Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Книжные новости в Русском Журнале Книжные новости в Русском Журнале


Книжные новости в Русском Журнале


Сегодня в выпуске
18.10.2006

Первые сто лет Ханны Арендт: попытка адаптации

Являются ли работы Ханны Арендт столь же актуальными сегодня, какими они были в период их написания? Именно на этот вопрос отвечает - утвердительно - Элизабет Юнг-Брюль в работе "Почему Арендт имеет для нас значение".

Ханна Арендт, родившаяся сто лет назад, принадлежит к числу писателей, чьи имена навсегда связаны со злом, творившимся в двадцатом столетии. Подобно Джорджу Оруэллу, Вальтеру Беньямину или Альберу Камю, она была "мобилизована" историей: наделенная незаурядным интеллектом, Ханна Арендт посвятила свою жизнь разгадке тайны новых демонов, "бесов разных", разгулявшихся у нее на глазах. Вряд ли блещущая многими талантами девочка-вундеркинд, выросшая в буржуазной еврейской семье, предвидела такую участь. К двадцати пяти годам она успела прослушать университетский курс классической немецкой философии, позаниматься у Мартина Хайдеггера и защитить диссерта! цию о Блаженном Августине. То, что она в конечном итоге использовала свои знания для осмысления политических проблем и писала о таких вопросах, как 'суверенитет', 'плюрализм' и 'права человека', было прямым следствием ее биографии.

Вторжение политики в жизнь Ханны Арендт превратило начинающего философа в социального мыслителя. В 1933 году после краткосрочной "отсидки" при новоиспеченном гитлеровском режиме она бежала в Париж, где проработала до конца тридцатых в Youth Aliyah, организации, помогавшей переправлять еврейских детей из Германии в Палестину. После поражения Франции она снова стала беженкой -отправилась традиционным в ту пору маршрутом через Пиренеи в Испанию, а в 1941 году эмигрировала в США, где долгое время оставалась без работы. Со временем Ханна Арендт стала весьма заметной фигурой в интеллектуальных кругах Нью-Йорка (города, в котором она окончательно обосновалась и прожила до самой смерти): она работала в издательстве Schocken Books, писала ! для Partisan Review, преподавала в New School. Но ее манера мы! шления и акцент сразу выдавали в ней человека европейской культуры. Даже когда она писала - причем восхитительно - об американской революции и об отцах-основателях, эти темы трактовались ею в контексте главной задачи ее жизни: осознать причину краха европейской политической традиции.

Теперь, когда прошло сто лет со дня ее рождения, естественно возникает вопрос: являются ли работы Ханны Арендт столь же актуальными сегодня, какими они были в период их написания? Именно на этот вопрос отвечает - безусловно утвердительно - Элизабет Юнг-Брюль в своей работе "Почему Арендт имеет для нас значение", первой в новой серии книг, название которых строится по формуле: "Почему Х имеет для нас значение". Юнг-Брюль лучше кого бы то ни было подготовлена для раскрытия этой темы: в 1982 году вышла написанная ею биография "Ханна Арендт: из любви к миру" ("Hannah Arendt: For Love of the World"), до сих пор считающаяся образцовой.

Излагая ключевые идеи ! Ханны Арендт, Элизабет Юнг-Брюль делает полезную работу, поскольку для большинства читателей имя этого мыслителя связано лишь с широко известным, но зачастую неточно интерпретируемым выражением "банальность зла". Юнг-Брюль начинает свою книгу с жалобы на то, что эта формулировка из книги "Эйхман в Иерусалиме", столь "многозначительная и суггестивная", была вырвана из контекста и превратилась в затертое и по существу лишенное смысла журналистское клише. "Эйхман в Иерусалиме" остается самой читаемой работой Арендт (новое издание этой книги только что появилось в серии Penguin Classics с предисловием Амоса Элона). Но, как показывает Юнг-Брюль, для понимания подхода Ханны Арендт к историко-политической проблематике (сказавшегося в том числе и на неординарной интерпретации ею нацизма) решающее значение имеет знакомство с философским анализом таких концептов, как 'действие', 'самоуглубленность' и 'прощение', проведенным в наиболее глубоких ! работах мыслителя - "Жизнь сознания" ("The Life! of the Mind") и "Ситуация человека" ("The Human Condition").

Чтобы объяснить, каким образом зло может стать банальным - например, как Адольф Эйхман, весьма посредственный бюрократ, мог уничтожить миллионы людей без особого умысла или страсти, - Арендт привлекает собственную этическую теорию, согласно которой преградой на пути зла служит не подчинение моральным нормам, но самоуглубленная внутренняя жизнь. Юнг-Брюль указывает, что эта теория опирается на свойственное Ханне Арендт "диалогическое" понимание жизни сознания, которую она описывает как "беззвучный диалог между мной и моим 'я'". Арендт полагает - и это звучит неожиданно трогательно, - что реальная причина воздержания от дурных поступков состоит в том, что в сознании человека, творящего зло, прерывается внутренний диалог - и он лишается возможности жить в мире с самим собой. Как пишет Юнг-Брюль, "лучше стать ж! ертвой зла, чем творить его, обрекая себя на неизбывное соседство с дурным и некоммуникабельным субъектом". Только потому, что Эйхман чурался такого внутреннего диалога, его совесть легко позволила себя заглушить звучавшим отовсюду голосам ненависти.

Однако книга "Почему Арендт имеет для нас значение" сильно проигрывает, когда перестает быть введением в мировоззрение Арендт - и становится рассуждением о его актуальности для нас. Ибо при попытке адаптировать воззрения Арендт к политическим реалиям сегодняшнего дня - "задать ей в своем воображении вопросы, которые приходят на ум при чтении утренней газеты", как пишет Юнг-Брюль во вступлении к книге, - автор доводит дело до того, что этот сложный, животрепещущий мыслитель превращается в плоского резонера-"филантропа". Юнг-Брюль уверена, что Арендт поддержала бы Европейский Союз ("эту потрясающую демонстрацию действенности надежды на лучшее будущее"), приняла бы участие в борьб! е с детской нищетой (которая является продуктом того, что Юнг-! Брюль на зывает странным словом "childism", то есть предубеждение против детей) и была бы встревожена глобализацией. По правде говоря, обо всем этом можно было догадаться и без призрака, восставшего из могилы.

Возможно, Юнг-Брюль подвело желание проконсультироваться с тенью Ханны Арендт, как с дельфийским оракулом. К счастью, политический мир, который хотела объяснить Арендт, - мир идеологических диктатур, концентрационных лагерей и гулагов, - по большей части сошел со сцены, по крайней мере, на сегодняшний день. В результате любой человек, пытающийся применить ее терминологию к нашему - сложившемуся по окончании холодной войны - миру, рискует превратить исторически точные прозрения Арендт в размашисто обобщенные трюизмы. Хуже того, на этом пути нетрудно впасть в моральную эквилибристику, что и происходит с Юнг-Брюль, когда она пишет, что американские общественные школы ("программы которых стали полем битвы для христианских прозелитов") стимулируют "раз! рушение естественных человеческих связей", что является, по мнению Арендт, неотъемлемым свойством нацизма и коммунизма.

Если стремление к актуальности во что бы то ни стало приводит к таким натяжкам, то, может быть, мудрее было бы признать, что Ханна Арендт неактуальна с точки зрения заголовков сегодняшних газет; как и всякий по-настоящему оригинальный мыслитель, она оставила наследие, имеющее не столько сиюминутный, сколько вневременный смысл.

Перевод Иосифа Фридмана

Подробнее

Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

В избранное