ЧУДЕСА
- Вокруг нас много чудес, только мы их пока что не разгадали.
- Кто же их творит?
- Природа. Мы вроде бы дети: растём и постепенно прозреваем, открытия делаем.
- Ну, допустим…
- Я с малых лет верил, что родился на свет не зря, должен сделать какое-то чудо. - И он многозначительно посмотрел на меня.
- Вот как! Ну, и что же?
Он взглянул на горизонт, где ворчал гром, пощурился на солнце, видимо, определял, который час, не пора ли домой, и начал:
- Пошел однажды за ягодами, забрел в болото и вижу: в ложбине вода черная, как деготь. Набрал в пригоршни, понюхал. Нет, это не вода, а вроде бы автол, как он здесь оказался? Высыпал я из ведра ягоды на кочку, зачерпнул автола - и в деревню. Оказалось, я нашел нефть. Вот оно, чудо какое! Приезжала экспедиция. Вышку поставили. Скоро, говорят, добывать будут нефть.
- Это не чудеса, Тимофей Емельянович.
- А что ж, по-твоему?
- Счастливый случай.
- Ишь ты! Умен больно! - недовольно, по-стариковски проворчал он.
* * *
Этот рассказ озвучен мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/1nQUWsqEcfc
Здесь можно слушать без тормозов и замедления:
https://boosty.to/webrasskaz - Веб Рассказ на Boosty
* * *
Тимофей Емельянович деловито заправил трубку табаком, всё о чем-то думая, и, закурив, спросил:
- Ну а, к примеру, такое чудо? Дело было в нашей деревне перед самой войной. Сидели бабы на завалинке, судачили. Откуда ни возьмись - тучка, закапал дождик. Бабы разошлись по домам, а мы с женой сели обедать. Я окно растворил, чтобы ветерком продувало. Жена и говорит: «Не надо бы, Тимофеюшка». - «Испугалась тучи!» - прикрикнул я. - «Не тучи, а гнева божьего».
И подошла к печке, чтобы вьюшку задвинуть.
«Что? - говорю. - Твой бог в трубе сидит, что ли?» - «Тьфу ты, безбожник!» - набросилась жена на меня.
И тут из трубы вынырнул огненный шар. Жена присела от испуга и кричит: «Пожар! Горим! Спасайся, Тимофеюшка».
Я оторопел и смотрю, как летит этот шар. На скамейке лежал мой картуз. Так он сел в него, как наседка в гнездо. Жена хотела накрыть фуфайкой, да я закричал, чтоб не шевелилась. Шар в горенке побывал, а потом около меня в окно выскользнул. По дороге шла из церкви старуха, соседка наша. Она только что причастие приняла. «Беги, бабуся!» - кричу.
Оглянулась, увидела и начала креститься: «Упаси, помилуй! Господи Иисусе! Смертынька моя».
Шар боднул её в лоб да так, что земля задрожала от взрыва. В окнах стекол - как не бывало. Ложка из моих рук выпала. В жизни не было, чтоб я крестился, а тут пришлось. Похоронили старуху. Видать, он, шар-то, её искал. Разве не чудо?
Тимофей Емельянович замолчал, ожидая, что я скажу.
- Несчастный случай. Это была шаровая молния. Она большой заряд несет.
- Кто же её заряжал? - недоверчиво, со злой усмешкой спросил он.
- Кто заряжает тучи?
- Вот и я хочу спросить об этом.
Я объяснил.
- Ишь ты! То счастливый случай, то несчастный. А я так думаю: всё предусмотрено в природе. Одному - родиться, другому - умереть. Меня шар-то этот не тронул, потому что мне предстояло найти нефть. Не улыбайся. Мы тоже кое в чем разбираемся.
- Всё равно кто-нибудь нашел бы нефть.
- Кто-нибудь! А я верил в своё чудо, и так свершилось. Понял?
- Вот ты, Тимофей Емельянович, кузнец, сорок лет около горна стоишь, а ведь ни разу не случилось такое, чтобы ты начал ковать железо, а оно вдруг в золото превратилось?
- Со мной не случалось. А раньше в соседней деревне было такое чудо с одним кузнецом. Разбогател мужик. Потом сослали в Нарым. Правда, болтали, что он ухлопал одного купца.
- Это, пожалуй, вернее…
ЧЕЛОВЕК ВСЁ МОЖЕТ
Тимофей Петрович Клёнов работал сторожем. Однажды в колхозной конторе во время наряда разгорелся спор «на арбузной почве». Сторож уверял всех, что и в Зауралье могут расти арбузы не хуже, чем в астраханских степях. За свой век он побывал на волжских, донских, иртышских и кубанских бахчах. И если станет рассказывать про арбузный мед - заслушаешься. Он знает, как разрезать и вынимать арбузную мякоть и как отпрессовывать от неё сок, а затем уваривать в чугунных котлах или медных тазах. Он утверждает, что тазовый мед лучше котлового: желтоватого цвета и очень сладкий.
Спорили долго. Уходя из конторы, Тимофей Петрович отдал председателю берданку.
- Получай вооружение.
- Ты что, Тимофей Петрович, наработался? - спросил председатель.
- Шабаш. Больше я вам не охранник. Займусь арбузами.
Он выбрал в глухом бору на берегу речушки Крутихи участок с южным склоном, выкорчевал пни, разработал как надо и посадил арбузы, дыни и тыкву. С тех пор это местечко люди называют Клёновской бахчей.
Крутиха, на берегу которой Тимофей Петрович построил свой шалаш, изобилует рыбой (особенно много щук, окуней и гольянов). Я нередко приезжаю сюда порыбачить.
Сорвав арбуз, Тимофей Петрович рассуждает:
- Вот это растун толстокорый. Шестнадцать вершков в окружности. Но на вкус уступает трескуну. Трескун же с виду белесый, корка тонкая, а мясо красное, как кровь, дюже сочное и пахучее, сладкое и очень вкусное.
Тимофей Петрович смачно чмокает губами. Он неравнодушен к сладостям. Это как будто не вяжется с его внешностью, с его образом жизни. Нелюдимый по натуре, весь свой век проживший на бахчах, отшельник, он, казалось бы, должен иметь пристрастие к грубой и простой пище. Но скажите, что в станционном магазине появились шоколадные конфеты, пирожное или халва, и он поплетется на станцию за десять километров. Поэтому я всякий раз, отправляясь к Тимофею Петровичу, покупаю сладости. Для него это - лучший подарок.
Как-то вечером мы сварили уху из гольянов и окуней. Сели ужинать. С нами был охотник на глухарей Бояринцев.
После ухи Тимофей Петрович достал конфеты, что я принес к чаю. И тут я почему-то первый раз в жизни обратил внимание на название конфет: «Золотой улей».
- А что, есть где-нибудь золотой улей? - спросил я наивно и покраснел потому, что вопрос в самом деле был детский.
- Есть, - сказал Тимофей Петрович и провел ладонью по широкой, как доска, бороде. - Не веришь? - обратился он к Бояринцеву.
- Чего там не верить, - согласился охотник с черной повязкой на левом глазу. Одноглазый, а стреляет великолепно. Он уходил на фронт добровольцем. Был снайпером. За отличное выполнение боевых заданий получил звание Героя…
- Чего там не верить, - повторил Бояринцев. - Я читал в газете, что от одного улья, то есть от пчелиной семьи, за несколько лет развели десяток пасек. А стоимость всех пчел и всего собранного меда дороже золотого улья.
- Он читал, - иронически заметил Тимофей Петрович. Теперь уж он сунул руку между бородой и грудью и начал отводить её от себя. Как куделю расчесывал.
- Он читал, а я своими глазами видел.
- Да ну-у-у! - удивился Бояринцев.
Я придвинулся ближе к костру.
- Что ж тут удивительного? На земле всё может быть. Вот где-то в Греции, не то в Италии нашли гробницу. В неё две тысячи лет назад похоронили девушку. Вскрыли крышку, а там, как живая, лежит красавица. На щеках румянец. Вот как умели делать! Человек - он всё может!
Мы помолчали. Да, человек всё может.
- Ну и что же, какой он - улей? - прервал молчание Бояринцев, который тоже был в моих глазах необыкновенным человеком.
- Улей как улей. Только весь из золота.
- А соты? Это ведь такая тонкая работа!
Старик снова погладил бороду и снисходительно посмотрел на охотника.
- Всё в руках людей. Соты тоже золотые. Их изготовил лучший ювелир Москвы. Вынешь сот из улья, а он горит, сияет, аж глаза режет. Больно смотреть.
- Говорят, что и пчелы были такие же? - стесняясь, поинтересовался Бояринцев. А Тимофей Петрович принял его слова как насмешку:
- Какие: такие же?
- Ну, вроде бы…
- Из золота, хочешь сказать? - уточнил Тимофей Петрович.
- Ну, да…
- Чепуха! Живое существо не может быть из металла, особенно внутренности. Но крылья, ножки, усики, хоботок и все прочее были позолочены. Тончайшим слоем покрыты. Понял?
Это уже была явная фантазия. Однако почему не пофантазировать Тимофею Петровичу?
- Интересно, где сейчас этот улей? - спросил я.
- Где ему быть? - переспросил человек с чёрной повязкой на глазу. - Я полагаю: на Выставке в павильоне пчеловодства или, в крайнем случае, в Кремле в Оружейной палате…
Старик ничего не сказал. Я тоже молчал. Я бывал во многих музеях Москвы, видел много чудесных вещей, но золотой улей не попадался на глаза.
Я знал, что это легенда, но я верил в неё… Ведь за те тысячелетия, как человеку стало известно золото, из него, из этого металла, делали не только кольца и ложки, не только браслеты, вазы, часы, но и гробницы. Почему же не может быть улей из золота?
- Тимофей Петрович, расскажите, пожалуйста, о золотом улье подробнее, - прошу я.
- А что рассказывать? Работали мы с другом Митрием у помещика. Богатый был. Митрий за пасекой доглядывал, а я, стало быть, на бахчах сторожем числился, а делал всё, что приказывали. Любил наш барин всякие забавы: цветы, музыку, барышень и, между прочим, пчелами увлекался. Тысячи бросал на ветер, чтобы показать, какой он щедрый. А нас голодом морил. Однажды он позвал к себе пасечника и говорит: «Слушай, Митрий. Заказал я улей. Из чистого золота. Такого в мире нет. Сделаем красивый павильончик в саду перед моим окном. В том павильоне и поставим улей. Гостям будешь показывать, когда приедут. Да смотри, чтобы ни одна молекула золота не потерялась. Головой отвечать будешь!»
Затосковал мой друг. Пришел ко мне на бахчи.
- Что, - спрашиваю, - случилось? Зачем голову понурил?
- Беда.
- Какая беда? Не женить ли тебя барин собрался?
- Нет. Заказал улей из золота.
- А тебе какая забота?
- Как это - какая? Барин пристращал меня. Пропадет, говорит, хоть одна золотая пылинка - голову долой. А ты сам знаешь его: озлится - так зверя разорвёт.
- Вот оно какое дело! Зачем, - спрашиваю, - ему такой улей?
- Богачей удивлять, - ответил Митрий. Он правильно сообразил.
Старик подбросил хвои в костёр, пошевелил угли, подумал.
- Видите ли, какая штука… Раньше буржуи и богачи всякие видели в золоте свою силу и власть и, чтобы похвастаться друг перед другом этой силой, шли на всякие выдумки. Не к лицу им было притащить в хоромы мешок с червонцами и хвалиться: вот, мол, смотрите! Они это делали тоньше, хитрее, поставят на стол золотой поднос, тарелки, подсвечники. И как будто так и надо. Тут каждый гость невольно мог убедиться в богатстве хозяина.
Старик помолчал, припоминая далёкое прошлое, прислушался. Где-то в лесу закричала человеческим голосом сова.
- Ишь ты, полуночница. У каждого свои уловки. Ну вот. Мой приятель заглядывал в улей только в присутствии барина. Началась революция и прошел слух, что скоро в поместье нагрянут красные. Вызвал барин Митрия и говорит:
- Упакуй улей в ящик и в карету положи.
Мы уже догадывались, в чем дело: удирать собрался.
- А пчёл куда? - спрашивает Митрий.
- Ко всем чертям! Не до них, - сердится барин. Заметь: сразу и любовь к пчелам пропала.
Упаковали, значит. Сел барин в карету, а впереди вместо кучера посадил своего управляющего. Тот тоже боялся красных.
- С богом! - помахали мы им. Не знаю, сколько верст проехали они, только барин велел управляющему остановить лошадей, до ветру, видать, захотел. Вышел барин, присел под кустиком, а управляющий ударил по лошадям, да и был таков.
Только напрасно всё это: в ящике-то были упакованы камни. А золотой улей остался у нас. Потом мы передали его нашим.
- Куда же они его дели?
- В музей поставили. А может быть, потом переплавили на золотые медали для героев.
И Тимофей Петрович посмотрел на грудь Бояринцева.
- Может быть, переплавили, - согласился я.
Мы легли спать под сосной, и мне всю ночь снился безвестный московский ювелир, изготовивший золотой улей, барин, удирающий с ульем на тройке, снился одноглазый Бояринцев, стреляющий в барина из снайперской винтовки. А за моей спиной стоял огромный, широкоплечий и длиннобородый Тимофей Петрович и кричал на всю землю:
- Человек - он всё может!
1967
Советская проза.
Это был отрывок из рассказа - Чудеса и рассказ - Человек всё может, из книги - Зори на просеках.
Автор Михаил Степанович Керченко.
* * *
На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!
Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирский Академгородок.
Последние откомментированные темы: