Служба Рассылок Городского Кота

СЕГОДНЯ ПОСЛЕДСТВИЯ КОЛЛАПСА ФОНДОВОГО РЫНКА МОГУТ ОКАЗАТЬСЯ ДЛЯ США КУДА БОЛЕЕ ТЯЖЕЛЫМИ, ЧЕМ В 1929 ГОДУ
Семидесятилетний юбилей биржевого краха 1929 года Соединенные Штаты встретили на подъеме. Американская экономика растет с марта 1991 года, на протяжении уже 105 месяцев. До послевоенного рекорда осталось всего два месяца (предыдущий рекорд - 106 месяцев непрерывной экспансии в 60-х). Несколько лет быстрого экономического роста не сопровождаются инфляцией при низкой безработице, что противоречит традиционным экономическим теориям. Все это дало повод ряду американских экономистов, менеджеров и политиков заявить о начале "новой эры" бескризисного развития.
Однако память об октябрьском обвале фондового рынка США семидесятилетней давности не дает покоя американским политикам и экономистам уже на протяжении нескольких лет. Причина тому - фондовый рынок США, перегретый в результате биржевого бума 1995-1999 годов. Нелегко удержаться от постоянно напрашивающихся аналогий с двадцатыми годами (низкие инфляция и безработица, перегретый фондовый рынок и т. п.). Начиная с 29 октября 1929 года в течение нескольких недель индекс Dow Jones потерял около половины своей стоимости, а всего, по итогам трех лет, упал почти в десять раз.
Судя по усиливающимся на Уолл-стрит паническим настроениям, финансовым властям США в случае чего не удастся "мягко посадить" перегретый фондовый рынок. Вероятность некризисного исхода крайне невелика. Некоторые суеверные брокеры считают, что американцы сами накликали беду, провозгласив начало "новой эры" и торжество "новой экономики" (предыдущая "новая эра", объявленная в Америке, продлилась меньше пяти лет - с 1925-го по 1929 год).
DEJA VU
Сегодня ситуация в американской экономике по внешним признакам удивительно напоминает 1929 год. Прежде всего это низкая безработица (3% в 1929 году и 4,2% сегодня), отсутствие инфляции и низкие процентные ставки (около 4% и чуть выше 5% соответственно). Кроме того, наблюдается расцвет маржинальной торговли на финансовых рынках (торговля в кредит, позволяющая игроку оперировать суммами, на порядок превосходящими имеющиеся у него в наличии). Коммерческие банки активно работают на фондовом рынке сами, кредитуют инвестфонды. На рынке золота - избыточное предложение.
Фондовый рынок, по общему мнению, перегрет. Отношение капитализации к прибыли (P/E ratio) большинства компаний составляет порядка 20 (средний исторический показатель -около 10). У многих технологичных компаний этот показатель сегодня превышает 100-200 годовых прибылей, достигая иногда фантастических цифр - более 1000 (в 1929 году P/E ratio "высокотехнологичной", по меркам того времени, General Electric составлял 56).
Однако более детальный анализ показывает, что, несмотря на множество прямых аналогий, реальное состояние дел в экономике США совсем не такое, как семьдесят лет назад. Американская экономика конца ХХ века, представляющая уникальное транснациональное явление, гораздо уязвимее экономики США начала столетия.
(Несколько отвлекаясь, стоит отметить, что основные макроэкономические показатели аналогичны и концу 1960-х годов. Но и тогда это плохо кончилось для США. Десятилетие экономического процветания сменилось кризисными семидесятыми. Правда, в шестидесятых фондовый рынок не был так перегрет.)
НЕФОРМАЛЬНЫЙ ПОДХОД
Ключевое расхождение, по сравнению с 20-ми годами, - это подход к оценке инфляции. Отсутствие роста цен в большой степени определяется не ценовой стабильностью, а особенностями американской статистики. В США показателем темпов инфляции является изменение индекса потребительских цен (CPI). Однако этот индекс включает в себя только набор основных товаров и услуг. А цены на товары и услуги, которые не относятся к категории необходимых и не входят в CPI, растут очень быстро (прежде всего это предметы роскоши и персональные услуги, темпы роста по которым достигают десятков процентов в год). То есть на самом деле инфляция есть, просто ее "не замечают". Отсюда и необыкновенный рост производительности труда, наблюдаемый главным образом в отраслях, производящих соответствующие товары и услуги. Все это в итоге дает устойчивый и быстрый рост ВВП.
Оправданием того, что рост цен не считается инфляцией, а напрямую засчитывается в рост ВВП, является так называемое повышенное качество товаров и услуг. Огромная заработная плата (до 10 млн долларов в год и больше) высшего менеджмента корпораций, специалистов, занятых в многочисленных венчурных фирмах, а также разного рода консультантов повышает спрос на элитные товары и услуги. Однако объективно оценить, насколько качество этих услуг выше, невозможно. "Почему пиво в ресторане А стоит в два раза дороже, чем в ресторане Б? В ресторане А официанты шире улыбаются и чаще подходят к клиенту", - размышляет американский экономист Алексей Байер. Сколько стоит широкая улыбка (персональное внимание к клиенту), рационально объяснить нельзя. Трудно понять, насколько дороже должны стоить услуги тренера по аэробике, работающего с клиентом персонально, по сравнению со специалистом, тренирующим трех человек одновременно. Все определяется состоятельностью клиента и готовностью расстаться с деньгами за "атмосферу".
То, что при измерении инфляции стали брать в расчет изменение качества товаров и услуг (раньше на это обращали мало внимания), привело к замедлению темпов фиксируемой инфляции. Как следствие, удается дольше избегать повышения процентных ставок, которое привело бы к сокращению фазы роста в экономическом цикле. Кроме того, это привело к увеличению производительности труда - с 1% в год в начале 90-х годов до 2-4% в последние годы (во многом вызванному ростом цен на "более качественные" услуги).
Аналогичные изменения в статистических расчетах в последние годы были введены и при измерении ВВП. Так, решение считать приобретение программного обеспечения инвестициями привело к тому, что темпы роста ВВП в 1997-м и 1998 годах возросли до 4,5% и 4,3% (без учета изменений экономический рост составил бы 3,9% ВВП для обоих лет). В результате одних лишь изменений в статистических методах, касающихся software, среднегодовые темпы роста за последние восемь лет непрерывного экономического подъема в США увеличились с 3,1 до 3,5% ВВП.
Широкое внедрение информационных технологий привело к тому, что в последние годы резко возросли затраты на покупку программного обеспечения, что уже само по себе оказало положительное влияние на экономический подъем и позволило говорить о росте производительности. Однако тиражирование программного обеспечения практически ничего не стоит, а зарплаты программистов, стремящихся в первую очередь получить опционы на растущие акции своих фирм, сравнительно невелики. Так что нынешняя, явно завышенная, стоимость "софта", держащаяся во многом на монополии Microsoft, создает возможности для "увеличения" ВВП при подсчете. Внесение покупки программного обеспечения в строку "инвестиции" только усилило этот порок. Показательно, что сам Билл Гейтс за годы бума избавился от значительной части принадлежащих ему акций Microsoft.
Однако статистические игры с инфляцией, инвестициями и производительностью труда не просто тривиальная уловка, призванная добиться "дутых" цифр экономического роста. Это определенная философия и одновременно фундамент "новой экономики", опирающейся также на глобализацию и информационные технологии.
ЭЛИТНАЯ ПИРАМИДА
C 1990 года зарплата высшего корпоративного менеджмента в США выросла в четыре раза. Сегодня средний показатель здесь составляет порядка 10 млн долларов в год, однако встречаются и такие рекордсмены, как глава Walt Disney Co. Майкл Эйснер, заработавший в 1998 году 575,6 млн. Колоссальные зарплаты менеджеров (шире - людей, занятых обработкой информации и принятием решений) мощным потоком устремляются на рынок дорогих персональных услуг. Здесь кроется другой секрет быстрого роста американской экономики. В отличие от начала века, когда основная добавочная стоимость создавалась в секторе массового производства, деньги в современной американской экономике движутся сверху вниз, от элиты к простым людям. Из-за резкого повышения эффективности материального производства и возросшей конкуренции основная стоимость сегодня производится в сфере управления информационными потоками. Полученная здесь прибыль становится основным источником финансирования спроса на элитные товары и услуги.
В итоге сложилась ситуация, когда уже не зарплата менеджеров определяется состоянием американской экономики, как это было еще в 50-х годах, а сама экономика США зависит от того, сколько получает и готова потратить управленческая элита. "В зависимости от того, насколько именно американцы, занятые в мировой торговле, богатеют за счет остального мира, они будут располагать средствами для оплаты персональных услуг, единственной формы экономики, основывающейся на 'просачивании благ сверху вниз'", - писал в начале девяностых Роберт Райх, бывший тогда экономическим советником президента США Билла Клинтона. Именно такую пирамидальную структуру американская экономика приобрела в результате целенаправленной политики, проводимой нынешней вашингтонской администрацией.
Впрочем, эта тенденция отчетливо проявилась еще в 70-х годах. Тогда, после отказа от золотого стандарта, сложились условия для становления системы плавающих обменных курсов и появления международных финансовых рынков, позволяющих стране финансировать торговый дефицит за счет притока капитала. Рост эффективности производства снижал долю промышленности в создании национального богатства. А быстрое экономическое развитие стран Европы и Японии стимулировало американские компании выносить производственные мощности за рубеж. Так США сделали первый шаг в постиндустриальную эпоху.
По мере того как основным источником дохода становились обработка информации, выявление и решение проблем, которые мешают развиваться бизнесу, брокерские услуги (в широком понимании этого слова, включая такие сферы, как маркетинг, логистика и т. п.), американские корпорации все активнее выносили свои производства за рубеж, оставляя в США самые доходные виды бизнеса, связанные с процессом принятия решений. Одновременно резко нарастало и расслоение общества по доходам. Так, согласно исследованию Фрэнка Леви из Массачусетского технологического института, если в конце 70-х годов 1% самых богатых семей США владел 13% материальных ценностей, то к 1995 году та же группа владела уже 38,5% общего национального богатства. При этом с 1979 года около 97% повышения семейного дохода приходятся на 20% богатейших семей США.
ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА
Однако если в 70-х годах перенос производств и специализация на обработке информации были уделом избранных, то небывалый расцвет глобализации, начавшийся после 1995 года, стал свидетельством того, что этот процесс близок к завершению. Во второй половине 90-х годов произошел подлинный прорыв в плане передачи промышленных производств другим странам, концентрации усилий американцев на управлении мировой экономикой и элитаризации общества в США.
Главным фактором, ускорившим этот процесс, стало создание в 1994 году Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА). Именно НАФТА оказалась механизмом сдерживания заработной платы в США в традиционных отраслях. Это, с одной стороны, позволяло избегать ускорения инфляции (роста CPI). В ответ на требования персонала компании получили возможность не повышать оплату труда, а нанимать на работу мексиканцев или переносить производство в саму Мексику, что приводило к сравнительно незначительному росту издержек на транспортировку. С другой стороны, это стимулировало американцев к переходу на работу в сферу услуг.
О той роли, которая была отведена НАФТА в планах администрации Клинтона, говорит хотя бы реакция США на мексиканский кризис 1995 года. Под колоссальным давлением архитектора "новой экономики", министра финансов США Роберта Рубина (бывший глава инвестиционного банка Goldman Sachs и советник президента Клинтона по экономике в начале 90-х), МВФ был вынужден выдать Мексике беспрецедентный по размеру стабилизационный кредит в 40 млрд долларов. Интерес американских инвестбанков к спасению Мексики вполне понятен. Выпади в результате кризиса эта страна из НАФТА, был бы нарушен механизм, обеспечивающий рост корпоративных прибылей в США при стабильных зарплатах, - фактор, сыгравший ключевую роль в разогреве фондового рынка.
Показательно, что первичное размещение акций Netscape, небольшой компании по созданию программного обеспечения для Интернета, в 1995 году проводил самый респектабельный инвестбанк Goldman Sachs. Удачные результаты размещения и дальнейшая динамика цен на акции Netscape стали тогда сенсацией и послужили сигналом к началу бума интернет-компаний. Взрывной рост цен на их акции вызвал бум в смежных отраслях, связанных с компьютерным оборудованием и информационными технологиями.
БИЛЕТ В ОДИН КОНЕЦ
Таким образом, ставки уже сделаны. Перегретый фондовый рынок оставляет мало шансов на "мягкую посадку". Поэтому для США надежда на благоприятный исход остается только в том случае, если будет отдача от колоссальных авансов, выданных в последние годы отраслям, наиболее перспективным в условиях "новой экономики". Если расплодившиеся высокотехнологичные и интернет-компании оправдают сделанные в них вложения и начнут получать прибыли, адекватные их сегодняшней капитализации.
В любом случае основные дивиденды от развития интернет-торговли и сопутствующего бума телекоммуникационных и других информационных технологий США могут получить лишь при ее широком распространении по всему миру. Уже сейчас доля интернет-бизнеса в американской экономике достаточно заметна, на него приходится чуть больше 1% американского ВВП (по прогнозам, уже к 2004 году она увеличится до 10% ВВП). В то же время экономический эффект от широкого внедрения интернет-торговли в рамках одних США достаточно ограничен. Увеличение доли торговли в Сети бьет по позициям розничной торговли, по бизнесу автодилеров и т. д. и является всего лишь перераспределением дохода.
"По мере снижения стоимости транспортировки товаров и передачи информации уменьшается и возможность получения прибыли за счет крупномасштабного производства стандартной продукции, поскольку на пути организации такой деятельности оказывается все меньше препятствий", - пишет в своей книге Роберт Райх. Эффективное современное производство можно расположить в любой стране мира, где стоимость рабочей силы и налоговый климат наиболее благоприятствуют ведению бизнеса. А благодаря развитию транспорта и средств коммуникаций сделать заказ и быстро доставить произведенный товар в любую точку мира становится все проще и дешевле. Не случайно в связи с взрывным ростом интернет-торговли эксперты прогнозируют бум на рынке авиаперевозок (см. "Эксперт" N39). Учитывая то значение, которое придается развитию торговли в Сети, и те последствия, которые постигнут США в случае, если ставка себя не оправдает, можно утверждать, что Соединенные Штаты очень серьезно поставили на экономическую глобализацию. Эта ставка, по замыслу, должна "сыграть" до того, как произойдет крах на Уолл-стрит.
ПЕЧАЛЬНЫЙ ОПЫТ
Американская история конца 20-х годов показывает, что может произойти в противном случае - если обвал на фондовом рынке случится раньше. На конец прошлого - начало этого века пришелся бум самых различных открытий и изобретений, которые составляют основу технологии и экономики сегодняшней цивилизации. Активно развивалась транспортная инфраструктура: если оценить сегодня объем инвестиций в оборудование, связанное с информационными технологиями (12%), он в точности равен инвестициям в создание сети железных дорог, обеспечивших значительный подъем американской экономики в начале века. В 20-х годах было налажено массовое производство радиоприемников, начали трансляцию радиостанции национальных масштабов. В те же годы была проведена первая демонстрация телевизора и разработана технология цветного кинематографа. Наконец, были заложены основы специальной теории относительности и квантовой механики, составившие научный базис современных технологий.
Эта научно-техническая революция и породила первую "новую эру" на американском фондовом рынке. Появились десятки книг и теорий, доказывающих, что беспрецедентные научные достижения и становящийся все более организованным бизнес преодолели такое явление, как циклические экономические кризисы. Казалось, мир действительно вступил в "новую эру". Однако биржевой крах 1929 года спутал все карты. В результате потребительского шока от кризиса революционные технологии не успели породить новую волну экономического развития. И в полной мере насладиться достижениями той эпохи человечество смогло только во второй половине века, пережив Великую депрессию и вторую мировую войну.
Конечно, историческая аналогия сама по себе не доказывает, что сегодня события будут развиваться по тому же сценарию. Тем не менее она позволят говорить, что, если крах на Нью-Йоркской фондовой бирже произойдет раньше, чем появится отдача от "инвестиций в будущее", это может на десятилетия обесценить сделанные в последние годы инновации.
РОКОВОЙ ИЗЪЯН
Как и семьдесят лет назад, бурный подъем американского фондового рынка, который является главным мотором процветания США и важнейшим инструментом воплощения новой экономической модели, финансируется практически прямым кредитованием банками инвестиционных фондов и операций обратного выкупа акций самими компаниями (buyback). Весь необыкновенно длительный рост американской экономики осуществляется в кредит. И объем накопленных за вторую половину 90-х годов долгов катастрофически велик.
Бум на фондовом рынке вызвал "эффект богатства". Люди, сделавшие вложения в акции, видят, что курс их быстро поднимается все выше и выше, и потому с большей легкостью идут на дополнительные расходы. Однако, поскольку заработная плата в США в последние годы увеличивалась непропорционально медленно, рост потребления домохозяйствами происходил сначала за счет сделанных ранее накоплений, а затем и банковских кредитов. В итоге впервые за послевоенную историю сбережения американцев стали отрицательными. Если еще в 1992 году они составляли 280 млрд долларов, то к сегодняшнему дню превратились в долги на сумму 80 млрд долларов.
Не лучше ведут себя и американские корпорации. "Компании с легкостью идут на увеличение долгов. Ну не получит фирма кредитный рейтинг AAA. Но ведь при доступных кредитах и биржевом буме он не особенно и нужен", - говорит Алексей Байер. При этом треть полученных средств идет на выкуп акций. Речь идет о сотнях миллиардов долларов привлеченных кредитов, которые компании направляют на поддержку курса собственной рыночной капитализации. Доходит до смешного. Например, IBM во втором и третьем кварталах этого года выкупила собственных акций на 1,6 и 1,5 млрд долларов соответственно. После этого в конце третьего квартала было произведено размещение акций на 1,8 млрд долларов. Но вслед за тем, как в октябре из-за новостей об ожидаемом снижении прибыли акции подешевели на 15-20%, IBM вновь пришлось выкупать свои акции на 3,5 млрд долларов.
Однако на самом деле причин для веселья мало. Компаниям выгодно платить низкую зарплату ведущим сотрудникам, так как формально это ведет к увеличению прибыльности и, следовательно, к подъему котировок. Но поскольку работники в большинстве случаев предпочитают полученные акции продавать, руководству, чтобы поддержать рост, приходится совершать обратный выкуп за счет кредитных средств.
В результате американский фондовый рынок держится сегодня, по сути, только на операциях buyback. Да еще на непосредственной заинтересованности американских коммерческих банков в фондовом рынке. Несмотря на еще сохранившиеся, хотя и смягченные, ограничения на работу на фондовом рынке, принятые после Великой депрессии, коммерческие банки увязли в биржевых спекуляциях. В последние годы 60% прироста банковских активов приходится на портфели ценных бумаг и кредиты брокерским компаниям. Так что банковские активы в США растут с внушительной скоростью 10% в год благодаря брокерам с Уолл-стрит, а динамика фондового рынка практически однозначно определяется объемом выданных кредитов. Поэтому эффективность использования полученных колоссальных кредитов вызывает очень серьезные сомнения.
МЯГКОЙ ПОСАДКИ НЕ БУДЕТ
Не лучше обстоит дело и с обеспечением, которое могло бы покрыть сделанные долги. За последние пять лет темпы роста долгов увеличились в два раза. Если в 1994 году годовой прирост составлял 416 млрд долларов, то в 1998-м - уже 1 трлн долларов. Сегодня общий размер задолженности частного сектора составляет 11 трлн долларов, или 128,4% ВВП (федеральный долг - еще 5,5 трлн, или 64% ВВП). То есть совокупный долг почти в два раза превышает внутреннее годовое производство.
Кроме того, хотя прибыли американских корпораций и продолжают увеличиваться, темпы их роста неуклонно снижаются и значительно отстают от темпов роста капитализации фондового рынка и кредитной задолженности. Корпоративных прибылей явно недостаточно, чтобы обслуживать кредиты, а использовать фондовый рынок для привлечения необходимого для возврата долгов капитала рискованно. Это приведет к резкому падению курса акций компании, что не даст возможности собрать необходимую сумму. Плюс ко всему, падение капитализации компании противоречит интересам высшего менеджмента.
Самой наглядной иллюстрацией глубины стоящей перед США долговой проблемы является сравнительная динамика различных агрегатов денежной массы. С 1995 года агрегат М1, в состав которого входят самые ликвидные активы, сократился примерно на 10%. За то же время агрегат М3 вырос на 50%. Понятно, что это произошло за счет непропорционального расширения наименее ликвидных компонентов денежной массы. Выражаясь бухгалтерским языком, за период с 1995 года баланс "корпорации Америка" катастрофически ухудшился.
Именно огромный накопленный долг ставит точку в дискуссии о том, возможна ли "мягкая посадка" перегретой экономики США. Значительное снижение цен на акции разорвет сложившийся за несколько лет круг благополучия. Сегодня биржевой крах будет означать и жесточайший банковский кризис, вызванный цепной реакцией невозврата кредитов. Благополучный исход кризиса 1987 года не должен вводить в заблуждение. Во-первых, тогдашняя степень перегретости фондового рынка просто несопоставима с сегодняшней. Во-вторых, и это важнее, в 1987 году не было накоплено такого объема безнадежных, по сути, долгов. Поэтому мягкая денежная политика ФРС позволила тогда избежать банковского кризиса, не обвалив при этом доллар. Однако сегодня ситуация в корне другая.
Финансовым властям США придется выбирать: защищать доллар и бороться с инфляцией (высокие процентные ставки) или спасать банковскую систему и не допустить глубокого экономического спада (низкие ставки). Пытаясь сохранить свое доминирующее положение в мире и защитить его фундамент - доллар, США могут ввергнуть мир в глубочайший долговой, а затем и экономический кризис. Выбрав последнее, Америка признает, что доллар утратил статус мировой резервной валюты со всеми вытекающими отсюда последствиями.
САМОИЗОЛЯЦИЯ
Для США ситуация осложняется тем, что вероятность нового биржевого краха значительно увеличивается благодаря внутренним процессам, идущим сегодня в США. В расслоении общества таится главная угроза для экономики. Ускорение темпов глобализации привело к тому, что разница в доходах людей, обслуживающих мировую торговлю, и занятых в собственно национальной экономике США, начала резко расти. Антагонизм между элитной прослойкой менеджеров мирового уровня и исполнителями, работающими на еще сохранившихся в США предприятиях массового производства (например, в автомобилестроении) и в сфере услуг, достиг небывалой величины со времен классовых сражений конца прошлого века. Как пишет журнал Business Week, если бы зарплата рабочего, получавшего в 1994 году 25 тысяч долларов в год, росла такими же темпами, как у его боссов, сегодня он должен был получать 138 тысяч. Однако его заработок увеличился на считанные проценты. "Те, кто находится в нижней части шкалы, с трудом поддерживают уже достигнутые доходы. Однако те, кто расположился на вершине, сегодня пользуются таким спросом по всему миру, что порой сами не представляют, сколько зарабатывают. История не знала еще примера, чтобы люди могли заработать такие богатства законным путем", - утверждает Роберт Райх.
Основное противоречие американской экономики состоит в том, что по мере того, как страна становится все более зависимой от темпов интеграции в мировое хозяйство, в самой Америке нарастают изоляционистские и даже националистические настроения. Огромная часть населения США, не имеющая прямого отношения к управлению мировой экономикой, оказалась за бортом невероятного благоденствия 90-х годов. Люди, потерявшие места квалифицированных рабочих и вынужденные заниматься неквалифицированным трудом в секторе услуг, да еще на двух-трех работах, чувствуют все нарастающее раздражение. Не случайно в последнее время в США усилились позиции ультраправых.
Еще опаснее то, что искренне озлоблена и та часть американской политической и бизнес-элиты, которая в результате глобализации в силу разных причин оказалась вне игры. Речь идет о корпорациях, не сумевших вовремя уловить тенденцию; о профсоюзных боссах, просто не имевших шансов сохранить былое влияние в новых условиях; об организациях, традиционно стоящих за американскими профсоюзами; и о политиках, которых они поддерживали. Об этом говорит и усиление позиций традиционно настроенных в пользу определенной самоизоляции США республиканцев, и непрерывное избиение нынешней администрации в СМИ, продолжающееся уже больше года. Отражением усиления изоляционистских тенденций стало недавнее введение Америкой, после многолетнего затишья, протекционистских мер во внешней торговле. Что опять-таки наводит на мысль о надвигающейся на мир "второй версии тридцатых годов" с бушевавшими тогда торговыми войнами.
Однако в нынешних условиях самоизоляция (даже ее незначительная доза) грозит спровоцировать в Америке экономическую катастрофу. Нынешняя американская экономическая модель чрезвычайно зависима от внешних связей. В условиях перегретого фондового рынка это внушает сильные опасения за перспективы США. Ведь высший менеджмент перестал зависеть от того, как чувствует себя американская экономика. И наоборот, экономика США все сильнее зависит от заработков управленческой элиты. Причем значительная часть этой элиты ощущает себя скорее гражданами мира, тем более что многие ее члены даже формально не имеют американского гражданства. Эта элита является главным достоянием "новой экономики". Если после краха 1929 года в США остались фабрики и заводы, то коллапс американского фондового рынка сегодня, особенно в сочетании с политикой изоляционизма, может заставить это "достояние" покинуть США. Именно поэтому биржевой крах в состоянии ударить по Соединенным Штатам значительно сильнее, чем это было семьдесят лет назад.
MONEY FOR NOTHING
Если после возможного краха мир не накроет новая волна дезинтеграции, как это было в 1930-1940 годах, главной выигравшей стороной от кризиса в США станет страна, которая сможет привлечь к себе уже достаточно оформившуюся и обосновавшуюся в Америке управленческую элиту мира. Очень многое говорит в пользу того, что это будет объединенная Европа, в первую очередь Великобритания.
Во-первых, свою роль должен сыграть фактор культурной и языковой близости (а в случае Великобритании и крайняя степень космополитичности). Во-вторых, именно ЕС в последнее время громче всех заявляет о своих претензиях на глобальное первенство. Европа намерена превратиться в центр для притока капитала. Великобритания, в силу развитости финансовых рынков Лондона, является главным кандидатом на роль основного финансового центра объединенной Европы. К тому же именно Британия в последние два года уверенно заняла место политического лидера ЕС, быстро оттеснив Францию. Наконец, ниша, которую занимают "новые социалисты" во главе с британским премьером Тони Блэром, абсолютно идентична той, которую в свое время в США заняли демократы во главе с Клинтоном, - социализм, "обогащенный" экономическими идеями либерализма. Из уст европейских экономистов все чаще можно слышать словосочетание "новая экономика" - в последнее время оно замелькало на страницах западной прессы применительно к ЕС.
И еще один, возможно, решающий, аргумент в пользу Лондона. Многие сегодня полагают, что на смену парадигме массового производства придет парадигма стилевого разнообразия. Естественно, главными выигравшими от этой революции странами станут те, которые будут заниматься "производством" и "продажей" стилей. Именно в этом секторе Великобритания имеет наиболее сильные позиции. Англичане и приезжая богема являются законодателями в музыке, видеоклипах, моде, то есть в основных отраслях, связанных с производством, рекламой и распространением новых стилевых форм. В последнее время даже британский кинематограф, долгое время находившийся в тени Голливуда, начал подавать признаки жизни. Именно Лондон является полюсом притяжения для "производителей стилей" со всего мира, привлекая своей предельно свободной обстановкой и "тусовкой", создающей благотворную среду для общения с коллегами. Великобритания отстает сегодня от США только в сфере тиражирования разработанных стилей.