Рубинштейн С.Л. Речь (из книги "Основы общей психологии"; книгу целиком
можно найти здесь: http://zipsites.ru/psy/).
***
Проблему речи обычно ставят в психологии в контексте: мышление и речь.
Действительно, с мышлением речь связана особенно тесно. Слово выражает
обобщение, поскольку оно является формой существования понятия, формой
существования мысли. Генетически речь возникла вместе с мышлением в
процессе общественно-трудовой практики и складывалась в процессе
общественно-исторического развития человечества в единстве с мышлением.
Но речь все же выходит за пределы соотношения с мышлением. Значительную
роль в речи играют и эмоциональные моменты: речь коррелирует с сознанием
в целом.
РЕЧЬ И ОБЩЕНИЕ. ФУНКЦИИ РЕЧИ
Изучая человеческое сознание и подчеркивая его связь с деятельностью, в
которой оно не только проявляется, но и формируется, нельзя отвлечься от
того, что человек - общественное существо, его деятельность -
общественная деятельность и сознание его - общественное сознание.
Сознание человека формируется в процессе общения между людьми.
Совершающийся на основе совместной практической деятельности процесс
духовного, сознательного общения между людьми осуществляется через
посредство речи. Поэтому конкретную реализацию положение об общественном
характере человеческого сознания получает в признании единства речи или
языка и сознания. "Язык, - писал К. Маркс, - есть практическое,
существующее и для других людей и лишь и тем самым существующее также и
для меня самого, действительное сознание" [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.
3. С. 29]. В тесной взаимосвязи с единством сознания и деятельности как
существеннейший для психологического исследования факт выступает, таким
образом, единство сознания и языка.
В значительной мере благодаря речи индивидуальное сознание каждого
человека, не ограничиваясь личным опытом, собственными наблюдениями,
через посредство языка питается и обогащается результатами общественного
опыта; наблюдения и знания всех людей становятся или могут благодаря
речи стать достоянием каждого.
Речь вместе с тем своеобразно размыкает для меня сознание другого
человека, делая его доступным для многогранных и тончайшим образом
нюансированных воздействий. Включаясь в процесс реальных практических
отношений, общей деятельности людей, речь через сообщение (выражение,
воздействие) включает в него сознание человека. Благодаря речи сознание
одного человека становится данностью для другого.
Основная функция сознания - это осознание бытия, его отражение. Эту
функцию язык и речь выполняют специфическим образом: они отражают бытие,
обозначая его. Речь, как и язык, если взять их сначала в их единстве, -
это обозначающее отражение бытия. Но речь и язык и едины, и различны.
Они обозначают два различных аспекта единого целого.
Речь - это деятельность общения - выражения, воздействия, сообщения -
посредством языка, речь - это язык в действии. Речь, и единая с языком,
и отличная от него, является единством определенной деятельности -
общения - и определенного содержания, которое обозначает и, обозначая,
отражает бытие. Точнее, речь - это форма существования сознания (мыслей,
чувств, переживаний) для другого, служащая средством общения с ним, и
форма обобщенного отражения действительности, или форма существования
мышления.
Речь - это язык, функционирующий в контексте индивидуального сознания. В
соответствии с этим психология речи отграничивается от языкознания,
изучающего язык; вместе с тем определяется специфический объект
психологии речи в отличие от психологии мышления, чувств и т. д.,
которые выражаются в форме речи. Фиксированные в языке обобщенные
значения, отражающие общественный опыт, приобретают в контексте
индивидуального сознания в связи с мотивами и целями, определяющими речь
как акт деятельности индивида, индивидуальное значение или смысл,
отражающие личное отношение говорящего - не только его знания, но и его
переживания в том неразрывном их единстве и взаимопроникновении, в
котором они даны в сознании индивида. Так же как индивидуальное сознание
отлично от общественного сознания, психология от идеологии, так же речь
отлична от языка. Вместе с тем они взаимосвязаны: как индивидуальное
сознание опосредовано общественным, психология человека - идеологией,
так и речь, а вместе с ней речевое мышление индивида обусловлены языком:
лишь посредством отложившихся в языке форм общественного мышления может
индивид в своей речи сформулировать собственную мысль.
Речь, слово являются специфическим единством чувственного и смыслового
содержания. Всякое слово имеет смысловое - семантическое - содержание,
которое составляет его значение. Слово обозначает предмет (его качества,
действия и т. д.), который оно обобщенно отражает. Обобщенное отражение
предметного содержания составляет значение слова.
Но значение - не пассивное отражение предмета самого по себе как "вещи в
себе", вне практически действенных отношений между людьми. Значение
слова, обобщенно отражающее предмет, включенный в реальные действенные
общественные взаимоотношения людей, определяется через функцию этого
предмета в системе человеческой деятельности. Формируясь в общественной
деятельности, оно включено в процесс общения между людьми. Значение
слова - это познавательное отношение человеческого сознания к предмету,
опосредованное общественными отношениями между людьми.
Таким образом, речь первично отображает не сам по себе предмет вне
людских отношений, с тем чтобы затем служить средством духовного общения
между людьми вне реальных практических отношений к предметам
действительности. Значимость предмета в реальной деятельности и слова в
процессе общения представлены в речи в единстве и взаимопроникновении.
Носителем значения всегда служит данный в восприятии или представлении
чувственный образ - слуховой (звучание), зрительный (графический) и т.
д. Но основным в слове является его значение, его семантическое
содержание. Материальный, чувственный носитель значения обычно как бы
стушевывается и почти не осознается; на переднем плане обычно всегда -
значение слова. Только в поэзии звучание слова играет более существенную
роль; помимо же этого лишь в исключительных случаях, когда в силу
каких-либо особых условий слово как бы обессмысливается, на передний
план в сознании выступает его чувственный носитель, его звучание. Обычно
все наше внимание сосредоточено на смысловом содержании речи. Ее
чувственная основа функционирует лишь как носитель этого смыслового
содержания.
Исходя из соотнесенности значения и знака, можно условно сказать, что
чувственный носитель значения в слове выполняет по отношению к значению
функцию знака, и слово, таким образом, является единством значения и
знака. Однако лишь в очень относительном и условном смысле можно
признать чувственный носитель значения знаком этого значения, потому что
под знаком в буквальном, точном, смысле разумеют нечто, что не имеет
своего внутреннего значения, - некоторую внешнюю чувственную данность,
которая превращается в условного заместителя или же метку чего-то
другого. Так, если мы условимся отмечать на полях книги или рукописи
одним крестиком места, которые нам нужны для одной цели, а двумя
крестиками другие, которые мы хотим выделить в связи с другой работой,
то эти крестики, употребляемые совершенно независимо от какого-либо
внутреннего значения креста, явятся в данном случае чисто условными
знаками. Но в слове между его чувственной и смысловой стороной
существует обычно значительно более тесная, внутренняя связь.
Эта связь выступает уже в фонеме: фонема не просто звук, а
звук-смыслоразличитель, т. е. звучание, определенным образом
обработанное в системе данного языка специально как носитель
определенного смыслового, семантического содержания. В историческом
становлении и развитии речи мы имеем в большинстве своем не звучания,
которые сначала представлены как чисто чувственные данности и затем
превращаются нами в знаки определенных значений; в действительности эти
звучания и возникают в речи как носители некоторых значений. Когда затем
значение слова изменяется и новое слово вводится для обозначения нового
понятия, обычно и тут мы не имеем дело с полным произволом, с чистой
условностью. По большей части в этих случаях мы имеем дело с переносом и
преобразованием значения, которое уже было связано с данной формой.
Таким образом, даже внешняя сторона слова выходит за пределы знака в
силу того, что слово имеет внутреннее значение, с которым внешняя
чувственная его сторона в ходе исторического развития языка теснейшим
образом связана. Тем менее возможно - как это часто делается -
трактовать слово в целом как условный знак: знак произвольно нами
устанавливается; слово имеет свою историю, в силу которой оно живет
независимой от нас жизнью.
Это положение необходимо особенно подчеркнуть во всем его принципиальном
значении в противовес той психологии речи, которая пытается свести слово
в целом к роли условного знака. При трактовке слова как знака, значение
которого вне его, непосредственно в предмете (составляющем интенцию
слова), слово только обозначает, а не отражает предмет. Между предметом
и словом утрачивается в таком случае внутренняя связь по содержанию:
слово как знак и предмет противостоят друг другу как две по существу
между собой не связанные данности, которые внешне соотносятся друг с
другом, поскольку одна чисто условно превращается в заместителя другой;
связь между словом как знаком и предметом, который оно обозначает,
неизбежно приобретает чисто условный характер, поскольку знак как
таковой, не имея внутреннего значения, которое отображает предмет в его
смысловом содержании, по существу объективно никак не связан с
предметом. В действительности же значение слова - это его собственное
семантическое содержание, являющееся обобщенным отражением предмета.
Поскольку слово - отражение предмета, между словом и предметом
устанавливается внутренняя связь по существу, по общности содержания.
Именно поэтому слово перестает быть только знаком, каким оно становится
неизбежно, когда значение слова выносится за его пределы.
Связь слова с предметом не "реальная", природой предустановленная, а
идеальная; но она не конвенциональна, не условна, а исторична. Знак в
специфическом смысле слова - условная метка, произвольно нами
устанавливаемая; слово же имеет свою историю, независимую от нас жизнь,
в ходе которой с ним может что-то произойти, что зависит не от того, как
мы "условились" его трактовать, а от предметного содержания, в которое
включает нас слово. Различны для подлинного слова как исторического
образования языка и условного знака также объем и условия
функционирования в процессе коммуникации, сообщении и понимании.
Связь слова с предметом является основной и определяющей для его
значения; но связь эта не непосредственная, а опосредованная - через
обобщенное семантическое содержание слова - через понятие или образ.
Более или менее значительную роль в обобщенном семантическом содержании
слова может играть - особенно в поэтическом языке - и языковой образ,
который нельзя отожествлять попросту с наглядной данностью как таковой,
поскольку языковой образ это всегда уже значащий образ, строение
которого определено существенными для его значения отношениями.
Значение и предметная соотнесенность слова, которые в ряде теорий
расчленяются как две разнородные и друг другу противопоставляемые
функции (обозначающая и номинативная или номинативная и указательная,
индикативная и т. п.), в действительности являются двумя звеньями в
едином процессе возникновения и употребления значения слова: предметная
отнесенность слова осуществляется через его значение; вместе с тем
указание на предметную отнесенность слова само не что иное, как низшая
или начальная ступень раскрытия его значения - недостаточно обобщенного,
чтобы включиться в относительно самостоятельный специальный понятийный
контекст какой-нибудь системы понятий и вычлениться таким образом из
случайных связей, в которых обобщенное содержание значения в том или
ином случае бывает дано. В тех случаях, когда - на более высоких уровнях
обобщения и абстракции - значение слов как будто вычленяется из
чувственно данной предметности, оно опять-таки раскрывается в
производной понятийной предметности той или иной научной области
(научный "предмет" - арифметика, алгебра, геометрия и т. д.). В
результате оперирование понятиями, значениями слов начинает как будто бы
совершаться в двух различных планах или плоскостях: с одной стороны, в
плане понятийном - определение значения слова посредством его отношения
к другим понятиям, - а с другой стороны - отнесение его к предметам
действительности в целях его реализации и вместе с тем квалификации
соответствующих предметов. Однако по существу речь при этом идет о двух
хотя и дифференцируемых, но принципиально в конечном счете однородных
операциях - раскрытия значения в предметном контексте - в одном случае
чувственно представленной действительности, в другом - данной
опосредованно в плане понятийно оформленных определений. Лишь в
мистифицированном представлении "объективного идеализма" эти два плана
вовсе распадаются, и понятие противопоставляется действительности как
вовсе независимый от нее мир "идеального бытия". В действительности для
того, чтобы раскрыть значение, надо прежде всего установить его
предметную отнесенность, а для того, чтобы установить предметную
отнесенность значения, надо установить понятийное содержание
соответствующего чувственно данного предмета.
Значение каждого слова в своей понятийной определенности соотносительно
с определенным контекстом, которому оно по существу принадлежит. Вместе
с тем всегда имеется ограниченный самим значением комплекс других
возможных контекстов, в которых слово по своему семантическому
содержанию может функционировать.
В этих новых контекстах слово может приобрести новое семантическое
содержание путем надстройки над его значением связанного с ним, но
выходящего за его пределы, дополнительного смыслового содержания. Это
изменение значения слова путем надстройки приводит к тому, что слово
приобретает в данном контексте или ситуации смысл, отличный от его
значения. Вместе с тем употребление слова в различных или изменяющихся
контекстах приводит в конце концов к тому, что новое содержание не
надстраивается лишь над ним, а включается в него и, преобразуя его,
закрепляется в нем так, что оно входит в собственное значение слова и
сохраняется за ним и вне данного контекста. Так, в процессе употребления
слова его значение не только реализуется, но и видоизменяется либо
методом надстройки, приводящим к образованию вокруг инвариантного ядра
значения подвижной, от случая к случаю изменяющейся, семантической сферы
смысла слова при данном его употреблении, либо методом преобразования и
новой закладки значения слова, приводящим к изменению самого значения.
В общей теории речи, которая таким образом вкратце нами намечена, два
положения должны быть особо выделены ввиду их большого принципиального
значения.
1. Речь, слово - не условный знак, его значение не вне его; слово, речь
имеют семантическое, смысловое содержание - значение, которое является
обобщенным обозначающим определением своего предмета. Отношение слова
как обозначающего к обозначаемому им предмету - это познавательное
отношение.
2. Обозначающее отражение предмета в значении слова, как и отражение
вообще, является не пассивным процессом. Мы познаем и осознаем
действительность, воздействуя на нее; мы познаем предметное значение,
оформляемое в слове, воздействуя на предмет и выявляя его функцию в
системе общественной деятельности. Слово возникает в общении и служит
для общения.
На основе коммуникативных отношений между людьми познавательная функция
превращается в специфическую обозначающую функцию.
Для бихевиориста значение сводится к голому употреблению предмета
(значение как совокупность употреблений предмета по Дж. Уотсону) вне
обобщающего его осознания. Для интроспекциониста значение слова сводится
к внутреннему смыслу, вне употреблений предмета, вне его реальной
функции в действенном плане. В действительности значение слова, с одной
стороны, формируется в процессе обобщенного осознания его употребления,
а с другой - своей обобщенной общественной значимостью, складывающейся
на основе общественной практики, значение регулирует употребление
предмета в действиях индивида. Из этих двух положений вытекает, что было
бы в корне неправильно представлять себе дело так, будто значение слова
сначала возникает в созерцательном отношении индивидуального сознания к
предмету, а затем оно поступает в оборот, начиная выполнять свою функцию
как средство общения между людьми; сначала в значении слова выделяется
обобщение и затем на этой основе происходит общение. В действительности
же слово потому и может служить для обобщения, что оно возникает в
действенном и сознательном общении. Вовлекая предмет в деятельность,
всегда реально осуществляемую у человека как общественная деятельность,
человек извлекает из него значение, оформляющееся в слове, которое,
возникая в общении, служит для общения.
Семантический характер человеческой речи обусловливает возможность ее
использования для сознательного общения посредством обозначения своих
мыслей и чувств для сообщения их другому. Необходимая для общения эта
семантическая, сигнификативная (обозначающая) функция сформировалась в
общении, точнее, в совместной общественной деятельности людей,
включающей их реальное, практическое и совершающееся посредством речи
идеальное общение, в единстве и взаимопроникновении одного и другого.
Функция общения или сообщения - коммуникативная функция речи - включает
в себя ее функции как средства выражения и как средства воздействия.
Эмоциональная функция речи принадлежит к генетически первичным ее
функциям. Об этом можно заключить и по тому, что при афатических
расстройствах она дольше всего сохраняется. Когда при афатических
заболеваниях генетически более поздняя и более высокая по своему уровню
"интеллектуальная" речь расстроена, эмоциональные компоненты речи,
"эмоциональная" речь (X. Джексон) иногда сохраняется. Так, некоторые
больные не в состоянии сказать или даже повторить слова какой-нибудь
песни, но в состоянии ее пропеть (исходя из этого О. Йесперсен (см.:
Jespersen О. Language: It's Nature. Development and Origin. N. Y., 1922)
построил свою теорию происхождения речи из пения. Говорящий человек,
согласно этой теории, - это более интеллектуализированный и менее
эмоциональный потомок поющего человека).
Выразительная функция сама по себе не определяет речи: речь не
отожествима с любой выразительной реакцией. Речь есть только там, где
есть семантика, значение, имеющее материальный носитель в виде звука,
жеста, зрительного образа и т. д. Но у человека самые выразительные
моменты переходят в семантику.
Всякая речь говорит о чем-то, т. е. имеет какой-то предмет; всякая речь
вместе с тем обращается к кому-то - к реальному или возможному
собеседнику или слушателю, и всякая речь вместе с тем выражает что-то -
то или иное отношение говорящего к тому, о чем он говорит, и к тем, к
кому он реально или мысленно обращается. Стержнем или канвой смыслового
содержания речи является то, что она обозначает. Но живая речь обычно
выражает неизмеримо больше, чем она собственно обозначает. Благодаря
заключенным в ней выразительным моментам, она сплошь и рядом выходит за
пределы абстрактной системы значений. При этом подлинный конкретный
смысл речи раскрывается по большей мере через эти выразительные моменты
(интонационные, стилистические и пр.). Подлинное понимание речи
достигается не одним лишь знанием словесного значения употребленных в
ней слов; существеннейшую роль в нем играет истолкование, интерпретация
этих выразительных моментов, раскрывающих тот более или менее
сокровенный внутренний смысл, который вкладывается в нее говорящим.
Речь как средство выражения включается в совокупность выразительных
движений - наряду с жестом, мимикой и пр. Звук как выразительное
движение имеется и у животных. В различных ситуациях, при различном
состоянии животные издают звуки, каждый из которых более или менее
единообразно связан с определенной ситуацией. Каждый крик является
выражением определенного аффективного состояния (гнева, голода и т.д.).
Эти инстинктивные выразительные движения животных еще не являются речью
- даже в тех случаях, когда издаваемые животным крики передают его
возбуждение другим: животное при этом лишь заражает других своим
эмоциональным возбуждением, а не сообщает о нем. В них отсутствует
обозначающая функция.
Пока крик является только выразительным движением, сопровождающим
аффективно-эмоциональное состояние, он может для кого-нибудь, кто
установил и осознал связь, существующую между ними, стать знаком,
признаком наличия этого состояния. Но речью, словом звук становится лишь
тогда, когда он перестает только сопровождать соответствующее
аффективное состояние субъекта, а начинает его обозначать.
Эмоционально-выразительная функция речи как таковой принципиально
отлична от непроизвольной и неосмысленной выразительной реакции.
Выразительная функция, включаясь в человеческую речь, перестраивается,
входя в ее семантическое содержание. В таком виде эмоциональность играет
в речи человека значительную роль. Неправильно было бы целиком
интеллектуализировать речь, превращая ее только в орудие мышления. В ней
есть эмоционально-выразительные моменты, проступающие в ритме, паузах, в
интонациях, в модуляциях голоса и других выразительных, экспрессивных
моментах, которые в большей или меньшей степени всегда имеются в речи, -
особенно в устной, сказываясь, впрочем, и в письменной речи - в ритме и
расстановке слов; выразительные моменты речи проявляются далее в
стилистических особенностях речи, в различных нюансах и оттенках. Живая
человеческая речь не является только "чистой" формой абстрактного
мышления; она не сводится лишь к совокупности значений. Она обычно
выражает и эмоциональное отношение человека к тому, о чем он говорит, и
часто к тому, к кому он обращается. Можно даже сказать, что чем
выразительнее речь, тем более она речь, а не только язык, потому что чем
выразительнее речь, тем больше в ней выступает говорящий, его лицо, он сам.
Будучи средством выражения, речь является вместе с тем и средством
воздействия. Функция воздействия в человеческой речи одна из первичных,
наиболее основных ее функций. Человек говорит для того, чтобы
воздействовать, если не непосредственно на поведение, то на мысль или
чувства, на сознание других людей. Речь имеет социальное предназначение,
она средство общения, и эту функцию она выполняет в первую очередь,
поскольку она служит средством воздействия. И эта функция воздействия в
речи человека специфична. Звуки, издаваемые животными в качестве
"выразительных", выполняют и сигнальную функцию, но человеческая речь,
речь в подлинном смысле слова, принципиально отличается от тех
звукосигналов, которые издают животные. Крик, издаваемый сторожевым
животным или вожаком стаи, табуна и т.д., может послужить для других
животных сигналом, по которому они пускаются в бегство или нападают. Эти
сигналы являются у животных инстинктивными или условно-рефлекторными
реакциями. Животное, издавая такой сигнальный крик, издает его не для
того, чтобы известить других о надвигающейся опасности, а потому, что
этот крик вырывается у него в определенной ситуации. Когда другие
животные пускаются по данному сигналу в бегство, они также делают это не
потому, что они "поняли" сигнал, поняли то, что он обозначает, а потому,
что после такого крика вожак обычно пускается в бегство и для животного
наступила связанная с опасностью ситуация; таким образом, между криком и
бегством создалась условно-рефлекторная связь; это связь между бегством
и криком, а не тем, что он обозначает.
Сигнальная мимика животных может иметь своим следствием ту или иную
реакцию других животных; но средством сознательного поведения, при
помощи которого субъект в состоянии оказать воздействие, соответствующее
поставленной им цели, может быть только речь, которая что-то обозначает,
имеет определенное значение. Чтобы включиться в речь, сигнальная функция
выразительных движений должна перестроиться на семантической основе;
непроизвольный сигнал должен приобрести осознанное значение. Речь в
подлинном смысле слова является средством сознательного воздействия и
сообщения, осуществляемых на основе семантического содержания речи, - в
этом специфика речи в подлинном смысле слова.
Ни одному ученому не удалось констатировать наличие такой
сигнификативной связи у какого-либо животного. Все попытки Н. Келлога и
Р. Иеркса обучить обезьян речи кончились полной неудачей. Функция
обозначения отсутствует у животных.
В своих опытах В. Келер, дав обезьянам ведра с красками и кисти, создал
максимально благоприятные условия для выявления у животных способности
создать изображение какого-то предмета. Обезьяны с большой охотой
раскрашивали окружающие предметы, они измазали все стены, но ни разу,
при самом тщательном наблюдении, Келеру не удалось констатировать, чтобы
животные рассматривали продукты своей мазни как изображение, как знаки
чего-то другого. Изобразительного рисунка у них не наблюдалось; функция
знака отсутствовала. В своем исследовании Л. Бутан констатировал, что
три различных крика у гиббона соответствовали различной интенсивности
голода, а не различным видам пищи, которая давалась обезьяне. Тот же
крик употреблялся при определенной степени голода, какая бы пища ни
давалась гиббону, и разные крики при различной степени голода и одной и
той же пище. Каждый крик был, таким образом, выражением одного и того же
аффективного состояния, а не обозначением объективных обстоятельств или
предметов.
Итак, в речи человека можно психологическим анализом выделить различные
функции, но они не внешние друг другу аспекты; они включены в единство,
внутри которого они друг друга определяют и опосредуют. Так, речь
выполняет свою функцию сообщения на основе ее смысловой, семантической,
обозначающей функции. Но не в меньшей, а в еще большей степени и обратно
- семантическая функция обозначения формируется на основе
коммуникативной функции речи. По существу общественная жизнь, общение
придает крику функцию значения. Выразительное движение из эмоциональной
разрядки может стать речью, приобрести значение только в силу того, что
субъект замечает то воздействие, которое оно оказывает на других.
Ребенок сначала издает крик потому, что он голоден, а затем пользуется
им для того, чтобы его накормили. Звук сначала выполняет функции
обозначения объективно, служа сигналом для другого. Лишь благодаря тому,
что он выполняет эту функцию в отношении другого, он нами осознается в
своем значении, приобретает для нас значение. Первоначально отражаясь в
сознании другого человека, речь приобретает значение для нас самих. Так
и в дальнейшем - из употребления слова мы устанавливаем все более точно
его значение, сначала мало осознанное, по тому значению, в каком оно
понимается другими. Понимание является одним из конституирующих моментов
речи. Возникновение речи вне общества невозможно, речь - социальный
продукт; предназначенная для общения, она и возникает в общении. Притом
социальная предназначенность речи определяет не только ее генезис; она
отражается и на внутреннем, смысловом содержании речи. Две основные
функции речи - коммуникативная и сигнификативная, благодаря которым речь
является средством общения и формой существования мысли, сознания,
формируются одна через другую и функционируют одна в другой. Социальный
характер речи как средства общения и ее обозначающий характер неразрывно
связаны между собой. В речи в единстве и внутреннем взаимопроникновении
представлены общественная природа человека и свойственная ему
сознательность.
Всякая реальная конкретная речь или высказывание человека являются
определенной специфической деятельностью или действием его, которые
исходят из тех или иных мотивов и преследуют определенную цель. В
контексте этих мотивов и целей говорящего объективный смысл или значение
его высказывания приобретает новый смысл: за объективным содержанием
того, что сказал говорящий, выступает то, что он имел в виду, то, что он
хотел высказать - дать почувствовать, или понять, то, ради чего он все
это сказал. Предметный текст оказывается снабженным более или менее
богатым и выразительным подтекстом. Образующийся таким образом
личностный контекст определяет смысл речи как высказывания данного
человека. Строясь на основе его предметного значения, этот личностный
смысл речи может как сходиться, так и расходиться с ним - в зависимости
от целей и мотивов говорящего и их отношения к содержанию его речи.
Речь обычно должна разрешить какую-то более или менее осознанную
говорящим задачу и являться действием, оказывающим то или иное
воздействие на тех, к кому она обращена, хотя иногда речь является
фактически в большей или меньшей мере процессом, течение которого
непроизвольно определяется не вполне осознанными побуждениями.
Для того чтобы речь стала вполне сознательным действием, необходимо
прежде всего, чтобы говорящий четко осознал задачу, которую должна
разрешить его речь, т. е. прежде всего ее основную цель.
Однако понимание задачи, которую должна разрешить речь, предполагает не
только осознание цели, но и учет условий, в которых эта цель должна быть
осуществлена. Эти условия определяются характером предмета, о котором
идет речь, и особенностями аудитории, к которой она обращена. Лишь при
учете цели и условий в их соотношении человек знает, что и как ему
сказать, и может строить свою речь как сознательное действие, способное
разрешить задачу, которую поставил себе говорящий.
РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ РЕЧИ
Существуют различные виды речи: речь жестов и звуковая речь, письменная
и устная, внешняя речь и речь внутренняя.
Современная речь является по преимуществу звуковой речью, но и в
звуковой по преимуществу речи современного человека жест играет
некоторую роль. В виде, например, указательного жеста он часто дополняет
ссылкой на ситуацию то, что не досказано или однозначно не определено в
контексте звуковой речи; в виде выразительного жеста он может придать
особую экспрессию слову или даже внести в смысловое содержание звуковой
речи новый оттенок. Таким образом, и в звуковой речи имеется некоторая
взаимосвязь и взаимодополнение звука и жеста, смыслового контекста
звуковой речи и более или менее наглядной и выразительной ситуации, в
которую нас вводит жест; слово и ситуация в ней обычно дополняют друг
друга, образуя как бы единое целое.
Однако в настоящее время язык жестов (мимика и пантомимика) является
лишь как бы аккомпанементом к основному тексту звуковой речи: жест имеет
в нашей речи лишь вспомогательное, второстепенное значение. На ранних
ступенях развития при крайней многозначности (полисемантизме)
первоначальных слов в единстве жеста и звука, ситуации и содержания
звуковой речи жест играл несомненно значительно большую роль. Речь, в
которой жест и конкретная ситуация играют основную роль, наглядна и
выразительна, но мало пригодна для передачи сколько-нибудь отвлеченного
содержания, для передачи логически связного, систематического хода
мысли. Чистая же речь жестов, которая, скорей, изображает, чем
обозначает, или во всяком случае обозначает, лишь изображая, является по
преимуществу формой существования сенсомоторного, наглядно-действенного
мышления. Развитие мышления у человека существенно связано с развитием
членораздельной звуковой речи. Поскольку отношение слова и обозначаемого
в звуковой речи носит более абстрактный характер, чем отношение жеста к
тому, что он изображает или на что он указывает, звуковая речь
предполагает более высокое развитие мышления; с другой стороны, более
обобщенное и отвлеченное мышление в свою очередь нуждается в звуковой
речи для своего выражения. Они, таким образом, взаимосвязаны и в
процессе исторического развития были взаимообусловлены.
Существенно отличны друг от друга также устная речь (как разговорная
речь, речь-беседа в условиях непосредственного контакта с собеседником)
и письменная речь.
Письменная речь и устная находятся друг с другом в относительно сложных
взаимоотношениях. Они теснейшим образом между собой связаны. Но их
единство включает и очень существенные различия. Современная письменная
речь носит алфабетический характер; знаки письменной речи - буквы -
обозначают звуки устной речи. Тем не менее письменная речь не является
просто переводом устной речи в письменные знаки. Различия между ними не
сводятся к тому, что письменная и устная речь пользуются разными
техническими средствами. Они более глубоки. Хорошо известны большие
писатели, которые были слабыми ораторами, и выдающиеся ораторы,
выступления которых при чтении теряют большую часть своего обаяния.
Письменная и устная речь выполняют обычно разные функции. Речь устная по
большей части функционирует как разговорная речь в ситуации беседы,
письменная речь - как речь деловая, научная, более безличная,
предназначенная не для непосредственно присутствующего собеседника.
Письменная речь при этом направлена преимущественно на передачу более
отвлеченного содержания, между тем как устная, разговорная речь по
большей части рождается из непосредственного переживания. Отсюда целый
ряд различий в построении письменной и устной речи и в средствах,
которыми каждая из них пользуется.
В устной, разговорной речи наличие общей ситуации, объединяющей
собеседников, создает общность ряда непосредственно очевидных
предпосылок. Когда говорящий воспроизводит их в речи, речь его
представляется излишне длинной, скучной и педантичной: многое
непосредственно ясно из ситуации и может быть в устной речи опущено.
Между двумя собеседниками, объединенными общностью ситуации и - в
какой-то мере - переживаниями, понимание бывает возможно с полуслова.
Иногда, между близкими людьми, достаточно одного намека, чтобы быть
понятым. В таком случае то, что мы говорим, понимается не только или
иногда даже не столько из содержания самой речи, сколько на основании
той ситуации, в которой находятся собеседники. В разговорной речи многое
поэтому не договаривается. Разговорная устная речь - ситуативная речь.
Притом в устной речи-беседе в распоряжении собеседников, помимо
предметно-смыслового содержания речи, имеется целая гамма выразительных
средств, при помощи которых передается то, что не досказано в самом
содержании речи.
В письменной речи, обращенной к отсутствующему или вообще безличному,
неизвестному читателю, не приходится рассчитывать на то, что содержание
речи будет дополнено почерпнутыми из непосредственного контакта общими
переживаниями, порожденными той ситуацией, в которой находился пишущий.
Поэтому в письменной речи требуется иное, чем в устной, - более
развернутое построение речи, иное раскрытие содержания мысли. В
письменной речи все существенные связи мысли должны быть раскрыты и
отражены. Письменная речь требует более систематического, логически
связного изложения. В письменной речи все должно быть понятно
исключительно из ее собственного смыслового содержания, из ее контекста;
письменная речь - это контекстная речь.
Контекстное построение приобретает в письменной речи реальное значение
еще и потому, что выразительные средства (модуляции голоса, интонация,
голосовые подчеркивания и т.д.), которыми так богата устная речь,
особенно у некоторых людей, в письменной речи очень ограничены.
Письменная речь требует, далее, особенной продуманности, плановости,
сознательности. В условиях устного общения собеседник и в какой-то мере
даже молчаливый слушатель помогают регулировать речь. Непосредственный
контакт с собеседником в разговоре быстро обнаруживает непонимание;
реакция слушателя непроизвольно для говорящего направляет его речь в
нужное русло, заставляет подробнее остановиться на одном, пояснить
другое и т. д. В письменной речи это непосредственное регулирование речи
говорящего со стороны собеседника или слушателя отсутствует. Пишущий
должен самостоятельно определить построение своей речи так, чтобы она
была понятна для читателя.
Специфические формы связной речи, т. е. речи, передающей логически
связное содержание в форме, понятной из самого контекста, несомненно
выработались в процессе исторического развития письменной речи; в
древних памятниках письменности еще явно выступают формы устной
ситуативной речи. Развитие мышления, являющегося продуктом исторического
развития, существенно связано с развитием письменной речи также и
потому, что письменная речь обеспечила историческую преемственность,
необходимую для развития теоретического мышления (вопрос о различии
письменной и устной речи достаточно четко был поставлен еще Аристотелем.
В лингвистической литературе он хорошо освещен у Ч. Балли. В советской
психологической литературе этот вопрос разрабатывал Л. С. Выготский).
При всех различиях, которые существуют между письменной и устной речью,
нельзя, однако, внешне противопоставлять их друг другу. Ни устная, ни
письменная речь не представляют собой однородного целого. Существуют
различные виды как устной, так и письменной речи. Устная речь может
быть, с одной стороны, разговорной речью, речью-беседой, с другой -
речью, ораторским выступлением, докладом, лекцией. Существуют также
различные разновидности письменной речи: письмо будет по своему
характеру, по стилю существенно отличаться от речи научного трактата;
эпистолярный стиль - особый стиль; он значительно приближается к стилю и
общему характеру устной речи. С другой стороны, речь, публичное
выступление, лекция, доклад по своему характеру в некоторых отношениях
значительно приближаются к письменной речи. Лекция, доклад и т. д.
располагают всеми выразительными средствами устной речи. И искусство
этой формы устной речи включает в себя использование и этих
выразительных средств; вопреки общепринятому выражению о чтении лекций,
лекцию нельзя превращать просто в чтение некоторого текста. Речь-лекция
должна соединять в себе особенности как устной, так и письменной речи.
Произнесенная перед безмолвной аудиторией, она должна быть в какой-то
мере все же лекцией-беседой: сугубо тонкая чувствительность,
улавливающая невысказанное состояние аудитории, податливой или
сопротивляющейся, увлеченной или скучающей, и умение тут же, как в
речи-беседе, учесть по едва уловимым реакциям слушателей их внутреннее
состояние и отношение к сказанному - все эти особенности устной речи
должны сочетаться со строгой систематичностью и логической связностью
изложения, свойственными не разговорной устной, а письменной речи.
Таким образом, если разговорная устная речь весьма значительно
отличается от письменной речи научного трактата, то расстояние,
отделяющее устную лекцию-речь, доклад от письменной речи, с одной
стороны, и стиль разговорной речи от эпистолярного стиля, с другой,
значительно меньше. Это означает, во-первых, что устная и письменная
речь не внешние противоположности, они воздействуют друг на друга;
формы, выработавшиеся в одной из них и специфичные для нее, переходят на
другую. Это означает, во-вторых, что коренные различия между основными
типами устной разговорной речи и письменной научной речи связаны не
просто с техникой письма и звуковой устной речи, а и с различием
функций, которые они выполняют; устная разговорная речь служит для
общения с собеседником в условиях непосредственного контакта и по
преимуществу для сообщения, касающегося непосредственно переживаемого.
Письменная речь служит обычно для нужд более отвлеченной мысли.
Существенно отличны между собой, и притом также по своему отношению к
мышлению, внешняя, громкая устная речь и речь внутренняя, которой мы по
преимуществу пользуемся, когда, мысля про себя, мы отливаем наши мысли в
словесные формулировки.
Внутренняя речь отличается от внешней не только тем внешним признаком,
что она не сопровождается громкими звуками, что она - "речь минус звук".
Внутренняя речь отлична от внешней и по своей функции. Выполняя иную
функцию, чем внешняя речь, она в некоторых отношениях отличается от нее
также по своей структуре; протекая в иных условиях, она в целом
подвергается некоторому преобразованию. Не предназначенная для другого,
внутренняя речь допускает "короткие замыкания"; она часто эллиптична, в
ней пропускается то, что для пользующегося ею представляется само собой
разумеющимся. Иногда она предикативна: намечает, что утверждается, при
этом опускается как само собой разумеющееся, как известное то, о чем
идет речь; часто она строится по типу конспекта или даже оглавления,
когда намечается как бы тематика мысли, то, о чем идет речь, и
опускается как известное то, что должно быть сказано (особенности
строения внутренней речи в нашей психологической литературе изучал Л. С.
Выготский, характеризовавший структуру этой речи как предикативную).
Выступая в качестве внутренней речи, речь как бы отказывается от
выполнения первичной функции, ее породившей: она перестает
непосредственно служить средством сообщения, для того чтобы стать прежде
всего формой внутренней работы мысли. Не служа целям сообщения,
внутренняя речь, однако, как и всякая речь, социальна. Она социальна,
во-первых, генетически, по своему происхождению: "внутренняя" речь
несомненно производная форма от речи "внешней". Протекая в иных
условиях, она имеет видоизмененную структуру; но и ее видоизмененная
структура носит на себе явные следы социального происхождения.
Внутренняя речь и протекающие в форме внутренней речи словесное,
дискурсивное мышление отображают структуру речи, сложившуюся в процессе
общения.
Внутренняя речь социальна и по своему содержанию. Утверждение о том, что
внутренняя речь - это речь с самим собой, не совсем точно. И внутренняя
речь по большей части обращена к собеседнику. Иногда это определенный,
индивидуальный собеседник. "Я ловлю себя на том, - читаю я в одном
письме, - что я целыми часами веду нескончаемую внутреннюю беседу с
вами"; внутренняя речь может быть внутренней беседой. Случается,
особенно при напряженном чувстве, что человек ведет про себя внутреннюю
беседу с другим человеком, высказывая в этой воображаемой беседе все то,
что по тем или иным причинам он ему не мог сказать в реальной беседе. Но
и в тех случаях, когда внутренняя речь не принимает характера
воображаемой беседы с определенным собеседником, тогда она посвящена
размышлению, рассуждению, аргументации, и тогда она обращена к какой-то
аудитории. Выраженная в слове мысль каждого человека имеет свою
аудиторию, в атмосфере которой протекают его рассуждения; его внутренняя
аргументация обычно рассчитана на аудиторию и к ней приноровлена;
внутренняя речь обычно внутренне направлена на других людей, если не на
реального, то на возможного слушателя.
Неправильно было бы целиком интеллектуализировать внутреннюю речь.
Внутренняя речь-беседа (с воображаемым собеседником) часто бывает
эмоционально насыщена. Но не подлежит сомнению, что с внутренней речью
мышление связано особенно тесно. Поэтому мышление и внутренняя речь
неоднократно отожествлялись. Именно в связи с внутренней речью в силу
этого с особой остротой встает вопрос о взаимоотношениях речи и мышления
в его общей, принципиальной форме.
РЕЧЬ И МЫШЛЕНИЕ
Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные
взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и
определяющим для речи является ее отношение к мышлению.
Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и
мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество. Равно
неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и
представление о речи как только внешней форме мысли.
Поведенческая психология попыталась установить между ними тожество, по
существу сведя мышление к речи. Для бихевиориста мысль есть не что иное,
как "деятельность речевого аппарата" (Дж. Уотсон). К. С. Лешли в своих
опытах попытался обнаружить посредством специальной аппаратуры движения
гортани, производящие речевые реакции. Эти речевые реакции совершаются
по методу проб и ошибок, они не интеллектуальные операции.
Такое сведение мышления к речи обозначает упразднение не только
мышления, но и речи, потому что, сохраняя в речи лишь реакции, оно
упраздняет их значение. В действительности речь есть постольку речь,
поскольку она имеет осознанное значение. Слова, как наглядные образы,
звуковые или зрительные, сами по себе еще не составляют речи. Тем более
не составляют речи сами по себе реакции, которые посредством проб и
ошибок приводили бы к их продуцированию. Движения, продуцирующие звуки,
не являются самостоятельным процессом, который в качестве побочного
продукта дает речь. Подбор самих движений, продуцирующих звуки или знаки
письменной речи, весь процесс речи определяется и регулируется
смысловыми отношениями между значениями слов. Мы иногда ищем и не
находим слова или выражения для уже имеющейся и еще словесно не
оформленной мысли; мы часто чувствуем, что сказанное нами не выражает
того, что мы думаем; мы отбрасываем подвернувшееся нам слово, как
неадекватное нашей мысли: идейное содержание нашей мысли регулирует ее
словесное выражение. Поэтому речь не есть совокупность реакций,
совершающихся по методу проб и ошибок или условных рефлексов: она -
интеллектуальная операция. Нельзя свести мышление к речи и установить
между ними тожество, потому что речь существует как речь лишь благодаря
своему отношению к мышлению.
Но нельзя и отрывать мышление и речь друг от друга. Речь - не просто
внешняя одежда мысли, которую она сбрасывает или одевает, не изменяя
этим своего существа. Речь, слово служат не только для того, чтобы
выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В
речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы сплошь и рядом ее
формируем. Речь здесь нечто большее, чем внешнее орудие мысли; она
включается в самый процесс мышления как форма, связанная с его
содержанием. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление
и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса.
Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и
совершается.
В тех случаях, когда мышление совершается в основном не в форме речи в
специфическом смысле слова, а в форме образов, эти образы по существу
выполняют в мышлении функцию речи, поскольку их чувственное содержание
функционирует в мышлении в качестве носителя его смыслового содержания.
Вот почему можно сказать, что мышление вообще невозможно без речи: его
смысловое содержание всегда имеет чувственного носителя, более или менее
переработанного и преображенного его семантическим содержанием. Это не
значит, однако, что мысль всегда и сразу появляется в уже готовой
речевой форме, доступной для других. Мысль зарождается обычно в виде
тенденций, сначала имеющих лишь несколько намечающихся опорных точек,
еще не вполне оформившихся. От этой мысли, которая еще больше тенденция
и процесс, чем законченное оформившееся образование, переход к мысли,
оформленной в слове, совершается в результате часто очень сложной и
иногда трудной работы. В процессе речевого оформления мысли работы над
речевой формой и над мыслью, которая в ней оформляется, взаимно
переходят друг в друга.
В самой мысли в момент ее зарождения в сознании индивида часто
переживание ее смысла для данного индивида преобладает над оформленным
значением ее объективного значения. Сформулировать свою мысль, т. е.
выразить ее через обобщенные безличные значения языка, по существу
означает как бы перевести ее в новый план объективного знания и,
соотнеся свою индивидуальную личную мысль с фиксированными в языке
формами общественной мысли, прийти к осознанию ее объективированного
значения.
Как форма и содержание, речь и мышление связаны сложными и часто
противоречивыми соотношениями. Речь имеет свою структуру, не совпадающую
со структурой мышления: грамматика выражает структуру речи, логика -
структуру мышления; они не тожественны. Поскольку в речи отлагаются и
запечатлеваются формы мышления той эпохи, когда возникли соответствующие
формы речи, эти формы, закрепляясь в речи, неизбежно расходятся с
мышлением последующих эпох. Речь архаичнее мысли. Уже в силу этого
нельзя непосредственно отожествлять мышление с речью, сохраняющей в себе
архаические формы. Речь вообще имеет свою "технику". Эта "техника" речи
связана с логикой мысли, но не тожественна с ней.
Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно
выступают в процессе воспроизведения. Воспроизведение отвлеченных мыслей
отливается обычно в словесную форму, которая оказывает, как установлено
в ряде исследований, в том числе и проведенных нашими сотрудниками А. Г.
Комм и Э. М. Гуревич, значительное, иногда положительное, иногда - при
ошибочности первоначального воспроизведения - тормозящее влияние на
запоминание мысли. Вместе с тем запоминание мысли, смыслового содержания
в значительной мере независимо от словесной формы. Эксперимент показал,
что память на мысли прочнее, чем память на слова, и очень часто бывает
так, что мысль сохраняется, а словесная форма, в которую она была
первоначально облечена, выпадает и заменяется новой. Бывает и обратное -
так, что словесная формулировка сохранилась в памяти, а ее смысловое
содержание как бы выветрилось; очевидно, речевая словесная форма сама по
себе еще не есть мысль, хотя она и может помочь восстановить ее. Эти
факты убедительно подтверждают в чисто психологическом плане то
положение, что единство мышления и речи не может быть истолковано как их
тожество.
Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к
внешней, но и к внутренней речи. Встречающееся в литературе
отожествление мышления и внутренней речи несостоятельно. Оно, очевидно,
исходит из того, что к речи в ее отличие от мышления относится только
звуковой, фонетический материал. Поэтому там, где, как это имеет место
во внутренней речи, звуковой компонент речи отпадает, в ней не
усматривают ничего, помимо мыслительного содержания. Это неправильно,
потому что специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней
звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической -
синтаксической и стилистической - структуре, в ее специфической речевой
технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую
структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и
внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и
мышление не сводится к ней.
Итак: 1) между речью и мышлением существует не тожество и не разрыв, а
единство; это единство диалектическое, включающее различия,
заостряющиеся в противоположности; 2) в единстве мышления и речи ведущим
является мышление, а не речь, как того хотят формалистические и
идеалистические теории, превращающие слово как знак в "производящую
причину" мышления; 3) речь и мышление возникают у человека в единстве на
основе общественно-трудовой практики.
Единство речи и мышления конкретно осуществляется в различных формах для
разных видов речи. <...>
***
АБ
