Потерянный день

Вчера у меня был потерянный день. Это случилось как-то само собою, но вечером я почувствовал
всем своим существом, что день этот для меня погиб.

Как только я проснулся, мною овладели заботы: выдвинулись всевозможные жизненные затруднения,
осложнения и прямые опасности, целое змеиное гнездо. Напрасно я пытался отделаться от него
презрением или юмором, напрасно корил себя за робость, напрасно искал спокойствия в молитве.
Как будто давящий туман надвинулся на мою душу; узлы не распутывались, надежды гасли.
Воображение рисовало надвигающиеся беды и унижения: когда жизнью овладевают черствые фанатики,
духовные идиоты, то надо готовиться ко всему. Горечь и отвращение овладели мною. Сердце
судорожно сжалось и ожесточилось. Надо было бороться. И так начался этот погибший день.

Нужно было собрать все силы и проламывать стены – одну за другою. Надо было найти спокойствие
в самой тревоге, сосредоточиться, все взвесить, выработать план и с достоинством встретить
опасность. Надо было перейти в наступление: идти от человека к человеку, будить друзей,
уговаривать жестоковыйных, заклинать врагов. Надо было доказывать бесспорное, дробить камни,
плавить железо… Есть же на свете счастливые люди, которые и не подозревают, во что превращается
жизнь под управлением бессердечных доктринеров; какую ложь, какую мертвость, какое опустошение
и какую грязь они несут людям и что приходится переживать из-за них…

Вечером, когда я вернулся домой, и все узлы оказались каким-то чудом распутанными – я
чувствовал себя смертельно усталым. Все удалось, успех превышал всякие надежды; но день был
потерян.

Он был потерян, потому что сердце мое пребывало в судорожном ожесточении; а оно ожесточилось
оттого, что я видел вокруг себя ожесточенный мир и не заметил, как он меня заразил и отравил.
Когда сердце ожесточается, то оно уже не способно к любви: оно не поет и не светит;
оскорбленное и онемевшее, оно погружается в темное молчание; в нем нет ни ласки, ни улыбки; и к
молитве оно уже неспособно. Оно каменеет. А когда сердце окаменело, то человек не может быть
орудием Божиим; и день оказывается погибшим.

Это был погибший день, потому что я думал только о себе и хлопотал только за себя. Надо же
было спасаться как-нибудь из этого жизненного тупика… И все-таки… О, этот страх за свою шкуру,
как будто она так необходима и драгоценна. Жизнь становится вращением вокруг себя самого, как
если бы ни на земле, ни в небе не было ничего лучшего, высшего… Человек слепнет и глохнет для
всего остального страдающего мира; и живая ткань Божия, ради которой только и стоит жить на
земле, как бы перестает существовать для него. И день проносится душе, мертвый и пошлый; и
уходит в прошедшее, как нераспустившийся цветок.

Этот день пропал для меня, потому что я боролся с людьми, я старался подчинить себе их волю,
использовать их как свое орудие, и не было во мне живой любви к ним – ни к одному. Я подходил к
ним осторожно и ловко, я уговаривал и доказывал, я внушал им необходимое; но сам я оставался
сухим и деловитым и только пристально и зорко рассматривал их, как каменщик рассматривает свои
неуклюжие кирпичи. Мало того – они все время были противны мне, эти жестокие, самодовольные,
заносчивые выскочки; и отвращение царило в моей встревоженной душе. И отвращение это надо было
скрывать; и лицемерить, и лгать, ненавидя… Куда мне девать теперь это бремя? Как мне смягчить и
разбудить мое сердце? Проснется ли оно опять к любви?.. Уходи же, уходи, пропащий день, чтобы
можно было забыть тебя и исцелиться.

Да, день был пропащий, потому что все прекрасное и нежное на свете не существовало для меня.
Птички не пели мне. Цветы не радовали мою душу и не благоухали мне. Я не видел ни одной детской
улыбки. Я совсем не мечтал о красоте. Холодный ветер проносился надо мною, как над уличным
фонарем. Я даже не помню, было ли вчера солнце на небе. И самое внутреннее пение мое, вечно
поющее во мне о далях и глубинах, смолкло, и ручей его иссяк. Мир как нежная тайна, мир как
живой гимн, мир как чудо Божие – не существовал для меня. Нет, это была не жизнь; я не жил в
этот день…

Он погиб для меня, потому что я не нашел ни одной нити, ведущей к Царству Божьему, и взор мой
ни разу не коснулся его дивной, сияющей ткани. В такие дни жизнь лишается смысла и святыни, как
бы ни везло человеку и как бы удачны ни были его земные дела. Ибо человек строит свою жизнь не
делами, а деяниями; он дышит сверхчеловеческими веяниями; он живет близкими лучами, приходящими
из священной дали; он живет дыханием Божиим…

Прощай же, пропащий день. Угасай в забвении. Один-единственный дар останется мне от тебя: что
я увидел твою пустоту и понял, что потерял тебя в жизни.
Иван ИЛЬИН