Оглядываясь
назад, я могу сказать, что в тот период я был очень близок
к заключению, что христианство в моральном отношении — слишком
путанная и невнятная религия, чтобы ей можно было доверять. Возможно, только
из-за уважения к глубокой вере моего отца, я не отказался от всего
этого ко времени окончания школы. А затем, в последующие несколько
лет, когда я изучал мировые религии в университете, беспокойство несколько
отступило. /.../ Я познакомился с разнообразными
христианскими традициями размышления о судьбе душ. По крайней мере,
у меня появилась возможность убедиться, что в рамках этих традиции существовали
идеи, которые, судя по всему, осмысляют понятие ада с подлинно моральной
точки зрения. С самого раннего возраста меня восточное христианство меня
привлекало гораздо сильнее, чем его западные разновидности. Одно из преимуществ
воспитания в англиканской традиции "высокой церкви" состоит в том,
что там нередко знакомят с отцами Восточной Церкви уже в детстве.
Я почему-то очень рано почувствовал, что христианство, возникшее в эллинистических
и семитских землях, по всей видимости, при распространении за их пределы
не очень преуспело в том, чтобы сохранить свой первоначальный вид. Продолжая
затем студентом изучать восточные традиции я в какой-то момент научился
находить утешение в идее, которая постоянно встречаеся в восточнохристианской
созерцательной традиции, начиная с поздней античности и до наших
дней, и которую с особой силой отстаивают такие святые Востока как Исаак
Ниневийский {известный как Исаак Сирин} (ок. 613 –
ок. 700) и Силуан Афонский (1866–1938): что адское пламя есть не что иное,
как слава Божья, которая должна в конце концов, когда Бог приведет к окончательному
восстановлению всё сущее, пронизать всю Вселенную, всё творение.
Ибо, хотя эта слава и преобразит весь космос, она неизбежно будет
переживаться как мучение любой душой, которая намеренно закрывает себя от любви
к Богу и ближнему; для такой извращённой и упрямой души божественный
свет, который должен войти в неё и преобразить ее изнутри, должен
казаться вместо этого пламенем наложенного извне наказания.
Это показалось
мне не только утешительным, но и правдоподобным на эмоциональном
уровне. В конце концов, в эту версию ада, если достаточно глубоко
в нее вдуматься, легко поверить по той простой причине, что все мы уже
знаем о его реальности в этой жизни, и значительную часть
наших дней мы живем в ее стенах. Ожесточённое {"огрубевшее"}
сердце — это уже само по себе наказание, отказ любить или быть
любимым, делает любовь других, или даже просто их присутствие, источником
страдания и поводом для гнева. Во всяком случае, этот психологический
факт знако́м каждому из нас по собственному опыту. И, конечно
же, если душа действительно живет после смерти, она должна
нести в грядущий мир тот ад, который взрастила в себе. И поэтому,
вполне возможно представить себе, что воля, достаточно замкнутая в своем
эгоизме, недовольстве и ожесточении, может быть
настолько испорчена {"может быть повреждённой настолько"},
что даже будучи полностью открытой божественной славе, ради которой
всё было создано, она будет абсолютно ненавидеть вторжение этой преображающей
любви и не сможет обнаружить в ней ничего, кроме ужаса и боли.
Тогда именно душа, а не Бог, “зажигает” адский огонь, воспринимая приход
божественной любви как жестокое нападение на свое ревностно оберегаемое уединение.
Я был недолго доволен таким взглядом на вещи. Это, казалось, объясняло
всё /.../...
Но, в конце концов, я пришёл
к выводу, что даже это объяснение правдоподобно только в определённой
степени. /.../ Если вдуматься в эти аргументы,
то можно заметить, что это очень рациональное и психологически правдоподобное
понимание ада, всё же не улучшает общее представление о Боге как
о творце и искупителе — по крайней мере, если настаивать
на необходимости добавить к описываемому здесь состоянию добровольно
наложенного на себя страдания определения "вечное" или "окончательное".
Тут мы обнаруживаем, что наши два вопроса остаются без ответа:
вторичный вопрос о том, действительно ли для любого разумного существа
логически возможно это презрительное отвержение Бога на веки вечные;
и первостепенный вопрос о том, может ли Бог, создающий реальность, в которой
возможно вечное страдание какого-либо существа, даже если это будет
добровольно принятое на себя страдание, действительно быть бесконечно благим
Богом любви, каковым его считает христианство. /.../
[
Дэвид Бентли Харт. Из книги "That All Shall Be Saved. Heaven,
Hell, and Universal Salvation", из гл. I.1.I. Компиляция
из двух переводов на русский: а) за основу взят "сокрещенный
перевод" "Все будут спасены. Рай, ад и всеобщее спасение",
доступный в эл. виде;
б) "Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение"
// М.: Эксмо, 2020. Перевод (а) очень далек
от совершенства в плане использования русского языка. Некоторые смысловые
разночтения двух переводов представлены в фигурных скобках. Выделенный синеватым
цветом текст опущен в "сокращенном переводе". Подчеркивание —
редактора рассылки.<--> Увеличенный шрифт отражает содержание "врезки"
в (б). ]
#
Буду рад прочитать Ваши мнения о представляемых в рассылке текстах – в письме
или на страничках сайта в соцсетях. Постараюсь ответить на вопросы...
#
Вы
можете материально поддержать проект "Христианское просвещение", разово
или или подписавшись на регулярные донаты. Как это можно сделать,
описано на странице www.messia.ru/pomoch.htm.
Новое:
прокомментировать или обсудить этот выпуск в соцсетях: fb
/ tg / vk
*Тогда
к Иисусу подослали несколько фарисеев и иродиан, чтобы те поймали Его на слове.
Они приходят и говорят: – Учитель, мы знаем, что Ты человек прямой, никого
не боишься и никому не угождаешь, а прямо и ясно учишь, как надо жить по-Божьи.
Скажи, позволительно платить подать цезарю или нет? Платить нам или не платить? Иисус,
увидев их неискренность, сказал: – Что вы Меня испытываете? Принесите
Мне посмотреть денарий. Они принесли. Иисус спрашивает их: –
Чье здесь изображение и чье имя? – Цезаря, – отвечают они. Тогда Иисус
сказал им: – Цезарево отдайте цезарю, а Божье – Богу. Они были
поражены Его ответом.* (Мк.12:13-17/*/)
