«Гранты, задуманные, по признанию тогдашнего министра науки и образования Андрея Фурсенко, как инструмент, в том числе, создания конкуренции между академической и вузовской наукой, [у нас] привели к со-трудничеству». Это говорит человек, много лет являвшийся директором одного из академических институтов, хайтечным изделием которого, например, оснащены две трети токамаков в мире. А его самого даже зарубежные ученые называют фактическим «отцом» сверхмощных лазеров, более 40 лет назад заложившим теоретические основания для их создания.
Зовут его Александр Литвак, А возглавлявшийся им до недавнего времени институт (с поста директора он ушел сам, - по возрасту), - это расположенный в моем городе Институт Прикладной Физики (ИПФАН).
Созданная этим человеком и его командой (а также единомышленниками из самых разных сфер и учреждений) вокруг ИПФ система заставляет в очередной раз восхититься своей страной. В которой много не только лесов, полей и рек, но и, - во все времена - светлых людей, получивших в дар от Небес самые разнообразные таланты. Благодаря которым наша Россия жила, живет и жить будет, - на злобу всем «партнерам», «коллегам» и прочей нечисти...
В общем, продолжаем серию материалов, посвященных сравнению Нас и Их, - с тем, чтобы взвесить шансы сторон в идущей сейчас на земном шарике схватке не на жизнь, а на смерть, - схватке Света и Тьмы, Святой Троицы и Сатаны...
Система взаимной заинтересованности
В силу запретов, налагавшихся на бюджетные учреждения, ИПФАН не мог участвовать в создании малых предприятий, поэтому такие предприятия создавались его сотрудниками. Но предприятия эти удерживалисьв орбите института, потому что опирались на его фундаментальные разработки, потому что им была нужна его инфраструктура — производственные и испытательные мощности, инженерное обслуживание - а бренд ИПФАН привлекал заказчиков. Кроме того, пребывание на одной площадке позволяло малым предприятиям оптимизировать расходы на аренду, а сотрудникам института — совмещать работу в институте и на малых предприятиях.
https://aftershock.news/?q=node/446534
В результате двадцати лет развития и приспособления к новым условиям, институт (ИПФ) и окружающие его малые предприятия создали систему, в рамках которой они оказались взаимно заинтересованы друг в друге...
Союз с малыми предприятиями позволяет институту решать и кадровые проблемы. Как говорит Александр Литвак:
--- во-первых, поощряя малые предприятия, мы дополняем заработную плату наших сотрудников. Во-вторых, когда приходит нужный человек, а у нас нет свободных ставок, его либо берут в институт на работу по контракту с одним из малых предприятий, либо договариваются с малым предприятием, куда берут нужного человека, и он выполняет работу для института. Конечно, чисто психологически многим это сложно, они чувствуют себя людьми второго сорта. Но я даю им личное обязательство, что обеспечу им фактически бессрочный контракт. Мы не теряем квалифицированные кадры.
Кадры же совсем новые ИПФановцы находят посредством самостоятельного выращивания научного молодняка «с младых ногтей», - выращивания бережного, «в руке», как выращивают рис китайские крестьяне.
Эти кадры институт в основном получает с базового факультета Нижегородского университета — Высшей школы общей и прикладной физики, выпускники которой практически полностью вливаются в состав института. В результате в институте уже сформировалась большая группа сотрудников, которые связаны с ним еще со школьной скамьи.
Ребята проводят в ИПФ 100% учебного времени. Здесь слушают лекции, делают лабораторные, курсовые и диплом. Выпуск школы может составлять 20, а может — и 14 человек. Декан факультета-школы Михаил Токман, его единственный штатный сотрудник, говорит, что «сотрудники ИПФ преподают в нашей школе не потому, что им деньги платят. Это решение проблемы выживания всей нашей научной школы».
Действует эта школа в соответствии с принципами, разделяемыми не только нижегородскими учеными:
--- ... Сегодня есть расхожее мнение, что современный человек должен уметь четыре вещи: доставать деньги из банкомата, водить машину, говорить по-английски и быть коммуникабельным в обществе. На мой взгляд, этого не достаточно, чтобы быть образованным человеком... Если школа сведется только к обучению подобным вещам, можно будет говорить о целенаправленном превращении молодых людей в «рабов системы...
... Школа должна давать широкие знания, которые не обязаны быть прикладными. [Молодежь] должна уметьанализировать, оценивать явления и события, опираясь на объективные факты. Это даёт возможность человеку развиваться в самых разных направлениях и быть свободным от давления навязываемых догм...
Это говорит Людвиг Фаддеев, который, несмотря на свои 80 с хвостиком лет, делает все, что в его силах, чтобы «математическая наука в России продолжала развиваться». Например, всячески способствует завершению строительства учебного и жилого корпусов математического института им. Эйлера. Который, по его замыслу, должен стать центром притяжения как для его бывших сотрудников, так и для уехавших когда-то ученых, и других ученых с мировыми именами. Которые стали бы «учить наших молодых людей здесь, а не за рубежом».
Ученый отмечает, что отток наших мозгов за последние годы стал меньше (говорится это в 2016 году - shed ), но, в том числе, и из-за того, что «способных молодых людей у нас стало меньше». Правда при этом добавляет: «Интересно, что в этом году уже пять очень способных студентов обратились ко мне за научным руководством, чего не было последние 15 лет»...
https://aftershock.news/?q=node/449898
МегаНижний
В 1990-х стороннему наблюдателю, - вроде меня тогдашнего - было трудно представить, что ИПФАН, в вестибюле здания которого основались киосочки, торгующие ширпотребом, сумеет сохраниться, как храм науки. И что фамилия его шефа (Литвак) и через 20 лет не исчезнет со страниц и наших, и зарубежных изданий. Что в ИПФАНе и других научных учреждениях Нижнего все чаще начнут уютно чувствовать себя мозги из-за границы, - не только зарубежного розлива, но и мозги наших возвращенцев.
В апреле 2009 года вышло необычное постановление правительства России № 220. Документ предусматривал выдачу грантов ведущим иностранным и российским ученым на организацию научных исследований в вузах России. Размер грантов — до 150 млн рублей — не имел прецедентов в новейшей российской истории и был весьма значителен даже по западным меркам. И уже в октябре 2009-го были объявлены имена первых сорокапобедителей.
Ученые, связанные с вузами Нижнего, получили четыре гранта, то есть больше, чем любой другой научный центр России, за исключением Москвы и Санкт-Петербурга.
В начале мегагрантовой эпопеи даже многие победители конкурса скептически отнеслись как к самому принципу привлечения «звезд» в российские вузы, так и к целям, которые этот конкурс ставил.
Так, соруководитель гранта, посвященного физике мощных лазеров и световых пучков, заведующий кафедрой общей физики радиофиофака ННГУ Михаил Бакунов отмечал:
- приглашение иностранных ученых на таких льготных условиях, когда они могут бывать здесь наездами, — это экстраординарная мера, которая отражает понимание руководством страны того, что наука у насзагибается. В нормальном государстве люди, которые хотят у нас работать, должны приезжать к нам и работать.
Правда, при этом Бакунов выражал надежду, что с помощью крупнейшего в мире специалиста в области мощных лазеров Жерара Муру (G. Mourou), выигравшего грант, в университете удастся создать лабораторию мирового уровня.
По мнению тогдашнего члена-корреспондента, а ныне академика РАН, заведующего лабораторией Института биоорганической химии РАН Сергея Лукьянова, получившего грант для создания в Нижегородской медицинской академии лаборатории по изучению механизмов физиологических и патологических процессов в живых системах на основе использования флуоресцентных белков, которое он высказал в 2011 году, «сама идея пригласить ведущего ученого в вуз, где он до сих пор не имел никаких проектов, с целью получить по результатам его двухлетней деятельности эффективно функционирующую, передовую научную лабораторию, выглядит, мягко говоря, весьма рискованной»...
Однако в результате состоявшегося 21 декабря 2012 года конкурса Министерства образования и науки среди победителей конкурса 2010 года — на продление грантов еще на два года - все четыре участника из Нижнего Новгорода оказались среди 27 проектов, такое право получивших.
Мегагранты, как отметил директор Института прикладной физики РАН академик РАН Александр Литвак, бесспорно, стимулировали научную активность и в вузах, и в академических институтах. Победами в первом конкурсе дело не ограничилось. Во втором и третьем конкурсах ННГУ получил еще три мегагранта, а в третьем конкурсе, в котором разрешили участвовать и академическим институтам, столько же мегагрантов получил ИПФ. Это больше, чем все другие институты и университеты России. А Нижегородская медицинская академия выиграла еще один грант в третьем конкурсе. На недавно объявленный четвертый конкурс от Нижегородского политехнического университета заявлено уже пять проектов...
Для того, чтобы понять, почему Нижний притягивает мегагранты, стоит повнимательнее посмотреть на ИПФАН, покопаться в его истории.
Славная история
Со времен знаменитой Нижегородской радиолаборатории (1918–1928) в Нижнем Новгороде (Горьком) жили и работали ученые, известные своими трудами по теории колебаний, статистической радиофизике, распространению радиоволн, электродинамике и электронике сверхвысоких частот: В. П. Лебединский, М. А. Бонч-Бруевич, В. П. Вологдин, В. А. Котельников, А. А. Пистолькорс.
В начале 1930−х в Нижний Новгород для работы в Горьковском исследовательском физико-техническом институте приехали московские ученые — ученики академика Мандельштама А. А. Андронов, В. И. Гапонов, М. Т. Грехова, Е. А. Леонтович, Г. С. Горелик, которые, в лучших традициях русской и советской научной интеллигенции, рассматривали создание крупных центров науки в провинции как важнейшую государственную задачу. Их усилиями и была основана нижегородская научная радиофизическая школа.
В самом начале войны А. А. Андронов и М. Т. Грехова обратились к руководству страны с письмом, где указывались перспективы радиолокации и предлагалось организовать подготовку специалистов в этой области. Именно поэтому в 1945 году в Горьковском университете (ГГУ) был создан первый в СССР радиофизический факультет, деканом которого стала М. Т. Грехова. В 1956 году по ее инициативе при ГГУ был создан Научно-исследовательский радиофизический институт (НИРФИ).
А уже в 1977 году на базе нескольких отделов НИРФИ был создан ИПФ РАН, первым директором которого стал будущий академик А. В. Гапонов-Грехов (потом - научный руководитель института).
Поразительное разнообразие направлений исследований, ведущихся в институте, которые распределены по трем отделениям (физики плазмы и электроники больших мощностей, гидрофизики и гидроакустики, нелинейной динамики и оптики), связано с широтой взглядов, свойственных «мандельштамовскому десанту». Вот что говорил об этом сам отец-основатель отечественной школы колебаний Леонид Мандельштам:
--- Наука о колебаниях объединяет явления не по физическому содержанию нашего восприятия, а по общности подхода к изучению, по общности формы закономерностей при крайне разнородном содержании явлений… Изучая одну область, вы получаете тем самым интуицию и знания в совсем другой. Вы получаете возможность проводить далеко идущие аналогии...
Почти гиперболоид и небо в алмазах
Одним из достижений института в советский период было создание гиротрона — то есть мазера, прибора, аналогичного лазеру, но работающего в СВЧ-диапазоне. Гиротрон нашел применение в установкахуправляемого термоядерного синтеза, в радиолокации и в технологиях вакуумного напыления. Две третитокамаков в мире оснащены гиротронами, произведенными в Нижнем Новгороде.
Александр Литвак сравнил гиротрон с гиперболоидом инженера Гарина:
- Из нашего гиротрона можно сделать почти то же самое. И американцы пытаются делать. Сверхмощные гиротроны на частотах от 30 до 170 гигагерц способны генерировать до 1 мегаватта в непрерывном режиме. Американцы вначале проморгали эти возможности. Потом, когда мы стали публиковать наши результаты, бросились догонять. И именно гиротрон помог нам выжить в новые времена...
Когда эти новые времена начались, в 1992 году, группа сотрудников ИПФ, Курчатовского института и двух предприятий электронной промышленности — всего около 30 человек тех, кто внес существенный вклад в разработку, производство и применение гиротронов, — учредила фирму ГИКОМ:
- Мы поняли, что единственный путь выжить — спасаться самим, коммерциализируя, если говорить современным языком, наши достижения, и первым, что мы стали делать на продажу, стали гиротроны.Посоветоваться было не с кем, до всех тонкостей бизнеса приходилось доходить самим. Заключили было договор с одной американской фирмой, но та нарушила его, отказавшись платить роялти за использование ноу-хау института. Благо незадолго до этого в Нижнем побывала делегация американских юристов, у нас остались связи. Обратились к ним за помощью. Удалось так подготовиться к суду, что американская фирма пошла на мировую и заплатила деньги, но они все ушли на юристов.
Первый гиротрон ГИКОМ поставил в Германию, в Институт физики плазмы Общества Макса Планка,практически бесплатно, для того чтобы там увидели, что этим можно пользоваться. А затем ГИКОМ начал участвовать в международных тендерах, выигрывать их и поставлять гиротроны повсеместно. Токамак, строящийся в рамках международного проекта ITER, тоже будет оснащен гиротронами из ГИКОМа. ГИКОМ работает в тесной связке с ИПФ, и для большинства заказов, которые получает, научное сопровождение или новые разработки приборов он перезаказывает институту. Именно ГИКОМ дал возможность обеспечивать сотрудников института зарплатой в самые трудные времена. Литвак гордится тем, что за двадцать лет зарплату в институте не задерживали ни разу.
При создании гиротронов в царстве Литвака решили, - так, между делом :) - еще одну задачу и научились изготавливать «окна» для вывода излучения. Опередив в этой сфере фирму De Beers. Дело в том, чтогиротрон — это вакуумный прибор. Его мощность, этот самый мегаватт, генерируется внутри вакуума. Ее надо вывести наружу. Значит, нужно окно, разделяющее вакуум и атмосферу, которое должно мало поглощать и иметь хорошую теплопроводность. Лучше всего для этого подходит поликристаллический алмазный диск. У него высокая прозрачность на частотах излучения гиротрона, а теплопроводность даже в четыре раза выше, чем у меди. Основным производителем таких дисков до недавнего времени была компания De Beers. Для окна гиротрона нужен диск диаметром 100 мм и толщиной 1,5–2 мм, который изготавливается более 50 дней и стоит120 тыс. евро. И в ИПФ решили освоить производство этих окон самостоятельно.
Технология изготовления алмазного поликристаллического покрытия заключается в создании СВЧ-разряда в газовой смеси метана и водорода. Метан распадается, углерод осаждается на подложку в виде алмазного покрытия, а возбужденный атомарный водород вычищает с подложки графит. И чем выше частота разряда, тем выше скорость напыления. В De Beers используются традиционные СВЧ-генераторы микроволнового излучения с частотой, как в микроволновых печах, а в ИПФ применили в качестве источника СВЧ-разрядагиротрон, частота излучения которого на порядок выше. В результате получили очень высокую скорость напыления — в пять-семь раз больше, чем у De Beers. Как сказал заведующий лабораторией физики СВЧ-разряда и синтеза углеродных материалов Анатолий Вихарев, «мы не только разработали технологию и оборудование высокоскоростного выращивания алмазных пленок, но и патентуем ее во всех странах мира». Теперь ИПФ готов поставлять эти «окна» всем желающим.
По аналогичной технологии в ИПФ научились выращивать и моноалмазы размером до нескольких миллиметров, которые предполагается использовать в новом направлении полупроводниковой техники —алмазной электронике. Оказалось, что если алмаз легировать, то на нем можно делать транзисторы. Поскольку у алмаза очень высокая теплопроводность, в полупроводниковых микросхемах на алмазе могут быть существенно уменьшены размеры элементов или при тех же масштабах можно получить существенно большую мощность изделия либо температуру его эксплуатации. Например, англичане уже создали транзистор, который стоит на аэробусе А380 и контролирует температуру турбины при температуре 400 градусов. Сейчас аналогичные работы ведутся ИПФ совместно с другими российскими организациями...
Буквально на переломе эпох, в конце 1991 года (для покровителей ибанцев это из серии «А еще они зимой едят мороженое»), ИПФАН сумел изыскать средства и начал разработку фемтосекундных лазеров. Сначала они стали использоваться в оптической томографии (о ней чуть ниже), а потом оказалось, что их можно применять и в установках лазерного термоядерного синтеза для поджига реакции. И не только.
В ИПФ был создан один из самых мощных источников лазерного излучения в мире с мощностью полпетаватта (1015 Вт) и длительностью импульса несколько фемтосекунд. При фокусировке такого импульса в вакуумной камере на мишени достигается интенсивность излучения до 1022 Вт/см2. Это поле приблизительно на три порядка больше по величине, чем поле, которое удерживает электроны в атоме водорода. А длительность импульса меньше длительности колебаний атомов в молекулах. Это значит, что с помощью этого лазера можно исследовать процессы, происходящие внутри молекул, получить новые состояния вещества, исследовать неизвестные свойства вакуума. Как сказал начальник отделения нелинейной динамики ИПФ член-корреспондент РАН Александр Сергеев ( тогда еще далеко не президент РАН), «имея такой лазер, мы можемвскипятить вакуум и получить электрон-позитронную плазму».
Благодаря столь высокой интенсивности излучения, фемтосекундные лазеры могут быть использованы в установках лазерного термоядерного синтеза для поджига реакции. А также для изучения процессов, происходящих в центре ядерного взрыва.
Такой лазер позволяет в компактном, фактически настольном варианте проводить эксперименты, которые сейчас можно делать только на ускорителях типа большого адронного коллайдера. Вышибая из мишени электроны и протоны, можно ускорять их до очень высоких энергий.
По словам Александра Сергеева, «фокусируя лазерное излучение на газовую струю, мы получаем темп ускорения атомов один гигаэлектронвольт на сантиметр. Это на три-четыре порядка больше, чем максимальный градиент ускорения, который получают на больших ускорителях. Самый большой суперколлайдер для электронов — Стэнфордский линейный ускоритель в Стэнфордском университете. У него энергия 50 гигаэлектронвольт на длине три километра. То есть у него один гигаэлектронвольт на 60 метров, а у нас один гигаэлектронвольт на сантиметр».
Благодаря своим достижениям в области мощных лазеров, ИПФ приглашен в число участников европейского проекта ELI (Extreme Light Infrastructure) по созданию лазера экзаваттной мощности. Это приблизительно на два с половиной порядка больше того, что есть сейчас.
Что же касается оптической томографии (для нее используются лазеры с длительностью импульса несколько фемтосекунд, то начало ей, - на основании разработок ИПФАН - было положено компанией «Биомедтех» (созданной по схожему с ГИКОМом сценарию), сосредоточившейся на выпуске медицинских приборов для этой томографии.
Метод оптической когерентной томографии появился в результате исследований, которые показали, что для излучения в ближнем инфракрасном диапазоне в биоткани существует так называемое терапевтическое окно прозрачности и, таким образом, появляется возможность оптической локации опухолей, находящихся на глубине 1,5–2 мм. Этот метод может быть использован, в частности, при гастроскопии на ранних стадиях развития опухолей. В ИПФ была разработана и оптическая диффузионная томография для более глубокой локации, до нескольких сантиметров, правда, с меньшим разрешением, для мониторинга молочной железы.
Океан в институте
Для бизнеса в области ультразвуковой техники в ИПФАН было создано малое предприятие «Медуза». Один из его создателей, заведующий сектором инновационных программ института Алексей Кириллов, рассказывает:
- До 1998 года мы оснастили медицинскими ультразвуковыми диагностическими приборами практически всю Россию, несколько приборов ушло за рубеж. Но потом появились китайцы, корейцы. Чтобы с ними конкурировать, надо было очень сильно развивать производство и уходить из института. Поэтому мы решили преобразоваться в инжиниринговую компанию. Мы разрабатываем изделие и проводим егоиспытание. Понимаем, куда его надо внедрить, как его надо внедрить. Делаем сертификацию этого изделия и передаем на производство тем людям, которые лучше умеют это делать, на условиях лицензионного соглашения. На тех же основаниях делаем и дефектоскопы для железных дорог. А сейчас примерно по такой же технологии готовим к выпуску приборы для “Газпрома”. Разного рода ультразвуковые измерители уровня, толщиномеры всяких емкостей и так далее.
Но основным направлением работы института в области акустики является дистанционная акустическая диагностика океана и томография подводных объектов, например подводных лодок. Как рассказал нам заместитель руководителя отделения гидрофизики и гидроакустики Александр Малеханов:
- институт является ведущим разработчиком систем, обеспечивающих активное акустическое освещение подводной обстановки, — их теории и инструментального обеспечения — в России, а возможно, и в мире. А в пассивной акустической локации институт занимается изучением шумности подводных объектов. Мы изготавливаем модель подводного судна в определенном масштабе, помещаем ее в водоем и размещаем на этой модели датчики, а вокруг нее — акустические антенны, чтобы понять, как шумовой сигнал из одного отсека распространяется в целом по корпусу и в окружающем пространстве, и даем рекомендации проектировщикам.
Разработка всей этой аппаратуры, естественно, невозможна без досконального понимания физических свойств океана. В результате исследований выяснилось, что в океане существует приповерхностный слой, возникающий в результате температурной стратификации и ведущий себя в акустическом диапазоне как своеобразный волновод. Для изучения динамических и волновых процессов, протекающих в океане, в лабораторных условиях в институте было создано два уникальных бассейна, не имеющих мировых аналогов: термостратифицированный бассейн, воспроизводящий типичный профиль этого самого природного волновода в масштабе 1:100, и кольцевой ветроволновой бассейн, предназначенный для моделирования ветровых волнений и их взаимодействия с внутренними волнами и пленками на поверхности волны. Наличие серьезных научных достижений и соответствующей исследовательской базы позволили развивать бизнес и в области гидроакустики, для чего был создан научно-технологический центр «Гран»...
Осенью 2013 года Сергей Лукьянов (высказывание которого о рискованности идеи с мегагрантами приведено в первой части статьи) сказал уже следующее: ««На мой сугубо субъективный взгляд, риск полностьюоправдался: сейчас в Нижегородской медицинской академии активно работает молодой энергичный коллектив ученых, причем на оборудовании, о котором в моей лаборатории в Москве мы можем только мечтать! И работать в этом коллективе мне очень интересно».
По мнению Сергея Лукьянова, основные достижения, полученные в рамках гранта, который он ведет, связаны с перенесением разработанных ранее технологий с уровня клеточных культур на уровень целого организма:
--- Ключевую роль в этом сыграло соединение трех факторов: нашего опыта в области флуоресцентных белков, опыта научного коллектива нижегородцев под руководством Елены Загайновой в работе с экспериментальными опухолями животных, получение нового уникального оборудования в рамках финансирования мегагранта и давнее сотрудничество медакадемии с Институтом прикладной физики РАН в сфере оптического биоимиджинга.
Академик Лукьянов рассчитывает, что дальнейшая работа по гранту позволит серьезно углубить и расширить понимание механизмов развития опухолей и на основе полученных знаний предложить новые стратегиилечения онкологических заболеваний.
Соруководитель этого гранта со стороны Нижегородской медицинской академии Елена Загайнова подчеркивает: «Как было обещано сделать новые контрастные маркеры на основе флуоресцентных белков дальней красной области, так и сделано». Показано, что с ними хорошо видны опухоли разных видов, в том числе ортотопические метастазы, которые растут глубоко в органе. Удалось показать на живых мышах и в живой опухоли, что в опухоли есть более активные зоны и менее активные. Благодаря этому можно планировать эффективность воздействия химиотерапии: насколько каждая конкретная клетка активна, будет ли она воспринимать лечение. Такого, подчеркивает Загайнова, в мире никто никогда не делал.
Наконец, в рамках гранта разработан генетически кодируемый фотосенсибилизатор — KillerRed — одновременно белок и фотоактивное вещество, убивающее опухоль. Его можно будет применять и для лечения человека, после того как пройдут клинические испытания и будет разрешена генетическая терапия.
Все, с кем мы обсуждали результаты работы по этому гранту, отмечали, что подобные исследования экспериментальных опухолей ведутся во многих лабораториях, например в Российском онкологическом научном центре им. Н. Н. Блохина, но такого сочетания разработок, как в этой лаборатории (генетическое маркирование, создание культур флуоресцентных белков и генетически кодируемых фотосенсибилизаторов), в России до сих пор не было...
Обратите внимание на слова Лукьянова про «давнее сотрудничество медакадемии с Институтом прикладной физики РАН...». Похоже, что именно в со-трудничестве вузов с академическим институтом и лежитосновной секрет успеха мегаистории в Нижнем.
https://aftershock.news/?q=node/441618
Пост до-того, - Святая Троица и Сатана-49. (С)ЩиМ-СиМ, - волшебный ключик России. А где же еще СпецМастера ? – Их естЪ у нас: https://aftershock.news/?q=node/782151
Продолжение следует...
Авторство: Авторская работа /
![]()
Это интересно
0
|
|||
Последние откомментированные темы: