- Вы написали два романа о любви и объединили их в этой книге, потому что любовь для вас - самое главное?

      - Как для писателя - да. Во всяком случае так было в те полгода, когда писала роман "Я люблю тебя". Но именно как для писателя. Все дело в том, что после расцвета концептуального искусства, где все так жестко и в каком-то смысле отвязно (ну, в "Голубом сале", например), мне показалось, что ниша нормальной литературы внезапно оказалась вакантной. Нормальная литература, это литература, описывающая психологическую норму, с известными допущениями, конечно.

      - Достоевский описывал психологическую норму?

      - Не вполне, а вот Толстой - да. Нет смысла ковыряться в формулировках. Я хотела сказать лишь то, что у меня возникло желание написать простую и не бульварную книгу о любви.

      - Удалось?

      - Книга хорошо продается - значит, удалось.

      - Вы такая практичная? А как же литература для избранных?

      - Знаете, в эту книгу включены и мои ранние рассказы, для избранных, так сказать. Высоколобая эстетская проза, напечатанная в свое время и "Новым миром", и "Октябрем". Я сегодня не могу без раздражения перечитывать их. Какая-то все-таки есть выдрюченность во всех этих переусложненных установках, в игре словами и смыслами.

      - Известный критик Немзер в своей рецензии в "Коммерсанте" написал, что "Голованивская идет ноздря в ноздрю с Симон де Бувуар". Вас это сравнение порадовало или огорчило?

      - Меня порадовало, что Немзер знает, что была такая Симон де Бувуар. На всякий случай для информации: де Бувуар - известная французская писательница, подруга Жан-Поля Сартра, она написала книгу "Deuxieme sex" ("Второй пол"), снискав славу феминистки и скандалистки. При чем тут я - не понятно. В моих романах нет и тени феминизма - одна лишь любовь, причем традиционная. Но звучит сравнение, на слух, во всяком случае, очень лестно.

      - А как вы вообще относитесь к феминизму?

      - Разницу полов я признаю, но обсуждать эту разницу в обычном, а не специализированном обществе (врачи, психологи), считаю неприличным.

      - О вас известно, что вы стали доктором наук в 30 лет, потом сделали журналистскую карьеру - работали в "Коммерсанте" четыре года, теперь - бизнес-леди, директор по PR известной консалтинговой фирмы, ездите на новеньком "мерседесе"...

      - Мне самой моя жизнь иногда напоминает мыльную оперу. Родители умерли рано, знаменитый дед - украинский писатель Савва Голованивский, - присылал из Киева деньги, а когда не присылал, то иногда даже на метро не на что было проехать. В общем, то густо, то пусто. Все нужно было делать самой. Деноминация свела к нулю дедушкино наследство, пришлось осваивать московский мир - без денег и особых связей. Ну, романы... Романов, конечно, было море.

      - Почему было?

      - Потому что море романов, по-моему, бывает до тридцати лет, а мне уже слегка за тридцать... И никакая я не бизнес-леди. Обычный наемный работник, хотя и в должности директора.

      - Субботы и воскресенья вам принадлежат?

      - Стараюсь, чтобы принадлежали. Все-таки личную сферу полностью отменить пока не удалось, да и любимые занятия тоже. Вы когда-нибудь играли в Ма-Джонг? Это такая философская китайская игра, шахматы по сравнению с ней - детская забава! Есть еще хобби - пинг-понг, бассейн, перьевые ручки - я их коллекционирую.

      - Интеллигентные у вас развлечения...

      - Ради Бога - обойдемся без этого слова. Я интеллигенцию вообще не люблю.

      - То есть?

      - Не люблю - и все! Я эту среду знаю с детства. В массе своей интеллигенты жестоки и тщеславны. Когда я с ними общаюсь, мне кажется, что это своего рода секта обиженных, оторвавшихся от реальности людей, готовых осуждать все, что не вписывается в их представления. Мне гораздо симпатичнее молодые политики и предприниматели новой волны, которые работают, как проклятые, дают людям рабочие места и платят им достойные зарплаты.

      - Как вы оцениваете сегодняшнюю культурную ситуацию в России?

      - Мало лидеров. Никита Михалков, Радзинский, Алла Пугачева... Слишком много популярных аутсайдеров - Пелевин, Сорокин. Практически отсутствуют люди, имеющие репутацию гениев. Наметился средний класс в виде Акунина, но он малочислен. Это очень грубая прикидка. Если бы у нас была неленивая критика, она могла бы начертать целую карту современного искусства с горами и впадинами. Я думаю, что современному искусству необходим госзаказ. Это послужило бы катализатором многих процессов - давление, зависть, энергия творчества расписали бы сегодняшнюю панораму более яркими красками. А так, к сожалению, полный вакуум - непонятно, что такое сегодняшняя литература, кому она нужна, как относиться к прихотям читателей и так далее. Для западного общества такая ситуация нормальна, искусство там живет в таких условиях давно и давно уже самоопределилось. У нас, мне кажется, по этому поводу большая растерянность. Старообрядцы (художники коммунистической формации) говорят об этической роли искусства, их дети - об эстетической, дети их детей - о нарушении всех и всяческих границ. В общем хаос и суета. В сфере искусства, как и в других сферах должна быть ясность. Нефть - хорошо, инфляция - плохо. Про подвиги милицейские писать - хорошо, про анальный секс - плохо. Высшие ценности - либеральные. Слова - главное искушение человека, потому что с их помощью можно доказать что угодно. Ну а книжки должны быть про любовь.

      - Утрируете?

      - Утрирую.

      - Зачем?

      - Скучно .

      - Что пишете сейчас?

      - Книгу о том, как человек успевает расшифровать жизнь к сорока годам. Мне через три года исполнится сорок. И попытаюсь написать так, чтобы не вышло зауми.

      - Боитесь зауми?