Учим английский язык, читая классическую литературу.

Captain Cutler was a far less plausible and composed witness than Sir Wilson, but his account of the opening incidents was solidly the same. He described the return of Bruno to his dressing-room, the dispatching of himself to buy a bunch of lilies-of-the-valley, his return to the upper end of the passage, the thing he saw in the passage, his suspicion of Seymour, and his struggle with Bruno. But he could give little artistic assistance about the black figure that he and Seymour had seen. Asked about its outline, he said he was no art critic--with a somewhat too obvious sneer at Seymour. Asked if it was a man or a woman, he said it looked more like a beast-- with a too obvious snarl at the prisoner. But the man was plainly shaken with sorrow and sincere anger, and Cowdray quickly excused him from confirming facts that were already fairly clear.

Капитан Катлер в качестве свидетеля владел собой куда хуже и внушал куда меньше доверия, чем сэр Уилсон, но его показания о том, что происходило вначале, полностью совпадали с показаниями Сеймора. Капитан рассказал, как Бруно ушел к себе, а его самого послали за ландышами, как, возвращаясь в проулок, он увидел, что там кто-то есть, и заподозрил Сеймора, и, наконец, о схватке с Бруно. Но он не умел выразительно описать черную фигуру, которую видел и он и Сеймор. На вопрос о том, каков же был загадочный силуэт, он ответил, что он не знаток по части искусства, и в ответе прорвалась, пожалуй, чересчур откровенная насмешка над Сеймором. На вопрос - мужчина то был или женщина, он ответил, что больше всего это походило на зверя, и в ответе его была откровенная злоба на обвиняемого. Но при этом он был явно вне себя от горя и непритворного гнева, и Каудрей не задерживал его, не заставил подтверждать и без того ясные факты.

The defending counsel also was again brief in his cross-examination; although ( as was his custom ) even in being brief, he seemed to take a long time about it. "You used a rather remarkable expression," he said, looking at Cutler sleepily. "What do you mean by saying that it looked more like a beast than a man or a woman?"

Защитник тоже, как и в случае с Сеймором, не стал затягивать перекрестный допрос, хотя казалось, - такая уж у него была манера, - что он отнюдь не спешит. "Вы престранно выразились", - сказал он, сонно глядя на Катлера. - "Что вы имели в виду, когда говорили, что тот неизвестный больше походил не на женщину и не на мужчину, а на зверя?"

Cutler seemed seriously agitated. "Perhaps I oughtn't to have said that," he said; "but when the brute has huge humped shoulders like a chimpanzee, and bristles sticking out of its head like a pig--"

Катлер, казалось, всерьез разволновался. "Наверно, я зря так сказал", - отвечал он, - "но у этого скота могучие сгорбленные плечи, как у шимпанзе, а на голове - щетина торчком, как у свиньи..."

Mr Butler cut short his curious impatience in the middle. "Never mind whether its hair was like a pig's," he said, "was it like a woman's?"

Мистер Батлер прервал на полуслове эту странно раздраженную речь. "Свинья тут ни при чем, а скажите лучше, может, это было похоже на волосы женщины?"

"A woman's!" cried the soldier. "Great Scott, no!"

"Женщины!" - воскликнул капитан. - "Да ничуть не похоже!"

"The last witness said it was," commented the counsel, with unscrupulous swiftness. "And did the figure have any of those serpentine and semi-feminine curves to which eloquent allusion has been made? No? No feminine curves? The figure, if I understand you, was rather heavy and square than otherwise?"

"Предыдущий свидетель сказал, похоже", - быстро подхватил защитник, беззастенчиво сбросив маску сонного тугодума. - "А в очертаниях фигуры были женственные изгибы, на что нам тут красноречиво намекали. Нет? Никаких женственных изгибов? Если я вас правильно понял, фигура была скорее плотная и коренастая?"

"He may have been bending forward," said Cutler, in a hoarse and rather faint voice.

"Может, он шел пригнувшись", - осипшим голосом едва слышно произнес капитан.

"Or again, he may not," said Mr Butler, and sat down suddenly for the second time.

"А может, и нет", - сказал мистер Батлер и сел так же внезапно, как и в первый раз.

The third, witness called by Sir Walter Cowdray was the little Catholic clergyman, so little, compared with the others, that his head seemed hardly to come above the box, so that it was like cross-examining a child. But unfortunately Sir Walter had somehow got it into his head ( mostly by some ramifications of his family's religion ) that Father Brown was on the side of the prisoner, because the prisoner was wicked and foreign and even partly black. Therefore he took Father Brown up sharply whenever that proud pontiff tried to explain anything; and told him to answer yes or no, and tell the plain facts without any jesuitry. When Father Brown began, in his simplicity, to say who he thought the man in the passage was, the barrister told him that he did not want his theories.

Третьим свидетелем, которого вызвал сэр Уолтер Каудрей, был маленький католический священник, по сравнению с остальными уж такой маленький, что голова его еле виднелась над барьером, и казалось. будто перекрестному допросу подвергают малого ребенка. Но, на .беду, сэр Уолтер отчего-то вообразил (виной тому, возможно, была вера, которой придерживалась его семья), будто отец Браун на стороне обвиняемого, - ведь обвиняемый нечестивец, чужак, да к тому же в нем есть негритянская кровь. И он резко обрывал отца Брауна всякий раз, как этот заносчивый посланец папы римского пытался что-то объяснить; велел ему отвечать только "да" и "нет" и излагать одни лишь факты безо всякого иезуитства. Когда отец Браун в простоте душевной стал объяснять, кто, по его мнению, был человек в проулке, обвинитель заявил, что не желает слушать его домыслы.

"A black shape was seen in the passage. And you say you saw the black shape. Well, what shape was it?"

"В проулке видели темный силуэт. И вы говорите, вы тоже видели темный силуэт. Так каков же он был?"

Father Brown blinked as under rebuke; but he had long known the literal nature of obedience. "The shape," he said, "was short and thick, but had two sharp, black projections curved upwards on each side of the head or top, rather like horns, and--"

Отец Браун мигнул, словно получил выговор, но он давно и хорошо знал, что значит послушание. "Силуэт был низенький и плотный", - сказал он, - "но по обе стороны головы или на макушке были два острых черных возвышения, вроде как рога, и..."

"Oh! the devil with horns, no doubt," ejaculated Cowdray, sitting down in triumphant jocularity. "It was the devil come to eat Protestants."

"А, понятно, дьявол рогатый!" - с веселым торжеством воскликнул Каудрей и сел. - "Сам дьявол пожаловал, дабы пожрать протестантов."

"No," said the priest dispassionately; "I know who it was."

"Нет", - бесстрастно возразил священник, - "я знаю, кто это был".

Those in court had been wrought up to an irrational, but real sense of some monstrosity. They had forgotten the figure in the dock and thought only of the figure in the passage. And the figure in the passage, described by three capable and respectable men who had all seen it, was a shifting nightmare: one called it a woman, and the other a beast, and the other a devil....

Всех присутствующих охватило необъяснимое, но явственное предчувствие чего-то чудовищного. Они уже забыли о подсудимом и помнили только о том, кого видели в проулке. А тот, в проулке, описанный тремя толковыми и уважаемыми очевидцами, словно вышел из страшного сна: один увидал в нем женщину, другой - зверя, а третий - дьявола...

The judge was looking at Father Brown with level and piercing eyes. "You are a most extraordinary witness," he said; "but there is something about you that makes me think you are trying to tell the truth. Well, who was the man you saw in the passage?"

Судья смотрел на отца Брауна хладнокровным пронизывающим взглядом. "Вы престранный свидетель", - сказал он, - "но есть в вас что-то вынуждающее меня поверить, что вы стараетесь говорить правду. Так кто же был тот человек, которого вы видели в проулке?"

"He was myself," said Father Brown.

"Это был я", - отвечал отец Браун.

Butler, K.C., sprang to his feet in an extraordinary stillness, and said quite calmly: "Your lordship will allow me to cross-examine?" And then, without stopping, he shot at Brown the apparently disconnected question: "You have heard about this dagger; you know the experts say the crime was committed with a short blade?"

В необычайной тишине королевский адвокат Батлер вскочил и совершенно спокойно сказал: "Ваша честь, позвольте допросить свидетеля". - И тут же выстрелил в Брауна вопросом, который словно бы не шел к делу: - "Вы уже слышали, здесь говорилось о кинжале; эксперты считают, что преступление совершено с помощью короткого клинка, вам это известно?"

"A short blade," assented Brown, nodding solemnly like an owl, "but a very long hilt."

"Короткий клинок", - подтвердил Браун и кивнул с мрачной важностью, точно филин, - "но очень длинная рукоятка".

Before the audience could quite dismiss the idea that the priest had really seen himself doing murder with a short dagger with a long hilt ( which seemed somehow to make it more horrible ), he had himself hurried on to explain.

Еще прежде, чем зал полностью отказался от мысли, что священник своими глазами видел, как сам же вонзает в жертву короткий клинок с длинной рукоятью (отчего убийство казалось еще чудовищней), он поспешил объясниться.

"I mean daggers aren't the only things with short blades. Spears have short blades. And spears catch at the end of the steel just like daggers, if they're that sort of fancy spear they had in theatres; like the spear poor old Parkinson killed his wife with, just when she'd sent for me to settle their family troubles-- and I came just too late, God forgive me! But he died penitent-- he just died of being penitent. He couldn't bear what he'd done."

"Я хочу сказать, короткие клинки бывают не только у кинжалов. У копья тоже короткий клинок. И копье поражает точно так же, как кинжал, если оно из этих причудливых театральных копий; вот таким копьем бедняга Паркинсон и убил свою жену - как раз в тот день, когда она послала за мной, чтобы я уладил их семейные неурядицы, - а я пришел слишком поздно, да простит меня господь. Но, умирая, он раскаялся, раскаяние и повлекло за собою смерть. Он не вынес того, что совершил."

The general impression in court was that the little priest, who was gobbling away, had literally gone mad in the box. But the judge still looked at him with bright and steady eyes of interest; and the counsel for the defence went on with his questions unperturbed.

Всем в зале казалось, что маленький священник, который стоял на свидетельском месте и нес совершенную околесицу, просто сошел с ума. Но судья по-прежнему смотрел на него в упор с живейшим интересом, а защитник невозмутимо задавал вопросы.

"If Parkinson did it with that pantomime spear," said Butler, "he must have thrust from four yards away. How do you account for signs of struggle, like the dress dragged off the shoulder?" He had slipped into treating his mere witness as an expert; but no one noticed it now.

"Если Паркинсон убил ее этим театральным копьем, он должен был бросить его с расстояния в четыре ярда", - сказал Батлер. - "Как же тогда вы объясните следы борьбы - разорванное на плече платье?" - Защитник невольно стал обращаться к свидетелю как к эксперту, но никто этого уже не замечал.

"The poor lady's dress was torn," said the witness, "because it was caught in a panel that slid to just behind her. She struggled to free herself, and as she did so Parkinson came out of the prisoner's room and lunged with the spear."

"Платье несчастной женщины было порвано потому, что его защемило створкой, когда она пробегала мимо", - сказал свидетель. - "Она пыталась высвободить платье, и тут Паркинсон вышел из комнаты обвиняемого и нанес ей удар."

"A panel?" repeated the barrister in a curious voice.

"Створкой?" - удивленно переспросил обвинитель.

"It was a looking-glass on the other side," explained Father Brown. "When I was in the dressing-room I noticed that some of them could probably be slid out into the passage."

"Это была створка двери, замаскированной зеркалом", - объяснил отец Браун. - "Когда я был в уборной мисс Роум, я заметил, что некоторые из зеркал, очевидно, служат потайными дверьми и выходят в проулок."

There was another vast and unnatural silence, and this time it was the judge who spoke. "So you really mean that when you looked down that passage, the man you saw was yourself--in a mirror?"

Снова наступила долгая неправдоподобно глубокая тишина. И на этот раз ее нарушил судья. "Значит, вы действительно полагаете, что когда смотрели в проулок, вы видели там самого себя - в зеркале?"

"Yes, my lord; that was what I was trying to say," said Brown, "but they asked me for the shape; and our hats have corners just like horns, and so I--"

"Да, милорд, именно это я и пытался объяснить", - ответил Браун. - "Но меня спросили, каков был силуэт, а на наших шляпах углы похожи на рога, вот я и..."

The judge leaned forward, his old eyes yet more brilliant, and said in specially distinct tones: "Do you really mean to say that when Sir Wilson Seymour saw that wild what-you-call-him with curves and a woman's hair and a man's trousers, what he saw was Sir Wilson Seymour?"

Судья подался вперед, его стариковские глаза заблестели еще ярче, и он сказал особенно отчетливо: "Вы в самом деле полагаете, что когда сэр Уилсон Сеймор видел нечто несуразное, как бишь его, с изгибами, женскими волосами и в брюках, он видел сэра Уилсона Сеймора?"

"Yes, my lord," said Father Brown.

"Да, милорд", - отвечал отец Браун.

"And you mean to say that when Captain Cutler saw that chimpanzee with humped shoulders and hog's bristles, he simply saw himself?"

"И вы полагаете, что когда капитан Катлер видел сгорбленного шимпанзе со свиной щетиной на голове, он просто видел самого себя?"

"Yes, my lord."

"Да, милорд."

The judge leaned back in his chair with a luxuriance in which it was hard to separate the cynicism and the admiration. "And can you tell us why," he asked, "you should know your own figure in a looking-glass, when two such distinguished men don't?"

Судья, очень довольный, откинулся на спинку кресла, и трудно было понять, чего больше в его лице - насмешки или восхищения. "А не скажете ли вы, почему вы сумели узнать себя в зеркале, тогда как два столь выдающихся человека этого не сумели?" - спросил он.

Father Brown blinked even more painfully than before; then he stammered: "Really, my lord, I don't know unless it's because I don't look at it so often."

Отец Браун заморгал еще растерянней, чем прежде. "Право, не знаю, милорд", - с запинкой пробормотал он. - "Разве только потому, что я не так часто гляжусь в зеркало."