Как угрюмый пьянчуга создавал романтические феерии и так ли уж они романтичны?

Кутежи в отвратительных кабаках и нежнейшие письма любимой жене, бунтарский гонор революционера и гонорар за статью о погибшем товарище, смертная тоска «Дороги в никуда» и ослепительное чудо «Алых парусов» - все это Грин. Писатель с переломанной судьбой, человек парадоксов, он заставляет говорить о себе спустя без малого век после смерти. Его можно любить или не любить, но уважение он заслужил в любом случае. Чем же?

Бродяга я

Если с высоты 21 века взглянуть на русскую литературу начала 20го, придется признать – в изрядной степени это литература разночинцев, бродяг и дезадаптантов. Время дворянских усадеб, пушкинских нянь и ясных полян кануло в лету. Бал правили Горький с его «университетами», приказчик в отцовой лавочке Чехов, бурлак и «бич» Гиляровский, циркач Куприн. Впрочем, Александр Грин выделялся даже на фоне битых жизнью товарищей.

Бывают люди по природе своей лишенные удачливости, упускающие из рук то немногое, чем одаривает их жизнь. Саша Гриневский, сын ссыльного поляка, претерпевал неудачи с детства. Вятка, где рос впечатлительный мальчик, тонула в скуке глухой провинции. Отец его крепко пил и то безудержно баловал первенца, то лупил его почем зря за незначительные проступки. Измученная туберкулезом, трудом и частыми родами мать дразнила мальчика, суля ему участь босяка.

Болезненно впечатлительный юнец запоем читал переводные романы о приключениях, в одиночку шлялся по улицам, терроризировал окрестные леса, паля из собственного ружьишка в птиц без разбора. Друзей у него не было. Из приличной гимназии его вышибли за дурацкие стишки собственного сочинения – вундеркинд в ядовитом пасквиле прошелся по преподавателям. «Инспектор, жирный муравей, гордится толщиной своей…» и далее в том же духе. Боясь неизбежной порки Саша бежал из Вятки в Америку… но к вечеру замерз, проголодался и вернулся домой.

Ему не везло во всем, даже в городской лотерее-аллегри: «Я проставил на билеты пять рублей, беря все пустые трубочки… До сих пор не забыть мне, как к колесу подошла дурная, как грех, девица, взяла два билета, и оба они оказались выигрышными: самовар и часы».

Незадачливый юнга

В шестнадцать лет, кое-как окончив реальное училище, Саша уехал в Одессу – поступать на корабль. Долговязый, щуплый, болезненно вспыльчивый подросток воображал себя ловким, подтянутым юнгой. Год он провел в одесском порту, перебиваясь с хлеба на воду, но жестокая школа жизни не умалила пылкого воображения. Гриневский успел послужить учеником матроса, сходить в Крым и даже в Египет. Однако со всех пароходов Грин вылетал после первого, максимум второго рейса – матросы травили «барчука» и жестоко издевались над ним, а с офицерами гордый юноша раз за разом спорил и даже лез в драку.

С позором вернувшись в родную Вятку, Гриневский промаялся там зиму и на следующий год отправился искать счастья в Баку. Босяцкая жизнь затянула парнишку, он бедствовал, голодал, побирался, ночевал где придется и брался за любую работу.

Успеха, ожидаемо, не достигал нигде, порой ему не платили, плюс «везунчик» подцепил малярию. После Баку был Урал, золотые прииски, лесосплав, год солдатчины, ячейка эсеров и виток революционной работы. Молодой подпольщик прославился пылкостью агитации и растратой партийных денег.

Он, наконец, встретил первую любовь – потомственную революционерку Катеньку Бибергаль. Чувства Саши были столь пылки, что, не пережив отказа вступить в брак, он стрелял в возлюбленную. Но и в этом не преуспел – промахнулся, оцарапав лишь кожу. Вскоре горе-подпольщик оказался арестован, попал в тюрьму, отсидел первый срок, разочаровавшись в терроре и бомбах.

Но зато именно эсеры совратили нашего неудачника, толкнув на скользкую стезю литературы. Первый свой рассказ «Заслуга рядового Пантелеева» Александр Грин написал по их заказу и получил сказочный гонорар – 75 рублей. Щедрый куш побудил неофита двигаться в выбранном направлении. И нельзя сказать, что двигался он легко.

Смерть взаймы

Разглядеть в ранних рассказах Грина прозу большого писателя не смог бы и опытный критик. Да, он писал ярко, эмоционально, с размахом, но пропаганда есть пропаганда. Его первые персонажи – парад уродов, галерея портретов из книги Ломброзо.

Наблюдательный Грин охотно описывал смерти и самоубийства, теракты и казни, смаковал как штык молодого солдата входит в похолодевший от ужаса затылок ефрейтора, как петля крепится на суку, как пуля пробивает тело, словно игла холст, а внезапная смерть цепкой рукою сжимает сердце. Его герои вешают котят, пристреливают лошадей, дурно обходятся с женщинами, много пьют, они циничны до отвращения, одолеваемы галлюцинациями, голодом, жаждой денег и извращенных удовольствий. Судите сами:

Ночью Сидору Ивановичу приснилось, что он убил лебедя и съел. Убил он его, будто бы, длинной и черной стрелой, точь-в-точь такой же, какие употребляются дикарями, описанными в журнале «Вокруг Света». Раненый лебедь смотрел на него большими, человеческими глазами и дергал клювом, а он бил его по голове и приговаривал:

– Шваль! Шваль! Шваль!

Мрак непроглядный! Плюс ранний Грин охотно жонглировал стереотипами, его трагические герои, жестокие негодяи, невинные или развратные девицы словно писаны под копирку.

Первые рассказы Грина оказались отвергнуты и Горьким и Короленко и другими известными писателями. Резюме «можно печатать, а можно и не печатать». Но тут Фортуне надоело поворачиваться к Грину тылом.

Полный похмельных кошмаров и безысходной тоски остросоциальный хоррор попал в точку, оказался востребован читающей публикой. Воспользовавшись фальшивым паспортом, сочинив псевдоним из детской клички «грин-блин», перспективный писатель перебрался в Петербург. Он вкалывал как безумный, оттачивал мастерство, сочинял памфлеты и скетчи, рассказы и стихи, отправлял их повсюду. Нельзя сказать, что мэтры Серебряного века любили Грина. «Вещь красивая, но слишком экзотическая» высказался Брюсов о «Трагедии плоскогорья Суан».

Однако издатели «желтой прессы» оказались куда практичнее. И вскоре от очевидного стало не отмахнуться – никому неизвестный провинциальный пьянчуга, пишущий странные вещи, ведущий себя нелепо, смешно, грубо, а то и глупо, сделался популярен.

Мустанг-иноходец

Говоря о Грине, многие забывают, что и до революции, и некоторое время после, писатель стоял в первом ряду «дорогих» литераторов рядом с Чеховым и Куприным. Он был профи, печатался в иллюстрированных журналах, зарабатывая такие деньги, какие даже в опийных грезах не могли присниться бакинскому босяку. И тратил их сообразно представлениям босяка о хорошей жизни.

«Меня прозывали «мустангом», так я был заряжён жаждой жизни, полон огня, образов, сюжетов. Писал с размаху, и всего себя не изживал. Я дорвался до жизни, накопив алчность к ней в голодной, бродяжьей, сжатой юности, тюрьме. Жадно хватал и поглощал её. Не мог насытиться».

Жена Грина, Вера Абрамова добрейшей души женщина и неплохой детский писатель, приходила в ужас от его выходок, пьянок, дебошей, картежных игр. Она много вложила в писателя, навещала в тюрьме, пошла за ним в ссылку, отреклась от семьи, спасла от нищеты. Наивная Гелли, влюбившаяся в каторжника Нока – это Вера в представлении Грина. Однако, в итоге Абрамова бросила непутевого спутника. Она хотела мещанского счастья, спокойной жизни и при всей любви, совершенно не понимала мужа.

Карьеру Грина прервала революция. Он скрывался в Финляндии от очередного ареста, вернулся в Петроград и на пару лет вновь очутился в кошмаре бродяжьей юности. Да, творческая жизнь кипела вовсю. Но в городе царили болезни, голод и холод, человека могли расстрелять за «буржуйский» вид, арестовать по доносу или лишить пайка, обрекая на смерть. Грин попробовал снова жениться, но вскоре развелся и подался на фронт. Отслужив несколько месяцев в Красной Армии, он заболел тифом и едва выжил.

Заботами Горького Грин получил комнату в «Доме Искусств» - заповедном убежище для голодающих литераторов. Он прожил зиму рядом с Гумилевым, Мандельштамом и прочими знаменитостями, и прославился чудаковатостью даже в столь незаурядной компании. Казалось бы, пережитые испытания долженствовали еще более сгустить безысходность в творчестве Грина…

Однако в нетопленной комнатушке вызревала феерия, история о чудесах. Корабль, который заложили в шальной Одессе и начали строить в строгом как капитанский приказ Севастополе, наконец-то отправился в первый рейс.

Волшебнику – верь!

Алые паруса давно стали эталоном дешевой пошлости. Туристические яхты с красными тряпками на мачтах, сувенирные кораблики «made in China», конкурсы красоты «Ассоль года» и слащавые как сахарин попсовые песенки…

Самую популярную из книг Грина запретить было невозможно. А вот поставить на службу казенному романтизму, кастрировать и опреснить – вполне удалось. Из искрометной феерии сделали сказочку про бедняжку Золушку, которая дождалась богатенького принца. И за розовым фантиком спрятали суть.

«Алые паруса» - история о невозможном. О чуде, не знающем рамок и правил, идущем вразрез с обывательской пошлостью, плюющем на приличия с высоты бизань-мачты. О том чуде, которое побуждало людей строить первые самолеты и космические корабли, искать лекарства от неизлечимых болезней, плыть к неизведанным землям, сказочным островам.

О шансе сделать чудо для ближнего своего – придержать коня на скачках, выпустить заключенного, отправить вниз по ручью лодочку под тряпочным парусом. Написать книгу о встрече с несбыточным, о мечте, вызывающей лишь насмешку у людей практичных и деловых. Купить две тысячи метров бесполезного алого шелка вместо телевизора, холодильника и тура в Анталью. И быть понятым человеком, ради которого ты этот шелк купил.

Любимая

Свою Ассоль Александр Грин встретил в 1917 году, в газете «Петербургское эхо». Молодая вдова Нина Миронова работала там машинисткой. Их знакомство оказалось кратким, у Нины обострился туберкулез, и она уехала из Петрограда. В 1921м году она вернулась в город, снова встретила Грина и спустя месяц вышла за него замуж. С тех пор супруги не расставались.

Лучше любых слов о любви, озарившей мрачную душу писателя, говорят его книги. Грин посвятил «Алые паруса» Нине и принес ей первое издание повести. Полный счастья он создал «Золотую цепь», «Блистающий мир» и «Бегущую по волнам» - удивительные и прекрасные истории о чудесах, происходящих с теми, кто этого заслуживает. Критики называли и называют фантазии Грина инфантильными, но в них сияет восторг мальчишки, получившего первый взрослый велосипед или поцелуй, а не капризное «купи!!!» баловня-переростка

Нина выбрала Грина и выбирала его раз за разом – после кошмарных запоев, приступов черной тоски и глухого отчаяния, после вспышек гнева, творческих кризисов и экстравагантных поступков. Выбирала знаменитого и безвестного, богатого и бедного, влюбленного и отвратного, живого и умирающего.

Она выхаживала его, вычитывала новые тексты, отдавала мужу лучший кусок еды и лучшие минуты дня. Стала не просто женой и даже не просто музой – тихой гаванью утомленной души. Она как никто понимала, почему Грин способен вместо хлеба и мяса купить чашечку китайского фарфора, почему он бродит по горам в одиночку, притащил в дом ястреба-подранка и отказывается вступать в партию. Много ли вы знаете таких пар?

В поздних романах Грина ощущение безнадежности снова вернулось – «Джесси и Моргиана» и «Дорога в никуда» не внушают читателю оптимизма. Нищета, голод, невозможность публиковать новые книги и переиздавать старые, подспудное недовольство со стороны товарищей по перу, отказ в помощи и неизлечимая болезнь – все это есть в текстах.

И в то же время на излете жизни Грин успел написать «Коменданта порта» и «Зеленую лампу», задумать и начать «Недотрогу» - роман о цветах, распускающихся при виде хороших людей, и о людях, поступающих так же. Невзгоды смогли убить капитана Грэя, но не сумели сломить его душу. Ведь что бы ни случилось _после_ алые паруса все-таки поднялись над мачтами и Ассоль успела дождаться их.

В самые скверные минуты жизни, в отчаянии и тоске, в круговороте бедствий, из которого не отыскать выхода, стоит взять с полки знакомый томик, открыть его и прочесть:

…Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла…

Если чудо могло случиться в голодном, страшном, изнемогающем Петрограде, возможно однажды вы увидите его из собственного окна!

Источник: Истории и сказки Ники Батхен