Как художник того века рисовал свою мадонну? Так: приспущенное веко, изумруды глаз бездонных… Современная мадонна, набирая снедь в пакеты (каши… кубики бульона…) доминирует в пикетах… у плиты, у пылесоса. У мольберта? - ? (знак вопроса)…
Полчаса от метро - всего ничего. Трусцой-рысцой вдоль старых садов, увитых диким виноградом и дома. Это не огородами, огородами и к Котовскому.
Ну и что, что каждый вечер, кроме выходных и праздников? Зато по утрам снова вдоль… полчаса в метро, пятнадцать минут рысцой трусцой и на работе. Но ведь заработанную плату регулярно-то выдают! И пенсию… которая тут ни причём. А в каком отколовшемся от Союза государстве (да и в самом Союзе) ты видел пенсию причём… при том… при сём? Это старики загнивающего Запада могут позволить себе круизы. А мы - молодая страна развивающегося капитализма!
Утром пришел Ноябрь - вредный, нудный и желчный старик. Стряхнул все желтое в лужи, истоптал, измазал, сломал ветки берез своим дурацким снегом тяжелым и мокрым, распахнул все двери и окна на север - ему душно, видите ли. Напакостил и счастлив, скотина! (это вид из моего окна)…
Всё! Яд на полке, стрелы в колчане, меч в ножнах, шипы острижены, когти подпилены! Ты считаешь, все это у меня есть? А мне казалось, что нет. "Оказалось, что казалось"?!
Да нет. Я обычная тетка - с 9 до 17 на службе, 2-2,5 часа ежедневно в движении (туда-сюда), кухня, каша, тахикардия, бессонница, но это не мешает мне видеть, как в мои окна смотрит восход и каким сумасшедшим бывает закат в окнах с другой стороны.
Чувствую, одежка (оболочка) моя тебе не понравилась. А что сделаешь, поистрепалась маненько. Сменим. Гардеробчик накопился изрядный. Смотрим что здесь у нас? - "радикулит" - было, "мигрень" - не идет, бледнит слишком, "согбенная креветка" - вообще с чужого плеча, "кухня, каша" - несуразна. Вот - "легкая походка, удовольствие от быстрой ходьбы, страсть к путешествиям". Именно то, что нужно! Теперь годится? Что-то меня жизнь накрыла мощной волной, не удается вынырнуть, глотнуть свежего воздуха.
Ты, Петь, как-то спрашивал, где работаю. Отвечаю - на приватном заводе, бухгалтером. На работе целый день у "компа", в своих спец. программах, но вполне довольна, т.к. работаю с весьма симпатичными людьми. С этим мне всегда везло!
С Наташей и ее замечательным мужем вижусь каждый год, сидим у них дома, пьем (пока пили), едим (пока могли) и много говорим о работе, о детях, о стране, о себе в ней…
А я продолжаю идти вровень с возрастом. Иногда, заглянув в зеркало, замечаю, что даже его опережаю (возраст). Иногда чувствую себя старухой, случайно растерявшейся на проезжей части большого города. Иногда меня можно заметить в позе "лотос", пытающейся стереть реалии, иногда скрюченную радикулитом. Иногда бываю замечена с книгами... иногда хожу на концерты и в театр, чаще на концерты (не попсы), полагая, что спектаклей видела
несметное количество. Иногда плачу, задумавшись о том, что мы с Мишей теперь так далеко от нашего сына. Вся душа моя была в нем и пустота эта никогда не заполнится.
Много всякого делаю иногда, например, пишу письма тебе (это ты так думаешь!), а мне кажется, переписываюсь с тем рыжим пацаном с первой парты, дерзким и веселым Петькой, на которого и смотреть-то опасно - рассмешит в три секунды! Мы тогда, в школе, и четырьмя фразами не перекинулись, но на уровне тонких энергий что-то запало, зацепилось. Там общаются, помнят и ценят другое и по-другому... ты это детское чувство понимаешь правильно.
Оно утрачено взрослыми, которые тоскуют о нём, не сознавая…
За пристрастие своё к сочинительству особо не переживай и не оскорбляй себя "графоманом". Тот, кто написал "заразившись эгоизмом, мысль поссорилась со смыслом, потекло из всех щелей - брань, бессмыслица, елей", вложив в десять слов всю философию и технологию отношений, будет много вкалывать, но напишет хорошо. И этот кто-то будешь ты, Вернуська. Ты пишешь очень хорошо, когда мысль твоя играет, когда ты (твоя легкая веселая душа, а она от Творца именно такая) и мысль на равных. И ей не удается
тебя подчинить, и ты не насилуешь ее - это настоящий драйв. Например "Осень":
Я шёл по лесу, как по сказке, которую писала осень, считая радужные краски. Их оказалось семь… у просек. Оттенков - уйма! На деревьях, на стёжках-тропках, на кустах. Душа тем временем вбирала запах опавшего листа. Рвалась наружу, звала: "Мама! - и доложилась. - Я живой!" "Я вижу, - мама ей сказала. - Ты в осени и Бог с тобой! Когда зимы последней стужа придёт к тебе, наверняка, тогда писать уже не будешь… старайся в осени пока". И тишина. Лишь ветра шелест тряс непокорливую
крону. И я старался: "Прелесть! Прелесть! Карету мне! Нет уж, корону!"
Это ты здорово про осень, в которой мы сейчас. Пиши. Пиши, как мама тебе наказала. А у меня мечта есть. В центре каждого города заезженного постпространства (как это теперь принято называть) через европейский суд по правам человеческим заставить всех этих "кравчуков", "шушкевичей", "ельциных" и им подобных "менеджеров счастья народного" установить памятник. ПАМЯТНИК СОВЕТСКОЙ ЖЕНЩИНЕ!
На фоне бронзового токаря высокой квалификации, сомлевшего на продавленном диване и беспечно плюющего в потолок или белолицего каменноугольного шахтёра на рельсах, или глиняного голодного хлебороба в очереди за субсидиями… ЖЕНЩИНА! ИЗ ЗОЛОТА! Красавица, умница, с двумя детишками дошкольного возраста, двумя дипломами о высшем образовании… и двумя тяжёлыми клетчатыми сумками, до отказа набитыми иноземным ширпотребом.
Только благодаря ей, женщине страны советов, не разразилась братоубийственная война между сытыми и голодными. Только благодаря ей не порушились семьи безбедного будущего. Только благодаря ей не рухнула отечественная экономика в тартарары вместе со всеми стратегами и тактиками народного процветания…
Жизнь била её, как боксёрскую грушу. Открытой перчаткой ранимую душу! Душа рубцевалась и снова на ринг, в надежде на судьбоносный блицкриг…