Нечитанных номеров питерской "Звезды" накопилось с самого августа - страшно сказать - четыре штуки. И этот обзор будет не самым подробным.
С августа по ноябрь "Звезда" успела напечатать два романа - один, очень длинный, начало мы еще успели застать летом, он о духовных мытарствах - на три номера. То "Лавра" Елены Чижовой.
Другой роман - "Камикадзе" Михаила Панина в октябрьской "Звезде". Он - тоже о мытарствах, но более приземленных, если так возможно говорить, потому как речь там о летчиках палубной авиации. И тем не менее, фокус романа в том, что героический летчик палубной авиации - существо земное, обделенное и отнюдь не романтическое:
"...Плавать и летать и ходить по суше в магазин за водкой дано только летчикам палубной авиации. Кроме магазина летчик палубной авиации может еще сходить в столовую, в кино или сгонять на мотоцикле в рыбсовхоз на танцы в свободное от полетов время
".
Еще летчик палубной авиации может стать Робинзоном, владельцем Острова сокровищ, Джеймсом Бондом и кем угодно еще. Он может страдать потерей памяти и избытком воображения. Роман с приключениями, короче говоря.
В пандан к приключениям летчика палубной авиации в 9-м номере "Звезды" "Рассказы запасного морпеха" от Григория Сабурова ("Пешком по волнам"). В том же "приземленном" жанре, но еще больше водки и неуставных отношений.
И последние "приключения" - в #11: повесть е-буржанки Анны Матвеевой "Голев и Кастро. Приключения гастарбайтера". Собственно, "приключения гастарбайтера" начинаются где-то с середины, а до того довольно длинное и предсказуемое повествование о честном и симпатичном океанологе из Севастополя, не вписавшемся в новую жизнь. Несчастному океанологу фатально не везло, но в самом конце вдруг чудесным образом повезло: он нашел пачку зеленых денег в католическом соборе в Алкабасе. Иначе, наверное, и быть не могло, в противном случае безысходные "приключения гастарбайтера" не кончились бы никогда. Впрочем, нужно отдать должное Анне Матвеевой: она легкая рассказчица, и чернушные "приключения" протекают быстро и необременительно.
В том же 11-м номере питерского журнала рассказы Мириам Гамбурд - записки израильтянки в Париже. О парадоксах "постсионизма".
"Звезда", в отличие от прочих толстых журналов, регулярно представляет "иностранную литературу", чем зачастую компенсирует слабость собственного отдела прозы.
По окончании длинного-длинного романа Елены Чижовой в 10-м номере находим короткие остроумные рассказы швейцарца Хуго Летчера с замечательным предисловием переводчицы Марины Кореневой. Первый роман Летчера назывался "Сточные воды", и вот его история:
"Собирая материал для своего романа, - а к сбору материала он неизменно подходит весьма серьезно, - он натолкнулся на фундаментальное исследование немецкого ученого, специалиста по водоснабжению и канализации, написанное до войны и переизданное затем сначала в Западной Германии, а несколько позже - в Восточной; каждое из этих изданий предварялось соответствующей вступительной статьей: в первом случае сообщались минимальные сведения об авторе, отмечались его выдающиеся заслуги перед человечеством и тонко намекалось на то, что система канализации в ее современном виде является венцом западноевропейской инженерной мысли, во втором случае речь шла о том же, но только здесь технические приспособления, избавляющие мир от нечистот, преподносились естественным образом, как заслуга пролетарской инженерии, опирающейся на труды главных сантехников мира - Маркса, Энгельса и Ленина.
"Но ведь с тех пор, как существует фановая труба, дерьмо во всем мире течет под одним углом и в одном направлении!" - воскликнул изумленный Летчер и написал роман, басню-притчу, в которой есть все элементы, приличиствующие жанру, - коллизия, действие, мораль и поучение. Мораль была проста: "Дерьмо всегда течет под одним углом".
Кроме швейцарца Летчера, "Звезда" помещает мрачноватый роман эстонца Энна Ветемаа "Пришелец" и "Разговоры с Кафкой" Густава Яноуха.
В архивном отделе письма великого князя Александра Михайловича, письмо Владимира Набокова Светлане Зиверт, письма Р.В.Иванова-Разумника к А.Л.Бему, следственные материалы по делу Льва Гумилева и... "поэтическое наследие" Льва Гумилева. Стихи историка Гумилева в последнем - 11-м номере "Звезды", в сети их нет.
Других стихов в осенних номерах "Звезды" много и они разные.
И вот ты плачешь и рыдаешь,
и где еще подземный куст, ну, разумеется, не знаешь. А мир бессмысленен и пуст.
Это был Владимир Бауэр, вслед за ним в том же номере Александр Комаров с элегически-баратынскими строфами о тщете всего земного:
Ты мнишь, что только ты один на свете важен,
но был не для тебя поганый гриб посажен, не из любви к тебе скрипит земная ось, погодь, остановись, заткнись и не гундось. Когда-нибудь узришь, веков раздвинув тину: как скот - ты превзошел последнюю скотину, спеша свои грехи спихнуть на бытие... А что есть человек - нам ведомо ль сие?
соплеменников, рифма легко нам подыгрывает с мемориальных досок - вот: архитектор Щуко.
Мы с тобой - те, кто станет потом нашей памятью, мы с тобой повод, чтобы время обратнейшим ходом шло в стихи по поверхности вод.
Итак, прогулки с Дзержинским в отделе поэзии, в отделе публицистическом обнаруживаем парадокс: В.А.Якобсон об опасностях "демократического фундаментализма" и апология государства от Александра Мелихова со ссылками на Канта и Гоббса:
"Кант <...> учил своих студентов, что цель государства - вовсе не счастье граждан (которое легче достигается при деспотизме или "естественном состоянии"), а "высшее согласие с принципами права", что государство создается не нашими бытовыми нуждами, а природой нашего разума, стремящегося yстановить над социальной жизнью какие-то универсальные законы".
И здесь же антигосударственные утопии Толстого как путь к решению чеченской проблемы (Хож-Ахмед Нухаев). В качестве очевидного позитива укажем на исторический комментарий Якова Гордина ("Поиски выхода - утопия и реальность").
Наконец, "литературные комментарии" в осенних номерах "Звезды". Они неравноценны, как всегда. Отметим блок "Памяти А.М.Панченко" в #9 со статьей самого Александра Панченко "Русский поэт, или Мирская святость как религиозно-культурная проблема". В #11 Александр Кушнер пытается ответить на вопрос "Почему они не любили Чехова?". "Они", т.е. Ахматова, Анненский, Ходасевич, а также Гумилев, Мандельштам, Цветаева, "те, кому предстояло жить в ХХ веке". На тот же вопрос отвечал в июльской "Звезде" Лев Лосев, и подспорьем ему был Харольд Блум с "неврозом влияния". Кушнер отставляет в сторону "невроз влияния", - Ахматова "не любит" Чехова по той же причине, почему
Цветаева "любит" Пугачева: все дело в "приверженности... к русской революционной мифологии". (Кушнер здесь ссылается на статью Лидии Гинзбург "Поколение на повороте".)
"Все они - дети революции <...>. Хотелось решительных действий, героизма, "неслыханных мятежей" и перемен. Хирургического вмешательства, а Чехов был врачом-терапевтом. Вот почему обратились к Достоевскому с его ожесточенностью, отсутствием полутонов, антитезами и катастрофизмом. "Читайте Достоевского, любите Достоевского, - если можете, а не можете, браните Достоевского, но читайте по-русски его и по возможности только его..." (Анненский, письмо к Мухиной). Ахматова, истинная ученица Анненского, так и делала. И не только в предреволюционные, но и в послереволюционные, и в самые страшные - советские тридцатые-сороковые".
Кажется, в несколько иных категориях, но на этот же вопрос ответил в сентябрьском номере Омри Ронен ("Естество"), хотя он не этим вопросом задавался, и дело там обстоит гораздо сложнее. Если сформулировать вопрос, который ставит перед собой Омри Ронен, то прозвучит он, надо думать, следующим образом: Почему она (Лидия Гинзбург) не любила их (Ахматову, Гумилева, Цветаеву итд.)? Почему она не испытывала симпатий к русскому модернизму? Ответ: потому что она была "критиком, взыскующим социальных ценностей", то есть в большей степени социологом, нежели филологом, и ей претило "самовитое слово". Минуя раздражение в интонации и очевидное теоретическое "спрямление", не принимающее во внимание биографическое и "человеческое", оппозиция сформулирована достаточно четко: с одной стороны "примат объективных
ценностей", с другой - установка на слово, "сообщение как таковое".
И в "Естестве", и в следующей статье цикла ("Блок и Гейне") Ронен выстраивает прямое наследование: от Тынянова и формалистов к тартуской школе. В остатке - т.н. "младоформалисты" (та же Гинзбург), но именно "младоформалистов", по мысли Ронена, "канонизирует" "НЛО" и новая социологическая школа.
До сих пор казалось, что более всего Лидию Гинзбург "канонизирует" "Звезда" - журнал "молодых друзей" Л.Я. Но концептуально автор прав, разумеется, если только оставить за скобками ученичество Лотмана у Г.А.Гуковского...