Учим английский язык, читая классическую литературу.

The Cinco Llagas and the Encarnacion, after a proper exchange of signals, lay hove to within a quarter of a mile of each other, and across the intervening space of gently heaving, sunlit waters sped a boat from the former, manned by six Spanish seamen and bearing in her stern sheets Don Esteban de Espinosa and Captain Peter Blood.

Обменявшись приветственными сигналами, "Синко Льягас" и "Энкарнасион" легли в дрейф на расстоянии четверти мили друг от друга. Через это пространство покрытого рябью и залитого солнцем моря от "Синко Льягас" к "Энкарнасиону" направилась шлюпка с шестью гребцами-испанцами. На корме с доном Эстебаном де Эспиноса сидел капитан Блад.

She also bore two treasure-chests containing fifty thousand pieces of eight. Gold has at all times been considered the best of testimonies of good faith, and Blood was determined that in all respects appearances should be entirely on his side. His followers had accounted this a supererogation of pretence. But Blood's will in the matter had prevailed. He carried further a bulky package addressed to a grande of Spain, heavily sealed with the arms of Espinosa - another piece of evidence hastily manufactured in the cabin of the Cinco Llagas - and he was spending these last moments in completing his instructions to his young companion. Don Esteban expressed his last lingering uneasiness:

На дне шлюпки стояли два железных ящика, хранивших пятьдесят тысяч песо. Золото во все времена было отличным доказательством добросовестности, а Блад считал необходимым произвести самое благоприятное впечатление. Правда, люди Блада пытались доказать ему, что он слишком уж усердствовал в обеспечении обмана, однако он сумел настоять на своем. Он взял с собой также объемистую посылку с многочисленными печатями герба де Эспиноса-и-Вальдес, адресованную испанскому гранду, - еще одно "доказательство", поспешно сфабрикованное на "Синко Льягас". В немногие минуты, оставшиеся до прибытия на "Энкарнасион", Блад давал последние указания своему молодому спутнику - дону Эстебану, который, видимо, все еще колебался в чем-то и не мог решиться высказать вслух свои сомнения. Блад внимательно взглянул на юношу.

"But if you should betray yourself?" he cried.

- А что, если вы сами выдадите себя? - воскликнул тот.

"It will be unfortunate for everybody. I advised your father to say a prayer for our success. I depend upon you to help me more materially."

- Тогда все закончится крайне печально для... всех. Я просил твоего отца молиться за наш успех, а от тебя жду помощи, - сказал Блад.

"I will do my best. God knows I will do my best," the boy protested.

- Я сделаю все, что смогу. Клянусь богом, я сделаю все! - с юношеской горячностью воскликнул дон Эстебан.

Blood nodded thoughtfully, and no more was said until they bumped alongside the towering mass of the Encarnadon. Up the ladder went Don Esteban closely followed by Captain Blood. In the waist stood the Admiral himself to receive them, a handsome, self-sufficient man, very tall and stiff, a little older and greyer than Don Diego, whom he closely resembled. He was supported by four officers and a friar in the black and white habit of St. Dominic.

Блад задумчиво кивнул головой, и никто уже не произнес ни слова до тех пор, пока шлюпка не коснулась обшивки плавучей громады "Энкарнасиона". Дон Эстебан в сопровождении Блада поднялся по веревочному трапу. На шкафуте в ожидании гостей стоял сам адмирал - высокий, надменный человек, весьма похожий на дона Диего, но немного старше его и с сединой на висках. Рядом с ним стояли четыре офицера и монах в черно-белой сутане доминиканского ордена.

Don Miguel opened his arms to his nephew, whose lingering panic he mistook for pleasurable excitement, and having enfolded him to his bosom turned to greet Don Esteban's companion.

Испанский адмирал прижал к груди своего племянника, объяснив себе его трепет, бледность и прерывистое дыхание волнением от встречи с дядей. Затем, повернувшись, он приветствовал спутника дона Эстебана.

Peter Blood bowed gracefully, entirely at his ease, so far as might be judged from appearances.

Питер Блад отвесил изящный поклон, вполне владея собой, если судить только по его внешнему виду.

"I am," he announced, making a literal translation of his name, "Don Pedro Sangre, an unfortunate gentleman of Leon, lately delivered from captivity by Don Esteban's most gallant father." And in a few words he sketched the imagined conditions of his capture by, and deliverance from, those accursed heretics who held the island of Barbados.

- Я - дон Педро Сангре, - объявил он, переводя буквально свою фамилию на испанский язык, - несчастный кабальеро из Леона, освобожденный из плена храбрейшим отцом дона Эстебана. - И в нескольких словах он изложил те воображаемые обстоятельства, при которых он якобы попал в плен к проклятым еретикам с острова Барбадос и как его освободил дон Диего.

"Benedicamus Domino," said the friar to his tale.

- Benedicticamus Domino, - сказал монах, выслушав эту краткую историю.

"Ex hoc nunc et usque in seculum," replied Blood, the occasional papist, with lowered eyes.

- Ex hoc nunc et usque in seculum, - скромно опустив глаза, ответил Блад, который всегда, когда это было ему нужно, вспоминал о том, что он католик.

The Admiral and his attending officers gave him a sympathetic hearing and a cordial welcome. Then came the dreaded question.

Адмирал и офицеры, сочувственно выслушав рассказ кабальеро, сердечно его приветствовали. Но вот наконец был задан давно уже ожидаемый вопрос:

"But where is my brother? Why has he not come, himself, to greet me?"

- А где же мой брат? Почему он не прибыл на корабль, чтобы лично приветствовать меня?

It was young Espinosa who answered this:

Эспиноса-младший ответил так:

"My father is afflicted at denying himself that honour and pleasure. But unfortunately, sir uncle, he is a little indisposed - oh, nothing grave; merely sufficient to make him keep his cabin. It is a little fever, the result of a slight wound taken in the recent raid upon Barbados, which resulted in this gentleman's happy deliverance."

- Мой отец с огорчением вынужден был лишить себя этой чести и удовольствия. К сожалению, дорогой дядя, он немного нездоров, и это заставляет его не покидать своей каюты... О нет, нет, ничего серьезного! У него легкая лихорадка от небольшой раны, полученной им во время недавнего нападения на остров Барбадос, когда, к счастью, был освобожден из неволи и этот кабальеро.

"Nay, nephew, nay," Don Miguel protested with ironic repudiation. "I can have no knowledge of these things. I have the honour to represent upon the seas His Catholic Majesty, who is at peace with the King of England. Already you have told me more than it is good for me to know. I will endeavour to forget it, and I will ask you, sirs," he added, glancing at his officers, "to forget it also." But he winked into the twinkling eyes of Captain Blood; then added matter that at once extinguished that twinkle. "But since Diego cannot come to me, why, I will go across to him."

- Позволь, племянник, позволь! - с притворной суровостью запротестовал дон Мигель. - Какое нападение? Мне ничего не известно обо всем этом. Я имею честь представлять здесь его католическое величество короля Испании, а он находится в мире с английским королем. Ты уже и так сообщил мне больше, чем следовало бы... Я попытаюсь забыть все это, о чем попрошу и вас, господа, - добавил он, обращаясь к своим офицерам. При этом он подмигнул улыбающемуся капитану Бладу и добавил: - Ну что ж! Если брат не может приехать ко мне, я сам поеду к нему.

For a moment Don Esteban's face was a mask of pallid fear. Then Blood was speaking in a lowered, confidential voice that admirably blended suavity, impressiveness, and sly mockery.

Дон Эстебан побледнел, словно мертвец, с лица Блада сбежала улыбка, но он не потерял присутствия духа и конфиденциальным тоном, в котором восхитительно смешивались почтительность, убеждение и ирония, сказал:

"If you please, Don Miguel, but that is the very thing you must not do - the very thing Don Diego does not wish you to do. You must not see him until his wounds are healed. That is his own wish. That is the real reason why he is not here. For the truth is that his wounds are not so grave as to have prevented his coming. It was his consideration of himself and the false position in which you would be placed if you had direct word from him of what has happened. As your excellency has said, there is peace between His Catholic Majesty and the King of England, and your brother Don Diego...." He paused a moment. "I am sure that I need say no more. What you hear from us is no more than a mere rumour. Your excellency understands."

- С вашего позволения, дон Мигель, осмеливаюсь заметить, что вот именно этого вам не следует делать. И в данном случае я высказываю точку зрения дона Диего. Вы не должны встречаться с ним, пока не заживут его раны. Это не только его желание, но и главная причина, объясняющая его отсутствие на борту "Энкарнасиона". Говоря по правде, раны вашего брата, дон Мигель, не настолько уж серьезны, чтобы помешать его прибытию сюда. Дона Диего гораздо больше тревожит не его здоровье, а опасность поставить вас в ложное положение, если вы непосредственно от него услышите о том, что произошло несколько дней назад. Как вы изволили сказать, ваше высокопревосходительство, между его католическим величеством королем Испании и английским королем - мир, а дон Диего, ваш брат... - Блад на мгновение запнулся. - Полагаю, у меня нет необходимости что-либо добавлять. То, что вы услыхали о каком-то нападении, только слухи, вздорные слухи, не больше. Ваше высокопревосходительство прекрасно понимает это, не правда ли?

His excellency frowned thoughtfully. "I understand... in part," said he.

Его высокопревосходительство адмирал нахмурился. - Да, я понимаю, но... не все, - сказал он задумчиво.

Captain Blood had a moment's uneasiness. Did the Spaniard doubt his bona fides? Yet in dress and speech he knew himself to be impeccably Spanish, and was not Don Esteban there to confirm him? He swept on to afford further confirmation before the Admiral could say another word.

На какую-то долю секунды Бладом овладело беспокойство. Не вызвала ли его личность сомнений у этого испанца? Но разве по одежде и по языку кабальеро Педро Сангре не был настоящим испанцем и разве не стоял рядом с ним дон Эстебан, готовый подтвердить его историю? И прежде чем адмирал успел вымолвить хотя бы слово, Блад поспешил дать дополнительное подтверждение:

"And we have in the boat below two chests containing fifty thousand pieces of eight, which we are to deliver to your excellency."

- А вот здесь в лодке два сундука с пятьюдесятью тысячами песо, которые нам поручено доставить вашему высокопревосходительству.

His excellency jumped; there was a sudden stir among his officers.

Его высокопревосходительство даже подпрыгнул от восторга, а офицеры его внезапно заволновались.

"They are the ransom extracted by Don Diego from the Governor of...."

- Это выкуп, полученный доном Диего от губернатора Барба...

"Not another word, in the name of Heaven!" cried the Admiral in alarm. "My brother wishes me to assume charge of this money, to carry it to Spain for him? Well, that is a family matter between my brother and myself. So, it can be done. But I must not know...." He broke off. "Hum! A glass of Malaga in my cabin, if you please," he invited them, "whilst the chests are being hauled aboard."

- Ради бога, ни слова больше! - воскликнул адмирал. - Я ничего не слышал... Мой брат желает, чтобы я доставил для него эти деньги в Испанию? Хорошо! Но это дело семейное. Оно касается только моего брата и меня. Сделать это, конечно, можно. Но я не должен знать... - Он смолк. - Гм! Пока будут поднимать на борт эти сундуки, прошу ко мне на стаканчик малаги, господа.

He gave his orders touching the embarkation of these chests, then led the way to his regally appointed cabin, his four officers and the friar following by particular invitation.

И адмирал в сопровождении четырех офицеров и монаха, специально приглашенных для этого случая, направился в свою каюту, убранную с королевской роскошью.

Seated at table there, with the tawny wine before them, and the servant who had poured it withdrawn, Don Miguel laughed and stroked his pointed, grizzled beard.

Слуга, разлив по стаканам коричневатое вино, удалился. Дон Мигель, усевшись за стол, погладил свою курчавую острую бородку и, улыбаясь, сказал:

"Virgen santisima! That brother of mine has a mind that thinks of everything. Left to myself, I might have committed a fine indiscretion by venturing aboard his ship at such a moment. I might have seen things which as Admiral of Spain it would be difficult for me to ignore."

- Пресвятая дева! У моего брата, господа, предусмотрительнейший ум. Ведь я мог бы неосторожно посетить его на корабле и увидеть там такие вещи, которые мне, как адмиралу Испании, было бы трудно не заметить.

Both Esteban and Blood made haste to agree with him, and then Blood raised his glass, and drank to the glory of Spain and the damnation of the besotted James who occupied the throne of England. The latter part of his toast was at least sincere.

Эстебан и Блад тут же с ним согласились. Затем Блад, подняв стакан, выпил за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего на английском престоле. Вторая половина его тоста была вполне искренней.

The Admiral laughed.

Адмирал рассмеялся:

"Sir, sir, you need my brother here to curb your imprudences. You should remember that His Catholic Majesty and the King of England are very good friends. That is not a toast to propose in this cabin. But since it has been proposed, and by one who has such particular personal cause to hate these English hounds, why, we will honour it - but unofficially."

- Синьор! Синьор! Жаль, нет моего брата. Он обуздал бы ваше неблагоразумие. Не забывайте, что его католическое величество и король Яков - добрые друзья, и, следовательно, тосты, подобные вашим, в этой каюте, согласитесь, неуместны, но, поскольку такой тост уже произнесен человеком, у которого есть особые причины ненавидеть этих английских собак, мы, конечно, можем выпить, господа, но... неофициально.

They laughed, and drank the damnation of King James - quite unofficially, but the more fervently on that account. Then Don Esteban, uneasy on the score of his father, and remembering that the agony of Don Diego was being protracted with every moment that they left him in his dreadful position, rose and announced that they must be returning.

Все громко рассмеялись и выпили за гибель короля Якова с еще большим энтузиазмом, поскольку тост был неофициальным. Затем дон Эстебан, беспокоясь за судьбу отца и помня, что страдания его затягивались по мере их задержки здесь, поднялся и объявил, что им пора возвращаться.

"My father," he explained, "is in haste to reach San Domingo. He desired me to stay no longer than necessary to embrace you. If you will give us leave, then, sir uncle."

- Мой отец торопится в Сан-Доминго, - объяснил юноша. - Он просил меня прибыть сюда только для того, чтобы обнять вас, дорогой дядя. Поэтому прошу вашего разрешения откланяться.

In the circumstances "sir uncle" did not insist.

Адмирал, разумеется, не счел возможным их задерживать.

As they returned to the ship's side, Blood's eyes anxiously scanned the line of seamen leaning over the bulwarks in idle talk with the Spaniards in the cock-boat that waited at the ladder's foot. But their manner showed him that there was no ground for his anxiety. The boat's crew had been wisely reticent.

Подходя к веревочному трапу, Блад тревожно взглянул на матросов "Энкарнасиона", которые, перегнувшись через борт, болтали с гребцами шлюпки, качавшейся на волнах глубоко внизу. Поведение гребцов, однако, не вызывало оснований для беспокойства. Люди из команды "Синко Льягас", к счастью для себя, держали язык за зубами.

The Admiral took leave of them - of Esteban affectionately, of Blood ceremoniously.

Адмирал попрощался с Эстебаном нежно, а с Бладом церемонно:

"I regret to lose you so soon, Don Pedro. I wish that you could have made a longer visit to the Encarnacion."

- Весьма сожалею, что нам приходится расставаться с вами так скоро, дон Педро. Мне хотелось бы, чтобы вы провели больше времени на "Энкарнасионе".

"I am indeed unfortunate," said Captain Blood politely.

- Мне, как всегда, не везет, - вежливо ответил Блад.

"But I hope that we may meet again."

- Но льщу себя надеждой, что мы вскоре встретимся, кабальеро.

"That is to flatter me beyond all that I deserve."

- Вы оказываете мне высокую честь, дон Мигель, - церемонно ответил Блад. - Она превышает мои скромные заслуги.

They reached the boat; and she cast off from the great ship. As they were pulling away, the Admiral waving to them from the taffrail, they heard the shrill whistle of the bo'sun piping the hands to their stations, and before they had reached the Cinco Llagas, they beheld the Encarnacion go about under sail. She dipped her flag to them, and from her poop a gun fired a salute.

Они спустились в шлюпку и, оставляя за собой огромный корабль, с гакаборта которого адмирал махал им рукой, услыхали пронзительный свисток боцмана, приказывающий команде занять свои места. Еще не дойдя до "Синко Льягас", они увидели, что "Энкарнасион", подняв паруса и делая поворот оверштаг, приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им пушечным выстрелом.

Aboard the Cinco Llagas some one - it proved afterwards to be Hagthorpe - had the wit to reply in the same fashion. The comedy was ended. Yet there was something else to follow as an epilogue, a thing that added a grim ironic flavour to the whole.

На борту "Синко Льягас" у кого-то (позже выяснилось, что у Хагторпа) хватило ума ответить тем же. Комедия заканчивалась, но финал ее был неожиданно окрашен мрачной краской.

As they stepped into the waist of the Cinco Llagas, Hagthorpe advanced to receive them. Blood observed the set, almost scared expression on his face.

Когда они поднялись на борт "Синко Льягас", их встретил Хагторп. Блад обратил внимание на какое-то застывшее, почти испуганное выражение его лица.

"I see that you've found it," he said quietly.

- Я вижу, что ты уже это заметил, - тихо сказал Блад.

Hagthorpe's eyes looked a question. But his mind dismissed whatever thought it held.

Хагторп понимающе взглянул на него и тут же отбросил мелькнувшую в его мозгу мысль: капитан Блад явно не мог знать о том, что он хотел ему сказать.

"Don Diego..." he was beginning, and then stopped, and looked curiously at Blood.

- Дон Диего... - начал было Хагторп, но затем остановился и как-то странно посмотрел на Блада.

Noting the pause and the look, Esteban bounded forward, his face livid.

Дон Эстебан перехватил взгляды, какими обменялись Хагторп и Блад, побледнел как полотно и бросился к ним.

"Have you broken faith, you curs? Has he come to harm?" he cried - and the six Spaniards behind him grew clamorous with furious questionings.

- Вы не сдержали слова, собаки? Что вы сделали с отцом? - закричал он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.

"We do not break faith," said Hagthorpe firmly, so firmly that he quieted them. "And in this case there was not the need. Don Diego died in his bonds before ever you reached the Encarnacion."

- Мы не нарушали обещания, - решительно ответил Хагторп, и ропот сразу умолк. - В этом не было никакой необходимости. Дон Диего умер еще до того, как вы подошли к "Энкарнасиону".

Peter Blood said nothing.

Питер Блад продолжал молчать.

"Died?" screamed Esteban. "You killed him, you mean. Of what did he die?"

- Умер? - рыдая, спросил Эстебан. - Ты хочешь сказать, что вы убили его! Отчего он умер?

Hagthorpe looked at the boy. "If I am a judge," he said, "Don Diego died of fear."

Хагторп посмотрел на юношу. - Насколько я могу судить, - сказал он, - он умер от страха.

Don Esteban struck Hagthorpe across the face at that, and Hagthorpe would have struck back, but that Blood got between, whilst his followers seized the lad.

Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу пощечину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними и если бы его люди не схватили молодого испанца.

"Let be," said Blood. "You provoked the boy by your insult to his father."

- Перестань, - сказал Блад. - Ты сам вызвал мальчишку на это, оскорбив его отца.

"I was not concerned to insult," said Hagthorpe, nursing his cheek. "It is what has happened. Come and look."

- Я думаю не об оскорблении, - ответил Хагторп, потирая щеку, - а о том, что произошло. Пойдем посмотрим.

"I have seen," said Blood. "He died before I left the Cinco Llagas. He was hanging dead in his bonds when I spoke to him before leaving."

- Мне нечего смотреть, - сказал Блад. - Он умер еще до того, как мы сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с ним разговаривал.

"What are you saying?" cried Esteban.

- Что вы говорите? - закричал Эстебан.

Blood looked at him gravely. Yet for all his gravity he seemed almost to smile, though without mirth.

Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:

"If you had known that, eh?" he asked at last. For a moment Don Esteban stared at him wide-eyed, incredulous. "I don't believe you," he said at last.

- Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли? Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами. - Я вам не верю, - наконец сказал он.

"Yet you may. I am a doctor, and I know death when I see it."

- Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой умершего.

Again there came a pause, whilst conviction sank into the lad's mind.

Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случилось.

"If I had known that," he said at last in a thick voice, "you would be hanging from the yardarm of the Encarnacion at this moment."

- Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "

"I know," said Blood. "I am considering it - the profit that a man may find in the ignorance of others."

- Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую человек может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.

"But you'll hang there yet," the boy raved.

- Но ты еще будешь там болтаться! - бушевал Эспиноса-младший.

Captain Blood shrugged, and turned on his heel. But he did not on that account disregard the words, nor did Hagthorpe, nor yet the others who overheard them, as they showed at a council held that night in the cabin.

Капитан Блад пожал плечами и отвернулся. Однако слова эти он запомнил, так же как запомнил их Хагторп и все, кто стоял на палубе. Это выяснилось на совете, состоявшемся вечером.

This council was met to determine what should be done with the Spanish prisoners. Considering that Curacao now lay beyond their reach, as they were running short of water and provisions, and also that Pitt was hardly yet in case to undertake the navigation of the vessel, it had been decided that, going east of Hispaniola, and then sailing along its northern coast, they should make for Tortuga, that haven of the buccaneers, in which lawless port they had at least no danger of recapture to apprehend. It was now a question whether they should convey the Spaniards thither with them, or turn them off in a boat to make the best of their way to the coast of Hispaniola, which was but ten miles off. This was the course urged by Blood himself.

Совет собрался для решения дальнейшей судьбы испанских пленников. Всем было ясно, что они не смогут добраться до Кюрасао, так как запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а Питт еще не мог приступить к своим штурманским обязанностям. Обсудив все это, они решили направиться к востоку от острова Гаити и, пройдя вдоль его северного побережья, добраться до острова Тортуга. Там, в порту, принадлежавшем французской ВестИндской компании, им по крайней мере не угрожала опасность захвата. Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанских пленников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Именно это предлагал сделать Блад.

"There's nothing else to be done," he insisted. "In Tortuga they would be flayed alive."

- У нас нет иного выхода, - настойчиво доказывал он. - На Тортуге их сожгут живьем.

"Which is less than the swine deserve," growled Wolverstone.

- Эти свиньи заслуживают и худшего! - проворчал Волверстон.

"And you'll remember, Peter," put in Hagthorpe, "that boy's threat to you this morning. If he escapes, and carries word of all this to his uncle, the Admiral, the execution of that threat will become more than possible."

- Вспомни, Питер, - вмешался Хагторп, - чем тебе сегодня угрожал мальчишка. Если он спасется и расскажет дяде-адмиралу о том, что случилось, осуществление его угрозы станет более чем возможным.

It says much for Peter Blood that the argument should have left him unmoved. It is a little thing, perhaps, but in a narrative in which there is so much that tells against him, I cannot - since my story is in the nature of a brief for the defence - afford to slur a circumstance that is so strongly in his favour, a circumstance revealing that the cynicism attributed to him proceeded from his reason and from a brooding over wrongs rather than from any natural instincts. "I care nothing for his threats."

- Я не боюсь его угроз.

"You should," said Wolverstone. "The wise thing'd be to hang him, along o' all the rest."

- А напрасно, - заметил Волверстон. - Разумнее было бы повесить его вместе с остальными.

"It is not human to be wise," said Blood. "It is much more human to err, though perhaps exceptional to err on the side of mercy. We'll be exceptional. Oh, faugh! I've no stomach for cold-blooded killing. At daybreak pack the Spaniards into a boat with a keg of water and a sack of dumplings, and let them go to the devil."

- Гуманность проявляется не только в разумных поступках, - сказал Блад, размышляя вслух. - Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, даже если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием. Мы пойдем на такое исключение. Я не могу согласиться с таким хладнокровным убийством. На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, несколько лепешек, и пусть они убираются к дьяволу!

That was his last word on the subject, and it prevailed by virtue of the authority they had vested in him, and of which he had taken so firm a grip. At daybreak Don Esteban and his followers were put off in a boat.

Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью, согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественники покинули корабль.

Two days later, the Cinco Llagas sailed into the rock-bound bay of Cayona, which Nature seemed to have designed for the stronghold of those who had appropriated it.

Два дня спустя "Синко Льягас" вошел в окруженную скалами Кайонскую бухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступную цитадель для тех, кому посчастливилось ее захватить.