Служба Рассылок Городского Кота

Русский Журнал. Аналитика, эссе, интервью
http://russ.ru/ist_sovr
http://russ.ru/edu
----------------------------------------------------------------------------
Все дискуссии РЖ http://russ.ru/forums
Список рубрик РЖ http://russ.ru/journal/archives
Поиск по РЖ http://russ.ru/search
----------------------------------------------------------------------------
История современности
http://russ.ru/ist_sovr

Бомж-ТВ

Беседы кинорежиссера-документалиста Игоря Беляева

1956 - ... Тогда в хрущевскую оттепель "начиналось" российское телевидение,
у которого, как оказалось сегодня, нет своей истории и историков, а 
очередная смена хозяев открывает всякий раз очередной нулевой цикл. Между 
тем, уже в 60-х, о которых и вспоминать-то теперь как-то скучно, среди 
мусора и официоза, складывались очень важные "зоны", как бы ускользнувшие 
от надзора начальства и сумевшие предъявить свой язык и способ описания 
современности. Таким заповедным местом оказалось творческое объединение 
"Экран", продержавшееся почти два десятилетия до конца 1980-х. Великий 
передел всего информационного поля, новая роль ТВ, образование автономных 
телеимперий, контролирующих и контролируемых, агрессивная коммерциализация 
эфира, большие игры без правил означали наступление ДРУГОЙ ЭПОХИ. В этом 
НОВОМ ВРЕМЕНИ нет истории, нет имен, нет документов, а есть Леонид 
Парфенов, Михаил Леонтьев, пара-тройка ностальгически-сусальных проектов и 
тупиковый монтаж видео-артефактов ушедшего века.

Игорь Беляев - из крупных фигур прошлого, списанный ныне, 25 лет бессменный
руководитель "Экрана", снял в 1960-90-х несколько документальных лент о 
самых больных, самых острых поворотах русского ХХ века. Среди них - 
"Летопись полувека. Год 1946" (1967) "Дуки" (первый фильм о Джохаре 
Дудаеве, 1992), "Человек или дьявол" (киноисследование об Иосифе Сталине, 
1991), "Как уходил Горбачев" (1992)

60-е годы - время затоптанное, захватанное, замусоленное мемуаристами. И 
по-прежнему "закрытое", неизвестное, однако, успевшее порядком набить 
оскомину. Теперь любят показывать ископаемых той поры - дикторов, ведущих, 
- полная архаика. А между тем, на телевидении шла своя интенсивная жизнь: 
стали образовываться кинообъединения - целая отрасль, по мощности и 
масштабу равная большой киноиндустрии; появилось "Останкино", и на шестом 
этаже разместился "Экран" как головная эталонная организация, которая 
позднее создала ведущую документалистику мира.

Но сразу же в момент ее рождения была допущена серьезная ошибка: 
кинематограф, до 67-го года создаваемый силами двух редакций - вещательной 
и общественно-политической, изначально оказался оторванным от эфира и 
работал на склад. Программисты уже со склада вынимали эти фильмы и включали
в передачи. Конечно, в таком положении были и свои плюсы: автономный ритм 
и календарь давал возможность как-то обойти эфирную лихорадку. Но несколько
элитарный и "закрытый" способ существования вскоре стал для 
телевизионщиков "башней из слоновой кости" - вместе с потерей эфира был 
разорван постоянный контакт с жизнью, утеряны живые импульсы. Может быть, 
этот "аристократизм" позднее и погубил "Экран", правда, позднее...

А пока 60-е годы, расцвет, золотой век... В 1967-м страна торжественно 
отмечала свой день рождения. Каждая отрасль культуры, искусства, науки 
готовила юбилейный подарок. "Летопись полувека" - первый в истории 
советского телевидения 50-серийный документальный фильм - венчала 
"именинный" проект, невероятное по тем временам, грандиозное событие. За 
год силами абсолютно разных 50 групп, 50 режиссеров сделан в течение 365 
дней 50-серийный телевизионный эпос, по праву еженедельно получавший лучшее
эфирное время.

И вот, когда в общем виде задача сформулирована, разработаны правила игры 
(провести триумфальный дивертисмент политических, культурных событий, 
достижений промышленности, сельского хозяйства, всех парадных сфер 
советской идеологии), встал первый вопрос: на чем показывать. Ответили 
просто: "У нас нетронутый Красногорск". Это сейчас можно только криво 
усмехнуться (киноархив распахан и перепродан), а тогда, в 67-м, соблюдалась
строгая девственность. Уникальная хроника, которую никто никогда не видел 
и не описывал, запечатанная пылилась в хранилищах.

По правилам игры каждый получал свой кусок. Участки метились жестко. В 
Красногорске, на месте, окончательно утверждался дележ: " С 1 января до 31 
декабря 1946 года - мой материал. С 1 января 1947 - твой". Границы, 
конечно, нарушались, но в основном конвенция соблюдалась.

Второе. Час времени - это и по тем меркам много. Как удержать зрителя? 
Какой принцип взять за основу? Отраслевой, традиционно обзорный? Первые 
картины получились слабыми. Растерянное начальство говорило: "А, черт с 
ними с художниками! Пусть творят. Важно, чтобы у зрителя было ощущение 
железной поступи социализма". И разрешили главное: "Любыми способами 
создать образ года".

Я снимал фильм "Сорок шестой год, или Мирное время", получив кинофакты в 
Красногорске. А дальше хроника длиною в год сталкивалась уже с моими 
воспоминаниями, личным опытом.

Помните начало? Черное поле, кадр, еще четыре кадрика, взрыв. Это вспышки 
памяти, имитация сознания. Острое ощущение вчерашнего дня, 45-го года. Я 
пытаюсь в 30-секундном пробеге создать у зрителя досюжетное впечатление о 
прошлом, в 1946 году - о 45-м, 43-м, 41-м. И еще одна деталь. В "Летописи" 
числовое название каждой серии единообразно, лаконично и безлико. Из общего
ряда выбивался самостоятельным двойным заголовком единственный "1946 год. 
Мирное время". У второй части - своя нагрузка, своя пластика шрифта, 
снова-таки образ времени, найденный режиссером. И еще авторский текст, 
озвучиваемый голосом диктора: "Война только что остановилась (не 
закончилась - остановилась). Люди, пережившие все это, стремились войти в 
колею естественной мирной жизни". Каждое слово значимо чрезвычайно.

Дальше - кропотливая работа, исходный материал, сырье просматривалось шаг 
за шагом, разымалось на мельчайшие составляющие, распадаясь на отдельные 
кусочки, кропленое мертвой водичкой, а затем заново собиралось в живой 
организм.

Мне попался киносюжет, традиционный для всех "Новостей дня", - встреча 
Нового года, гулянье на Пушкинской площади и в Колонном зале. И вдруг в 
этой хронике я обнаружил всего каких-нибудь полтора метра пленки, 
провороненных начальством, - мелькнувший в кадре клоун с губной гармошкой в
руках - так, бытовой элемент праздника... Оператору и в голову не пришло, 
что он случайно схватил невероятно точную деталь времени - губную трофейную
гармошку. Эврика! Я увидел своего главного героя, который зрительным 
стержнем скреплял, оправдывал жесткий и мягкий стык.

И еще одна находка. Просматривая архивные видеозаписи, я буквально 
наткнулся на монолог Москвина в роли царя Федора Иоанновича: "...Какой я 
царь? Меня и с толку сбить, и обмануть нетрудно. В одном лишь только я не 
обманусь: меж тем, что белое черно, тут мудрости особенной не надо и все по
совести приходится решать..." Меня как током ударило: структуру дать - на 
тень между белым и черным!

По ходу дела обнаруживался еще один аспект профессионального азарта. Всякая
публицистическая работа сопровождалась охотой за информацией. Впервые 
демонстрировались абсолютно уникальные документы. Так мы использовали шанс 
дать полную речь Руденко, которая лежала в Красногорске в негативе даже не 
проявленная. И ее сомнительность, двусмыслица прозвучали в картине как знак
времени. Впервые здесь же, к примеру, появлялся Вознесенский, 
нереабилитированный, ровно за год до расстрела. В 1967 году живой враг 
народа в фильме воспринимался шоково; возникал тот самый черно-белый 
контрапункт, смещение, театр абсурда.

Мои поиски легендарной речи Черчилля в Фултоне, ознаменовавшей начало 
холодной войны, - поистине детективный сюжет. Я заканчивал монтаж, и 
материал нужен был позарез. Обещал помочь Шапиро, корреспондент одного 
крупного американского издания (он потом выпустил книжку "Советские 
анекдоты"). Переговоры затягивались. В конце концов я в последний раз, уже 
отчаявшись, связался с ним по телефону. Он выслушал меня: "Все устрою, если
вы мне ответите только на один вопрос: "Месяцева сняли?" (Месяцев - 
тогдашний председатель Гостелерадио). Журналистка, редакторша моя: "Мы 
ничего об этом не знаем. Но попробуем проверить". Тут же набрала 
секретариат на Пятницкой:

- Скажите, Месяцев работает?

- В чем дело? Кто спрашивает?

- Это Шапиро спрашивает...

- А, Шапиро...

Через минут пять у меня в комнате звонок:

- Это говорит Месяцев. Что спрашивал Шапиро?

- Спросил, работаете Вы или нет...

- И что Вы ему сказали?

- Сказал, что работаете.

- И правильно сказали.

Приближался очередной госпереворот. "Летопись", довольно крупная карта, 
Месяцева не спасла... Не помог и Шапиро... А речь Черчилля я купил потом за
валюту.

 Стоп-кадры в финале - куски спортивных репортажей, проходные перебивки 
футбольных матчей - сопровождались дикторской фразой: "Мы остановим сейчас 
время и окажемся на трибунах прошлого. Вот эти люди, пережившие войну..." 
Трупы погибших, и голос Вадима Синявского: "Мы находимся на трибунах..." 
Только маленький люфт пустого зала вставкой - и сразу Нюрнбергский процесс:
снова резкий стоп-кадр, бравурная музыка и лица, лица, лица... Все говорят
одну фразу (уникальная запись, которую я раздобыл на Западе): "Невиновен",
"Невиновен", "Невиновен". Ощущение прямой трансляции.

События завязаны в один плотный узел.

Скрытый диалог, созвучие и перекличка разных работ того времени - метафора 
исторической судьбы ХХ века. Цензура, кстати, была на стреме, чуяла 
неладное. Михаила Ромма после "Обыкновенного фашизма" (наши картины - 
примерно одногодки) вызвали на Политбюро и на расширенный Секретариат ЦК, 
где комсомольский вождь Павлов выступил с громовой речью: "Товарищ Ромм, 
что Вы нам очки втираете каким-то германским фашизмом?" На что Михаил Ромм 
достойно ответил: "Молодой человек, просто не понимаю, что это Вам 
померещилось. Я - фронтовик, автор первых фильмов о Ленине, душой и сердцем
коммунист - вдруг на склоне лет делаю антисоветскую картину?!.. Мне стыдно
слушать!.." И присутствовавшие секретари ЦК сказали молодому Павлову: 
"Утерся, щенок!"

Мне, наверное, крупно повезло. Начальство и коллеги поддерживали. "1946 
год" на фестивале телевизионных фильмов удостоился высшей награды. А 
Габрилович однажды, взволновавшись, сказал: "Надо было затеять всю 
"Летопись полувека", чтобы получить одну такую картину". Так выстраивались 
внутренние цепочки, корневые пласты языка кинодокументалистики, внятные по 
ту и эту сторону.

"Экран" был на телевидении заповедной зоной, в которой существовал свой 
счет времени и свой гамбургский счет друг к другу. И вот парадокс - не 
будучи диссидентом, открытым противником власти, он в самое железобетонное 
время создавал самые человечные произведения, в жесткие конструкции 
телевизионных программ "просовывая" кусочки тепла - не важно в партийных ли
фильмах, фильмах-путешествиях, в репортажах о сельском хозяйстве или 
телеочерках о стройках, науке.

"Экран" душили последовательно. К концу 1980-х окончательно выперли на 
задворки и лишили эфирного времени. Наступала славная эпоха информационной 
"бури и натиска".

Логика истории такова, что бывают моменты, когда тот или иной жанр, та или 
иная категория зрелища становятся ведущими. И телевидение мощно 
эксплуатирует этот скрытый энергетический потенциал, даже и сегодня не 
оцененный вполне.

В 1968 году два чешских журналиста выпустили телевизионный фильм "Инзерат".
Сюжет простой - в газете появилось объявление: "Меняю "Фиат" на ребенка". 
Пражской весной 68-го у меня мурашки по телу бегали, да не у меня одного - 
у всех зрителей, у всей Чехословакии, - когда смотрели этот фильм. 
Оказалось, что люди разных социальных категорий в столь, казалось бы, 
благополучной Чехословакии с удовольствием готовы отдать своего ребенка за 
"Фиат", мотивируя это самыми разными причинами. Одни говорили: "Ребенка я 
за год сделаю, а машину - никогда". Другие : "Понимаете в чем дело, я не 
могу престижно обучить ребенка, а Вы - богатый человек (раз предлагаете 
"Фиат"), значит сможете дать моему ребенку настоящее образование". 
Телепровокация как бы "заголила" социализм с человеческим лицом. Получился 
взрыв почище атомной бомбы.

Мы пережили нечто подобное. Когда закипела политическая жизнь, стали 
включать напрямую Верховный Совет, не монтируя, народ и возопил, и на улицы
полез на митинги, тут стало не до кино, тут началась эйфория живой 
трансляции. Понадобилась реальность, доставленная на дом без посредников, 
подлинный документ, голый факт. С голодухи народ кинулся за информацией, 
рванулся к чернухе, подноготной, чем больше, тем лучше, в чистом виде - и 
быстрей, быстрей... Егор Яковлев, руководитель из "новых", мой друг с 
двадцатилетним стажем, стремительно превращал телевидение в добротную и 
мобильную видеогазету, собрав команду премьеров-аналитиков, способных за 
полчаса на ваших глазах "раскрутить" любую тему. И только потом закралась 
крамольная мыслишка: "А что если избыток информации - тоже вредно? "

Помню, как однажды давно в просмотровом зале главный начальник Мамедов 
спросил меня: "Какая основная задача телевидения?" (Он был часто у нас 
подвыпивши, обнимал меня: "Ты единственный режиссер, с которым я считаюсь!"
Как-то принимая мою картину, расчувствовался: "Проси у меня, что хочешь, 
орден там, премию? " Я говорю: "Хочу снять картину о Вас". Он, хитрый, 
мгновенно протрезвел: "Никогда!" Генерал-майор КГБ, наш резидент в Италии, 
крупный был человек, по-своему гениальный, телевидением руководил 15 лет). 
Ну, я сообразил что-то там трафаретное. А он мне так красиво: "Задача 
телевидения в том, чтобы народ имел информации как можно меньше".

Когда схлынула муть, стало ясно, что отсутствие навыков профессионального 
обращения с новостным материалом, его экспансия вели к "раскадровке", 
потере координации, грозным сбоям в функционировании телевизионной системы.
В результате к началу 1990-х какие-либо ресурсы, "тылы", способные 
противостоять спекуляциям, оказались раскуроченными, уход сильнейших 
обескровил кинематограф. Правда, кто бил тревогу? Даже появились свои 
теоретики планомерного вытеснения документалистики: все, что можно сделать 
в кино, мы сделаем сами, быстрей, дешевле, ловчей. Чего туда деньги 
гробить? Эти сидят, полгода думают, монтируют, кадрик к кадрику выискивают.
Да кто это смотрит?! И в результате произошло то, что произошло. Еще одна 
национальная микротрагедия. Хотя измеримы ли здесь масштаб, границы?

Последствия гибели "Экрана" означали полное уничтожение "резервных 
площадок", документов, ретроспективы - всей визуальной истории страны. 
Публицистика стала ругательством. К 1995 году размеры катастрофы выяснились
окончательно: ТВ разбазарило собственную кинолетопись - опорное 
стратегическое оружие, единственную "конвертируемую продукцию", в течение 
десятилетий естественно скапливавшуюся на ЦСДФ, - наспех латая прорехи 
прямым вещанием, эстрадной или политической тусовкой, гуманитарной помощью 
импортных сериалов, походя взращивая в журналистской и зрительской среде 
комплекс бомжа, эмигранта.

----------------------------------------------------------------------------
Рубрики Русского Журнала:
Образование
http://russ.ru/edu
История современности
http://russ.ru/ist_sovr

Авторы Русского Журнала. Досье.
http://russ.ru/journal/dosie

Антологии РЖ
http://russ.ru/antolog

Русский университет
http://russ.ru/univer

Страница М.Я. Гефтера
http://russ.ru/gefter

Интернет-парламент
http://elections.ru

----------------------------------------------------------------------------
Вы можете написать отзыв на каждую публикацию РЖ на сервере http://russ.ru 
или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов" 
http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
----------------------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов
Русского Журнала по e-mail: http://russ.ru/subscribe/
Russian Journal   mailto:russ@russ.ru    http://russ.ru/