Диего де Ланда

Сообщение о делах в Юкатане

<...>

Имена. Порядок наследования

Их счет ведется по 5 до 20, по 20 до 100, по 100 до 400 и по 400 до 8000. Этим счетом они широко пользовались для торговли какао. У них есть другой счет, более длинный, который они продолжают до бесконечности, считая 8 тысяч 20 раз, что составляет 160 тысяч, затем, возвращаясь к 20, они умножают 160 тысяч на это число и так продолжают умножать на 20, пока не получат громадной цифры. Они считают на земле или на чем-либо гладком.

Они очень заботятся о знании своего происхождения, особенно если происходят от какого-либо майяпанского дома, и стараются узнать это у жрецов, что является одной из их наук. Они очень гордятся мужами, которые были выдающимися в их родах. Имена отцов сохраняются у сыновей, у дочерей же нет. Своих сыновей и дочерей они всегда называли именем отца и матери; имя отца употребляется как собственное и имя матери как нарицательное следующим образом: сьна Чель и Чан они называли На Чан Чель, что значит "сын таких-то". По этой причине индейцы говорят, что лица одного имени - родственники, и считают себя таковыми. Поэтому, когда они приходят в незнакомое место и нуждаются в помощи, они тотчас называют свое имя, и если там есть кто-либо того же имени, их немедленно принимают и обходятся со всяческой любовью. Также ни мужчина, ни женщина не вступали в брак с кем-либо того же имени, ибо это у них было большим бесчестием. Сейчас имена, полученные при крещении, являются именами собственными.

Индейцы не разрешали дочерям наследовать вместе с братьями, кроме как по благосклонности или по доброй воле - тогда им давали что-либо в наследство. Остальное делили братья поровну, но тому, кто помог наиболее значительно увеличить имущество, давали соответственное возмещение. Если были только дочери, то наследовали двоюродные братья или ближайшие родственники. Если их возраст не позволял передать им имущество, его передавали опекуну из наиболее близких родственников, который давал матери на их воспитание, ибо был обычай не оставлять ничего во власти матери; или же отбирали детей, особенно если опекунами были братья умершего. Когда наследники достигали надлежащего возраста, опекуны отдавали им имущество. Не сделать этого было большим позором и причиной многих раздоров. Передача наследства производилась в присутствии сеньоров и знатных, за вычетом того, что давалось на воспитание. Не давали ничего из урожаев с наследственных участков, равно как с пасек и деревьев какао, ибо говорили, что достаточно было держать это в сохранности. Когда умирал сеньор и не имел сыновей, чтобы управлять после него, но имел братьев, правил старший из братьев или наиболее предприимчивый. Наследника знакомили с обычаями и празднествами, для того чтобы он знал их, когда станет мужем. Эти братья, даже когда наследник уже правил, распоряжались всю свою жизнь. Если умерший не имел братьев, жрецы и знатные люди выбирали подходящего для этого человека.

Брак

В древности они вступали в брак 20 лет; сейчас - в возрасте от 12 до 13 (По другим источникам, девушки вступали в брак 14-15 лет, юноши - 17-18. После испанского завоевания брачный возраст девушек снизился до 12 лет, вероятно в связи с сокращением населения.). Поэтому сейчас они разводятся более легко, так как женятся без любви, не зная брачной жизни и обязанностей супругов. Если отцы не могли их уговорить возвратиться к женам, то они искали им новых и новых. С такой же легкостью бросают своих жен мужчины, имеющие детей, не боясь, что другие возьмут их в жены или что они позднее возвратятся к ним. При всем этом они очень ревнивы и не переносят спокойно, когда их жены неверны. Сейчас, когда они видели испанцев, убивающих за это своих жен, они начали грубо обращаться с женами и даже убивать их. Если дети еще маленькие, когда они разводятся, они их оставляют матерям; если большие, то юноши идут с отцами, а девушки с матерями.

Хотя развод был вещью столь общей и обычной, старики и те, кто держался лучших обычаев, считали его дурным. Многие никогда не имели больше одной жены, которую никогда не брали того же имени со стороны отца. Это было у них делом очень бесчестным. Если женились на свояченицах, женах своих братьев, это считалось дурным. Они не женились на мачехах, на свояченицах - сестрах своих жен, на тетках ≈ сестрах своих матерей, и если кто-либо делал это, считали дурным.

Со всеми остальными родственницами со стороны матери они вступали в брак, хотя бы это была двоюродная сестра.

На отцах лежала большая забота отыскать сыновьям вовремя жен их положения и состояния и, если могли, из той же местности. У них считалось неудобным искать жен для себя или отцам заботиться о замужестве своих дочерей. Чтобы договориться об этом, отыскивали сватов, которые бы вели это дело. Условившись и договорившись, сговаривались о церемонии и приданом, которое было очень невелико. Отец юноши давал его отцу невесты, а свекровь, кроме того, давала в приданое одежды невестке и сыну. Когда наступал день свадьбы, они собирались в доме отца невесты, и там было приготовлено угощение. Приходили гости и жрец; собрав новобрачных и их родителей, жрец утверждал их бракосочетание, раз к этому хорошо отнеслись родители и было хорошо для них, и они отдавали юноше его жену в эту же ночь, если он был готов к этому. Затем устраивался обед и званый пир. С этого времени впредь зять оставался в доме тестя, работая 5 или 6 лет на тестя. Если он не делал этого, его выгоняли из дома. Матери заботились, чтобы жена всегда давала мужу есть в знак брака.

Вдовы и вдовцы вступают в брак без праздника и торжеств. Достаточно вдовцу прийти в дом вдовы, быть принятым и получить еду, чтобы брак считался совершенным. Это приводит к тому, что они расходятся с такой же легкостью, как сходятся.

Юкатанцы никогда не берут более одной жены, как случается в других странах, когда имеют многих сразу. Иногда отцы договариваются о браке своих малолетних детей до того, как они достигли соответствующего возраста, и считаются свойственниками.
<...>

Жертвоприношения

В одних случаях они приносили в жертву собственную кровь, разрезая уши кругом лоскутками и так их оставляли в знак жертвы. В других случаях они протыкали щеки или нижнюю губу, или надрезали части своего тела, или протыкали язык поперек с боков и продевали через отверстие соломинку с величайшей болью. Или же надрезали себе крайнюю плоть, оставляя ее, как и уши. В этом ошибся историк Индий, сказавший, что у них есть обрезание.

В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершал, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку, и, сделав это, они продевали через них возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их всех связанными и нанизанными; также они смазывали кровью всех этих членов статую демона. Тот, кто больше сделал, считался наиболее мужественным. Их сыновья с детства начинали заниматься этим, и ужасная вещь, как склонны они были к этому.

Женщины не применяли этих кровопролитий, хотя они были достаточно набожны. Кроме того, кровью всех животных, которых они могли добыть, как птицы небесные, земные звери и водяные рыбы, они всегда намазывали лицо идолов. И они приносили в жертву другие вещи, которые имели. У некоторых животных вырывали сердце и его приносили в жертву, других целыми, одних живыми, других мертвыми, одних сырыми, других вареными. Они делали также большие приношения хлебом и вином и всеми видами кушаний и напитков, которые они употребляли.

Чтобы делать эти жертвоприношения, во дворах храмов были воздвигнуты узорные деревянные возвышения, и около ступенек храма у них был круглый широкий пьедестал и посредине камень в четыре или пять пядей высотой, немного обтесанный. Наверху лестниц храма был другой такой же пьедестал.

Кроме праздников, на которых, чтобы их отпраздновать, приносили в жертву животных, также из-за какого-либо несчастия или опасности жрец или чиланы приказывали им принести в жертву людей. В этом участвовали все, чтобы купить рабов; или же некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень услаждали до дня и праздника их жертвоприношения и очень оберегали, чтобы они не убежали или не осквернились каким-либо плотским грехом. Между тем их водили из селения в селение с танцами, они помогали жрецам, чиланам и другим должностным лицам.

Когда наступал день, они собирались во дворе храма, и если его надлежало принести в жертву стрельбой из лука, его раздевали догола, мазали тело лазурью и надевали ему убор на голову. Приблизившись к демону, народ исполнял торжественный танец с ним, все с луками и стрелами, вокруг столба и, танцуя, поднимали его на нем и привязывали, все время танцуя и все смотря на него. Поднимался нечистый жрец, одетый и со стрелой; была ли это женщина или мужчина, ранил его в скромную часть, извлекал кровь, спускался и смазывал ею яйцо демона, сделав определенный сигнал танцующим. Они начинали пускать в него стрелы по очереди, когда, танцуя, проводили с быстротой; сердце же его было отмечено белым знаком, и таким образом они превращали всю его грудь в мишень, выглядевшую как щетина из стрел.

Если должны были ему вырвать сердце, его приводили во двор с большой пышностью, в сопровождении народа, вымазанного лазурью, и в его головном уборе. Затем его приводили к круглому возвышению, которое было местом принесения жертв. Жрец и его служители мазали этот камень в голубой цвет и изгоняли демона, очищая храм. Чаки брали несчастного, которого приносили в жертву, с большой поспешностью клали его спиной на этот камень и хватали его за руки и за ноги все четверо, так что его перегибали пополам. Тогда након-палач подходил с каменным ножом и наносил ему с большим искусством и жестокостью рану между ребрами левого бока, ниже соска, и тотчас помогал ножу рукой. Рука схватывала сердце, как яростный тигр, и вырывала его живым. Затем он на блюде подавал его жрецу, который очень быстро шел и мазал лица идолам этой свежей кровью.

В других случаях это жертвоприношение совершали на камке наверху лестниц храма и тогда сбрасывали тело уже мертвое, чтобы оно скатилось по ступенькам. Его брали внизу служители и сдирали всю кожу целиком, кроме рук и ног, и жрец, раздевшись догола, окутывался этой кожей. Остальные танцевали с ним, и было это для них делом очень торжественным.

Этих принесенных в жертву сообща они имели обычай погребать во дворе храма или иначе съедали их, разделив среди тех, кто заслужил, и между сеньорами, а руки и ноги и голова принадлежали жрецу и служителям. Этих принесенных в жертву они считали святыми. Если они были рабами, взятыми в плен на войне, их сеньор брал кости, чтобы извлекать во время танцев как трофей в знак победы.

В других случаях они бросали живых людей в колодец Чичен-Ицы, полагая, что они выйдут на третий день, хотя они никогда более не появлялись.
<...>

Нравы и занятия женщин

Они считали себя добрыми и имели основание, ибо перед тем, как они узнали наш народ, по словам стариков, которые теперь на них жалуются, они были удивительно целомудренны, чему я приведу два примера.

Капитан Алонсо Лопес де Авила, зять аделантадо Монтехо, захватил во время войны в Бак'халале одну молодую индианку, очень красивую и изящную женщину. Она обещала своему мужу, опасаясь, что его убьют на войне, не знать другого мужчины, если его не будет. Поэтому она предпочла скорее лишиться жизни, чем быть опозоренной другим мужчиной; за это ее затравили собаками.

Мне самому жаловалась одна индианка, еще не крещеная, на одного крещеного индейца, который был влюблен в нее, ибо она была прекрасна; однажды, дождавшись отсутствия ее мужа, он ночью появился у нее в доме. После того как он объявил со многими любезностями о своем желании и не достиг ничего, он пробовал дать подарки, которые для нее принес, и, так как не имел успеха, пытался изнасиловать ее. Но хотя он был великан и трудился над этим всю ночь, он не добился от нее ничего, кроме гнева столь большого, что она пришла ко мне жаловаться на низость индейца, и было это так, как я сказал.

Они имели обычай поворачиваться спиной к мужчинам, когда их встречали в каком-либо месте, и уступать дорогу, чтобы дать им пройти; то же самое, когда они давали им пить, пока они не оканчивали пить. Они обучают тому, что знают, своих дочерей и воспитывают их хорошо по своему способу, ибо бранят их, наставляют и заставляют работать, а если они виноваты, наказывают, щипая их за уши и за руки. Если они видят их поднимающими глаза, они их сильно бранят и смазывают им глаза перцем, что очень больно; если они не скромны, они их бьют и натирают перцем другое место в наказание и стыд. Они говорят как большой упрек и тяжелое порицание непослушным девушкам, что они напоминают женщин, воспитанных без матери.

Они очень ревнивы, некоторые настолько, что налагали руки на тех, кто вызвал ревность, и столь гневны и раздражительны, хотя вообще достаточно кротки, что некоторые имели обыкновение драть за волосы мужей, делая это, впрочем, с ними изредка.

Они большие труженицы и прилежные хозяйки, потому что на них лежало большинство самых важных работ по обеспечению пищей их домов, воспитанию детей и платежу их налогов; при всем этом они, если нужно, носят иной раз на спине большие тяжести, обрабатывают и засевают свои поля. Они удивительно бережливы, работают ночью в часы, которые у них остались от домашних дел, и ходят на рынки покупать и продавать свои вещицы.

Они разводят птиц для продажи и для еды, кастильских и местных. Они разводят птиц также для забавы и ради перьев, чтобы делать свои нарядные одежды. Разводят других домашних животных, из которых козлят кормят грудью, благодаря чему их выращивают настолько ручными, что они не убегают в лес, хотя их водят по лесам и выращивают в них.

Они имеют обычай помогать друг другу ткать и прясть и расплачиваются этими работами, как их мужья работами в поле. Во время этих работ они всегда шутят, рассказывают новости и иногда немного сплетничают. Они считают очень неприличным смотреть на мужчин и смеяться с ними; одно это настолько нарушало приличия, что и без других вольностей их считали порочными. Они танцевали отдельно свои танцы, а некоторые с мужчинами, в особенности один, который они называли наваль, не очень скромный. Они очень плодовиты, рано рожают и хорошие кормилицы по двум причинам: во-первых, питье, которое они пьют теплым по утрам, дает много молока, а во-вторых, постоянное размалывание кукурузы и отсутствие стягивающей груди одежды делает их груди очень большими, почему в них и появляется много молока.

Они также опьянялись на пирах, но одни, ибо они едят отдельно, и не напивались так, как мужчины. Они хотят иметь много сыновей, те, у которых их не хватает; они просили их у своих идолов с дарами и молитвами; теперь они просят их у Бога.

Они благоразумны и разговорчивы с теми, кто их понимает, и удивительно щедры. Они плохо сохраняют тайну и не столь чисты сами и в своих делах, хотя купаются, как горностаи.

Они были очень набожны и религиозны и также очень почитали своих идолов, возжигая им свои курения и принося им в дар одежду из хлопка, кушанья и напитки; их обязанностью было приготовлять жертвенные кушанья и напитки, которые индейцы приносили в жертву на праздниках, но при всем этом они не имели обычая проливать свою кровь в жертву демонам и никогда не делали этого. Им также не позволяли приходить в храмы при жертвоприношениях, кроме определенного праздника, когда допускали некоторых старух для справления его. Во время родов они обращались к колдуньям, которые их заставляли верить в свои обманы и клали им под кровать идола одного демона, называемого Иш Ч'ель; они говорили, что это богиня деторождения.

Новорожденных детей тотчас обмывают;- когда их наконец освобождали от пытки сдавливания лба и головы, шли с ними к жрецу, чтобы он посмотрел их судьбу, указал будущее занятие и дал имя, которое они должны были носить во время своего детства. Ибо они привыкли называть своих детей разными именами, пока они не крестились и не стали большими, затем они оставляли эти имена и начинали называть их именем отцов, пока они не вступали в брак, и после этого они назывались именем отца и матери.

Похороны

Эти люди крайне боялись смерти, и это они обнаруживали во всех служениях, которые они совершали своим богам и которые были не для другой цели и не ради другого дела, а только чтобы они даровали им здоровье, жизнь и пищу. Но когда приходила смерть, нужно было видеть сожаление и плач их по своим покойным и общую печаль, которую это им причиняло. Они оплакивали их днем в молчании, а ночью с громкими и очень горестными криками, и печально было слышать их. Они ходили удивительно грустными много дней; соблюдали воздержание и посты по покойному, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, ибо они думали, что от него приходит к ним все дурное и особенно смерть.

Умерших они .завертывали в саван, набивая им рот размолотой кукурузой, которая служит им пищей и питьем и которую они называют койем, и с ней несколько камешков, из тех, что они употребляют как монеты, чтобы в другой жизни у них не было недостатка в пище.

Они погребали умерших внутри своих домов или позади них, помещая им в могилу несколько своих идолов; если это был жрец, то несколько книг, если колдун, то его колдовские камни и снаряжение. Обычно они покидали дом и оставляли его необитаемым после погребения. Иначе было, когда в нем жило много людей, в чьем обществе они отчасти теряли страх, который вызывал у них мертвец.

Что до сеньоров и людей очень значительных, они сжигали их тела, клали пепел в большие сосуды и строили над ними храмы, как показывают сделанные в древности, которые встречались в Исамале. В настоящее время бывает, что пепел кладут в статуи, сделанные полыми, из глины, если умершие были великими сеньорами.

Остальные знатные люди делали для своих отцов деревянные статуи, у которых оставляли отверстие в затылке; они сжигали какую-нибудь часть тела, клали туда пепел и закрывали его; затем они сдирали у умерших кожу с затылка и прикрепляли ее там, погребая остальное по обычаю. Они сохраняли эти статуи с большим почитанием между своими идолами. У сеньоров древнего рода Коком они отрубали головы, когда они умирали, и, сварив их, очищали от мяса; затем отпиливали заднюю половину темени, оставляя переднюю с челюстями и зубами. У этих половин черепов заменяли недостающее мясо особой смолой и делали их очень похожими на таких, какими они были при жизни. Они держали их вместе со статуями с пеплом и все это хранили в молельнях своих домов, со своими идолами, с очень большим почитанием и благоговением. Во все дни их праздников и увеселений они им делали приношения из своих кушаний, чтобы они не испытывали недостатка в них в другой жизни, где, как они думали, покоились их души, и пользовались их дарами.

Этот народ всегда верил в бессмертие души более, чем многие другие народы, хотя не имел такой культуры. Ибо они верили, что была после смерти другая жизнь, более хорошая, которой наслаждались души, отделившись от тела. Эта будущая жизнь, говорили они, разделяется на хорошую и плохую жизнь, тягостную и полную отдыха. Плохая и тягостная, говорили они, для людей порочных; хорошая и приятная для тех, кто хорошо жил по своему образу жизни. Наслаждения, которых, по их словам, они должны были достичь, если были хорошими, заключались в том, чтобы идти в место очень приятное, где никакая вещь не причиняла им страдания и где было изобилие очень сладостной пищи и дерево, которое они называли там Яшче, то есть сейба, очень прохладное и с большой тенью, под ветвями которого, в тени, они отдыхали и веселились все время.

Наказание за дурную жизнь, которое, по их словам, должны были получить злые, состояло в том, чтобы идти в место более низкое, чем какое-либо другое ≈ они его называют Метналь, что означает ад, ≈ ив нем подвергаться истязаниям демонов и мукам голода, холода, усталости и печали. Они считают, что в этом месте находится демон, князь всех демонов, которому они все подчиняются, и называют его на своем языке Хун Ахау.

Они говорят, что эти жизни, хорошая и плохая, не имеют конца, ибо не имеет его душа. Они говорили также и считали вполне достоверным, что в этот их рай шли те, которые повесились. И поэтому были многие, которые из-за небольшой печали, тягости или болезни повесились, чтобы избавиться от них и идти блаженствовать в свой рай, где, говорили они, выходила их принимать богиня виселицы, которую они называли Иш Таб. Они не помнили о воскресении тел и не могут объяснить, от кого они получили сведения об этом их рае и аде.
<...>

Чайтаньячаритамрита

Славлю Гаурчондро (1), безмерно великого, обратившего в веру надменного ученостью Шарбобхоума.

Слава Гаурчондро! Слава Ниттенондо! (2) Слава Адвайта Чондро! (3)

Слава всем, кто следует Гаурчондро!

Преисполненный веры, поспешил Учитель к храму Джаганнатха (4). И когда увидел Джаганнатха, наполнилось сердце его любовью. Бросился он тогда, [чтобы] к стопам Джаганнатха припасть. Но в беспамятстве перед храмом упал. По счастью, заметил его Шарбобхоум, и [тогда ] подал он знак служителю храма. Дивный лик Гаурчондро и вера его пленили Шарбобхоума, и с великим изумлением смотрел на него Шарбобхоум. Время службы уже подходило к концу, но Учитель все еще в беспамятстве был, и тогда Шарбобхоум одну мысль обдумал. И подозвав к себе ученика служителя храма, он велел ему отнести Учителя к себе в дом и положить на освященное место. И встревожился Шарбобхоум, видя, что Учитель и после этого не пришел в себя. Тогда он поднес к его носу пушинку и успокоился, лишь заметив, что она слегка заколебалась. И усевшись, предался он размышлениям: "Вот оно истинное проявление великой веры в Кришну. Чистейший вид его - божественная любовь. Эта глубочайшая любовь только совершенным бхактам доступна. И изумляюсь я, видя ее в простом смертном". И меж тем как Бхаттачарья (5) размышлял так, к вратам храма подошел Ниттенондо со своими спутниками. И подошедшие услышали, что люди там оживленно беседуют между собой: "Некий саньясин при виде Джаганнатха в беспамятство впал, и тогда Шарбобхоум велел отнести его к себе в дом". И услышав, уразумели они, что речь идет об Учителе... Тогда приблизился к ним Гопинатхачарья, зять Бишарауда из Надии. Последователь Учителя, он считал его воплощением самого бога Кришны. С Мукундой же он был давно знаком и удивился, заметив его. А Мукунда, увидев его, поклонился. Гопинатх обнял его и об Учителе стал расспрашивать. После заметил он Ниттенонда и, поклонившись, снова стал задавать вопросы. И поведал ему тогда Мукунда: "Приняв обет саньясина, Учитель вместе с нами поспешил в Нилачал (6). Затем он покинул нас, ибо спешил увидеть Джаганнатха. Из разговоров уразумели мы, что он сейчас в доме Шарбобхоума, после того как в беспамятство впал при виде Джаганнатха. Я рад видеть тебя, ведь я давно об этом мечтал. Теперь же поспешим к Шарбобхоуму, а после посетим храм. И услышав это, Гопинатх с радостью проводил их в дом Шарбобхоума. И когда пришел он, радостью и горем преисполнилось сердце его при виде Учителя. Затем [И?] представил он всех Шарбобхоуму и ввел их в комнату. Шарбобхоум поклонился Ниттенондо, а [и] остальных приветствовал надлежащим образом. И возрадовались тогда все, увидев Учителя. После этого Шарбобхоум в сопровождении своего сына Шондонешвара отправил их в храм. И когда пришли они, преисполнились сердца их радостью при виде Джаганнатха. Ниттенондо же в беспамятстве упал перед ним, но остальные привели его в гирлянду цветов и часть жертвоприношений. И от всего этого возрадовались они еще более. И посетив храм, вернулись все к Учителю и стали петь шонкиртон (7). "Хари! Хари!" (8)

Шарбобхоум, почтительно взяв прах от его ног, обратился так: "Поспешите совершить омовение, а после я приготовлю вам угощение". И тогда Учитель, совершив омовение, вернулся и вместе со всеми Приступил к трапезе. Сам Шарбобхоум подавал им за трапезой. На золотых тарелках гостям были поданы всевозможные яства. И обратился тогда к нему Учитель так: "Дай мне только овощей, а другим предложи еще и сласти". Но Бхаттачарья, почтительно сложив руки, сказал ему: "Ведь сам Джаганнатх вкушал все это, а посему никому не следует отказываться". И сказав, принес всем сласти. После трапезы Шарбобхоум помог Учителю умыться; а после, завершив и свою трапезу, он вместе с Гопинатхом приблизился к Учителю и, поклонившись, воскликнул: "Слава Нараяне!" (9) И ответил ему Учитель: "Пустьв сердце твоем будет только Кришна!" И уразумел тогда Шарбобхоум, что Учитель - саньясин-вишнуит... И обратился он к Гопинатху с просьбой рассказать о прежней жизни Учителя. И поведал ему Гопинатх: "Он из рода Мишры, сын Пурандора, имя его "Бишшамбхор, и доводится он внуком Ниламбору Чокроборти, а родился он в Навадипе". "Нилабор Чокроборти!" - воскликнул Шарбобхоум. - Да ведь они учились вместе с Бишародом, а это мой отец. Известно мне, как он чтил Пурандора. А посему и уважаю их обоих, они знали моего отца". Возрадовался тогда Шарбобхоум, что Учитель родом из Навадипа, и обратился к нему с просьбой: "Ты из славного рода, да к тому же еше и саньясин. Я готов всегда служить тебе". И услышав это, упомянул Учитель имя Вишну, а после скромно обратился к Бхаттачарье со следующими словами: "Ты наставник и благодетель всего мира, проповедуешь Веданту (10) и наставляешь верующих на путь истинный. Я всего лишь отрок пред тобой, простой саньясин, которому не ведомо, что есть добро и зло. Ты представил мне кров, я почитаю тебя как гуру, [а посему и наставь меня на путь истинный. Ты способен к этому, это ты уже доказал, когда спас меня сегодня" ]. И сказал Бхаттачарья: "Никогда не ходи в храм один, а только со мной или моими учениками".

И ответил Учитель: "Не войду я больше в храм, а буду смотреть только издали, стоя около вахана Гаруды" (11). Тогда Шарбобхоум обратился к Гипонатху: "Ты будешь сопровождать его в храм. Теперь же отведи его в дом моей тетки и позаботься о нем. Это спокойное место". Гопинатх так и сделал. На следующий день он посетил Учителя и проводил его в храм. А после вместе с Мукундой они отправились к Шарбобхоуму. И тот сказал такие слова: "Этот саньясин лицом приятен и скромен. А по мере того как я узнаю его, он нравится мне все более. Скажите, кто его посвящал и какое имя он выбрал себе". И ответил ему Гопинатх: "Имя его Шри Кришна Чайтанья, а наставник его блаженный Кешав Бхарати". И сказал тогда Шарбобхоум: "Прекрасное имя, но этот орден саньясинов не высший". И возразил ему Гопинатх: "Внешние различия не интересуют его, а поэтому не стремится он к высшим орденам саньясинов". И сказал Бхаттачарья: "Он еще слишком молод. Как же тогда он может следовать пути саньясинов? Но я все же буду учить его Веданте и наставлю его на путь Адвайты (12), а если он пожелает, то наставлю его и в йоге. И очистив его душу, посвящу в один из высших орденов". И услышав это, в смущение пришли Гопинатх и Мукунда. И первый из них сказал: "О Бхаттачарья! Тебе не ведомо его подлинное величие. Вся полнота божественных признаков воплотилась в нем. А поэтому и известен он, как сам высочайший Господь. Но в царстве невежд даже мудрецы не знают [истины ]". И сказали тогда ученики Шарбобхоума: "Назови достоверное средство познания Бога". И ответил им Гопинатх: "Согласно вере мудрых - Господь познается по его проявлениям". И возразили ему ученики: "Только размышлением познается сущность Бога". И сказал тогда Гопинатх Шарбобхоуму: "Не познается Бог размышлением. Сущность Бога могут познать лишь те, кого сам Господь наделяет хотя бы крупицей благодати. Ибо гласит же в Бхагавата-пуране:

"О, Бхагаван! Ведь тот, кто осчастливлен
хоть малой милостью твоих лотосоподобных стоп,
познает истинное твое величие и никто другой,
как бы долго он ни предавался размышлениям". (10, 14, 29)

Ты поистине величайший из гуру и нет тебе равных в знании Шастр (13). Но ты лишен даже капли божественной благодати, а поэтому и сущность Господа тебе не ведома. Но в этом нет твоей вины, ведь сами Шастры гласят, что одной ученостью никогда нельзя познать сущность Божества". И сказал ему тогда Шарбобхоум: "Будь разумен в словах своих, Гопинатх. Где свидетельства, что милость Божья ведома тебе?" Иответил Гопинатх: "Познание внешних предметов основывается на чувственном восприятии, познание же божества возможно только через благодать. Вся полнота божественных признаков воплотилась в его [Чайтаньи ] теле. Вы воочию лицезрели проявления высочайшей любви, и все же сущность Господа вам не ведома. Такова сила Майи! Тот, кто судит о предметах внешне, и видя, не увидит". И услышав это, улыбнулся Шарбобхоум, а после сказал: "Не гневайся, мы же ведем разумный разговор. Воистину Госвами Чайтанья великий верующий, но в Калиюге нет воплощений Вишну. А поэтому и известен Вишну как владыка трех юг (14). Так гласят Шастры". И услышав это, возразил ему Гопинатх с огорчением: "Из-за знаний Шастр твой разум стал надменным и гордым. Двумя же из них, самыми главными, -Махабхаратой и Бхагавата-пураной - ты пренебрег. И каждое из них гласит, что и в Калиюге произойдет сошествие Божества, ты же утверждаешь обратное. "В Калиюге не будет лила-аватара (15), вот почему мы славим Господа как Триюга [Владыку трех юг]". В каждый новый век происходит сошествие [аватара ], изменение мира, а поэтому [и значит] мир есть воплощение непостижимой энергии шакти Бога. И подобно тому как философский камень создает золото, не претерпевая изменений, так и Ишвара, воплощаясь в мире, остается неизменным. Это положение в сутрах вы, последователи Майя-вады, отрицаете и ложно утверждаете учение об иллюзорности мира. Великое речение - Аум - является символом Бога. Из Аум возникли Веды. В речении "то ты еси" [там-твам-аси ] заключена лишь относительная истина. Ты же называешь его великим речением, не считая им Аум". Так Учитель обнаружил множество ошибок в ложных толкованиях Шарбобхоума. Тогда тот попытался ему возразить, используя недостойные для спора приемы: пререкания, оскорбления, ухищрения и т.д. Но Учитель отверг все его доводы и разъяснил сущность Вед [анты ]. И сказал тогда Учитель: "Три истины содержатся в Ведах: Бхагаван - это самбандха - объект познания, бхакти - это абхидхея - то, что должно быть реализовано, прем - божественная любовь - это прайоджана - результат реализации. Все остальное лишь измышления. Самоочевидную истину Веданты ты затемнил надуманными толкованиями".

Но на Шарбобхоуме не было вины, ибо такова была воля самого Господа, чтобы Шарбобхоум проповедовал неведическое учение настикашастра.

И поражен был Шарбобхоум, услышав все это, и оцепеневший стоял, и вымолвить слова не мог. И сказал ему тогда Учитель: "Не удивляйся, Бхаттачарья, вера в Бога бхакти - вот высочайшая истина - парам-пурушартха. Настолько непостижимы достоинства Господа, что даже освобожденные души почитают его верой. Гласит Бхагавата-пурана:

И услышав это, сказал ему Шарбобхоум: "Владыка милосердный, из уст твоих желал бы узнать смысл этой шлоки"... И тогда по просьбе Шарбобхоума Учитель поведал свое толкование. ... И услышав его толкование, поражен был Шарбобхоум. И тогда признал он в Учителе Кришну, и стал упрекать себя: "Воистину, он сам Господь Кришна, а я в неведении своем великий грех совершил и с ним поступил непочтительно". И раскаиваясь, бросился он тогда к стопам Учителя. И Учитель явил ему свой истинный облик [образ ], - и предстал перед ним сперва как четверорукий Вишну, а после как Кришна, играющий на флейте. И увидев это, простерся ниц Шарбобхоум, а встав, сложил руки и стал восхвалять Учителя. Милость Учителя осветила его душу божественным знанием. И уразумел тогда Шарбобхоум подлинное величие Господа. ...

Встреча с Шарбобхоумом всего лишь лила [игра) для Учителя. И тот, кто с почтением и вниманием слушал ее, избавляется от уз джняны - знаний и кармы - деяний. С верой выслушав ее, припадает он к стопам Учителя.

И поведал Чайтаньячаритамриту Кришнодас, получивший благословение у стоп несравненного Рагхунатха.

Примечания:
1. Гаурчондро - "светлая луна", один из эпитетов (имен) Чайтаньи.
2. Ниттенондо и Адвайта Чондро - ближайшие сподвижники Чайтаньи.
3. Ниттенондо и Адвайта Чондро - ближайшие сподвижники Чайтаньи.
4. Джаганнатха - "Владыка мира". Одна из форм воплощений бога Вишну. В городе Пури (Орисса) находится известный храм Джаганнатха, центр паломничества.
5. Бхаттачарья - другое имя Шарбобхоума.
6. Нилачал - "голубая гора", гора около города Пури.
7. Шонкиртон (или санкиртан) - "восхваление", молитвенные песнопения в честь Кришны.
8. Хари - одно из имен Вишну-Кришны.
9. Нараяна - одно из имен Вишну. "Слава Нараяне" - обычное приветствие аскетов.
10. Веданта - "Конец Вед", религиозно-философская система Индии.
11. Гаруда - мифическая небесная птица, спутник Вишну.
12. Путь Адвайты, или путь преодоления двойственности, - одно из маправлений ведантистской философии.
13. Шастры - священные предписания.
14. Теперешняя юга, или мировая эпоха, носит название Калиюги, это четвертая мировая эпоха, три предыдущих - Крита, Трета и Двапара. Согласно индуизму в оиде Калиюги должно произойти последнее воплощение божества.
15. Лила-аватара - "воплощение-игра", совершенное Вишну ради собственного творческого развлечения. Калки-аватара в конце Калиюги произойдет ради спасения

Саентология

(Начало читайте в Выпуске 109 от 15 января 2002 г.)

Лафайет Рональд Хаббард (1911-1986) - основатель движения саентологов.
Время основания движения - 1950(2) г.
Главная книга - "Дианетика: современная наука душевного здоровья".
Конечный смысл жизни саентологи видят в достижении "чистоты", "освобождение бессмертной души". К этому состоянию человека подводят длительные "курсы дианетического духовного очищения" (одитинга).
Курсы платные (от 100 до 1000 долларов США). Цель курсов - очищение человека.
Те, кто очищен, может претендовать на звание "клира". "Моряки" являются также особыми служащими. Исследователи религий сравнивают членов "морской организации" с монашеством - жизнь в колониях, жесткая дисциплина и продолжительные работы (Щипков, с. 152).
История саентологии в России насчитывается с 1991 г. Время создания первого русского перевода "Дианетики" - 1993 г. (презентация книги состоялась в Кремлевском Дворце Съездов).
Летом 1996 г. вышел Приказ Министерства Здравоохранения России о запрете на использование дианетических методов в медицине.

В следующих Выпусках читайте:

- Учение Рональда Хаббарда. Краткий обзор источников.
- Саентология: самосвидетельствование. Обзоры саентологических сайтов.

In tracing back the authority of Christian belief to the self-interested strategies of patriarchal clerics, the feminist construal of Christianity is of course inherently critical. It undermines Christian dogma's constitutive claim to be true and revelatory and suggests that it is in fact nothing more than what Ruether refers to as 'codified collective experience'. As she says in Sexism and God-Talk, 'What have been called the objective sources of theology; Scripture and tradition, are themselves codified collective experience'. Lift the veil on scripture and tradition, remove the rhetoric of clerics, and you find only experience. For this reason, feminist theologians argue, it is best to drop mystifying terms like 'dogma' and 'revelation', and speak instead of 'myths', 'symbols', 'models', 'metaphors', and 'parables'. Interestingly, these terms tend to be used almost interchangeably by feminist theologians, usually with little or no attempt at definition or discrimination. Their meaning, it seems, is bestowed simply by the way in which they are used in opposition to the alternative (and similarly undifferentiated) cluster of terms, 'dogma', 'absolute truth', 'revelation'. In other words, it seems that if something is said to be 'mythical' or 'symbolic', it is precisely its refusal to make a claim to absolute truth which is signalised. Not that feminist theologians want to deny the importance and value of religions 'symbols' - rather they want to stress their provisionality and revisability and their subordination to the individual religious 'experience' they inadequately express. To quote Ruether again: 'If a symbol does not speak authentically to experience, it becomes dead or must be altered to provide a new meaning'.

Аборигены (от лат. ab origine - от начала), коренные обитатели (люди, животные, растения) какой-либо территории, страны. Первоначально понятие "Аборигены" использовалось путешественниками и естествоиспытателями для обозначения племен и народов, исконно населяющих данную территорию и находящихся с т. зр. представителей зап. цивилизации на более низких (примитивных) ступенях развития культуры и техники. Современная антропология и этнография рассматривают аборигенов как творцов самобытных, уникальных культур. Их изучение (напр. К. Леви-Стросом, М. Мид и др.) позволило выявить многие важнейшие закономерности становления и развития общества и человека, механизмов его сознания и поведения, доказать принципиальную общность и единство всех народов, образующих человечество.