Книжные новости в Русском Журнале / Век=текст

Событие года

Иосифу Бродскому присуждена Нобелевская премия.

О литературе в Советской России

Творчество Андрея Битова

"Социально и политически мыслящий читатель, привыкший выискивать в потоке литературных публикаций новые достижения "гласности" и "перестройки", может сказать, что Андрей Битов стоит в стороне от нее. В отличие от многих других, он не пишет ни о преступности, наркомании и прочих негативных тенденциях, ни о необходимости укрепления нравственного здоровья народа. Кажется, его не волнует и так называемый литературный процесс, которому теперь надлежит выказывать больше ускорения. Битов как писал, так и продолжает писать...

Тем не менее Битов - ставит он себе эту задачу или нет - один из активнейших участников перестройки: перестройки самого отношения к литературе, которая вовсе не обязана быть инструментом влияния правительства на народ, пусть даже влияния положительного. Для этого в нормальных государствах есть законы, органы контроля за их соблюдением, в конце концов - пресса...

Литература имеет самостоятельную ценность в постижении вечных вопросов бытия, и Андрей Битов, не вписываясь в прагматические представления о литературе, утверждает ее в этом значении...

Писатель не делает общественно-политические проблемы исходной точкой своего художественного исследования и не населяет свои произведения в соответствии с этой целью действующими лицами. Его произведения построены по обратному принципу: в центре всегда индивидуальное ощущение постижение мира героем. И если при этом мир выглядит не таким, каким должен быть по правилам социалистического реализма, - то это не злонамеренный антисоветизм писателя, как, видимо, сочли те, кто запретил печатать в СССР "Пушкинский дом". У Битова о противоречии с партийной идеологией можно говорить лишь в той мере, в какой эта идеология сама противоречит законам жизни человека и общества..." (М.Назаров. "Грани", #145).

Времена меняются?

Владимир Войнович пишет письмо главному редактору "Нового мира" Сергею Залыгину с предложением напечатать что-нибудь из его произведений, но Залыгин отказывается.

На 6-й международной московский книжной ярмарке советские власти конфискуют несколько книг изд-ва "Ардис", в том числе: "Школу для дураков" Саши Соколова, "Москва 2042" Войновича и "Ожог" Аксенова.

Судьба человека

В Россию возвращается Ирина Одоевцева.

Умер Виктор Некрасов.

Умер поэт Иван Елагин.

"8 февраля 1897 года скончался большой русский поэт Иван Елагин (Иван Венедиктович Матвеев). Дед поэта Н.П.Матвеев был журналистом, издателем, автором очерков по истории Владивостока. Отец Елагина поэт-футурист Венедикт Март (Матвеев), погиб в тридцатые годы сталинского террора...

О Елагине писали много, почти единодушно признавая за ним право считаться первым среди поэтов послевоенного периода. Сейчас, через несколько месяцев после кончины поэта, хочется вспомнить и запечатлеть не только творческий, но и человеческий его облик, - вспомнить хоть некоторые черты характера его...

Однажды, несколько лет назад, гостила я в уютном доме Елагиных в Питсбурге, где буквально все стены увешаны картинами двух друзей поэта - художника Сергея Бонгарта и Сергея Голлербаха. Далеко за полночь тогда Иван Венедиктович читал мне стихи и показывал свои прекрасные переводы американских поэтов...

Тогда впервые я заметила два оттенка в характере Ивана Елагина: гордость и печаль. Есть это и в его творчестве. Была в нем также твердая уверенность в себе, то есть в своем мастерстве, и вместе с тем какая-то необыкновенная незащищенность, ранимость, оставшиеся у него до последних дней. Поэта могло глубоко задеть какое-нибудь неверное высказывание о его стихах и необыкновенно обрадовать внимание к его творчеству..." (В.Синкевич. "Грани", #145).

Эмигрируют Борис Фальков и Юрий Дружников.

О Солженицыне

Е.Евтушенко дает интервью немецкому журналу "Штерн" и говорит о Солженицыне: "...Я считаю признаком плохого вкуса и проявлением высокомерия нападки человека, проживающего на Западе, на своих советских коллег, которые продолжают бороться за свободу. Он не имеет на это права".

(Д.Глэд "Беседы в изгнании". - Москва, 1991).

Книжная летопись

Андреев Д.
Из "Избранного". Стихи. "Грани", #143.

Андреева В.
Сон тверди. - Нью-Йорк.

Ахмадулина Б.
Стихи. "Новый журнал", #166.

Берберова Н.
Английские предки Владимира Набокова. "Новый журнал", #167.

Бродский И.
Урания. - Анн Арбор.
Конец прекрасной эпохи. - Анн Арбор.

Бунин И.
Неизвестные рассказы. Публикация Ю.Мальцева. "Новый журнал", #168-169.

Васильева Н.
Старая Москва. Стихи. √ Б.м.

Волков В.
Операция "Твердый знакъ". - Лондон.

Грант А.
Заговор муз. Мини-повесть. "Грани", #146.

Елагин И.В.
Курган. Франкфурт-на-Майне.

Иванов Г.
Избранная поэзия. - Париж.

"Читаю "Стихотворения" Георгия Иванова, изданные "ИМКА-Пресс" в 1987 году. Составитель и автор предисловия к этой книге - Ю.М.Кублановский. Итак, читаю и дивлюсь, а более недоумеваю. Первый раздел: стихи 1914-1922 годов. Редактор-составитель вообще не указывает, из какого сборника взято для этого нового издания то или другое стихотворение. Возможно, это и не грех - не ссылаться же в популярном издании на источники! Но книга открывается стихотворениями, взятыми из "Горницы", - теми из них, которые были написаны до 1914 года. Словом, с самого начала читатель введен в заблуждение.

Во второй раздел сборника вошли стихи 1930-1958 годов. Сама эта периодизация несостоятельна. Где же стихи, написанные Ивановым между 1922 и 1930 годами? На каком логическом основании весь долгий опыт эмигрантской жизни поэта объединен в одно нерасчленимое хронологическое целое? Ведь довоенные стихи Иванова и писавшиеся им после войны столь же различны, как различны его книги "Вереск" (1916) и "Розы" (1931)..." (В.Крейд. "Новый журнал", #167).

Коржавин Н.
Анна Ахматова и "серебряный век". "Грани", #144.

Кормер В.
Наследство. - Франкфурт-на-Майне.

"В 1970 году в "Вестнике РХД" #97 была напечатана получившая впоследствии резонанс объемная сплотка статей эссеистов из России, где впервые делалась совокупная попытка проанализировать мировоззренческие постулаты интеллигенции, сформировавшиеся после 1956 года (сами эссеисты и были такими интеллигентами). Статьи эти не затерялись во времени и журнальной периодике, вероятно, потому, что вызвали полемику, а отчасти послужили отправной точкой авторам сборника "Из-под глыб", в том числе А.И.Солженицыну. В частности, писатель в знаменитой "Образованщине" цитирует публициста Алтаева. "На каждом историческом изломе, - писал Солженицын в этой статье, - интеллигенция тешила себя надеждой, что режим вот выздоравливает, вот изменится к лучшему и теперь-то, наконец, со! трудничество с властью получает полное оправдание (блестяще отграненные у Алтаева шесть соблазнов русской интеллигенции - революционный, сменовеховский, социалистический, патриотический, оттепельный и технократический)".

Пожалуй, эти "шесть соблазнов" - краткая, хотя и не исчерпывающая формула духовного ядра романа "Наследство" ныне покойного московского писателя Владимира Кормера... Роман и был задуман как раз тогда, когда писалась вышеуказанная статья: Алтаев - псевдоним Владимира Кормера..." (Ю.Кублановский "Грани", #147, 1988).

Кторова А.
Совлаша. Рассказ. "Грани", #144.

"Я буду жить сто лет - свой век влачу во сне. Счастливом сне без пробужденья.

Как преступник иногда бежит из заключения за три недели до окончания срока-катушки, чтоб увидеть родные места, так и я несколько лет назад почувствовала, что если я сию минуту не съезжу в Москву, да не пройдусь по любимому своему переулку, пропитанному моей тихой, задумчивой юностью, куда забрела я, как спьяну, шестнадцатилетняя, в самый высокий, самый святой, самый важный час своих дней и бродила всю ночь, окольцованная насмерть золотым лассо мальчика-Амурчика, оправившим меня навсегда в рыцари, печально-задумчивого беззащитного рыцаря без забрала, отуманенного таинственной, светлой, как белая ночь, тьмой высокоблагодатной любви, от которой навек замерла душа, - если сию минуту я не прибуду туда, на ту единственную точку планеты Земля, - то сойду с ума.

Что ж... Прибыла, прибежала. А там вместо двухэтажных домиков одна громадная высотка красуется. Ведь это Совлашкины проделки, это просто три ха-ха. Весь переулок себе отколупнула, чтоб персональную многоэтажку себе подсуетить. Видали? Наш пострел везде поспел. А меня-то что же?

Меня, старую московитку, родословие имею. Мне поджопник и в шею, словно дурку с постоялого двора? Ведь рядом с этим местом на Встретинке при царе Алексее Михаиловиче был почтарский двор, а заправлял там государственной службой служивый человек Ларион Чепурнов, по прозвищу Ларка Почта. Че-пур-нов! Слышишь ты, проходимка с танцверанды? Служил там мой предок в любимые мною времена царя Алексея Михайловича, когда ты еще с хвостом по деревьям прыгала..."

Мелкий жемчуг. - США.

"Русский северный жемчуг мелок.

Но, может быть, терпеливым поиском, да тщательным отбором - можно набрать низку и смастерить ожерелье.

Именно таким ожерельем представляется увидевшая свет в Америке книга Аллы Кторовой, по замыслу автора - воскрешающая перед читателем историю старинного московского рода Чепурновых, а в действительности - переносящая нас в Россию и современную и дореволюционную, и прошлого и позапрошлого веков. Вплоть до времен царя Михаила Федоровича...

Семейные предания смутные догадки автора, касающиеся времен и событий отдаленных, перемежаются, переплетаются в ней с событиями нашего времени, быт ямщиков, извозчичьей Тележной улицы (которая потом стала Рогожской, а еще потом - Школьной) - с бытом коммунальной квартиры на Мясницкой, и от полных достоинства имен и лиц ямщицкого сословия кривая повествования приводит нас на простушку с жутким, как кличка людоеда, именем Совецка Власть. Это самые страшные страницы книги.

Но больше в ней веселых и славных историй. Время не только метит и губит, и хоронит, - оно и лечит, и не видны уже отсюда, из последней четверти двадцатого века, многие былые глубокие шрамы и царапины..." (И.Косинский. "Грани", #146).

Кублановский Ю.
Стихи. "Грани", #143-146.

Лурье В.О.
Стихотворения. - Берлин.

Морев А.
Стихи. "Грани", #145.

Муратова В.
Дым Дымач. Рассказ. "Грани", #146.

Перелешин В.Ф.
Три родины. - Париж.
Из глубины воззвах. - Холиок.
Двое - и снова - один? - Холиок.
Два полустанка. - Амстердам.

Рафальский С.М.
Их памяти. - Париж.

Ржевский Л.
Сценка из 50-х годов. "Новый журнал", #168-169.
Про себя самого. "Грани", #144.

Сосонора В.
Избранное. - Анн Арбор.

Терапиано Ю.
Литературная жизнь русского Парижа за полвека. - Париж-Нью-Йорк.

"Сборник критических статей, воспоминаний и очерков Юрия Терапиано - событие большое и радостное. Книга эта о том Париже, который был в 20-е и 30-е годы нашего века единственным центром русской культуры. Несмотря на эмигрантскую неустроенность, граничившую с нищетой, там в те годы, в "русском" Париже была особая атмосфера, поддерживающая творческое горение, питающая воображение и мысль. "Вечером же, после семи часов, - вспоминает Терапиано, - рабочие, маляры, упаковщики и конторские служащие воплощались в свою вторую личность. Они становились поэтами, писателями и эссеистами, говорили о сюрреализме, о Джойсе и Андре Бретоне... О русской литературе, естественно, спорили больше всего..."

На страницах книги воскресают имена, представляющиеся сейчас почти легендой, славный русский Монпарнас того времени, беседы и споры в кафе, литературные салоны и общества, ставшие затем библиографической редкостью журналы и книги...

Книга Юрия Терапиано охватывает русскую литературную жизнь Парижа с 1924 по 1974 годы. Последняя дата взята как конец первой эмиграции и начало третьей. Составители книги - Ренэ Герра и Александр Глезер..." (В.Синкевич. "Грани", #147, 1988).

Фальков Б.
Во сне земного бытия, или Моцарт из Карелии. Главы из романа. "Грани", #146.

"В десять часов утра на квартире композитора и почти миллионера, задерганного маленького человечка и бетховенианца Шостаковича заквакал телефонный звоночек. Подергивая вялым подбородочком, Дмитрий Дмитриевич мелко пробежал по скрипящему паркету и бабьим, в тон звоночку, голоском сообщил:

- Да, это я... Слушаю. Говорите. Да-да.

- Я понял, - пропел в ответ нежный тенорок. - Я уже понял, что это вы. Теперь и мне дайте сказать. Дмитрий Дмитриевич, с вами говорит ваш старый поклонник. Ваша музыка, можно сказать - музыка воскресшего старика Бетховена, прошила иглой с ниткой красной всю мою жизнь. И вот теперь, наконец, я могу отплатить вам за все то, что вы для меня и для многих других сделали. Дмитрий Дмитриевич, я не композитор, к сожалению, хотя и обожаю кой-какую музыку... Я, увы, вор! И даже более того: грабитель. С интеллигентным, правда, прошлым. Слушайте же: сегодня мои ребята затеяли пощупать вашу квартиру. Поняли?

- Слушаю, да-да, - по-лягушачьи сказал Шостакович.

- Я вижу - вы не понимаете, - несколько раздраженно проговорил тенорок. - Кажется, вы сейчас записываете какую-то тему? Бросьте!

Дмитрий Дмитриевич смущенно отложил в сторону блокнотик.

- Ваша жизнь - в опасности! - продолжал тенорок. - А не только кошелек. И кстати, что вы там записываете, уж не новую песенку ли? И еще кстати: это не вы сочинили "Три барышни, три куколки?" Я так и думал... Нет-нет, и не я тоже. Повторяю: сегодня в четыре часа вас будут грабить, если вам угодно. А мне лично совесть не позволяет поступать так по отношению к красе и гордости. И потому я взял бюллетень. Но остальные вполне здоровы и прибудут вовремя. Сделайте надлежащие выводы. Спасибо за все. Прощайте! Да... ребята будут в белых халатах, под врачей.

- Но... - квакнул Шостакович, но было поздно: в трубке запипикал отбой.

Дмитрий Дмитриевич сразу и безусловно поверил сообщению. Он и сам был сходного мнения о своей музыке и роли в обществе, а также имел совпадающие с полученной информацией представления о преступном мире, вынесенные им еще из тех далеких времен, когда мальчишкой служил в качестве тапера ленинградского кинематографа "Колизей" и тем, сам имел отношение к упомянутому миру..."

Фесенко Т.
Двойное зрение. - Париж.

"Только что прилетела ко мне под ненавязчивой голубой обложкой работы превосходного мастера С.Голлербаха книга стихотворений памятной по альманаху "Содружество" Татьяны Фесенко "Двойное зрение". Стихи эти эмоциональны, скорее, сердечны, чем умственны, и отнюдь не заумны. Женские в хорошем смысле: отчасти сходные с творчеством Лидии Алексеевой, Гизеллы Лахман, Марии Визи, ...но никогда не подражательные... Стихи о нежности... о памяти сердца. Стихи о природе, о бренности жизни, о попытках вернуться - мысленно - в прежний мир, с оттенком ностальгии, о боли и просветлении - алхимии, ведомой каждому поэту. Никакой "политики". И - на дне души - приятие этого мира, который для нее перестал быть угластым и неуютным...

Умеет поэтесса дать в одной строфе целую картину. Вот, например, ее осень:

Мелкие росинки словно слезы
На засохших стебельках травы.
Сорван ветром с белых плеч березы
Плащ нарядной золотой листвы..."

(В.Перелешин. "Новый журнал", #167).

Филиппов Б.
Влекущие дали дорог. Стихи. - Вашингтон.

Франк С.
Этюды о Пушкине. 3-е издание. - Париж.

"Этюды о Пушкине С.Л.Франка выходят уже третьим изданием... Один этот факт, особенно в условиях эмиграции, свидетельствует о значительном интересе читателей к небольшой книге. "Этюды" состоят из пяти частей: "Религиозность Пушкина", "Пушкин как политический мыслитель", "О задачах познания Пушкина", "Пушкин об отношениях между Россией и Европой", "Светлая печаль".

Читатель с удивлением убеждается, что работы эти, опубликованные в основном пятьдесят и более лет назад, на в коей мере не устарели и затрагивают проблемы, в значительной степени не решенные до сих пор..." (М.Альтшуллер. "Новый журнал", #168-169).

Чертков Л.
Огнепарк. Стихи. - Кельн.

Чиннов И.
Стихи. "Новый журнал", "Новый журнал", #167.

Яновский В.
По ту сторону времени. Роман. "Новый журнал", #166-169.