Пишу тебе с большим перерывом - очень много работы, ничего не успеваю. Впрочем,
с годами к такой ситуации начинаешь привыкать. Я тут на днях записал себе в органайзер
- "заказать делянку на кладбище", а то, боюсь, и это не успею - куда мне тогда? Впрочем,
не делай из моих слов никаких печальных выводов - я жив пока и здоров, как, надеюсь,
жив и здоров и ты.
Я обещал тебе, что в среду пришлю сценарий следующей серии, - помню, не забыл.
Хотел бы сказать, что замотался, но правда все равно вылезет наружу рано или поздно;
чем отдавать тебя на съедение смутным подозрениям, сознаюсь. Ты поймешь.
Я не знаю, что мне делать. Ломаю голову так и этак, хожу на кухню, глажу кошку
и обещаю себе, что вот сейчас сяду за стол, сосредоточусь - и начну работать, как
положено. Но минуты идут, кошка мурлычет, пахнет на подоконнике герань, и я понимаю,
что никакой работы не предвидится, что это не разгильдяйство и не лень, но полное
отторжение мозгом неприемлемой более деятельности. Я устал.
Я думаю о том, как мы с тобой начинали все это, как ты говорил: "Пойми, тут нужен
другой язык, другие нормы, тут нужен другой антигерой, построенный на другом принципе,
- такой, чтобы он вызывал не восхищенный страх, а отвращенный смех. Вот про-герои
- Том Круз, Джон Траволта, Майкл Даглас - они не олицетворяют хорошее, они олицетворяют
обычное. Они нормальны, они корректны, они красивы, умны, талантливы - они такие,
как надо. А антигерои, соответственно, должны быть глупые, мерзкие, уродливые, блудливые,
наглые, бездарные..."
Так стали "Бивис и Батхед".
Я, кстати, до сих пор в восторге от твоего кока, дорогой. Я и сам никогда не чувствовал
себя уродом; кабы не ты, так и умер бы, не испытав...
Я думаю, нам с тобой, безусловно, есть, чем гордиться: мы стали артефактом, культурным
символом, знаком времени, антиэмблемой парочки довольно гнусных поколений. Я был
на подхвате у тебя, и, поверь, мне совсем не было от этого плохо: ты был идеолог,
я - ассистент, мне нравилась эта роль. Я говорю это намеренно, дабы ты не мучил себя
лишними вопросами касательно того, что вот-вот произойдет.
Но, Бивис, есть вещи, терзающие меня на самом деле, и я не знаю, как признаться
в них тебе. Впрочем, я полагаю, ты чувствуешь их и сам - недаром последнее время
мы стараемся никогда не говорить о шоу, оставаясь наедине. Но кто-то должен начать
этот разговор первым, так пусть уж это буду я - мне легче.
Бивис, наш зенит позади. Вот я сказал это - и мне становится дурно, а сердце поднимается
к горлу, но к этому надо привыкнуть, это надо понять: Бивис, наш зенит позади. Популярность
шоу, контракты, продукты - все это меня не волнует, да и тебя не волнует - мы изначально
желали не денег. Я имею в виду то, что по-настоящему значимо, и то, что мы понимаем
оба: Бивис, твоя (а если позволишь мне примазаться - наша) идея выродилась в свою
противоположность. Мы перестали быть культурным шоком - мы стали культурной достопримечательностью.
Бивис, НАС ПЕРЕСТАЛИ НЕНАВИДЕТЬ!
Они нас приняли, они нас рассмотрели, разжевали и слопали, как слопали перед нами
гей-культуру, и подростковый секс, и хиппи, и рок-металл, и множество других бунтов.
Они нас ОДОМАШНИЛИ, Бивис! Сегодня в какой-то гребанной витрине я видел свой портрет
на ползунках. Я уверен, что Джонни знает, как он там оказался, - кто купил права,
и почему это хорошо, и сколько шуршащих бумажечек каждый из нас получил на свой банковский
счет в результате этой коммерческой удачи. Но меня по-прежнему бьет дрожь.
Я не хочу становиться домашним тигром, ручным грифом, игрушечным пистолетом. Я
не хочу становиться Полом Маккартни, Бивис. Я даже не могу сказать, что ощущаю себя
предателем по отношению к тебе - ибо ты тоже не хочешь становиться Полом Маккартни,
я это знаю. Но выбора уже нет. Сейчас ничего не зависит от нас - они уже видят нас
нарисованными на ползунках. Даже если мы уйдем с экранов, выкупим все права на собственные
шоу, бежим в шанхайскую провинцию и будем выходить из дому только ради покупки продуктов
- ничего не изменится. Вспомни Бетти Буп, Бивис.
У меня не хватило мужества начать это письмо так, как начинают подобные письма.
Даже сейчас я намеренно затягиваю его - мне жаль расставаться с тобой. Слишком долго
мы были "бивисибатхед", и вдруг фраза "только смерть разлучит нас" становится не
обетом, а описанием реальности. Я не хочу извиняться перед тобой - я уверен, что
ты слишком хорошо понимаешь все происходящее. Я же, в свою очередь, не обижусь на
тебя, если ты решишь продолжать один, - слишком много души было вложено тобой во
все это.
Я люблю тебя, баклан. Выше перец! Отстой не вечен, все наши телки теперь твои,
береги их.