Книжные новости в Русском Журнале / Шведская полка

Выпуск подготовил Роман Ганжа

Книги предоставлены магазином "Галарт-Гилея"

• Дмитрий Бортников. Синдром Фрица
• Дэвид Мэдсен. Мемуары придворного карлика
• Дуглас Коупленд. Жизнь после Бога
• Пол Остер. Храм Луны
• Фланнери О'Коннор. Мудрая кровь

---

Дмитрий Бортников. Синдром Фрица: Роман. - СПб.: Лимбус Пресс, 2002. - 217 с. Тираж 2000 экз. ISBN 5-8370-0184-0

Дмитрий Бортников родился в 1968 году в городе Самаре (Куйбышев). С 1998 года живет в Париже.

Книжка "Синдром Фрица" замечательна во многих отношениях: 1) Издатель рекомендует ее любителям Жана Жене и Луи-Фердинанда Селина. "Русский Жене", или "русский Селин", - это же замечательно!.. Попробуйте скопировать французскую прозу Селина на русском языке!.. И сделать это талантливо!.. стильно!.. оригинально!.. 2) Книжка читается быстро и легко, но 3) На самом деле она предназначена для медленного и трудного чтения, так как 4) Располагает разветвленной и трудно интерпретируемой системой внутренних метафор, 5) Которая (система) выстраивается вокруг оппозиции Закона / Благодати.

С Законом ассоциируется солнечная, отцовская символика. Родовое начало, цепь смертей и рождений, непреложная Участь, неизменный Удел. То, что передается от деда к отцу, от отца к сыну. От чего не избавишься. Наследие, достояние, символизируемое "золотом". Семейный капитал, которым нельзя распорядиться по собственному усмотрению. Тяжелая ноша, которую нельзя сбросить с плеч. Закон - это то, что делает мертвым с самого рождения, то, что заставляет идти проторенной тропой от роддома к моргу. Тоска, уныние, слезы, молитвы, - вот основные вехи этого скорбного пути. В одном из эпизодов первой части (повествование ведется от первого лица, первая часть посвящена детству и отрочеству, вторая - армейской юности) герой (Фриц - его прозвище) несет двух мертворожденных младенцев из больницы в морг и теряет одного из них в дороге. Когда пропажа обнаруживается и доставляется по месту назначения, патологоанатом принимает труп за живого ребенка.

Экзистенциальный проект Фрица - уйти от господства Закона, не стать мертвым при жизни, обнаружить возможность какой-то другой смерти, в которой "больше священного, чем во всех слезах и молитвах", открыть подлинную красоту и чистоту в разрушении, в дезертирстве, в предательстве: "В предательстве и в предателе подчас проявляется такая очаровывающая сущность. Предатели часто бывают поразительно красивы". То, чего жаждет Фриц, - это трансформация, преображение, переход, с которыми в романе ассоциируется традиционная лунная символика, в первую очередь мотив "серебра", а также мотивы карт Таро (Повешенный, Шут) и символы жертвоприношения (Бойня).

Преобразиться означает "стать другим", "стать самим собой", то есть: утратить все, что дарует Закон, но приобрести нечто большее, нечто, символизируемое словом "бессмертие". Одиночество и утрата - это в то же время свобода и счастье. Шут - дезертировавший король, радостно все потерявший: "Во мне было слишком много радости <...> Я смеялся над правилами игры. Над каким-то законом, который позволял людям быть не собой". Долгий процесс трансформации, прояснения подлинной природы связан также с посещением Бойни и встречей с работающим там Игорем. То, что происходит на Бойне, - это убийство, но не смерть. То, что Фриц испытывает к Игорю, - это любовь, но не желание. Желание связано с совокуплением, с продолжением рода, а значит, с Законом. Любовь - это преодоление плоти, чистая энергия разрушения, залог бессмертия.

Армия, описанная во второй части, - это царство Любви. Именно здесь Фриц преодолевает собственное тело, сбрасывая несколько десятков кило жира. "В нас не было трагедии <...> Даже в смертях наших не было смерти". Именно здесь, в Якутии, на краю света (и на краю полярной ночи), Фриц погружается в Благодать. Закон слепит, словно Солнце, Благодать, подобно Луне, позволяет видеть то, что скрыто от глаз при ярком свете дня. Фриц "стал глазами", которые смотрят с любовью на самые странные и шокирующие вещи мира. Благодать - это нежность, вседозволенность, покой. Это невинность.

Итак, Фриц открывает себя. С этим как-то связана фраза о том, что "надо менять стихии". Скорее даже не менять, а смешивать. Пребывать в какой-то одной стихии - значит быть в Законе. Например, Воздух: облака, тоска, гнилой запах, вздохи... Или Земля: мясо, плоть, обжорство... А вот самые первые страницы романа, повествующие о нынешней, парижской жизни героя. Ледяные тропики, мокрый огонь, мертвые ирисы воскресают, жадно поглощая воду, трансвеститы жадно нюхают парижский воздух... Элементы жадно соединяются в стихии Огня: "Мы все горим. Наша кожа горит. Наши нервы. Наши волосы объяты мокрым пламенем. Наше сердце и мозг. Каждая кость и мозг в ней... Мы держим огонь в руках. Когда я вижу, как девушка гладит своего парня, его лицо, его волосы... Я чуть не вскрикиваю... Они сидят внутри пламени. Они улыбаются в костре своих тел".

Далее рассказывается миф о рождении Писателя. Герой обретает "чувство бессмертия", но зато навсегда утрачивает возможность иметь свое "место" в окружающей действительности. Единственное место, где он еще способен обнаружить себя, - это память, память тела. Письмо понимается как поддержание собственного тела в состоянии медленного тления, взаимопроникновения стихий. Для героя это предпочтительнее, чем "вспыхнуть факелом", то есть окончательно выбрать Огонь и post mortem вернуться в лоно Закона.

• Четыре рассказа
• Тихое летнее сумасшествие
• Парижская проза

---

Дэвид Мэдсен. Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению: Роман / Пер. с англ. А.Митрофанова. - СПб.: Симпозиум, 2002. - 415 с. - (Fabula Rasa). Тираж 5000 экз. ISBN 5-89091-182-1

Дэвид Мэдсен - это псевдоним католического монаха, теолога и философа, исследователя гностицизма. "Мемуары" написаны вовсе не с целью показать всякие там ватиканские безобразия (рассказ ведется от лица Пеппе, который состоял при Льве Х в должности управляющего делами. Или чиновника по особым поручениям. Да и просто собеседника. Повествование охватывает 1478 - 1521 годы). Тут в художественной, можно сказать, форме представлена теория происхождения половых извращений. Речь не идет о невинных вещах вроде содомии, тут замес покруче. В общих чертах теория такова. Были такие гностики, которые полагали, что материя, телесная форма, тело, плоть, - это зло. Мир - это ад, созданный дьяволом. Плоть надо победить, для чего следует воздерживаться от всех видов полового акта, как с самим собой, так и с другим человеком, либо участвовать в нем лишь для того, чтобы извратить его сущность и цель, или выразить презрение к нему. Короче, секс должен преследовать цели при! нципиально иные, нежели банальный оргазм, а именно "духовное преображение", что бы под этим ни понималось. Это и есть извращение.

В качестве иллюстрации возьмем эпизод финальной схватки магистра гностиков Андреа де Коллини и его давнего врага, инквизитора Томазо делла Кроче. "Голый, распростертый под лунным светом фра Томазо был почти прекрасен. Его гладкое, как мрамор, тело, кажущееся прозрачным, светилось таинственной, сказочной соблазнительностью лунного мира, - мира знаков и символов, серебряных теней, неподвижности, волшебства, видений и полуночных желаний. <...> Здесь, окруженный крошащимся кольцом стен римского цирка <...> делла Кроче казался одновременно и реальностью, и иллюзией. И это мгновение содержало в себе бесконечное разнообразие вариантов и возможностей: делла Кроче можно было любить, насиловать, можно было обожать... можно было избить... ему можно было поклоняться, как робкому лесному божеству... можно было жестоко убить. Его можно было подвергнуть и ужасу и блаженству всего вышеперечисленного - и вообще всего, чего угодно, - так как он был прикован к месту - как и все мы - на л! адони сказочного мира <...> И в этот момент я заметил, что у магистра была полная эрекция". Далее подробно описывается, как Андреа де Коллини насилует Томазо делла Кроче.

Католическому стремлению к порядку и форме гностицизм противопоставляет принцип неопределенности и неограниченных возможностей. Католик Мэдсен, возможно, считает, что гностическая ересь торжествует в современном мире, и стремится показать тупиковый характер подобных воззрений. А возможно, наоборот: автор скрывается под псевдонимом именно потому, что разделяет эти убеждения. Так или иначе, идея гнозиса (то есть, в конечном счете, истинного познания) как (пер)версии изначального метафорического отношения ("по образу и подобию") давно уже покинула узкое ложе половых связей и разгуливает в обличье Иронии и Остранения по страницам массовых изданий. Мир близок к тому, чтобы окончательно сбросить оковы плоти и явить свою подлинную оптико-волоконную природу.

---

Дуглас Коупленд. Жизнь после Бога: Роман / Пер. с англ. В.Симонова. - СПб.: Симпозиум, 2002. - 286 с. - (Fabula Rasa). Тираж 5000 экз. ISBN 5-89091-191-0

"Жизнь после Бога" - это последовательность фрагментов, в которых постепенно раскрываются все новые и новые стороны мироощущения героя - типичного представителя современного среднего класса. Герой проживает типичный сценарий, называемый "повседневной жизнью", и все сильнее чувствует себя отрезанным от чего-то "подлинного": от "подлинных чувств", "подлинного бытия", "подлинного самопознания". Постепенно он приходит к выводу, что все дело - в отсутствии веры. Речь не идет о традиционном христианстве: этот опыт для него уже недоступен. "Думаю, ценой, которую мы заплатили за нашу золотую жизнь, стала неспособность окончательно поверить в любовь; вместо этого мы приобрели иронию, от которой увядало все, чего бы мы ни коснулись. И мне кажется, что ирония и есть та цена, которую мы заплатили за потерю Бога". Вера - это нечто, что должно быть противопоставлено иронии. Верить - значит допускать, что в жизни есть вещи, имеющие значение, и уметь это значение истолковыв! ать. И вот тогда все эти значимые вещи сложатся в "подлинную историю жизни", и тогда откроется дверь в другой, тайный мир, и мы познаем более совершенный и простой способ бытия. Герой находится как раз в пограничном состоянии: он с минуты на минуту ожидает какого-то Чуда, Озарения, которое перевернет его жизнь. И выражает это свое ожидание следующим образом: "А теперь открою вам свой секрет. Я поведаю его вам в такой сердечной простоте, какой мне уже вряд ли когда удастся достичь, поэтому молю о том, чтобы, слушая мои слова, вы сидели в тихой, спокойной комнате. Секрет мой в том, что мне нужен Бог - что я болен, устал и больше не могу один. Мне нужен Бог, который помог бы мне давать, так как, похоже, я больше не способен давать; который помог бы мне быть добрым, так как, похоже, я больше не способен к доброте; который помог бы мне любить, так как, похоже, я утратил способность любить".

---

Пол Остер. Храм Луны: Роман / Пер. с англ. М.Николаевой. - М.: Торнтон и Сагден, 2002. - 316 с. Тираж 3500 экз. ISBN 5-93923-017-2

• Рецензия Дмитрия Бавильского

Главный герой романа "Храм Луны" - молодой американец по имени Марко Стэнли Фогг. 1969 год. Люди высадились на Луну. Фогг вступает во взрослую жизнь. Следует череда неудач, все идет не так, роман вот-вот грозит перерасти в социальную драму. Но вот герой случайно увидел вывеску китайского ресторана "Храм Луны" и вдруг, совершенно неожиданно, "ощутил себя в точке пересечения таинственных предзнаменований и непредсказуемых событий". Далее на протяжении всего романа сама Луна, слово "Луна" и разнообразная лунная символика играют для героя роль знака судьбы, периодически мелькающего в водовороте случайности и указывающего верное направление. Луна, этот символ пути, становления, изменения, преображения, "символ сумеречности и неясности нашего духа", ведет героя не просто "по жизни", она обращает его вглубь самого себя, к истокам личности, к тайне происхождения, которая раскрывается по ходу действия. А слова "Луна" и "Храм Луны" образуют семантический узел, ! в котором пересекаются все ассоциативные цепочки сознания героя, и каким-то образом вызывают "чувство проникновения в суть всех вещей".

По мере того, как герой всматривается в мир, ему открывается изменчивость всех вещей и явлений, вселенная мелких различий, "хаос, бурлящий в глубине всего сущего". Чтобы обрести дар видения этого переменчивого, лунного мира, надо отвести глаза от привычного космоса родо-видовых иерархий, пожертвовать солнечной природой зрения, обратить взгляд внутрь себя, или, другими словами, с "земли" (то есть мира материи) на "луну" (то есть мир духа, созданный воображением). (В этом смысл предсказания, данного герою: "Солнце - прошлое, Земля - настоящее, Луна - будущее". Кроме того, настоящего отца героя зовут Сол, что означает и "солнце", и "земля".) Только так можно познать собственную природу. Именно это происходит с художником Джулианом Барбером (а затем и с его внуком Фоггом) среди лунных пейзажей Невады и Юты: "земля" как бы исчезает, визионер погружается в свой "лунный", внутренний мир, заново открывает самого себя и становится другим человеком. Где-то здес! ь появляется слово "лунатизм", означающее "торжество духа над материей", подлинное самопознание, выбор верного пути в лабиринте возможностей, умение прочесть послание Судьбы, таящейся в обличье Случая. В финале книги герой отправляется в путешествие через всю Америку. Его цель - "оставить позади себя прежнего, чтобы никогда больше не быть таким, как раньше". И вот он стоит на берегу Тихого Океана, на краю света, наблюдая восход полной Луны. Это конец и новое начало.

• Тимбукту

---

Фланнери О'Коннор. Мудрая кровь: Роман / Пер. с англ. Д.Волчека. - Тверь: KOLONNA Publications, 2002. - 189 с. Тираж 1000 экз. ISBN 5-94128-003-3

Книга о протестантском святом, написанная с точки зрения католика. Молодой человек по имени Хейзел Моутс проповедует Церковь Без Христа. Основные положения: 1) Души не существует, 2) Иисуса не существует, 3) Греха и Искупления не существует, 4) Вы все чисты, 5) "Я - чист... Но если бы Иисус существовал, я не был бы чистым", 6) Иисус лгал.

Тут все дело в формальной логике. Если Иисус лгал, то он, вероятно, существовал. Следовательно, Душа, Грех и Искупление также существуют, а Хейзел, соответственно, не является чистым (в финале он так и говорит: мол, я не чист), как и все остальные. Фокус в том, что Иисус является единственной реальностью, с которой Хейзел себя соотносит. Вот что говорит Хейзелу Енох: "у тебя никого нет, кроме Иисуса". А вот что ему говорит героиня по имени Шабаш: "тебе никто не нужен, кроме Иисуса". Действительно, в финале книги Хейзел путем самоистязания (и в конечном итоге самоуничтожения) принимает участие в Искуплении. По мысли автора, он так и не смог избавиться от внутреннего восприятия Христа, хотя именно этого он желал больше всего. В Приложении Фланнери О'Коннор высказывает следующую мысль: католик не может писать о католическом мире потому, что его не существует, так что ему приходится писать о мире протестантском, но, с точки зрения Католической Церкви, Спасение в! озможно и за ее пределами: "любой человек через страдания принимает участие в Искуплении, и думаю, что больше всего страдают находящиеся ближе всего к различным вариантам неверия".

• Домашний уют
• Хорошего человека найти нелегко
• Хромые идут первыми

В предыдущих выпусках

• Андрей Немзер. Памятные даты
• Давид Самойлов. Поденные записи
• Марк Харитонов. Стенография конца века
• Марсель Райх-Раницкий. Моя жизнь
• Евгений Штейнер. Авангард и построение нового человека
• Субкоманданте Маркос. Другая революция
• Ноам Хомский. Прибыль на людях
• Морис Бланшо. Пространство литературы
• Петер Козловски. Миф о модерне
• Андрей Ковалев. Критические дни

Сводный каталог "Шведской лавки"