Всякий, кто искренно захотел истины, тот уже страшно силен...
Фёдор Михайлович Достоевский.
* * *
Великие произведения искусства - всегда современны и насущны.
Перед нами обыкновенная, чуть не сказал - семейная, хотя скорее уж - бессемейная, с элементами детектива, но все же - достаточно обыденная история, и, кажется, не более того.
В самом деле: лет двадцать назад, двадцатипятилетний тогда Андрей Петрович Версилов, человек образованный, гордый, преисполненный великих идей и надежд, увлекся вдруг восемнадцатилетней Софьей Андреевной, женой своего дворового человека, пятидесятилетнего Макара Ивановича Долгорукого.
Детей Версилова и Софьи Андреевны, Аркадия и Лизу, признал Долгорукий своими, дал им свою фамилию, а сам с сумой и посохом ушел странничать по Руси в поисках правды и смысла жизни.
* * *
Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/UQrg40LEy3w
* * *
С тою же, по существу, целью отправляется скитаться по Европе Версилов. Пережив за двадцать лет скитаний немало политических и любовных страстей и увлечений, а заодно и промотав три наследства, Версилов возвращается в Петербург едва ли не нищим, но с видами обрести четвертое, выиграв процесс у князей Сокольских.
Приезжает из Москвы в Петербург и юный девятнадцатилетний Аркадий Макарович, у которого, за недолгую его жизнь, накопилось уже немало обид, мучительных вопросов, надежд.
Приезжает - открывать отца: ведь он, по существу, впервые встретится с Андреем Петровичем Версиловым. Но не только надежда обрести наконец семью, отца влечет его в Петербург.
В подкладке сюртука подростка зашито и кое-что материальное - некий документ, вернее, письмо неведомой ему молодой вдовы, генеральши Ахмаковой, дочери старого князя Сокольского.
Подросток знает наверняка - и Версилов, и Ахмакова, и, может быть, еще кое-кто отдали бы многое, дабы заполучить это письмо.
Так что Аркадий, собираясь наконец броситься в настоящую, как ему представляется, жизнь, в жизнь петербургского столичного общества, имеет виды проникнуть в него не бочком, мимо зазевавшегося швейцара, но прямо-таки властелином чужих судеб, находящихся в его руках, а точнее, пока - за подкладкой сюртука.
И вот, чуть не на протяжении всего романа нас интригует вопрос: а что же там все-таки в этом письме?
Но ведь эта далеко не единственная в интрига - скорее уж более детективного свойства, нежели нравственного, идейного. А это, согласитесь, совсем не тот интерес, который преследует нас, скажем, в том же «Тарасе Бульбе»: выдержит ли Остап нечеловеческие пытки? Уйдет ли старый Тарас от вражьей погони? Или в «Тихом Доне» - к кому в конце концов прибьется Григорий Мелехов, на каком берегу обретет правду?
Да и в самом романе окажется в итоге, что ничего такого уж особенного, пожалуй, в письме и не обнаружится.
И мы чувствуем, что главный интерес вовсе не в содержании письма, но совсем в другом: позволит ли подростку его совесть использовать письмо ради собственного самоутверждения? Разрешит ли он себе стать хотя бы на время властелином судеб нескольких людей?
А он ведь уже заразился мыслью о собственной исключительности, в нем уже успели пробудить гордыню, желание попробовать самому, на вкус, на ощупь, все блага и соблазны этого мира. Правда - он ещё и чист сердцем, даже наивен и непосредствен.
Он не совершил еще ничего такого, чего бы устыдилась его совесть. У него ещё душа подростка: она открыта ещё добру и подвигу.
Но - найдись такой авторитет, случись одно только, потрясающее душу впечатление - и он равно и притом по совести - готов будет пойти той или иной дорогой жизни.
Или - хуже того - научится примирять добро и зло, правду и ложь, красоту и безобразие, подвиг и предательство, да ещё и оправдывать себя по совести: не я-де один, все такие же, и ничего - здравствуют, а иные так и процветают.
«Я убаюкивать не мастер», - отвечал Достоевский на обвинения в том, что он слишком-де сгущает краски.
Каковы же, по Достоевскому, основные симптомы болезни общества?
«Во всём идея разложения, ибо все врозь… Даже дети врозь… Общество химически разлагается», - записывает он в тетрадь мысли к роману «Подросток». Рост убийств и самоубийств. Распадение семей. Господствуют случайные семейства. Не семьи, но какие-то брачные сожительства. «Отцы пьют, матери пьют… Какое поколение может родиться от пьяниц?»
«…никогда семейство русское не было более расшатано, разложено… как теперь. Где вы найдете теперь такие «Детства и Отрочества», которые могли бы быть воссозданы в таком стройном и отчетливом изложении, в каком представил, например, нам свою эпоху и своё семейство граф Лев Толстой, или как в «Войне и мире» его же? Ныне этого нет… Современное русское семейство становится все более и более случайным семейством».
Случайное семейство - продукт и показатель внутреннего разложения самого общества. И притом показатель, свидетельствующий не только о настоящем, но и в ещё большей мере рисующий это состояние опять же - пропорционально будущему: ведь «главная педагогия, - справедливо считал Достоевский, - это родительский дом», где ребенок получает первые впечатления и уроки, формирующие его нравственные основания, духовные крепы, нередко на всю уже потом жизнь.
Какой же «стойкости и зрелости убеждений» можно требовать от подростков, - спрашивает Достоевский, - когда подавляющее большинство их воспитывается в семействах, где «господствуют… нетерпение, грубость, невежество (несмотря на их интеллигентность) и где почти повсеместно настоящее образование заменяется лишь нахальным отрицанием с чужого голоса; где материальные побуждения господствуют над всякой высшей идеей; где дети воспитываются без почвы, вне естественной правды, в неуважении или в равнодушии к отечеству и в смешливом презрении к народу… - тут ли, из этого ли родника наши юные люди почерпнут правду и безошибочность направления своих первых шагов в жизни?..»
«В обществе нет никакой великой идеи», - а потому «нет и граждан».
«Нет жизни, в которой участвовало бы большинство народа», а потому нет и общего дела.
Все разбились на кучки, и каждый занят своим делом. В обществе нет никакой руководящей, соединяющей идеи. Но зато чуть ли не у каждого - своя собственная идея.
Даже у Аркадия Макаровича. Обольстительная, не мелочная какая-нибудь: идея сделаться Ротшильдом. Нет, не просто богатым или даже очень богатым, но именно Ротшильдом - некоронованным князем мира сего. Правда, для начала у Аркадия всего только и есть, что припрятанное письмо, но ведь, поиграв им, при случае можно уже кое-чего достигнуть.
И Ротшильд не сразу Ротшильдом сделался. Так что важно решиться на первый шаг, а там дело само пойдет.
«Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация», - утверждает Достоевский в «Дневнике писателя» за 1876 год, как бы подытоживая и продолжая проблематику «Подростка».
В обществе, неспособном выработать такую идею, и рождаются десятки и сотни идей для себя, идей личного самоутверждения.
Ротшильдовская (буржуазная по сути) идея власти денег тем и притягательна для не имеющего незыблемых нравственных оснований сознания подростка, что она для своего достижения не требует ни гения, ни духовного подвига.
Она требует, для начала, лишь одного - отказа от четкого различения грани добра и зла.
В мире разрушенных и разрушаемых ценностей, относительных идей, скептицизма, и шатания в главных убеждениях - герои Достоевского все-таки ищут, мучась и ошибаясь.
«Главная идея, - записывает Достоевский ещё в подготовительных тетрадях к роману. - Подросток хотя и приезжает с готовой идеей, но вся мысль романа та, что он ищет руководящую нить поведения, добра и зла, чего нет в нашем обществе…»
Без высшей идеи жить невозможно, а высшей идеи у общества-то и не оказалось.
Как говорит один из героев «Подростка», Крафт, «нравственных идей теперь совсем нет; вдруг ни одной не оказалось, и, главное, с таким видом, что как будто их никогда и не было… Нынешнее время… это время золотой середины и бесчувствия… неспособности к делу и потребности всего готового. Никто не задумывается; редко кто выжил бы себе идею… Нынче безлесят Россию, истощают почву. Явись человек с надеждой и посади дерево - все засмеются: «Разве ты до него доживешь?» С другой стороны желающие добра толкуют о том, что будет через тысячу лет. Скрепляющая идея совсем пропала. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России; все живут, только бы с них достало…»
Вот это-то духовное (точнее бы сказать - бездуховное) состояние «постоялого двора» и навязывают юному, ищущему твердые основания жизни, подростку готовые идеи, вроде его «ротшильдовской» идеи, и притом - как свои, рожденные как бы его собственным опытом жизни.
В самом деле, реальная действительность этого мира нравственного релятивизма, относительности всех ценностей рождает в подростке скепсис.
«Да зачем я непременно должен любить моего ближнего, - не столько пока утверждает, сколько пока провоцирует на опровержение своих утверждений юный Аркадий Долгорукий, - любить моего ближнего или ваше там человечество, которое обо мне знать не будет и которое в свою очередь истлеет без следа и воспоминания?..».
«Скажите, зачем я непременно должен быть благороден, тем более, что всё продолжается одну минуту? Нет-с, если так, то я самым преневежливым образом буду жить для себя, а там хоть бы всё провалилось!».
Но человек, если он человек, а не «вошь», - повторим еще раз заветную мысль писателя, - не может существовать без руководящей идеи, без твердых оснований жизни.
Теряя веру в одни, он все равно старается обрести новые и, не находя их, останавливается на первой же, поразившей его сознание идее, лишь бы она представилась ему действительно надежной.
В мире разрушенных духовных ценностей сознание подростка и отыскивает для себя надежнейшее, как ему кажется, основание, орудие самоутверждения - деньги, ибо «это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество…»
* * *
Имя Ротшильда стало символом духа и смысла «мира сего», то есть мира буржуа задолго до Достоевского.
Ротшильды нажились на крови народов тех земель, куда они пришли, чтобы овладеть ими властью денег.
В эпоху Достоевского наибольшей известностью пользовался Джеймс Ротшильд (1792 - 1862), настолько нажившийся на денежных спекуляциях и государственном ростовщичестве, что имя Ротшильдов и стало нарицательным.
Юрий Селезнёв
Это отрывки из предисловия Юрия Селезнёва к роману в трёх частях - «Подросток».
Автор Фёдор Михайлович Достоевский (1821 - 1881, 59 лет)
* * *
События в мире цикличны - повторяются, хотим мы того или нет - всё, что происходило и происходит в нашем обществе - уже было.
Период бездуховности, отсутствие нравственности пройдёт, как прошло то общество, которое описывал Достоевский, будто бы говоря о нашем времени - до того всё это похоже - когда главная навязываемая подросткам ценность - деньги и потребительское отношение к жизни.
На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить! Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Вступите в группу, и вы сможете просматривать изображения в полном размере
Это интересно
0
|
|||
Последние откомментированные темы:
-
Причина по которой я не верю в успех денацификации Украины
(1)
Сергей Михайлов сын
,
27.02.2022
-
Подвиг российского спецназа открыл дорогу на Киев
(1)
Сергей Михайлов сын
,
27.02.2022
-
Почему ВСУ не пали в первый же день войны?
(2)
Сергей Михайлов сын
,
27.02.2022
-
Когда Киев сдастся армии России? Эксперты и СМИ дали прогнозы.
(1)
Ильич2
,
27.02.2022
-
История фашизма и манипуляций массами людей.
(1)
Ильич2
,
27.02.2022
20250821134555