степенями богатства в
соответствии с их способностями; но рабов среди них не будет. Выдержавшие первое испытание будут получать образование и
подготовку в течение еще 10 лет. В тридцатилетнем возрасте проверка повторится. Не прошедшие испытания станут воинами; у
них не будет собственности, они не смогут заниматься предпринимательством, но будут жить по законам военного коммунизма.
Лица, выдержавшие проверку, займутся теперь изучением "божественной философии" и всех ее отраслей от математики и логики до
политики и права. Те из них, кто доживет до тридцати пяти лет, будут вброшены в реальный мир, чтобы зарабатывать себе на
жизнь и утверждаться в нем с помощью своих теоретических познаний. Те, кто доживет до пятидесяти, автоматически станут
членами правящего класса стражей.

У них будет вся полнота власти, но никакой собственности. Не будет законов; все дела и вопросы будут решаться
философами-царями в соответствии с мудростью, не скованной прецедентами. Во избежание злоупотреблений с их стороны, у них
не будет ни имущества, ни денег, ни семей, ни постоянных жен; народ будет подчиняться власти денег, воины – власти меча.
Коммунизм не демократичен, но аристократичен; заурядная душа к нему не способна; переносить его в силах одни воины и
философы. Что касается брака, то, будучи евгеническим таинством, он должен строго регулироваться стражами: "лучшие мужчины
должны соединяться с лучшими женщинами, а худшие, напротив, с самыми худшими…" Все дети должны воспитываться государством и
иметь равные образовательные возможности; классовая принадлежность не будет наследственной. Девочки будут иметь те же
возможности, что и мальчики, и ни один государственный пост не будет закрыт для женщин. Надлежит установить полный
государственный контроль над образованием, изданием сочинений и другими способами формирования общественного мнения и
личного характера. Высшим чиновником государства является министр образования. В области образования на смену свободе
придет авторитет, так как детское разумение слишком неразвито, чтобы предоставить его самому себе. Литература, наука и
искусства подлежат цензурированию; им запрещено выражать взгляды, которые члены Совета сочтут вредоносными для общественной
морали и благочестия. Поскольку повиновение родителям и государству может быть обеспечено только с помощью религиозных
санкций и обоснований, государство определяет круг почитаемых божеств, время и способ богопочитания. Любой гражданин,
усомнившийся в государственной религии, подвергается тюремному заключению; упорствующим в неверии уготована смертная казнь…

Так Платон, сам того не заметив, еще раз казнил своего учителя – Сократа и выдал индульгенцию всем будущим инквизициям. В
свое оправдание он мог бы признать, что любил справедливость больше истины, стремился покончить с бедностью и войной,
пытаясь исцелить распущенность афинской морали и политики с помощью спартанской дисциплины. Все размышления Платона не
избежали диагноза "человеческих, слишком человеческих": они проникнуты страхом перед злоупотреблением свободой и пониманием
философии как надзирательницы над народом и законодательницы искусств.
Оглядываясь на эти древние сценарии интеллекта, с изумлением замечаешь, с какой полнотой Платон предвосхитил философию,
богословие и организацию средневекового христианства и с какой точностью – современное фашистское государство. Теория идей
обернулась "реализмом" схоластиков. Платон не только предсуществующий христианин, как называл его Ницше, но и
дохристианский пуританин. Он не доверяет человеческой природе, считая ее порочной, и мыслит ее первородным грехом,
пятнающим душу. Он разрывает на порочное тело и божественный дух то единство тела и души, которое составляло идеал
образованных греков шестого и пятого столетий до н.э. Он перенимает у Пифагора и орфиков восточную веру в переселение душ,
понятие кармы, греха, очищения и избавления; в последних сочинениях он усваивает потусторонние интонации обратившегося и
раскаивающегося Августина. Мы даже сказали бы, что Платон не был греком, если бы не его превосходная проза.

Он остается самым привлекательным греческим мыслителем потому, что унаследовал все обворожительные недостатки своего
народа. Он был столь чуток, что, подобно Данте, прозревал совершенную и вечную красоту за несовершенной и преходящей
формой; он был аскетом потому, что ему постоянно приходилось обуздывать свой богатый и порывистый темперамент. Он был поэт,
которым повелевало воображение, увлекали трагедия и комедия идей, воспламеняло интеллектуальное возбуждение свободной
умственной жизни Афин. Но ему было предназначено быть не только поэтом, но и логиком, самым блестящим диалектиком
античности. Ему было предначертано дорожить философией больше, чем он дорожил любой женщиной или любым мужчиной, и в самом
конце, подобно Великому Инквизитору Достоевского, прийти к подавлению всякого свободного рассуждения, к убеждению, что во
имя жизни философия должна быть уничтожена. Первой жертвой своей утопии стал бы он сам.

По материалам: Вил ДЮРАНТ, "Жизнь Греции".


Сайт газеты "Чистый Мир"

PureWorld web site

В избранное