Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

По данным источника в окружении Касьянова, еще в начале ноября ими были приобретены списки из 20 тысяч членов "Нашего выбора" за сумму около 100 тысяч долларов; отчасти это была плата не за списки, а за присоединение партии к Касьянову.

Через пять дней после провального для Касьянова съезда ДПР, 22-23 декабря, состоялось выселение его сторонников из центрального офиса партии. Как и на съезде, здесь их тоже оказалось немного - Александр Половинкин со своей дочерью-секретарем Ольгой Солдатовой, его заместитель Наталья Литвиненко и советник Максимом Мазуров, трудоустроенные им в аппарат ДПР с сентября 2005 года.

Мерзликин даже не успел въехать в офис, поэтому не пришлось и съезжать. Люди Половинкина также забрали с собой ранее привезенную мебель и заставили Богданова выкупить у них оргтехнику и заплатить за сделанный в партийном офисе ремонт. Кроме Половинкина и приведенных им людей, весь остальной аппарат (повара, строители, секретари общим числом девять человек) перешел на сторону Богданова: "Половинкина это очень расстроило", - сказал в интервью автору Вячеслав Смирнов.

Допускают для себя возможность выйти из ДПР ради присоединения к Касьянову тоже совсем немногие - не более ! 4-5 регионов (чувашское, калининградское и, возможно, алтайское краевое и ямало-ненецкое отделения, а также председатель мурманского), остальные "касьяновцы" уже помирились с Богдановым. Среди помирившихся оказалось и самое крупное из числа недавно причисляемых к "касьяновским" курское отделение: Богданов на съезде подчеркивал, что курский председатель Владимир Картамышев - его друг, ставший когда-то главой отделения ДПР именно по его, Богданова, рекомендации. Поэтому "богдановский" съезд 17 декабря заверил список кандидатов курского отделения на местных выборах: протокол этого решения съезда ДПР лидеры курского отделения получили у Богданова и сдали в курский избирком: Помирился с новым руководством ДПР даже председатель горно-алтайского отделения, ранее выступавший в качестве одного из трех "касьяновцев", обвинявших в Богданова подкупе:

Вообще, после возвращения в ДПР в 2003-2005 годах Богданов вел переговоры о ее "продаж! е" не только с Касьяновым: "ДПР могла бы стать па! ртией дл я Лебедева или для Глазьева - какая разница-то. То есть Богданов был в ДПР не засланцем Касьянова, а продавцом", - сказал автору источник в ДПР, пожелавший остаться неизвестным.

Кстати, Сергей Глазьев действительно мог бы стать для ДПР наиболее подходящим лидером - его там до сих пор уважают, причем не только региональные лидеры, но Богданов со Смирновым, которые на фоне выступающих за социальную защиту и против реформы ЖКХ регионалов выглядят в ДПР "правым крылом". "У меня хорошие человеческие отношения с Глазьевым, я был у него ученым секретарем в Национальном институте развития в 1996 году", - заявил в интервью автору Смирнов. "Глазьев был председателем ДПР на протяжении двух лет, я был у него заместителем. Я к нему достаточно хорошо отношусь и сейчас. Я могу сказать, что некоторые пункты нынешней программы ДПР написаны еще Глазьевым", - сказал автору Богданов.

В то же время, как во всяком &quo! t;браке по любви", в воссоединении ДПР и Глазьева существует финансовая проблема: партии надо на что-то жить, а Сергей Юрьевич не славится способностью "находить финансирование". К остальным потенциальным лидерам в ДПР относятся отрицательно: "К Каспарову отношение негативное, с ним тяжело работать: Рыжков двенадцать лет в политике, но так ничего и не добился, ему даже предлагать не будем. Нам не нужны сейчас лидеры, во всяком случае, с отрицательным багажом. Можно найти лидера типа Рошаля, который не занимался раньше политикой", - заявил автору Вячеслав Смирнов.

Еще на съезде ДПР Андрей Богданов сказал довольно странную фразу: "Я уверен, что начиная с января при определенной материальной поддержке - по-другому сейчас никак не поработаешь - мы объединим всех демократов внутри ДПР, мы предложим им выйти из своих партий, которые больше 4-5% не могут набрать, и вступить в ДПР. С рядовыми членами СПС, республиканцев, "Яблока&qu! ot;, по-моему, ни у кого никаких проблем не было:"

Тогд а это можно было воспринять как попытку некого "словесного подкупа" делегатов: мол, хоть мы и теряем такую "денежную фигуру", как Касьянов, но в будущем нас ждут не менее денежные перспективы: Однако Богданов и после съезда продолжает настаивать: "С 10 января начинаем объединять демократов снизу в рамках ДПР - быстро и решительно, как на съезде!". Возникает разумный вопрос: с чего это вдруг члены СПС, "Яблока" и Республиканской партии Рыжкова будут выходить из своих партий, пусть с отчасти обанкротившимися, но все же известными лидерами, и переходить в ДПР, у которой нет ни всем известного лидера, ни известных ресурсов (вроде РАО "ЕЭС")?

Источник в ДПР рассказал автору, что речь на самом деле идет об обычной скупке региональных отделений СПС, "Яблока" и партии Рыжкова, целью которой является аннулирование регистрации всех правых партий: ка! к только у партии станет меньше 45 региональных отделений или меньше 50 тысяч членов - Минюст по новому закону обязан ее ликвидировать. Более того, по данным источника, у Богданова даже уже определены сроки: до 15 марта он планирует скупить необходимое для ликвидации СПС, "Яблока" и партии Рыжкова число их региональных отделений. Более того, определены и суммы, необходимые для этого: по словам источника в ДПР, "замочить регистрацию одной партии типа СПС, "Яблока" и Республиканской стоит $2,5 млн.". Таким образом, ликвидация всех правых партий обойдется в $7,5 млн.

Кстати, Богданов не скрывает своего желания "закрыть СПС" - об этом он прямо пишет в своем "ЖЖ": "Их закроют. А мы поможем!".

Непонятно только одно: зачем кому-то выделять солидные деньги для ликвидации таких малоперспективных партий: ведь, кроме Москвы, СПС и "! ;Яблоко" почти нигде не могут похвастать даже минимальной! популяр ностью. Например, на последних выборах в Тамбовской области "единый демсписок" на базе "Яблока" получил 0,94% вместо 4,6% за СПС и "Яблоко" в 2003 году. В Тверской области "единый демсписок" на базе СПС набрал 3,2% вместо 7,9% в 2003 году. В Челябинской области списки СПС и "Яблока" набрали 1,9% и 2,3% соответственно, что в 2-3 раза ниже, чем даже в провальном для правых 2003 году. Кстати, и партия Рыжкова пока звезд с неба не хватала: список республиканцев в Тамбовскую облдуму набрал 0,67%:

Пока Касьянов не ставит цели создать свою партию: видимо, немалые, но бесполезные траты на ДПР отбили у него такое желание. Касьянов собирается лишь создать свое движение. Состав оргкомитета нового движения сторонников Касьянова будет оглашен в двадцатых числах января: в него точно войдут 4 из 5 несостоявшихся членов политсовета ДПР (Касьянов, Половинкин, Мерзликин, Стариков); не ясно только, пустят ли в число высших руководителей Х! акамаду. Возможно, в число руководителей касьяновского движения войдет и Елена Дикун - бывший пресс-секретарь СПС и юкосовской "Открытой России". Точно известно, что в оргкомитет не войдет Каспаров, который будет сотрудничать с Касьяновым лишь в рамках более широкого Объединенного демократического совета. Наш источник в окружении Касьянова также утверждает, что с Владимиром Рыжковым Касьянов "не только не вел переговоров, но и вести не собирается". С Явлинским такие переговоры у экс-премьера планируются, однако сам Явлинский категорически отвергает возможность переговоров с Касьяновым, как по вхождению с ним в одно движение, так и по совместному участию в каком-либо совете.

Движение Касьянова при этом не будет ставить перед собой непременной цели получить статус зарегистрированной партии: если получится - хорошо, нет - так это все равно не главное, считают касьяновцы. Такой настрой во многом связан с тем, что на стороне Касьянова не оказалос! ь ни одной организации с разветвленной всероссийской структуро! й: Иван Стариков может быть уверен в присоединении к Касьянову лишь 4 регионов СПС (в первую очередь костромского отделения), выйти из ДПР ради присоединения к Касьянову готовы также не более 4-5 регионов (как мы уже указывали выше). В связи с этим основой движения Касьянова могла бы стать незарегистрированная партия Ирины Хакамады "Наш выбор". По данным источника в окружении Касьянова, еще в начале ноября ими были приобретены списки из 20 тысяч членов "Нашего выбора" за сумму около 100 тысяч долларов; отчасти это была плата не за списки, а за присоединение партии к Касьянову. Однако теперь, по словам источника, выяснилось, что "бывают списки членов партий, нарисованные наполовину, а на другую половину - реальные, бывают реальные на треть, на десятую часть. Только списки членов партии Хакамады оказались рисованными на все 100%". Богданов также подтвердил автору, что после заявления Хакамады о вступлении в ДПР аналогичные заявления в московское от! деление ДПР собственноручно написали лишь около 20 членов ее партии:

В этой ситуации надеждой Касьянова остается только Объединенный демократический совет, в который кроме партий и движений войдут "интеллектуальные и моральные лидеры" (Виктор Шендерович, Юлия Латынина, Виталий Гинзбург, Евгений Ясин), а решения совета будут "обязательными для исполнения членами совета", отметил источник в окружении Касьянова.

Народные избранники, не располагая по сути никакими конкретными данными, с подачи "родинца" Михаила Маркелова уже были готовы "обращаться в прокуратуру" и "принимать меры прокурорского воздействия" на НКО, финансируемые "шпионами".

Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни
Злые происки врагов
В.С. Высоцкий

"Злые происки врагов" - чрезвычайно удобный механизм внутренней политики любого государства, не имеющего других внятных и ясных принципов коммуникации с обществом. Вся логика политики Советского Союза строилась именно на этом вечном и нестерпимом противоречии между собственным неумением "строить жизнь" и "щупальцами мирового империализма", стремящимися свести на нет "все наши многочисленные успехи". И, надо сказать, в определенный момент эта риторика действительности отвечала. Во всяком случае, излавливать шпионов во время "холодной войны", приписывая им то провалы в отечественном сельском хозяйстве, то неудачи в строительстве ракет, было нормально и соответствовало всей логике закрытой советской системы.

В России начала XXI века - очень многие! не хотят в это верить, а зря - подобная логика оказалась более чем востребованной. Любое в общем-то рутинное "шпионское дело" готово обернуться большими проблемами для людей, ни к каким разведкам совершенно не причастным. Пойманные у обычного с виду московского камня британские шпионы сами по себе вряд ли представляют какой бы то ни было интерес. В конце концов, точно такие же российские шпионы бродят себе где-нибудь возле лондонских камней и считывают информацию на карманный компьютер. Разведка - дело житейское, и вскорости британские коллеги обязательно предъявят миру хмурых людей в пиджаках, что-то там ворующих и узнающих на благо России.

Разумеется, сотрудников посольства, оказавшихся шпионами, нужно выдворить из страны просто потому, что такова уж сложившаяся общемировая практика "борьбы с шпионажем". Разумеется, британское посольство не могло не заявить, что оно "удивлено и обеспокоено" положением дел. Среди множества подобных &quo! t;разумеется", неизбежно сопутствующих любому "шпион! скому ск андалу" странным представляются только действия Государственной Думы. С одной стороны, никто от нее ничего уже давно не ждет, кроме предложений отстреливать птиц, мигрирующих с юга на север. Но с другой стороны ГосДума, как ни крути, - высший законодательный орган страны, и так уже натворивший немало бед (вспомним хотя бы 122 Федеральный закон), а при общей стагнации политической инициативы способный наворотить еще столько, что вовек будет не разобраться.

Так уж совпало (смеем надеяться, что "совпало" - а что нам еще остается?), что британских шпионов нашли почти сразу после подписания Президентом Федерального закона "О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации" (так витиевато называется тот самый "закон о НКО", фактически ограничивающий деятельность некоммерческих организаций). Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что наспех принятый закон, против которого выступила даже лояльная власти (и ! сформированная ею же) Общественная Палата, и "дело шпионов" непосредственно связаны между собой.

Вчера, довольно оперативно отреагировав на "шпионский скандал", Дума приняла заявление "О недопустимости влияния спецслужб на деятельность некоммерческих неправительственных организаций": "В заявлении, подготовленном комитетами по безопасности, госстроительству и международным делам, депутаты выражают обеспокоенность "фактом финансирования НКО лицами, осуществляющими разведывательные мероприятия на территории РФ, в частности, некоторыми сотрудниками посольства Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии в РФ". По мнению парламентариев, подобная практика "заслуживает осуждения парламентами государств Европы".

Из нейтральных официальных формулировок следует на самом деле куда меньше, чем из эмоционального обсуждения ! депутатами деталей заявления. Народные избранники, не располаг! ая по су ти никакими конкретными данными, с подачи "родинца" Михаила Маркелова уже были готовы "обращаться в прокуратуру" и "принимать меры прокурорского воздействия" на НКО, финансируемые "шпионами". Справедливые возражения Владимира Рыжкова, сводившиеся к тому, что, не имея никаких фактов, лучше бы сначала разобраться, не возымели никакого результата. Что и понятно - если и Общественная Палата - не авторитет, то уж Рыжков и подавно.

Думская логика - как и чиновничья логика вообще - функционирует во всех случаях одинаково, по-армейски: "приказ "сверху" не обсуждается". Подобная исполнительность так же хороша во время боевых действий, как и плоха в мирном демократическом государстве. Разбираться с НКО, возможно, и необходимо, но только не кавалерийскими наскоками с шашкой наголо, а очень медленно, вдумчиво и обстоятельно, чтобы не попасть в конечном итоге в идиотское положение.

Дума в это положение уже попала, по! большому счету приравняв любое "иностранное финансирование" НКО к финансированию шпионами. С таким же успехом шпионами можно считать вообще всех иностранцев, включая студентов из Буркина-Фасо, фотографирующих голубей у памятника Пушкину (может быть, они поголовье птиц высчитывают:). Да и любому, кто хотя бы раз смотрел фильмы о Джеймсе Бонде, известно, что "прикрытие" шпиона должно быть "чистым". В данном случае, напомним, "прикрытием" и являлись некоммерческие организации.

Как ни посмотри, а все "некрасиво выходит". Можно, конечно же, под горячую руку вообще все НКО запретить во избежание эксцессов. Можно, следуя этой логике, и границу закрыть на замок. Можно вообще все, что угодно сотворить, было бы желание. Но как бы это "все, что угодно" не вылилось в конечном итоге в печальную реставрацию советской системы.

Ничего хорошего в этой реставрации нет. Однако внешняя, показная "демократичность"! ; при периодически возобновляемой "охоте на ведьм", ! когда &q uot;ведьмами" могут оказаться не просто теоретически 'полезные', но и реально работающие во благо обществу (и простым людям) некоммерческие организации, - во много раз хуже. "Злые происки врагов" нам "обедни" не испортят - у врагов есть дела и поважнее. В который уже раз "обедню" мы портим себе сами. Своей любовью маскировать собственные ошибки чьей-то злой волей и бить своих, чтобы чужие боялись. Своих-то можно хоть всех перебить, но вот только бояться нас больше так никто и не станет. Времена уже, знаете ли, не те.

Приходится говорить о полной импотенции профессионального педагогического сообщества. Упражнения в охаивании министерства полезны, как всякая интеллектуальная гимнастика, но в нынешней ситуации смешны.

Русский Журнал: Каковы, по-вашему, идеология и смысл национального проекта "Образование"?

Евгений Сабуров: Насколько я понимаю, если говорить о национальном проекте, то ключевой должна стать мысль о том, что образованием нужно заниматься, повышать его общий уровень. Что же касается конкретных мер, которые намечены на этот год, то речь, скорее, идет о том, чтобы каким-то образом выделить те учреждения образования, которые в выгодную сторону отличаются от прочих, и помочь им материально. Подразумеваются конкретные учителя, конкретные школы и вузы.

Есть такая идеология, которая предписывает заниматься локомотивом, а не вагонами. А соответственно, локомотивы уже сами вытянут вагоны. Насколько это верно или не верно, это уже другой вопрос - скорее, это вопрос для общественного обсуждения. Но, во всяком случае, для этого национального проекта выбрана именно такая идеология.

РЖ: Какой список проблем в основе проекта?!

Е.С.: Об этом в проекте речи нет, никаких структурных изменений он не предполагает, никаких мер, связанных с содержанием образования, не намечено. Имеется в виду именно точечная помощь, иногда довольно существенная - это касается учителей, - а иногда малозаметная - если говорить о школах, например. Но механизмов структурных изменений не разработано. Это и вызвало большой скептицизм среди самих работников образования - начался спор, насколько этот проект эффективен и действенен и что он сможет сделать.

РЖ: То есть выходит, что этот проект - меценатство без конкретной государственной стратегии?

Е.С.: Предполагалось, что сами критерии, по которым будут отбираться лучшие, предложит общество. А потом, когда стало ясно, что общество ничего предложить не готово, то появилась идея, что эти критерии предложит профессиональное сообщество. С этой целью соответствующее предложение было вывешено в Интернете и ожидалось, что учителя или высш! ая школа каким-то образом отреагируют, внесут свои изменения. ! Однако о тзывов не последовало. Кроме критики общего характера, что вы не то делаете, никаких предложений со стороны профессионального сообщества не поступило. Поэтому я бы тут сказал следующее: если этот национальный проект не нравится в целом или в деталях, что вполне законно, то общество и профессиональное сообщество должны были представить свои альтернативные предложения, особенно ввиду активного зазывания со стороны министерства и администрации президента, которая и была инициатором проекта.

РЖ: О чем же это говорит, на ваш взгляд?

Е.С.: По-моему, это говорит о полной импотенции профессионального педагогического сообщества. Никакой активности, никаких предложений не было. И хотя упражнения в охаивании министерства полезны, как всякая интеллектуальная гимнастика, но в такой ситуации это выглядит достаточно смешно.

РЖ: Как проект соотносится с реформой образования?

Е.С. Сам проект ни в коем случае не надо называть р! еформой. Он не имеет отношения к реформе образования. Реформа идет своим путем и в принципе она сейчас находится в очень интересной стадии: все, что нужно, было уже предложено, исследовано и проработано. Что-то прошло, что-то - нет, но теперь у нас есть полное представление о том, что происходит в сфере образования. Поэтому стадия сейчас очень любопытная: это не столько проведение каких-то новаций, сколько упорядочивание этих самых новаций и комплексности их применения. Речь идет и о нормативно-подушевом финансировании, и о слияниях и поглощениях в области образования, и о хозяйственной самостоятельности учреждений образования, если они перейдут на стадию автономных учреждений. Все это теперь необходимо упорядочить и начать комплексно использовать.

РЖ: А каковы дальнейшие перспективы проекта и реформы?

Е.С.: Все зависит от того, как будет идти утряска всех этих изменений и нововведений между собой. Если ее не будет, то нам грозят довольно бо! льшие беды и, в частности, тот процесс, который был в Латинско! й Америк е, - распадение системы образования на отдельные системы, более элитную и более массовую. Это конечно не новость, это происходило в разных странах. Но это очень большая беда, не только для конкретных людей, но и для страны в целом, поскольку формирование национальной элиты будет лежать не на учреждениях образования, а на карманах родителей. Страны, которые попадали в такое положение, очень быстро теряли всю свою интеллектуальную мощь. К сожалению, этот процесс идет, и все изменения, которые я бы не стал называть реформой, направлены были на то, чтобы как-то противостоять этому достаточно разрушительному для страны процессу. Теперь все зависит от профессионального сообщества.

РЖ: Какова роль университета в этой обновляющейся системе?

Смотря что мы подразумеваем под словом "университет". Если мы говорим о высшем образовании в целом, то там действительно существует университетская составляющая и другая - высшая школа. Это разные вещи. Но поск! ольку у нас теперь все на свете называется университетом, то получается некая каша. Если речь идет о высшей школе, то есть о высшем профессиональном образовании, здесь будет достаточно большая конкуренция за студента, здесь явно намечается обновление учебного процесса. В сущности, здесь можно ожидать явлений, неприятных для отдельных ректоров, - кто-то будет просто выпадать в связи с конкуренцией, но на самом деле, здесь кроется надежда для страны в целом, потому что действительно, будут появляться лучшие. Хотя здесь ситуацию тормозит отсутствие ротации ректорского корпуса - слишком у нас заслуженные и седовласые ректора. А все-таки ректор - это менеджер, который должен быть молодым и энергичным, должен холить и лелеять своих профессоров, как в средневековом университете, как я все время говорю, ректор вообще-то выбирался из студентов. Он обязан был обеспечить учебный процесс, но сам не должен был быть ученым. Это что касается высшей школы.

А что касается университето! в, то там традиционно несколько другая задача - это универсаль! ное знан ие, подготовка и поставка интеллектуальной элиты, влияние на политику, и тут у меня очень большие сомнения в том, что наши университеты способны сейчас стать такими интеллектуальными центрами, направляющими жизнь страны.

Но я не думаю, что этого можно добиться какой-то централизованной реформой. Я просто не в состоянии сейчас ответить на вопрос, что нужно сделать, чтобы этого добиться. И думаю, что какое-то решение жизнь предложит. Хотя бы в том виде, в каком это везде происходило в XX веке, - давление со стороны выпускников этих университетов, которые, придя на ведущие государственные должности, захотят опереться на свою базу. В каком-то смысле мы уже это видим, но пока этого недостаточно. То, что сделали так называемые "чикагские мальчики", подняв престиж своего университета до заоблачных высот, - до этого нам еще далеко, но будем надеяться, что это впереди.

Беседовала Ольга Шляхтина

Когда вы идете учиться в университет или когда как работодатель вкладываете в него деньги, вы должны понимать, что получите на выходе.

Русский Журнал: Расскажите об идеологии и смысле национального проекта "Образование". Как он соотносится с реформой образования?

Андрей Волков: В первую очередь нужно определиться, что мы понимаем под реформой. Я лично под реформой понимаю систему, а не просто разрозненный пакет институциональных изменений в образовании. Сами по себе институциональные изменения вообще-то никому не нужны. В лучшем случае это повысит эффективность затрат, что тоже неплохо, поскольку это большой общественный сектор. Но смысл всех изменений, которые нужно проводить в жизнь, состоит в росте качества того продукта, который производит система образования.

Национальные проекты - это вторая сторона дела. Они были задуманы, чтобы сделать целевую инвестицию в лидеров. Предполагается помочь тем, кто уже работает лучше других, чтобы они смогли свой опыт распространить, для чего нужны серьезные средства.

РЖ: Кто занимался выработкой критериев д! ля определения флагманов?

А.В. Выработкой критериев для отбора "передовиков" занимались экспертные группы, их было несколько. Я могу более компетентно сказать о том, что касается высшего образования. В частности, та группа, которой руководил я, разработала критерии, которые потом были опубликованы в Интернете. Тут все было публично и открыто. Недавно они как экспертная позиция были опубликованы еще в журнале "Эксперт" # 1 за 2006 год, но дальше есть очень серьезные сложности. То, что хорошо для экспертов, может быть не очень хорошо в реализации. Это связано с тем, что нужно распределять деньги, а это всегда очень щекотливый момент. Поэтому эти критерии будут пытаться перевести в максимально технологический вид.

РЖ: Как они разрабатывались?

А.В.: Сначала была маленькая группа, которая придумала эти критерии. Дальше они очен! ь подробно обсуждались со многими вузами, нам писали ректоры, ! собирало сь большое совещание, потом это обсуждалось с бизнесом - бизнесмены высказывались по тем проблемам, которые их интересуют. Этот процесс еще не завершен, и в этом нет ничего страшного. Чем внимательнее мы прислушаемся к общественному профессиональному мнению, тем лучше.

РЖ: Довольны ли вы сотрудничеством с профессиональным сообществом?

А.В.: Конечно, все пока происходит довольно пассивно, и в этом нет ничего удивительного. С другой стороны, сильные игроки, сильные ректоры высказали свою точку зрения, и мы им за это благодарны. Но у нас система высшего образования разнородна. Есть лидеры, которые работают очень активно, и середнячки, которых устраивает текущая ситуация, и им главное, чтоб их не трогали, и есть явные аутсайдеры, которые очень плохо себя чувствуют, всем недовольны и обижены. Как в любом крупном общественном деле. Следовательно, и точки зрения они высказывают противоположные. И это нормально. Важно, что это звучит публично, что эт! о обсуждается. В конечном итоге самое главное, чтобы была создана комиссия, которая будет отбирать по этим критериям. И она должна по возможности не состоять из чиновников министерства.

РЖ: Каковы сроки реализации этих планов? Когда эта помощь почувствуется?

А.В.: Совершенно ясно, что это случится в этом году - примерно 20-30 вузов получат значительную финансовую инвестицию под свои программы развития. Деньги в бюджете зарезервированы, и нет сомнений, что они будут выделены и получены. Но тут очень важно, как говорится, медленно запрячь, чтобы если не быстро, то правильно поехать. Поэтому на стартовый период времени не жалко.

РЖ: Это в итоге будет единовременная инвестиция или многоэтапная?

А.В.: Пока идет речь о двухлетнем периоде. Вузы должны подготовить программу развития на столько лет, на сколько они считают нужным. А когда я говорю о деньгах, то речь определенно идет об этом и о следующем годе. В следую! щем 2007 году опять повторится тендер, и я надеюсь, что эта пр! актика б удет распространена и дальше. То есть это не разовая акция 2006 года.

РЖ: Каково место университета в этой меняющейся системе российского образования?

А.В.: Эта тема огромная, почти необъятная... Трудно представить систему образования без университетского уровня. Сожаление вызывает то, что у нас университетом называется слишком много очень разных учебных заведений, и эта неразборчивость в названии не повышает уважения к системе образования. Все прекрасно понимают, насколько разнится качество предоставляемых услуг в тех заведениях, которые называются университетами.

А с другой стороны, я выскажу довольно резкий тезис. Он состоит в том, что университет должен занять совершенно новое место в общественном устройстве. Все бюджеты развитых стран уже не содержат систему образования исключительно за счет бюджетных средств. В эту сферу должны прийти очень серьезные деньги частного или корпоративного сектора. Это мировая стратегия, если угодно. Д! ля того чтобы туда пришли деньги, система должна быть инвестиционно привлекательной, а чтобы она стала таковой, результаты ее деятельности должны быть понятны тем, кто "потребляет" выпускников. В первую очередь, это работодатель, во вторую - сами граждане, которые инвестируют сами в себя. Когда вы идете учиться в университет или когда как работодатель вкладываете в него деньги, вы должны понимать, что получите на выходе. Я не диплом имею в виду и не вкладыш. Какими компетенциями вы будете обладать? Как вы сможете себя продать на рынке? На эти вопросы система образования пока ясно ответить не может.

Беседовала Ольга Шляхтина

Сейчас мы, к сожалению, не имеем достаточно прочной опоры в Карабахе. Нагорно-Карабахская Республика - единственная из так называемых непризнанных республик, которая открыто заявляет об отсутствии ориентации на Москву.

В последнее время процесс урегулирования конфликта в Нагорном Карабахе приобретает прямо-таки фантастический динамизм. И это учитывая, что данный конфликт - самый старый и закостенелый на постсоветском пространстве. Тем не менее еще в ноябре прошлого года добрые дяди из НАТО заявили о готовности разместить в Нагорном Карабахе миротворческий контингент Североатлантического альянса. В декабре и январе шли усиленные консультации на уровне внешнеполитических ведомств участников процесса урегулирования, комиссия британского парламента в декабре провела инспекцию зоны конфликта, а миссии ОБСЕ следуют в Нагорно-Карабахскую Республику одна за другой. Западным миротворцам вроде бы удалось даже усадить за стол переговоров президентов Армении и Азербайджана Роберта Кочаряна и Ильхама Алиева: их встреча назначена на начало февраля.

Закономерен вопрос: к чему бы это? Конфликт тянется с 1989 года, и до сих пор такой активности западных эмиссаров замечено не было. Да и расстановка! политических сил внутри Армении, Азербайджана и НКР особо не изменилась. В то же время США проявляют все большую готовность вкладывать деньги в "развитие демократии" в Нагорном Карабахе. Так 1 ноября прошлого года конгрессом США было принято решение о выделении НКР 3 млн. долларов в рамках оказания так называемой внешней помощи. Таким образом, Америка фактически признала Карабах субъектом международного права, ведь деньги в "неотъемлемую часть Азербайджана" будут идти в обход официального Баку. Очевидно, западными странами планомерно подготавливается почва для введения "международного миротворческого" военного контингента. Однако зачем американцам и их союзникам (а ведь по этому вопросу у американцев и у стран "старой Европы" разногласий практически не возникает) вдруг стали как воздух нужны горы Карабаха? Неужели причина только в их стремлении ограничить влияние России на Кавказе?

И здесь уместно вспомнить о главной внешнеполи! тической проблеме США последнего времени - а именно об Иране. ! Противор ечия между политическими элитами двух стран настолько сильны, что едва ли дело обойдется без кардинального решения вопроса в какой-либо форме. Однако открытая военная агрессия в отношении Ирана, очевидно, недопустима, поскольку американцы не имеют положительного опыта самостоятельного ведения боевых действий. Нужно искать силы внутри страны, способные взять на себя миссию свержения правящего режима.

После неудачи студенческого оппозиционного движения такими силами остались организации национальных меньшинств севера страны: курдов и азербайджанцев. Причем применение именно национально-этнического фактора уже показало свою эффективность в иракской и афганской кампаниях США. В Иране для подобных мероприятий есть все необходимое: здесь компактно проживает от 5 до 6 млн. курдов и около 16 млн. азербайджанцев. К тому же у этих северных иранских народов периодически просыпается стремление к независимости, есть собственная многовековая история и существует богатый опыт создани! я собственных государств. Причем последние из них существовали не так давно: осенью 1945 года при содействии находившихся в то время на территории Ирана подразделений Красной армии были созданы Северный Курдистан и Южный Азербайджан

Следовательно, необходимо создать механизмы организационного содействия сепаратистам, устойчивого снабжения ресурсами, в том числе вооружением. Для этого нужны военные базы, расположенные в непосредственной близости от районов проведения кампании. Таким образом, потенциально пригодны для использования территории Турции, северного Ирака, стран Закавказья. Однако Турция, которая уже сейчас занимает "слишком осторожную", по выражению одного из европейских дипломатов, позицию по отношению к политике Ирана и исторически является союзником иранского правительства в решении "курдского вопроса", практически наверняка не поддержит такую западную инициативу.

Что же касается северного Ирака, то его использование в данной кам! пании будет сопряжено с известными трудностями: для того, чтоб! ы исполь зовать иракских курдов при активизации национально-освободительной деятельности в Иране, американцам необходимо пойти им на серьезные уступки, чему будут противиться как турки, так и иракское правительство.

Азербайджан, в свою очередь, проводит слишком независимую политику, особенно после победы над "цветной революцией" в ноябре прошлого года. Кстати, по странному стечению обстоятельств интерес американцев к Нагорному Карабаху проснулся сразу после поражения оппозиции в Азербайджане - в начале ноября 2005 года. Причем в случае поддержки иранских азербайджанцев у США появится дополнительный козырь во взаимоотношениях с руководством этой закавказской республики: будет сопротивляться, можно обвинить в отсутствии национального самосознания и поддержать оппозицию. "Южные" азербайджанцы уже сейчас жалуются, что правящие круги Азербайджана слишком мало уделяют им внимания. С другой стороны, чтобы эффективно разыграть "азербайджанский козырь" в от! ношениях с Ираном, американцам нужно будет проводить очень осторожную политику в отношении Карабаха, который с учетом вышесказанного остается наиболее подходящим местом для размещения плацдарма для поддержки иранских сепаратистов.

Итак, "миротворческие" войска в случае их вступления в Карабах станут важнейшим фактором региональной политики: с одной стороны, они будут существенно влиять на межнациональные отношения на севере Ирана, с другой - оказывать воздействие на политику своенравных Армении и Азербайджана; наконец, они, скорее всего, станут проводником турецкого влияния в регионе (даже если в "миротворцы" турок не пустят, мало вероятно, чтобы они ничего не получили за очаг нестабильности на своих восточных границах).

А что же Россия? Сейчас мы, к сожалению, не имеем достаточно прочной опоры в Карабахе. Нагорно-Карабахская Республика - единственная из так называемых непризнанных республик, которая открыто заявляет об отсутствии ориентации ! на Москву. В то же время НКР имеет неплохое лобби в США в виде! Армянск ой ассамблеи Америки и, разумеется, во Франции. Руководство республики все чаще заявляет о стремлении участвовать в европейских интеграционных процессах.

Для устранения шаткости своего положения нашей стране необходимо более активно участвовать в политической и, главное, экономической жизни НКР. Необходимо также более тесное взаимодействие с Арменией и армянской диаспорой в России. То, что комментаторы называют Армению "пророссийской", еще ни о чем не говорит: и наше экономическое, и культурное влияние в этой стране значительно уступают тому потенциалу, который оставил нам Советский Союз. Только сбалансированная и многоуровневая политика сможет помочь нам адекватно ответить на возникающие вызовы на наших южных рубежах.

Образованием должны заниматься профессионалы, и само министерство должно стать командой профессионалов, экспертов, а не засланных непонятно кем на месяц-другой комиссаров с указкой вместо браунинга.

Русский Журнал: Как скажется старт национального проекта "Образование" на жизни российских вузов, в частности, МГУ?

Алексей Козырев: Национальный проект "Образование" - один из четырех ведущих национальных проектов, предложенных президентом и его командой в конце 2005 года. Вообще говоря, самим брендом "национальный проект", мы обязаны, вероятнее всего, Ивану Александровичу Ильину, который говорил о том, что одна из задач будущей России - выдвигать масштабные национальные проекты. Хотя, насколько я понимаю, Ильин вкладывал в это понятие несколько другой смысл.

Проекты по-путински - это, прежде всего, "возвращение долгов", как это обозначил сам президент. То есть основная задача этих проектов - это материальное стимулирование, повышение заработной платы и другие формы финансирования высшего и среднего образования, что может способствовать большей эффективности работы образовательной системы, привилеги! рованию определенных направлений научных исследований, учебных программ. Для высшей школы речь идет о том, чтобы выявить около 30-40 инновационных высших учебных заведений, - и в смысле материально-технической базы (прежде всего это связано с вузами, которые выходят на экономику и производство), и в смысле сотрудничества с зарубежными вузами и тому подобное, - и выделить для них дополнительное финансирование.

МГУ попадает в десятку вузов, которые обозначаются как национальное достояние, туда же включается и Санкт-Петербургский, Томский университет, и ряд других, которые тоже будут финансироваться по-особому.

РЖ: Решению каких именно проблем должна способствовать реализация проекта?

А.К.: В обычных вузах соотношение "преподаватель-студент" - один к десяти. В вузах, относимых к национальному достоянию, один к трем, один к четырем Примерно такое соотношение и существует сейчас в Московском университете, но, к сожалению, не всегд! а есть реальная возможность использовать это соотношение в пол! ную силу Несмотря на то, что ректор МГУ В.А.Садовничий за три своих полных ректорских срока сделал немало для обновления преподавательской корпорации и омоложения ее состава (это, к примеру, программа "100+100", по которой молодые кандидаты и доктора наук могут получить доцентские и профессорские ставки вне штатного расписания, помимо естественной ротации кадров), старый кадровый состав в Университете представляет значительный процент. Как решать проблему эффективности работы? Мне не видится иной возможности решения этой проблемы, кроме установления предельного возраста, после которого человек должен оставлять свою преподавательскую ставку и уходить на должность профессора-консультанта или на заслуженный отдых. Конечно, это должно сопровождаться принятием соответствующих законов, социальных программам, которые не позволят значительно понизить уровень и качество жизни ученых и преподавателей старшего поколения. Мы, пожалуй, являемся единственной страной, где можно числитьс! я профессором, получать оклады и доплаты из "внебюджета", фактически не появляясь на работе в течение нескольких лет. Речь идет о людях, которым за 80, а то и за 90, которые давно уже не могут эффективно выполнять свою преподавательскую нагрузку.

Президентский проект включает в себя также план повысить доплаты за кандидатские и докторские степени. Насколько мне известно, на это выделяется около 3,6 млрд. рублей. С одной стороны, это должно стимулировать молодых людей к тому, чтобы защищать диссертации и заниматься наукой. Но, с другой стороны, наша страна и здесь оказывается в самобытном положении. Насколько я знаю, нигде на Западе не дается прямых доплат за ученые степени (как, впрочем, и за академические звания). Человек должен получать зарплату за труд - за прочитанные лекции, за написанные монографии, за инновационные научные открытия, а не за то, что он когда-то написал какую-то диссертацию, ценность которой еще отнюдь не абсолютна и не вневременна.

И не секрет, что по защитам диссертаций положение достаточн! о печаль ное. В гуманитарных отраслях, а особенно в юриспруденции и экономике, но также и в философии, социологии, педагогике защищается немало купленных, заказных работ. Бывают случаи, что для защиты таких работ создаются даже временные советы - на одну диссертацию. Кроме того, мне кажется, что ненормальным является такое положение, когда докторскую диссертацию защищает государственный чиновник. Будь моя воля, я бы запретил это, как, например, запрещено госчиновнику официально заниматься предпринимательством. Замечу, кстати, что никто из них не защищает диссертаций по математике, физике или геологии, где подлог, плагиат, да и просто научную несостоятельность работы выявить гораздо проще. В России до 1917 года диссертации защищал человек, оставленный при университете для подготовки к профессорскому званию. Он работал, он читал лекции в качестве приват-доцента и в итоге защищал квалификационную научную работу, которая позволяла ему остаться в университете профессором. Наша теперешняя ! практика - это очевидное коррумпирование системы научной апробации. Поэтому, мне кажется, парадоксально всю жизнь доплачивать и без того не бедным людям за то, что когда-то они хорошо вложились и потратили несколько тысяч долларов на покупку нужной им диссертации. Хочется надеяться, что ситуация с защитами будет меняться с приходом в Экспертный совет нового председателя - академика М.П.Кирпичникова.

Я понимаю, что относительно доплат меня поддержали бы далеко не все члены моей корпорации, ведь для нас, для университетских преподавателей, доплата за степени - это популистская мера, которая прибавит к окладу университетских профессоров и доцентов определенную, и может быть даже вполне весомую, сумму. Но тем не менее считаю, что такого рода доплаты можно отнести к пережитку советского мышления.

РЖ: На каком этапе реализации проекта мы сейчас находимся?

А.К.: Мы находимся в начале. Пока никаких реальных изменений мы не ощутили. Кроме того,! Московский университет всегда занимал привилегированное полож! ение в с вязи с тем, что финансировался отдельной строкой в госбюджете. Это означало признание на государственном уровне принципа автономии Московского университета, выработанного еще в 1905 году и восстановленного с приходом В.А.Садовничего: ректор выбирается университетской корпорацией и никем не утверждается. В госбюджете есть несколько организаций, в том числе МГУ, Большой театр, Эрмитаж, которые финансируются отдельной строкой.

Сохранится ли в ходе реализации этого национального проекта такое финансирование МГУ, или же он будет приравнен к другим элитным вузам, включенным в список "национального достояния", я думаю, сейчас не может сказать никто. Этот вопрос будет решаться президентом и правительством, сейчас же мы сейчас находимся в самой начальной стадии проекта.

Возможно, что-то уже почувствовали работники средней школы, потому что для них предусмотрены особые меры, например, доплаты классным руководителям. Им полагается ежемесячная надбавка за классное ! руководство - 1000 рублей. Речь идет также и о премировании лучших учителей - они будут получать по 100 тысяч рублей ежегодно.

Высшая школа пока находится в состоянии ожидания. Вообще говоря, основная идея этой реформы заключается в том, чтобы финансирование высшей школы было более целевым. Если в каком-то вузе появляется сильная школа в той или иной отрасли научного знания, то, следуя данному национальному проекту, эта школа получает дополнительное финансирование как некая инновационная группа. Насколько это будет эффективно, зависит от того, возникнет ли действенное и в достаточной степени независимое экспертное сообщество, которое сможет оценивать новизну и эффективность этих инноваций, от этого во многом будет зависеть то, как будет осуществляться этот национальный проект.

РЖ: Каким вам видится стратегический план развития высшей школы?

А.К.: В свое время, в 1991 году, еще будучи студентом МГУ, я участвовал в конкурсе "Универс! итет XXI века", и наш проект выиграл тогда первое место. ! Он как р аз в том и заключался, что, по нашему тогдашнему мнению, будущие университеты должны были стать созвездием научных групп, которые трудятся над определенными проектами. То есть, условно говоря, предпочтительным является не пожизненное профессорство, не пожизненное членство в корпорации университета, а некий договор-подряд, который заключается с творческим коллективом ученых на определенное время. И мне кажется, в этом направлении как раз и развивается идеология данного национального проекта.

Но теперь я думаю, что перевести нашу фундаментальную науку и высшую школу исключительно на такую проектную основу - это достаточно рисковое мероприятие. Задача вузов не только в том, чтобы они постоянно подстраивались под насущные потребности экономики, которая у нас до сих пор из кризиса окончательно не вышла, не только обслуживали интересы тех или иных бизнес-структур или предприятий. Она также и в том, чтобы давать фундаментальные знания, систематическое образование по классичес! ким специальностям. Нам, философам, приходится общаться с нашими выпускниками, среди которых есть представители и бизнес-сообщества, и руководители крупных акционерных обществ и предприятий, и, общаясь с ними, мы имеем некую картину, обратную реакцию, когда люди, которые сейчас уже заняли достаточно высокие позиции в бизнесе, говорят нам, что они в девяти случаях из десяти предпочитают брать к себе на работу выпускников МГУ. Если речь идет о юношах, то это преимущественно выпускники мехмата, физфака - то есть фундаментальных естественнонаучных факультетов, девушки - это в основном выпускницы гуманитарных факультетов: философского, исторического, филологического и других.

Университет не профилирует свою деятельность под конкретные экономические проекты, он просто дает систематическое образование. Мне кажется, что реальным будущим реформы образования должно быть сочетание проектных моделей деятельности вузов и сохранение фундаментальных курсов и программ, которые должны! финансироваться независимо от текущей экономической отдачи.

РЖ: Какие еще перспективы таит в себе этот национальный проект и реформа образования?

А.К.: Могу прибавить то, что всякий проект, в который вложена реальная забота о людях, это хорошо, это дает пользу обществу: хорошо, что повышают зарплату учителям, что задумываются о том, что финансирование вузов не должно быть построено по принципу "всем сестрам по серьгам", а должно быть связано с эффективностью их деятельности.

Вообще говоря, настоящим национальным проектом было бы платить достойную зарплату за добросовестный труд. Это настолько очевидная вещь, что у меня даже как-то язык не поворачивается называть это национальным проектом. Если национальный проект нужен для того, чтобы выявить эту очевидность, что человек должен получать достойную плату за свою работу - не за то, что он просиживает штаны в библиотеке, или умеет читать по-немецки умные книжки, или просто приходит в университет, а реальный оклад, который зависит от качества и коли! чества прочитанных им лекций, от подготовленных им студентов, от выпущенных кандидатов и докторов наук. То есть должна быть выявлена и оптимизирована реальная связь действительного вклада человека в учебный процесс или научную работу и той суммы, которую он получает за труд.

Это не национальный проект, это азбучная истина, с которой нужно начинать возрождение нашей высшей школы. Особенно сейчас, когда высшая школа так много потеряла за последние 15 лет. В ней присутствует нездоровый дух коммерциализации, когда человек идет в частные вузы, заваливая ту работу, которую он делает на своем основном рабочем месте. Потому что там он может "молотить", не вкладывая в это много усилий, а здесь он сидит на окладе. Оклад можно увеличить, а суть дела останется прежней. "Халява" развращает сознание. Это, как мне кажется, нужно преодолевать - человек, работая в государственных бюджетных вузах, должен чувствовать себя достойно оплачиваемым ученым и преподавателем! . Но недаром есть поговорка - "нам сколько ни плати, все ! мало&quo t;. Надо еще чувствовать, что в государственном вузе можно заработать больше, если больше и лучше работать, выкладываться.

РЖ: А каковы должны быть критерии этой эффективности, за которую должна последовать достойная оплата?

А.К.: Действительно, это тоже существенный вопрос. Мне кажется, в поисках таких критериев и должно состоять направление развития этого национального проекта. Например, такой критерий как появление значимых публикаций в лучших зарубежных и отечественных журналах. В ряде вузов, например, в ВШЭ, насколько мне известно, существует такая практика доплат. То есть преподаватель получает определенный коэффициент к зарплате, если в течение года опубликовал определенное количество статей в лучших журналах по его отрасли науки.

Я не говорю, что это нужно вводить повсеместно - это один из критериев. Другой критерий... Мы недавно похоронили профессора Андреевскую, которая была легендой МГУ, - через нее прошли целые поколения тех! , кто прослушал у нее лекции по основам экономической теории (на гуманитарных факультетах). Так вот, ее все время упрекали в том, что у нее мало публикаций, из-за этого она не стала доктором наук, профессором. Но это был великолепный, легендарный педагог, она бескорыстно служила студентам, даже зарплату свою отдавала нуждающимся, и ее помнят все, кто слушал ее лекции.

То есть существуют и другие критерии, помимо "писучести", количества публикаций, уровень которых может быть разным даже в элитных журналах. Это может быть какая-то рейтинговая оценка качества лекций. Такие формы проверки качества должны существовать не только для студентов, но и для самих лекторов. Если преподаватель получает высокую плату за свои лекции, но на них присутствует меньше 50, а то и 30% студентов, значит, здесь что-то не так.

Наверное, критерием может быть и то, что включается в модель Болонской системы - модульность, большая свобода студентов в выборе курсов, в свободном вар! ьировании пакета учебных дисциплин, которые они выбирают по св! оей спец иальности. Большинство курсов сегодня - это некая жесткая сетка, которую студенты обязаны прослушать. Если они и выбирают что-то, это происходит в необязательное время - они могут прослушать и сдать "лишний" курс и тем самым дополнить свою специализацию.

Следовало бы сделать и более гибким сам государственный стандарт, прежде всего в тех вузах, где высок научный потенциал, например, в тех которые объявлены "национальным достоянием". Стандарт должен помогать студенту получить необходимые навыки и компетенции, а не быть жупелом или подводным камнем, который постоянно пытаются обойти те, кто хочет внести разумные инновации в учебный процесс. Наш ректор любит повторять, что если бы программы по математике в университетах Москвы и Петербурга были одинаковы, то не было бы в математике ни московской школы, ни петербургской.

И еще один момент - сам менеджмент образования. То, что происходит на протяжении последних лет с министерством, понять невозможн! о: идет бесконечная чехарда, смена управленцев, появление некомпетентных людей. И все это на фоне фактически проваленной реформы образования, некомпетентность которой была очевидна с самого начала. Я не владею точными цифрами, но миллиарды рублей были потрачены на разработку программ ЕГЭ и ГИФО, потрачены практически впустую, хватило бы на еще один добрый "национальный проект". По крайней мере, за счет этих средств зарплату в вузах можно было бы поднять еще тогда. Это далеко не безопасная вещь для будущего нашего образования. Все-таки образованием должны заниматься профессионалы, и само министерство должно стать командой профессионалов, экспертов, а не засланных непонятно кем на месяц-другой комиссаров с указкой вместо браунинга.

Беседовала Ольга Шляхтина

Подробнее

---

Патриотизм и национализм в системе "свой-чужой"

Чем меньше реальных различий между своим и чужим - тем изощренней фантазия в конструировании их мифообразов. В Христа не веруешь, значит, не русский. В шинке торгуешь - тоже не русский. Джаз слушаешь - не русский подавно.

В первом приближении "патриотизм" и "национализм" представляются синонимами. Разве патриотизм не есть любовь к своей стране, а национализм - любовь к своему народу и разве страна и народ - не одно и то же?

Практика словоупотребления показывает, что это не совсем так. Понятие патриотизма более конкретно. Страна конституируется реально действующим государственным механизмом. Когда он разваливается, страна перестает существовать. Вовлеченность в единый государственный механизм обусловливает наличие у граждан общих интересов, которые выражает патриотическое чувство. Граждане заинтересованы получать максимум совместной выгоды от взаимоотношений с внешним миром. Таким образом, понятие патриотизма применимо только к внешним сношениям, и только в тех случаях, когда эти сношения конфликтны (если же конфликта нет, патриотизм вырождается в шовинизм). Конечные цели патриотизма принципиально внешнеполитические.

В отличие от патриота, националист имеет к! онечные цели во внутренней политике. Эти цели могут быть двояки. Во-первых, националисты утверждают, что они заботятся о "духе" нации, ее культуре, традициях и т.п. Сам факт такой заботы свидетельствует о том, что значительная часть граждан отнюдь не разделяет представления националистов об идеалах национальной духовности, иначе наличествовал бы консенсус и бороться было бы не с кем, а следовательно, националисты отстаивают, по существу, собственное видение национальной культуры, чаще всего, как показывает практика, поношенное, и ниже я надеюсь разъяснить почему.

Во-вторых, националисты выступают от лица субнациональных групп, т.е. этносов. Потому и называть их было бы правильно "этнистами", но слово "национализм" для них самих удобнее, так как позволяет вводить общественность в заблуждение, делая вид, что этнист выступает от лица всей нации. Если при этом он представляет компактное меньшинство, отождествление этноса с нацией служит софис! тическим оправданием сепаратизма. Сепаратист по определению яв! ляется а нтипатриотом. Но также и национализм (т.е. фактически этнизм) "коренного большинства" вносит раскол в нацию и способствует ослаблению государства. Между тем именно такой, и только такой, национализм может конституировать политическую силу общегосударственного значения, а потому именно его интересно обсудить в первую очередь.

Типаж националиста встречается не только в политике, но и в народе, откуда он, как естественно предположить, в политику и пришел. В психологии националиста угадываются черты селянина с низким порогом в системе распознавания "свой - чужой". Человек из соседней деревни - уже чужак, отношение к которому настороженное, легко переходящее в агрессию. Это, безусловно, ксенофобия, но к национализму отношения не имеющая. В драке стенка на стенку с обеих сторон русские. Более того, никаких людей кроме русских селянину встречать не доводилось, а потому питать национальную неприязнь ему не к кому.

Но рано или поздно селянин переезжает! в город. Тут уже трудно разобрать, кто из какой деревни. Однако земляческие установки сохраняются и проецируются на новые реалии. Изучая физиономии горожан, селянин приходит к выводу, что некоторых из них (например, евреев или кавказцев) в его деревне точно не было. Значит, эти - точно чужие, а остальные по умолчанию свои. Картина мира приобретает, таким образом, ясность. Становится понятно, с кем дружить, а с кем драться стенка на стенку. Другими словами, по переселению в мегаполис земляческая ксенофобия перерастает в этническую. Однако чужой по-прежнему отыскивается внутри нации, ибо настоящих инородцев селянин в глаза не видывал.

Естественно, к своим и чужим отношение разное. Иванникова - своя. Багдасарян - чужой. Но Иванов тоже свой, а Беридзе - чужая. При этом понятие нейтралитета селянину неведомо. Либо ты из моей деревни, либо из вражьей. Если вы не выражаете безусловной лояльности селянину, вы автоматически записываетесь во враги.

Глубокая религиозность! селянину не свойственна. С Богом ему разговаривать некогда, п! отому чт о землю пахать надо. Однако селянин чтит традиции и на правах одной из них православную веру. Поэтому любой, кто православие не разделяет, в частности атеист, воспринимается как чужой. Но, что принципиально, православный грек или болгарин тоже чужие. К православному братству бытовой националист равнодушен. К жидоедству на религиозной почве тоже. Что делают евреи в своей деревне, селянина, в отличие от попа, волнует меньше всего, лишь бы мужики не травились ихней водкой. Если даже селяне на евреев обидятся, погромят в крайнем случае шинок (собственно, один из вариантов стенки на стенку) и заживут дальше в мире. Так просто мужика и еврея не поссоришь. Нужно придумать нечто из ряда вон, например про мальчиков зарезанных на мацу.

При нормальном ходе вещей ксенофобия - установка латентная. Свои живут сами по себе, чужие тоже, вступая, впрочем, при случае во взаимовыгодный товарообмен. Более того, эффективно различать своих и чужих в мегаполисе затруднительно. Очевидные чужи! е (негры, таджикские цыгане в грязных халатах) у нас пока что малочисленны. Отличить же, допустим, кавказца от темноволосого славянина чисто по внешности не так-то просто. Если джигит только что приехал с гор, тогда обратят внимание на акцент и манеры. А во втором поколении - уже вряд ли. С другой стороны, при желании нерусские черты можно выявить в любом русском. Либо вы на финна похожи, либо на татарина - одно из двух. Встречая каждый день в метро многотысячный поток людей, осуществлять эффективный фейс-контроль совершенно невозможно. А следовательно, реальные свои и чужие уступают место метафизическим. Здесь и начинается самое интересное, потому что в метафизическом пространстве логика и здравый смысл имеют свойство нивелироваться. Чем меньше реальных различий между своим и чужим - тем изощренней фантазия в конструировании их мифообразов. В Христа не веруешь, значит, не русский. В шинке торгуешь - тоже не русский. Джаз слушаешь - не русский подавно. И так до полной декон! струкции нации.

Бытовой националист тем и отличается от ! продвину того, что в такую ерунду не лезет. Его фобические установки латентны. При случае он потреплется и про евреев, и про чурок, и про то, что православие блюсти надо. Но именно что потреплется, а по жизни черта с два отличит еврея от русского. Актуализация фобии требует значительных энергозатрат. Это ж сколько сил отнимает - высматривать в метро нерусь, да еще и прессу патриотическую регулярно штудировать на предмет раскрытия жидомасонских заговоров. Мотивация тут нужна неслабая, зачастую откровенно космическая.

Первой жертвой продвинутого националиста становится, как правило, интеллигенция. И не потому что "из евреев", это как раз дело тридесятое, а потому что "ишь ты какие образованные, не по-русски это". Селянин уверен, что его патриархально-крестьянская культура и есть истинно русская, а культура городских интеллектуалов, насыщенная свежими заимствованиями и собственными новациями, чужая и навязанная. Это обстоятельство предопределяет ретроградный ха! рактер националистических проектов.

В когнитивном аспекте земляческие установки выражают свойственную селянину конкретность мышления. В соседней деревне люди уже как бы и не живут, потому что на глаза не попадаются. Так же националист настоящих инородцев видел только по телевизору, отчего и склонен искать нерусь среди соседей. Патриотизм - более абстрактная штука, не всем по уму. Если же ума достаточно, то появляются потребности в интеллектуальном общении, радикально перестраивающие систему "свой - чужой". Своим становится человек духовно близкий, живи он хоть Парагвае. А сосед по лестничной площадке будет чужим в том случае, если поговорить с ним не о чем. Кроме того, развивается понимание, что не существует универсальной дихотомии своих и чужих. Свой в одном отношении может быть чужим в другом и наоборот. Поэтому космополитизм и патриотизм друг другу не противоречат. Зато селянин, с его конкретным менталитетом, к земле ближе и на ногах держится крепче. Как! же селянину без доброго коня, то бишь без "лексуса"! . Зарабо тает и купит.

С другой стороны, психология либеральной общественности бывает не менее анекдотична. У них все те же реакции, только в парадоксальной форме. Свой (то есть русский) для них чужой, а чужой (то есть кто угодно не русский) - свой. Крылов, надо признать, весьма проницательно характеризует таких людей как "нерусь". Их национальная идентичность сугубо негативна. Если они и отождествляют себя с какими-то этносами, подчас стопроцентно виртуальными, вроде ими же самими выдуманных ингерманландцев или сибиряков, то исключительно для того, чтобы в этом качестве противопоставить себя русским скотам и хамам. Космополитизм у них такой же виртуальный, что-то вроде интернационала русофобов. Как это объяснить? Видимо, негативизм является здесь решающей личностной, а в некоторых случаях и клинической, характеристикой.

Подробнее

---

---

Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ

---

© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

---

Subscribe.Ru Поддержка подписчиков Другие рассылки этой тематики Другие рассылки этого автора

Подписан адрес: Код этой рассылки: russ.analytics Архив рассылки

Отписаться Вебом Почтой Вспомнить пароль

---

В избранное