Американку двадцати трёх лет звали Кимберли, но все называли её кратко - Ким. За несколько
месяцев жизни в Болгарии выучила она немного слов. „О-чень хо-ро-шо!“ – сказала она после
церковной службы, проходившей на Страстную пятницу в одном монастыре под Софией. Там мы и
познакомились. Игуменья сказала мне после службы, что американка была частой гостьей монастыря,
и попросила довезти её на машине до столицы. Я согласился. В дороге, кратко посоветовавшись, мы
всем семейством предложили нашей попутчице провести Пасхальный день в деревне. Она была очень
рада.
Ким приехала в Болгарию для изучения фольклора и церковной культуры, в рамках какой-то
очередной программы. Она постоянно что-то записывала в своём маленьком блокнотике. „Годится мне
в дочери,“ – думал я. „Если бы моя Милослава забеременела как раз после выпускного вечера...“
Дети мои были младше гостьи всего на каких-то пару лет. Втроем болтали они по-английски без
умолку. Мне было всё понятно, но когда нужно было поучаствовать в разговоре, бесконечно долго и
тщательно приходилось подбирать верные слова. Чтобы лишний раз не расстраивать беседу, я
старался молчать.
Волосы у Ким были тёмно-русые, пшеничные. Нос усыпан веснушками. Глаза – красивые, большие и
продолговатые. Очень красиво она смеялась.
На Пасхальной службе в сельской церкви американка всё время повторяла своё любимое: „О-чень
хо-ро-шо, О-чень хо-ро-шо!“ Совсем расстрогавшись, она как-то по-детски расплакалась и не
замечала капавшего ей на руку воска. После службы мы собрались дома у родителей моей жены:
стукнулись пасхальными яичками, отведали пасхи. Моя весёлая тёща взяла аккордеон и спела
несколько песен. Не забыла и „Поручика Голицына“. У Ким опять навернулись слёзы на глаза, и нам
стала известна история её русской бабушки, в девятнадцатом году бежавшей с матерью от красных.
Белые отступали по всем фронтам. Отступал и маленький, в двадцать семь человек, отряд поручика
Голицына, прадеда Ким. Поручик едва успел обустроить в селе Тетерёвке, в домике на Конюшенной
улице, жену свою Валентину и доченьку Грушеньку. Сказал, что через сутки-двое объявится, чтобы
забрать их. Но на третий день в село нагрянули красные. Только рассветало. Грушенька стояла у
окошка и видела всё, что творилось на Конюшенной улице. Красные не спеша заходили в каждый дом.
Прямо на улице кого-то расстреливали, явно по списку. Выносили иконы, разбивали об колено или
прикладами и бросали на землю. Мама Валентина стояла перед иконой Пресвятой Богородицы и
молилась. „Новая власть“ должна была вот-вот пожаловать в их дом. В этот миг в дверь постучали.
Пришла соседка - совершенно незнакомая женщина. Она подошла к молящейся Валентине, сурово
дёрнула её за рукав и спросила:
- Как тебя величать?
- Валентина.
- Теперь ты – Зоя. Немедля отправляйся с дочкой в мою хату, а я останусь здесь. Мой муж –
красноармеец. В мой дом они не посмеют ворваться.
- Но, они же вас расстреляют.
- А у меня детей нету. Запомнила, как тебя зовут? Зоя!
Через несколько дней Валентине и Грушеньке выпала возможность отбыть в Одессу, а оттуда – в
Стамбул.
А мы на следующий день после Пасхи отправились в Софию и распрощались с нашей американкой,
обменявшись, как это сейчас принято, электронными адресами.
Уже через неделю после отбытия Ким в Штаты у меня на мониторе светилось её письмо. В нём она
снова благодарила за прекрасное время, проведённое в гостях. В конце письма - текст на
церковнославянском, набранный латиницей. Это была молитва ко Пресвятой Богородице, которую
Валентина Голицына произносила на одном дыхании в давнюю тревожную ночь в домике на Конюшенной
улице, в селе Тетерёвке:
„Царица моя преблагая, надежда моя, Пресвятая Богородице, Защитница сирых и Заступница
странствующих, Радость скорбящих и Покровительница обиженных! Ты зришь мою беду, Ты зришь мою
скорбь. Помоги мне, как немощному, укажи путь, как страннику. Знаешь мою неволю - избави меня,
ибо Сама благоволишь. Не имею другой Помощницы, кроме Тебя, ни другой Заступницы, ни благой
Утешительницы - только Тебя, о, Божья Матерь. Безмерно согрешил я и грешен пред Тобой и пред
людьми. Будь мне, Мать моя, Утешительницей и Помощницей, охорони меня и меня спаси, прогони от
меня скорбь, муку и уныние. Помоги, Матерь Господа Моего!“
Деян Енев
Авторизованный перевод с болгарского Станислав Семёнов,
все произведения смотри на сайте: www.semenov.onlinehome.de