Попался под руку реферат на книгу Эрика Фромма «Разрушительное в человеке» (Fromm E. The anatomy of human destructiveness. New-York etc., 1973, 521 p.). Здравый экзистенциальный подход к проблеме зла, садизма, дьявольщины в человеке, разоблачающий односторонности «инстинктивистских» и «бихевиористских» концепций. В то время как обычная защитная или спонтанная «доброкачественная агрессивность» в человеке отчасти коренится в мире его инстинктов, связанных с сущностными (физиологическими,
органическими, природными) его потребностями, то совершенно несвойственная животным «злокачественная агрессивность» коренится в человеческом «умопостигаемом характере» или в человеческих страстях, за которыми, как за Страстями Господними, стоят побуждения никак не природные, но надприродные или экзистенционально-бытийные, высшие.
Отмечу, что всякое природно-сущностное проявление человека способно преобразовываться в субъектно-бытийное. Так, прием пищи может обставляться всяческими ритуалами вплоть
до евхаристии, о трансцендировании пошлого спаривания до любви и даже Эроса вообще не говорю, и даже испражнения и последующие омовения иногда возвышаются до акта священнодействия (смотри тексты Зигмунда Фрейда об «игре калом»). И заурядная животная агрессивность претворяется человеком в убийство и войну, которая вдруг открывает свой высший бытийный смысл Богосаможертвоприношения. Крестные муки Иисуса Христа на Голгофе – прообраз этого.
Впрочем, бытийные глубины убийства и самоубийства в плане жертвоприношения
давно уже исследованы философски (отчасти Гегелем в «Феноменологии духа») и художественно (ряд постижений Достоевского), а различные взаимосопряжения любви и зла описаны де Садом.
Однако «последнего» постижения таких глубин у Эрика Фромма нет, но есть приближение к тому, что является аксиоматичным для Правой Веры – запрограммированного свыше самого сильного устремления богоравного по своей сути человека к Богосаможертвоприношению.
Эрик Фромм ставит перед собой задачу постичь природу человека
не в эсхатологической, а в «социобиологической» плоскости: «Основная исходная идея этой работы следующая: коль скоро homo sapiens может быть определен в терминах анатомических, неврологических и физиологических, то, следовательно, он может быть определен и в терминах психических – определен как некое существо, чьи психические нужды соответствуют его определенной психофизической конституции… Внеинстинктивные, коренящиеся в характере человека страсти также связаны с его биологической конституцией» (р. 6).
Указывается, что у различных людей побуждения природного характера весьма схожи, тогда как побуждения экзистенциальные весьма разнятся и лежат в основе психологических различий между людьми. Важнейшие и альтернативные среди этих побеждений – к любви и к разрушению – в значительной мере, говорит Эрик Фромм, определяются социальной ситуацией человека, хотя они несомненно связаны также с биологической его жизнью. Но человек – прежде всего субъект, он стремится к субъектности и не может жить низведенным до положения
объекта, и он жестоко страдает, когда его низводят до уровня машины, потребляющей пищу, секс, пропаганду. Мол, он ищет драмы и одушевления и, не найдя удовлетворения в высоких планах жизни, сам создает для себя драму разрушения. Люди налагают на себя руки из-за невозможности осуществить свои страсти в любви, в искании власти, славы, отмщения.
Страсти человека, подчеркивает Эрих Фромм, - не банальные психологические комплексы, порождаемые детскими травмами и адекватно изъясняемые на этом основании.
«Они могут быть поняты только ценою выхода за рамки редукционистской психологии и признания их тем, чем они суть: попыткой человека наполнить жизнь смыслом и пережить оптимум внутреннего напряжения и внутренней силы, которого он не может (или полагает, что не может), достичь в данных обстоятельствах» (p. 7).
Жизнеустремленные страсти ведут человека к умножению своей внутренней силы, радости, интеграции и жизненности, но и негативные страсти разрушительности и жестокости также являются ответом на вызов
человеческой экзистенции. Убийство, насилие, садизм связаны с поиском ответа на вопрос о смысле жизни, с поиском пути спасения. Ибо человек, отмечает Эрик Фромм (стр. 9), нуждается в спасении – salvation. Это слово восходит к латинскому корню sal (соль), по-испански salud – здоровье. Смысл этой этимологии связан с тем, что соль защищает мясо от распада, и «спасение» тоже есть защита человека от распада, потери себя. И сплошь и рядом бывает так, подчеркивает Эрик Фромм, что «в поисках смысла жизнь обращается
против самой себя», то есть к разрушению и войне. К сожалению, мыслитель не продумывает этот ход мысли до осмысления жертвоприношения.
Конрад Лоренц трактовал агрессивность как разрядку унаследованной от животного внутренней энергии борьбы за существование, обращенной со времен позднего палеолита не на других животных, а на себе подобных других людей. По Лоренцу, «уникальность» человека в природе выражается именно в его готовности массово убивать себе подобных. Фромм же критикует Лоренца за психологическое
уравнивание расистских предрассудков и бытовой раздражительности с одной стороны и геноцидной умышленной жестокости с другой и за объяснение таких высоких проявлений человеческой души, как любовь к ближнему, из сочетания «инстинктивности», унаследованной с палеолитических времен, и полуосознаваемого своекорыстия. Будучи представителем психологизирующего романтического язычества, Лоренц в отличие от эпигонов Просвещения не наделся на разум как регулятор животного в человеке и обратился к обожествлению природы,
особенно её эволюционного аспекта, который, по мнению Фромма, не способен объять ни всю реальность природы, ни тем более человеческое бытие. На мой же взгляд, Конрад Лоренц в своей трактовке агрессивности и войны подводит к объяснению жертвоприношения, которое не сводится просто к убийству жертвы (первоначально человека – пурушамедха), а является и в самом деле разрядкой бытийной энергии, предвкушением Богосаможертвоприношения.
Следует обратить внимание на особое отношение человека к смерти и убийству.
Тяга к войне существенно тормозится состраданием, имеющим тоже бытийный источник. В результате не все люди способны заколоть даже мелкое животное, и многие испытывают неосознанное отвращение к мясному. Лишь в жертвоприношении возвышается человек над сущим, в том числе над кровными узами и над своей собственной жизнью, и превращается в Убивца. Первый человек-убийца земледелец Каин, как известно, убил своего брата скотовода Авеля именно от ревности к качеству жертвоприношения, обеспечивающего выполнение высшего
бытийного долга и близость к Богу. Господь Бог требует крови, а не хлеба! «Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел» (Бытие 4:3-5).
И тогда огорчившийся Каин решил принести в жертву брата Авеля, и убил его, как впоследствии Авраам решился принести в жертву Господу Богу своего сына-первенца, что стало прообразом принесения в жертву Иисуса Христа на Голгофе и грядущего
заклания Агнца в Конце Времен (Словострел в системе Правой Веры). Братоубийство Каина очень подействовало! Господь Бог его воспринял всеми фибрами. «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли», - сказал он братоубийце (Бытие 4:10). И наградил его, предка нынешних землян, – «Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Бог Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Бытие 4:15). Эрик Фромм верно отмечает, что войну и другие крайние проявления зла в истории нельзя считать
выражением лишь агрессивности «злокачественного» свойства, и ссылается на знаменитое письмо Фрейда к Эйнштейну «Почему война?». И Фромм провозглашает примат Быть над Иметь (в том числе иметь собственное тело, собственную жизнь). Ибо идея бытия выше идеи обладания!
Исламский джихад как раз и высвечивает глубинный смысл войны, сопряженный не с Иметь, а с Быть. Отсюда понятен феномен шахидства. Гераклиту открылось, что «война – мать всего», единство и борьба противоположностей. Применительно к Великой
Отечественной войне мы говорим - «священная война». Не так проста проблема войны, как считают пацифисты. И если хочешь мира, понимая в идеале под «миром» Царство Божье, - то готовься к войне, постигая в её сердцевине высший долг Богосаможертвоприношения.