Знакомство с гештальтом ИСПОЛЬЗОВАНИЕ «ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ ГРУППОВЫХ НОРМ»

Продолжаю публикацию статей из нового сборника Российский Гештальт:

Эту и другие статьи в сборнике «Российский Гештальт 6» вы можете приобрести в Московском Институте Гештальта и Психодрамы. Телефон секретаря:  207 11 57

Р.П.Ефимкина, Новосибирск

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РОЛЬ ОТЦА ПАДЧЕРИЦЫ В ЖЕНСКИХ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ

Как мы уже неоднократно писали, сказки живы и поныне, потому что в них содержатся базовые матрицы прохождения возрастных кризисов женщины, которые имеют социально-психологическое содержание как кризисов идентичности и ролевых конфликтов. Это весьма перспективно в отношении психотерапии, которая на сегодняшний день, на наш взгляд, является аналогом утраченных ритуалов инициации. Психологические проблемы, с которыми сегодня сталкивается современная женщина, будучи «рассказанными» на приеме психотерапевта, удивительно напоминают инициатические сюжеты волшебных сказок.

Продолжая этой статьей тему «Инициация женщины в волшебных сказках» [3—6], мы хотим в данной статье сконцентрировать внимание на отношениях отец—дочь, сравнив сюжеты волшебных сказок и сюжеты психотерапевтических сессий.

Роль отца в женских волшебных сказках

Напомним, что «женскими» называются те сказки, в которых главной героиней является девушка (в отличие от «мужских» с героем-юношей, например, «Царевна-лягушка»). Самые известные и популярные не только в России, но и в Европе женские сказки—«Золушка» Ш.Перро, «Спящая красавица» и «Госпожа Метелица» братьев Гримм, «Аленький цветочек» С.Т.Аксакова, «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях А.С.Пушкина, «Морозко» из сборника А.Н.Афанасьева, а также сказка Апулея об Эросе и Психее, вставленная им в его «Метаморфозы». Большинство перечисленных сказок—удачные авторские пересказы народных сказок. Это важное уточнение, потому что только народные сказки имеют структуру, содержащую матрицу прохождения психологического кризиса.

Эта структура предстает перед нами в виде повествования о приключениях девушки, которая почти всегда сирота, ее злая мачеха гонит ее из дому за какое-нибудь незначительное нарушение запрета, отвозит из дому ее, как правило, отец; за пределами дома девушке встречается волшебное существо, которое дает ей испытание, очень трудное, зачастую смертельное, девушка справляется с помощью волшебного средства или волшебных помощников, за это щедро награждается, возвращается домой в высоком социальном статусе и успешно выходит замуж. Если воспринимать это повествование как реальный рассказ о реальной семье, то такая семья выглядит как деструктивная. Но если помнить, что это метафорический рассказ и уметь расшифровывать метафоры, то сказка даст нам ключи к прохождению самых сложных этапов нашей жизни—кризисов эмансипации от генеалогической семьи.

Теперь обратимся к роли отца главной героини сказки, падчерицы. Как мы помним, она незавидна: мачеха пытается сжить несчастную девушку со свету и заставляет своего мужа отвезти дочь в лес на съедение волкам («Морозко», «Старуха-говоруха», «Дочь и падчерица» и др.). В «Золушке» отец не смеет заступиться за дочь перед своей лютой супругой, в «Крошечке Хаврошечке» по приказу жены режет волшебную корову. Одним словом, ведет себя как-то странно и нелогично, если учесть, что при этом он любит свою дочь.

На первый взгляд женские сказки вообще могли бы обойтись без отца, потому что главный конфликт развернут между женщинами: мачехой, падчерицей и ее сводными сестрами. Согласно семиперсонажной схеме В.Я.Проппа, отец в сказке называется «отправителем» и выполняет всего лишь одну-единственную функцию—отправить дочь из дому, то есть его круг действий «охватывает только отсылку» [8, с.61]. При этом весьма важно то, что выгоняет падчерицу из дому мачеха, но сама она не увозит девушку в лес, а посылает мужа. Мало того, хотя девушка попадает в лес с помощью своего отца, несмотря на его «предательство», она почему-то не испытывает по отношению к нему обиды, и в конце сказки овдовевший отец зачастую живет в одном доме вместе с дочерью и ее семьей и делит ее стол и кров.

На это отсутствие логики также обращает внимание Х.Дикманн, анализируя сказку «Гензель и Гретель». Он замечает, что «конец этой сказки представляется нам в свете современной морали безнравственным, так как отец, который был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление злой мачехе и вместе с ней отвел детей в лес, не только не наказан за свой безнравственный поступок, не еще и награжден, разделив с детьми добытые ими сокровища. Таким образом, он оказывается с лихвой награжден за свое малодушное поведение, в то время как не последуй он злому совету своей жены, он остался бы беден, как и раньше» [2, с.75].

В.Я.Пропп тоже отмечает нелогичность сказки, говоря о двойственности сказочной семьи относительно того, что любимого ребенка собственные родители отправляют на смерть: «Сказочная семья начала сказки таит в себе некую двойственность. С одной стороны, хотят и ждут ребенка, и когда он появляется, то о нем трогательно заботятся... С другой стороны, в семье ощущается глухая или открытая вражда. „Как бы его со света сбыть“—постоянная сказочная формула» [8, с.176].

продолжение следует.

http://rubstein.ru