> Основой почитания Марии в Церкви
всегда было послушание Ее Богу, свободное доверие, оказанное Ею по-человечески
неслыханному призыву. Православная Церковь вообще всегда подчеркивала
эту связь Марии с человечеством, и, если так можно выразиться,
любовалась Ею как лучшим, чистейшим, возвышеннейшим плодом человеческой
истории, человеческого искания Бога, и в Нём — последнего смысла,
последнего содержания самого человечества. Если на Западе, в
западном христианстве, в центре почитания Марии всегда стоял образ
Ее как Девы, девство которой не нарушено было материнством, то
для православного Востока такой сердцевиной любви его к Марии,
созерцания Ее и — повторяю еще раз — радостного любования Ею с самого
начала было и остается ее Материнство, Ее кровная связь с Иисусом
Христом.
> Православный Восток прежде всего
радуется тому, что в пришествии Сына Божьего на землю, в спасительном
явлении Бога, ставшего человеком, чтобы воссоединить его, человека,
с Его Божественным призванием, что в пришествии этом приняло
участие и само человечество. Если самое радостное и глубокое в христианской
вере — это «соприродность» Христа нам, то, что Он подлинно человек,
а не призрак, не таинственное явление, что Он — один из нас, навеки
с нами своим человечеством связанный, то тогда понятным становится
и любовное почитание Той, которая Ему это человечество, нашу плоть
и кровь, дала. Той, благодаря которой Он, Христос, мог называть
себя так, как Он всегда себя называл: «Сын Человеческий». Сын Божий,
Сын Человеческий...
> Бог, снисходящий до человека, чтобы
человека сделать Божественным, или, как говорят учителя Церкви, —
обожить, сделать причастником Божества. Именно тут, именно в этом
потрясающем откровении о подлинной природе, о подлинном призвании
человека — источник благодарного, любовного отношения к Марии как
нашей связи со Христом, и в Нём — с Богом.
> И нигде это не раскрывается с большей
ясностью, чем в празднике Рождества Богородицы. Об этом событии ничего
не сказано в Священном Писании. Да и что особенного можно сказать
о рождении ребенка, рождении, подобном всякому рожденью. И если Церковь
стала в особом празднике вспоминать и праздновать это событие,
то не потому, что оно было чем-то исключительным, чудесным, из ряда
вон выходящим, нет, а как раз потому, что сама обыденность его раскрывает
новый и лучезарный смысл во всём том, что мы называем «обыденным»,
придает новую глубину тем подробностям человеческой жизни, о которых
мы так часто говорим, что они «ничем не замечательны».
> Но посмотрим на икону этого праздника,
вглядимся в нее духовным нашим взором. Вот на постели — только
что родившая дочь женщина. Церковное предание утверждает, что звали
ее Анна. Рядом с нею — отец, имя которого, по тому же преданию,
— Иоаким. Рядом с постелью женщины совершают первое омовение новорожденной.
Самое обыденное, ничем не замечательное событие. Но так ли это?
Не хочет ли иконой этой сказать нам Церковь, прежде всего, что
рожденье в мир, в жизнь нового человеческого существа — это чудо всех чудес,
чудо именно разрывающее обыденность, ибо тут начало, у которого
уже нет и не будет конца. Начало единственной, неповторимой человеческой
жизни, возникновение новой личности, в появлении которой как бы
заново творится мир, и вот — дарится, дается этому новому человеку
как его жизнь, как его путь, как его творчество.
> Итак, первое, что мы празднуем в
этом празднике, это пришествие в мир самого Человека, пришествие,
о котором в Евангелии сказано, что когда совершается оно, мы не «помним
уже скорби из-за радости, что родился человек в мир». Второе: мы знаем
теперь, чье рожденье, чье пришествие мы празднуем. Мы знаем единственность,
красоту, благодатность именно этого ребенка, его судьбы, его значения
для нас и для всего мира. И третье — мы празднуем и всё
то и всех тех, которые как бы подготовили Марию, наполнили Ее этой
благодатью и красотой. Вот в наши дни много говорят о наследственности,
придавая ей какой-то рабий, детерминистский смысл. Церковь тоже верит
в наследственность, но духовную. Сколько веры, сколько добра, сколько
поколений людей, живших высшим и небесным, нужно было, чтобы на древе
человечества вырос этот изумительный и благоуханный цветок — пречистая
Дева и всесвятая Мать! И потому это также и праздник самого человечества,
веры в него, радости о нём. Увы, нам виднее и понятнее наследственность
зла. И действительно, сколько зла вокруг нас, что эта вера в
человека, в его свободу, в возможность доброй и светлой наследственности
уже почти выветрилась в нас и заменилась скептицизмом и недоверием.
Однако именно этой злой скептицизм, это унылое недоверие призывает
нас оттолкнуть от себя Церковь в день, когда празднует она — и с
какой радостью и верой — рожденье маленькой девочки, в которой как
бы сосредоточилось добро, нравственная красота, совершенство, которые
составляют подлинную человеческую природу. Ею, этой рождающейся девочкой,
и в Ней встречает мир идущего к нему Христа. Он наш дар — Ему, наша встреча
с Богом. И вот мы уже на пути к Вифлеемской пещере, к радостной
тайне Богоматеринства.
Рождество Твоё, Богородица Дева,
радость возвестило всей вселенной,
ибо из Тебя воссияло Солнце правды, Христос Бог наш;
и, отменив проклятие, Он дал благословение,
и, упразднив смерть, даровал нам жизнь вечную.
*
Это – день Господень, радуйтесь люди;
ибо Света брачный Чертог
и Книга Слова жизни из чрева произошла;
и Рожденная – дверь, обращенная к востоку,
ожидает входа великого Священника, –
единственная, и вводящая во вселенную единого Христа
ко спасению душ наших.
*
Ты вместила во чреве Твоем, Дева-Матерь,
Одного из Троицы, Христа Царя,
Которого воспевает всё творение
и пред Кем трепещут вышние Престолы.
Его моли, Всесвященная, / о спасении душ наших.