Великая Отечественная война.
Когда-то стихи этого поэта открыли Римма Казакова и Расул Гамзатов
Однако судьба Андрея Черненко сложилась так, что более 30 лет он писал, что называется, в стол, поскольку связал свою жизнь со сферой, далекой от литературы.
Вот несколько его стихотворений, в которых он еще 30 лет назад по-своему прочувствовал и осмыслил трагедию самой страшной из войн, пережитых нашим Отечеством.
Эти рифмы набраны так, как Андрей Черненко пишет - без привычных строгих «четверостиший». Это, как мне кажется, придает стихам, которые и без того берут за душу, особую волнительность...
Последний. 9 мая
Плясал подвыпивший старик.
Каблук впечатывал упруго.
Плясал последний фронтовик.
Единственный - на всю округу.
Выстанывал на взлёте - «...ах»!
В тельняшке, выцветшей от стирки.
Зажав пустой рукав в зубах,
Как ленточки от бескозырки.
Как он упрямо дробь ведёт,
Сопротивляясь притяженью!
И, Бог с ним, что земной полёт, в конечном счёте,
Есть паденье.
Жаль, что житуха вот скупа
И не отпустит ни минуты.
Минута - и еще стропа оборвана у парашюта.
Старик плясал совсем один - среди гусей,
Жары и скуки. Копался в огороде сын.
Сноха ворчала.
Спали внуки. Кум бегал с рюмкой: «Миру - мир»!
«Граница наша - на запоре»!
А он всё каблуком дробил. Словно затаптывая горе.
Почти забытые
Лес тих, как сон. Лёд звонок, как струна.
На синий наст легли
Косые тени. И - церковка, по грудь занесена.
И чудится, что встала на колени.
Здесь неприютно. И живут одни старухи, -
Одинокие до жути.
Старухи - лишь во плОти, а по сути - молоденькие вдовушки войны.
Их память - точно братская могила.
Тоску их ни за что не утолить.
На всех одной Победы не хватило.
Лишь Бога тут сумели поделить.
Попа здесь нет - уже который год, как помер поп,
Но не осиротели.
Антипову Людмилу бабий сход избрал попом -
И при уме, и в теле.
Я был однажды на молитве той.
И просто плакал, стоя на пороге,
Слёз не стесняясь, - дело тут не в Боге, а в том,
ЧТО пели в церковке
Пустой, где в палец толщиной зияли щели,
Где лик Христа пронизывал
Тоской. «Землянку» пели. «Эх, дороги» пели.
И, еле слышно, - «Боже, упокой».
Я был когда-то на молитве той.
Лес тих, как сон. Лёд звонок, как струна.
На синий наст легли косые тени.
И - церковка, по грудь занесена.
И чудится, что встала на колени.
Как тяжела плита...
В братской все люди братья.
Как тяжела плита...
Не развести объятья. Не разомкнуть уста.
Не провести на обмане. Не разлепить ресниц.
Слева от Бога - Ваня. Справа от Бога - Фриц.
А в блиндаже у Бога души их пьют портвейн.
Справа, конечно, за Волгу.
Слева, понятно, - за Рейн.
Пусть на седьмом стакане Бог падает
С трона ниц:
«Прости меня, раб мой Ваня!
Прости меня, раб мой Фриц!»
Сидят они - рядом. Близко... Что могут они сказать?
Плевать им на обелиски! На Божию благодать.
Что им до баб, до званий? Что им до крика птиц?
Прахом стал добрый Ваня.
Пеплом стал гордый Фриц.
И прорастают в бурьяне из чёрных пустых глазниц:
лопух конопатый- Ваня,
камыш долговязый - Фриц.
Молчание - как проклятье.
Так тяжела плита...
Не развести объятья. Не разомкнуть уста.
1980г
![]()
Это интересно
+6
|
|||
Последние откомментированные темы: