Четвертый взвод. Глава 2
Привет.
Глава 2. В сущности, буря - пустяк.
"Рота, подъем!" - вопль дежурного по роте заставил нас открыть
левый глаз, почесать пузо и оторвать свою задницу от пружин
двухъярусной кровати. Все это вовсе не напоминало подъем солдат в
фильмах. Скорее уж утренний выгул скота на пастбище.
Требовалось по рыхлому натянуть штаны, сапоги, снять майку и
построиться у казармы. Кажется, все просто. Ан нет. Хочется спать,
надо хорошо натянуть портянки (а они натягиваются вкривь и вкось)
и застегнуть пуговицы на ширинке (чего я, лично, не делал - штаны
были мне маловаты, да и зачем, вообще ее застегивать?). Да и никто
особо не торопит. То есть, конечно, как бы надо спешить, но, если
опоздаешь чуток - не страшно.
Встали, с трудом построились. Начался день второй.
Вообще-то на зарядку полагается отводить около 50 минут, а на
самом деле, немного побегав кругами, помахав руками и ногами, пару
раз присев и один раз отжавшись зарядка закончилась.
Снова построение - проверка, что никто ночью не слинял и не
утонул в туалете. Затем дцать минут на заправку постелей,
умывание, одевание и снова построение. На этот раз на завтрак.
Поплелись на завтрак. Тут мы узнали команду "Взять ногу!". Не
то, чтобы кто-то ее терял, но взять ногу надо. А еще есть команда
"Принять вправо!". Сколько принять не уточняется, но, наверное,
обычные 100 грамм.
Про жратву я уже писал (едой ее не назовешь). Можно ли испортить
кашу с мясом из банки? (Готовую - только подогреть). Оказывается,
можно. Надо просто, чтобы она подгорела и все, телемаркет. Короче,
блевотина она и есть блевотина.
А через некоторое время, когда четвертого взвода в Гарболово уже
не было, мы узнали, из чего готовится здесь пища. Каждый раз,
проходя мимо продовольственного склада мы обращали внимание на
вонь, исходившую оттуда. Оказалось, что это гнилая капуста,
которую кладут в суп. А рыбу, которую нам давали каждый вечер
повара предварительно отмачивали в уксусе, чтобы не отравить
народ, так как она была тухлая. Вот такие калачи.
Это был вторник, а в среду должна была нагрянуть какая-то
комиссия с журналистами и телекамерой. И, совершенно естественно,
весь день мы занимались @#$, нет не этим - женщин было мало, -
уборкой территории.
Таскали бревна из одной кучи в другую. Бревна попадались всякие.
Самое большое бревно тащили человек двадцать. А вокруг бегал Макс
и все фотографировал.
Собирали мусор, мели плац, били комаров - в общем обычные
занятия настоящих воинов. После обеда грузили в грузовик большую
кучу всякого дерьма около туалета в грузовик. То, что осталось от
кучи ночью заровнял трактор, дескать все чисто. Пока грузили,
успели два раза измазаться, как свиньи и два раза искупаться после
этого.
Купание в близлежащем озере - отдельная поэма. Во-первых,
военные не признают слова "купаться". Что угодно, только не это -
ответственность большая. Зато можно "мыться". Под бдительным
взором какого-нибудь подполковника можно по пять человек даже
отплывать от берега метров на десять. Об озере начальство
распускало разные слухи, в которых глубина его изменялась от 13 до
40 метров в зависимости от величины начальства. Говорили, что в
дно вбиты сваи с железной арматурой для танковых учений и один
труп там уже плавал в свое время аж две недели, зацепившись за что-
то. Кто-то спросил подполковника Ванилина, почему нельзя купаться.
Тот ответил: "Нырнете, зацепитесь трусами за арматуру ..."
- А если без трусов?
- Зацепитесь яйцами.
Вот так.
На берегу озера был маленький пляж, который перегораживала
пополам колючая проволока. С той стороны купались местные жители,
с этой - мы. Местные жители были представлены в основном лицами
женского пола. Это было приятно и половина роты купалась в голом
виде. Не то что скрывая что-либо, а даже на оборот - выставляя на
всеобщее обозрение свои немалые достоинства. Как говорится, глупый
пингвин робко прячет, умный гордо достает! Местное население
безуспешно пыталось скрыть свой интерес к происходящему. Оно
лежало на животе, прикрывало лицо руками, краснело и лезло в воду.
Я сразу представил себе такую картину. Я живу в деревне, купаюсь в
любимом озере, а тут, вдруг появляется женский батальон и начинает
купаться. О!
Да-а...
Правда, через неделю начальство стало запрещать купаться голым.
Однажды подполковник Иванин, му@ила, увидев, как Ваня Рыжий
выжимает мокрые трусы на виду у всех, наехал на него:
- Я же запретил здесь раздеваться. Знаете как эта болезнь
называется?
- Нет, -соврал Ваня.
- Экс...Эксбиционизм.
Так Ваня Рыжий стал "экс... эксбиционистом". А еще с Ваней Рыжим
случилась одна не слишком приятная вещь.
Это был Поручик. Перед присягой Ване приказали укоротить сзади
волосы. Совсем немного. В парикмахеры к нему вызвался Поручик. Он
никогда раньше этим не занимался, но решил попробовать со
свойственным ему энтузиазмом. Вот тут-то Ваню и ждал облом. То,
что сотворил Поручик больше напоминало облезлую кошку, чем
прическу. Волосы были выстрижены клоками и неровными лесенками.
При первом же увольнении в город Ване пришлось заново стричься. А
искусство Поручика стало нарицательным и еще долго вспоминалось,
когда разговор заходил о волосах.
На ужин было то же блевотное картофельное пюре, что и в первый
день, но оно было немного гуще. Наверное вчерашнее пюре просто
немного подсохло.
Отбой был такой же, как и в первый день - шум, гам, тарарам.
Запомнилось одно выражение.
На верхнем ярусе кроватей прямо надо мной лежали Эндрюс и Серега
Львов. Между их кроватями было полметра расстояния. Эндрюс грыз
сушки, а Серега вместо того, чтобы просто попросить пару штук
зачем-то перелез на кровать Эндрюса. Некоторое время кровать
шевелилась. Затем Серега перелез обратно. Из дальнего конца
кубрика донесся вопрос:
- А чем это вы там занимались, а?
- Я ему сушку давал, - смущенным голосом ответил Эндрюс.
- А теперь это так называется? "Дать сушку", значит?
Так на некоторое время для обозначения гомосексуальных отношений
использовалось выражение "дать сушку". А намеки на такие отношения
в четвертом взводе были постоянно.
Четвертый взвод вообще был особенным. Если в 1,2,3-й взвода
входили студенты с АЭСа, МЭСа, то в четвертый только программисты
- на 2/3 и экономисты - 1/3. Это был самый расп@#$яйский взвод в
роте. Это был самый шумный, говорливый, пох@#$тический взвод. Мы
всегда дольше всех вставали, дольше всех строились, дольше всех не
ложились спать. Когда первые три взвода уже храпели, в четвертом
ели консервы, смеялись, грязно приставали друг к другу и играли на
гитаре. Мы лучше всех ходили строем, если очень хотели и наоборот
- хуже всех, если было наплевать. Мы хуже всех слушали команды
начальства и дальше всех посылали прапорщика Горько и п/пк
Иванина.
Был эпизод, когда прапор Горько решил преподать нам урок
быстрого "отбоя". Почти все уже спали (во вторник вечером), когда
в 12 ночи прапор приперся в казарму и стал орать "Рота, подъем!"
Первые три взвода медленно поднялись и кое-как выстроились в
коридоре. Четвертый взвод спал. Прапор дошел до нашего кубрика.
- Встать! Всем встать! Кому говорю, @#$%&!?
- Пошел на @#$!
- Я вас научу, @#$, как надо вставать, @#$!
- За@#$ал уже, - четвертый взвод слегка зашевелился.
- @#$, &%$# @#$&!
Минуты через две четвертый взвод частично вышел в коридор. Кое-
кто все равно лежал в кровати. Прапор начал материться. Тут по
коридору в спортивном костюме прошел Мармонтий.
- Ты, @#$, где был!?
- В туалет ходил, (вставать запрещено после отбоя в течение 45
минут запрещено) - ответил Слон и стал спокойно раздеваться.
Прапор оторопел и на пять секунд застыл на месте. Наконец до него
дошло, что тут он уже ничего сделать не сможет. Он еще поматерился
и, наконец, дал команду "отбой".
Всталось на третий день, как ни странно, достаточно легко (по
крайней мере, мне). По-рыхлому зарядка и завтрак. После завтрака
были объявлены четыре места работы по одному на взвод: уборка,
строевая подготовка, занятия в учебном корпусе на аппаратуре,
уставы. На уставах основной задачей являлось - не заснуть или
уснуть так, чтобы капитан Глюков не заметил. Последнее было крайне
сложно, а в попытках не заснуть пара прошла довольно быстро. В
голове не осталось ничего. Наверное, так и должно было быть.
Следующей парой у четвертого взвода были занятия в учебном
корпусе. Там можно было поспать не скрываясь. Так дальше и было:
если нас посылают учиться, понимаем - можно будет всхрапнуть
часок.
Тут приехали-таки журналисты. Ходили слухи, что они будут аж от
12 газет. Приехал один "Москвич" и один "Рафик". Всего народу было
человек шесть, один с видеокамерой. Они где-то бродили по лагерю,
но мы их не видели.
Пришло время обеда. Нас построили на плацу возле казармы. Слева
от нас, метрах в 70 стоял БОЛЬШОЙ начальник и давал интервью. Наш
путь пролегал мимо него.
Доблестный капитан Савушкин принялся объяснять нам, как, проходя
мимо начальника мы должны отдавать честь. (Сейчас это называется
"воинское приветствие", но сути не меняет.) Причем он не
командовал нами, а просил нас сделать то, то и это. Отрепетировав
этот маневр раз пять, Савушкин внезапно передумал, состроил хитрую
рожу (что у него великолепно получалось), и, сказав "от греха
подальше", повел роту в обход, подальше от начальства. Так мы и не
попали в кадр. А эту съемку показали по 40-му каналу через день.
Про обед больше писать не буду, он всегда здесь был одинаково
мерзок.
После обеда мы полтора часа шагали по плацу под палящими лучами
солнца. В тени-то температура была 30°С, а уж что творилось на
солнце, и не говорю. Вообще, несколько дней, проведенных здесь
принесли свои плоды (или отходы - как посмотреть). Во-первых, все
загорели, как негры, причем пилотка, которую положено носить на
два пальца выше бровей на лбу оставляет не загорелую белую кожу
треугольной формы. Своеобразное тавро. А на ушах сверху кожа
быстро сгорает и шелушится. Мало того, по крайней мере у четырех
человек на ушах вздулись здоровые пузыри ожогов. Выглядело это
крайне не привлекательно. Положите ухо на горячий утюг и вы
узнаете, что ощущали мы. Очень быстро сгорели также и шеи, что
сильно мешало спать. Лежать на спине - жжет. На бок тоже не
повернуться - уши болят. Как хочешь, так и спи. Потом, правда,
когда выдали носовые платки, мы стали ими прикрывать уши и шеи,
засовывая край платка под пилотку. В таком виде мы уже больше
смахивали на душманов, чем на солдат российской армии. Командиры
временами обращали на платки внимание, но чаще им было наплевать.
Вообще основных проблем было три: жара, комары и сапоги. Редко у
кого сапоги были впору. Обычно они были либо большего размера,
либо меньшего. И в том и в другом случае они натирали ноги. Есть,
правда, вариант для больших сапог - надевать несколько носков, а
на них - портянки. А Поручик просто носил толстые шерстяные носки
и был вполне доволен.
Через небольшое время добавилась еще одна проблема - еда. Когда
на завтрак, обед и ужин дают одну и ту же кашу семь дней в неделю,
начинаешь ненавидеть само слово "каша". Но и тут есть выход:
консервы. Если, конечно, они есть. Причем консервы мясные и в
томате через три дня были изъяты и выброшены в мусор. Остались
лишь всякие рыбы в масле.
А через неделю выяснилось, что на ужин можно не ходить. Сначала
отказались идти три километра, чтобы попить чайку (пюре не
съедабельно) человек десять. А через день на ужин пошло из 120-ти
всего 34 человека. А на следующий день только 18. Мы тем временем
уничтожали консервы, хлеб, печенье, лимонад.
Кстати, о лимонаде. В четвертом взводе был один на всю роту
человек, имевший здесь свою собственную автомашину - Вадик.
"Трешка" старая, но это не имело значения. Главное был транспорт.
Этим, как могло, пользовалось начальство. Им вечно куда-нибудь
требовалось уехать. Естественно, Вадик, как в масле сыр катался. А
мы ему заказывали привезти всякую всячину. В основном - лимонад и
печенье. За раз он привозил бутылок по двадцать. Вообще, иметь там
свою машину оказалось очень выгодно. К примеру, когда
подполковники напивались, Вадик возил их в город по бабам. Уж не
знаю, с каким успехом у них все проходило (есть пословица: водка
поднимает желание, но опускает возможности).
После уставов было еще немного уборки, ужин и отбой.
В 6:30 утра начался день четвертый, четверг. Весь этот день был
отдан под стрельбы. В грузовик, возивший нас на стрельбище влезало
26 человек в три ряда. Ехать до стрельбища на Черной речке от
Гарболово сорок минут в одну сторону. Грузовик весь день мотался
туда-сюда, отвозя и привозя народ. Четвертый взвод был,
естественно, последним. Пока первые три взвода стреляли, мы до
обеда убирали мусор и носили шлак из большой кучи около котельной
на дорогу от туалета до казармы.
После обеда еще не стрелявшей оказалась вторая половина
четвертого взвода (вернее, 3/4 его, так как первое отделение
уехало с третьим взводом). Мы так и остались сидеть у столовой в
ожидании грузовика. Где-то через час он приехал. Тем временем мы
успели купить и выпить бутылку минералки.
Все быстро погрузились в кузов ЗИЛа. Кузов имел низкие
деревянный бортики и брезентовый верх. Брезент был натянут на три
деревянные распорки. Все это крепилось болтами, половина которых
отсутствовала. Это было довольно шаткое сооружение. ЗИЛ тронулся и
на следующие сорок минут мы стали участниками шоу Бенни Хилла.
Иначе назвать это действие нельзя.
У водилы был оригинальный стиль езды: один раз вдавив педаль
газа в пол, он ее до конца пути не отпускал, лишь изредка пиная
педаль тормоза. Все это сильно смахивало на Американские Горки,
ралли Париж - Даккар и Camel Trophy вместе взятые. Даже
проселочные ухабистые дороги мы пролетали на 80 км/ч. Но это еще
не все.
Так как половины болтов крепления кузова просто не было, а
остальные болтались, то весь кузов: борта, скамейки, крыша ходили
ходуном, того и гляди отвалятся. В кузов во все щели летела пыль
так, что соседний борт кузова бывал не виден. На ухабах мы летали
по кузову, как фанера над Парижем. Умудрились даже сломать
центральную стойку крыши. Это было незабываемо. За время пути мне
три раза наступили на ногу, отдавили палец и врезали коленкой не
буду говорить куда.
Проезжая мимо каких-либо девочек мы что-то громко орали. Было
острое желание угостить Мерседес, ехавший сзади бутылкой из-под
минералки, но она была нужна для воды.
В общем, добрались-таки до стрельбища. Предыдущая группа
"стрелков" встретила нас "радостным" известием. Из третьего взвода
один му@ила умудрился попасть в силовой кабель, по которому шло
управление электрическими мишенями. Это дало следующие результаты.
Изначально нас ожидали три упражнения из "Калашникова". Стрельба
тремя очень одинокими патронами в грудную мишень с подсчетом
выбитых очков. Стрельба очередью по грудной и стоячей мишени.
Стрельба по поднимающимся на 20 секунд грудной, стоячей и опять
грудной мишеням.
Для нас последние два упражнения накрылись медным унитазом.
Естественно, ведь мы - четвертый взвод!
Отстреляли три патрона, порадовались нулевым результатам.
Уговорили Савушкина еще разок стрельнуть. Стрельнули. Стало
немногим лучше.
Потом еще час - полтора валялись на травке в ожидании
транспорта. Когда погрузились в ЗИЛ, оказалось, что всю воду из
бутылки уже вылакали. А у Савушкина была канистра с водой. Муслим,
свешиваясь с заднего борта, сказал следующее:
- Товарищ капитан, отлейте, - и протянул бутылку.
- Сейчас отолью, - усмехнулся Савушкин и отлил. Воды.
(Некоторые леди могут не понять, что здесь было смешного, пусть
спросят ближайшего мужчину. Он разъяснит.)
И опять сорок минут американская гонка на выживание. Приехали в
лагерь и сзади к ЗИЛу прицепили бочку на колесах для воды. Когда
тронулись к столовой поднялась страшная пылища. Кто-то, глядя, как
бочка исчезла в пыли сообщил:
- Первая ступень отделилась, шесть секунд, полет нормальный.
- Видимость нулевая, иду по приборам.
Потом пасть пришлось закрыть, так как дышать стало нечем. На
очередном ухабе народ с центральной скамейки слетел и приземлился
на нас, сидящих по бортам. Чей-то локоть опять чуть не лишил меня
наследства.
В общем, с грехом пополам доехали до столовой прямо к ужину.
День можно было считать законченным. Вообще в последствии день у
нас считался от подъема до ужина. После ужина - считай, что еще
один день прошел.
Кстати, на отбое кто-либо, а то и хором читается следующий стих:
Дембель стал на день короче,
Спи, старик, спокойной ночи.
Пусть приснится дом родной,
Баба с пышною п@#$ой,
Ящик пива, водки таз
И о дембеле приказ.
Этот стих не наше изобретение, и распространен он во всей армии.
Четвертый день кончился.
Не успел глаза закрыть, как начался день пятый. Этот день
походил на среду с небольшими отличиями. Снова на каждый взвод
пришлось по одному рабочему месту: копание траншеи, строевая,
аппаратура и еще раз аппаратура.
Единственное отличие пятницы от среды состояло в теме строевой и
в отсутствии всяких комиссий.
А строевая была призвана подготовить нас к принятию присяги в
воскресенье. Эти полтора часа под палящим солнцем мы провели, как
ни странно, весело. Вроде бы все просто: надо выйти из строя,
подойти к столу, представиться, взять бумажку с текстом присяги,
развернуться, прочитать бумажку перед строем, повернуться, пожать
руку капитану, развернуться, сказать "Служу отечеству!" и встать в
строй. Но на самом деле правильно все это сделать оказалось
сложно. То ногой не так взмахнешь, то руку не туда поднесешь, то
не туда развернешься. А особенный смех вызывали у нас два самых
невысоких человека во взводе. Один из них - весельчак по кличке
"Вжик" (полученной за маленький рост) выглядел в форме комично сам
по себе.
Второй - "НКВДшник" (ему выдали форму с красными петлицами войск
МВД) не просто делал все не так. Он и строевым-то шагом идти не
мог. Его руки двигались совершенно независимо от ног, причем с
большей скоростью и очень скованно. Он смахивал на робота Вертера
из фильма "Гостья из будущего", только глядя на него мы стонали и
корчились от смеха. По крайней мере, первое время.
Медленно, очень медленно, но верно пятница подошла к концу.
Вообще, все сборы время для меня текло нестерпимо медленно.
Посмотришь на часы - до обеда 5 часов. Пашешь, пашешь. Снова на
часы - вот, @#$! Осталось еще целых 4 с половиной часа. И только
личное время после ужина пролетало мгновенно. Не успеешь комаров в
туалете покормить, подергать щетину на подбородке бритвой, как уже
построение на вечернюю поверку.
В кровати, как всегда, спать хотелось, но от жары никак не
моглось. В конце концов наступила суббота. Канун присяги.
Естественно, весь день был посвящен подготовке к завтрашней
присяге.
Сразу после завтрака нас вместе со второй ротой (наши же
однокурсники, но с другого факультета) вывели на большой плац, где
должна была проходить присяга. И до обеда полные пять часов мы
топтали раскаленный асфальт плаца. Нам долго пытались объяснить,
когда, как и куда мы должны будем завтра шагать, чтобы не
выглядеть полными идиотами в глазах родителей, друзей и знакомых,
которые приедут на присягу. Боюсь, нам это не удалось, но об этом
позже.
Я, кстати, до сих пор не понимаю, с чего бы это принятие присяги
выставляется, как великий праздник. Не знаю.
В конце этих пяти часов мы уже все давно поняли и готовы были
идти куда и как угодно, лишь бы убраться с этой сковородки куда-
нибудь подальше, туда, где есть холодная вода.
Я не верил своим глазам, когда подошло время обеда и мы
отправились ополаскиваться в казарму второй роты. Питьевая вода
там текла прямо из-под крана. Это кайф!
После обеда нас всех освободили от работ, поставив задачу на
присягу выйти в начищенных сапогах, выглаженной форме и чистых
подворотничках. Их (подворотнички) нам предусмотрительно выдали
чистые.
Ну, все расслабились. Кто-то подшивал воротник, кто-то смотрел
телевизор, кто-то играл в футбол, кто-то курил. И тут тех, кто не
играл в футбол нашел подполковник Зверин и напряг на загрузку
КАМАЗа двумя кучами кирпича. Пришлось грузить. А что делать? Нас
ведь еще напугали тем, что всех после присяги отпустят в
увольнение до вторника, а тех, кто получит замечания оставят здесь
в наряде. (не в прикиде, а в наряде) Даже объявили соревнование
между взводами на самый лучший взвод. Как можно было догадаться, в
конечном итоге лучшим был признан четвертый взвод.
Кстати, среди нас уже давно бродит слух, что около 20 человек из
нас должны отправить на Черную речку. Там надо будет заниматься
консервацией техники. И еще говорят, что там очень сильная
уставщина. Все очень строго и жить придется вместе с солдатами
срочной службы. И не дай Бог попасть туда. Тут все свои люди, а
там - незнакомые звери, волкИ позорные.
А вообще это был тихий, приятный вечер. Даже комаров было
поменьше, передохли от жары, наверное.
Через некоторое время оба имеющихся в наличии утюга вышли из
строя. Впрочем, на состояние формы нам было, в основном,
наплевать. Только новые подворотнички пришили - говорят, грязный
воротничок сильнее трет шею. (Хотя я этого не замечал)
Вечер быстро скатился к отбою.
Громкие крики погонщиков. Смачный щелчок кнута, опущенного на
спину раба. Стоны раненых. Шипение раскаленного тавро, прижатого к
груди грязного нигера. Это не сон. Это подъем нашей роты в
воскресенье.
Поднялись, с особой тщательностью заправили кровати - сегодня
приедут друзья, родители, знакомые. Почистили сапоги, пряжки.
Пряжка, кстати, легко чистится тряпочкой с зубной пастой. Правда,
потом также быстро окисляется. Самое лучшее - паста "Гойя". Ею все
хорошо чистится и долго не окисляется.
Двинулись на завтрак. Хотя нам и обещали в воскресенье
праздничный обед, завтрак был привычно не съедобен. Но все это
мелочи. Мы уже знали, что сегодня поедем домой и по сравнению с
этой радостью все проблемы были - ничто. После завтрака всех
построили на плацу.
И вот тут то и началось цирковое представление с участием
дрессированных духов и шакалов под названием "Присяга". (Духами в
армии называют только что призванных, а шакалами - офицеров)
Построились мы в указанном месте. До начала церемонии в 10:00
еще было немало времени. Несколько человек отправили за автоматами
и столами. Начали прибывать родители и друзья. Их было немного
меньше, чем нас. Дали команду "вольно!" и мы - те, к кому приехали
- пошли поздороваться, выпить лимонаду, пива и тому подобного. В
общем, веселье началось.
Наконец, принесли автоматы - по две штуки на взвод (хотя
полагается по автомату на каждого), прибыло начальство и началось.
Все с самого начала пошло нет так. Какой-то левый майор вышел на
середину плаца и скомандовал: "Равняйсь! Смирно!". Вдруг, откуда
ни возьмись, на плац выбежала здоровая собака марки "Колли" и
принялась гавкать и подвывать, бегая вокруг майора. Особенно мы ее
напугали, когда на приветствие "Здравствуйте товарищи курсанты"
две роты что-то невнятно проорали "ГавГэвГавГав". Майор растерялся
и не знал, что с животным делать. Какой-то прапор попытался собаку
отогнать в сторону родителей (они стояли напротив нас
организованной толпой). Собака огрызалась, но ее все же увели.
Весь народ уже не мало повеселился. Майор доложил командиру
части, что мы построены. Тот подал команду "К месту принятия
присяги шагом марш!" (или что-то в этом роде). Мы, под громовые
раскаты огромного барабана зашагали туда, куда вчера учили. При
этом хвост роты оказался почему-то не там, где надо и ему пришлось
быстро перестроиться, что тоже не прошло незамеченным.
Нам, четвертому взводу, повезло. Присягу у нас принимал капитан
Савушкин. Он нормальный мужик и понимает весь комизм и всю
бредовость ситуации. И в случае ошибки он просто сделает вид, что
не заметил, а то и подскажет, как ее исправить. Он стоял за столом
перед строем. На столе лежала папка с текстом присяги и списком
личного состава взвода.
Как я уже говорил, в принципе, от нас требовалось немного: три
раза развернуться, пару раз произнести какие-то слова и чуть-чуть
подвигать руками и ногами. Вроде все просто. Ан, нет!
К примеру, когда автомат висит на груди (как у нас и было)
отдание чести заключается в хватании левой рукой цевья автомата. И
все. (Правая рука всегда держит автомат снизу за приклад). Так
вот, первым пошел, естественно, командир взвода. Он умудрился
сначала отдать честь левой рукой к пилотке. затем спохватился и
правой рукой к пилотке. И уже только после этого его левая рука
ухватилась-таки за цевье. Для зрителей все это могло пройти
незамеченным, но мы-то все видели. Однако смешно нам не было. Мы
судорожно пытались вспомнить последовательность действий и
запоминали ошибки, чтобы их не повторить.
Но с лиц зрителей, с интересом наблюдавших за этим шоу, улыбки
еще долго не сходили. Все это было бы действительно смешно, когда
бы не было так грустно.
Когда наш взвод закончил все эти формальности, то унести стол
пришлось самому маленькому - Вжику и самому здоровому - Горячеву.
Это уже просто была комедия с Пьером Ришаром, т.к. Горячев был, по
крайней мере, раза в два выше и толще Вжика. Но, вообще-то, это
было сделано из чисто практических соображений - чтобы эти двое не
портили строй, когда мы пойдем маршем мимо трибун начальства. На
самом деле им все равно пришлось шагать с нами, что только
добавило веселья в "праздник".
Когда все остальные взвода закончили и унесли столы, роты опять
собрали вместе, и мы повзводно зашагали маршем. В принципе, это
задумывалось как нечто такое, такое, ну типа парада на Красной
площади. Хотели как лучше, а получилось, как всегда. То ли от
волнения, то ли от излишнего усердия народ забыл все, чему вчера
учили. В общем, марш походил на стадо военнопленных коров, гонимое
к неясной цели на горизонте.
Даже друзья на свободе потом сказали, что шагали мы
отвратительно. А если подумать, то что можно требовать от
студентов, которых неделю учили кидать лопатой мусор и которым, в
сущности, все по @#$. То, что получилось - уже много.
Наконец в районе половины двенадцатого все завершилось. Все мы,
родители и друзья не спеша двинули к лагерю. Там нас построили,
объявили, что нас отпускают всех, не остается даже наряда,
разрешили показать друзьям казарму и дали полчаса на переодевание
и сборы. И, наконец, в 12:45 весь народ потянулся в сторону
Питера. Нас отпустили до девяти утра вторника.
Когда я возвращался в город, у меня было ощущение, что прошла не
неделя, а, как минимум, месяца два. На столько сильна была
обособленность от внешнего мира. Сознательно я понимал, что прошла
всего неделя, и за это время в мире ничего нового не произошло, но
голова была переполнена новыми ощущениями. Впрочем, я знаю людей,
которые ничего такого не ощущали. Для них это было, как курорт,
как поездка на дачу.
Увольнение каждый провел по-своему, в основном, с бутылкой в
руках. Но это уже совсем другая история.
Во вторник мы вернулись почти все. Некоторые "заболели".
(Воспаленье хитрости - заразная болезнь) В частности, наш зам
комвзвода. В 10 утра всех построили.
Тут же Зверин зачитал список человек в 40-50. Эти люди нашли
способ помочь военной кафедре. К примеру, достать бочонок краски
или цемента, или могут сделать N-ное количество методичек. Теперь
эти люди официально - в командировке. На самом деле сборы для них
на этом практически закончились, они ехали в город. Ну, кому-то из
них пришлось на кафедре покрасить стены и положить кафель в
туалете, но все это мелочь, по сравнению с работой оставшихся в
лагере. У, халявщики!
Мы с завистью посмотрели вслед уходящим и вернулись к работе. На
этот раз 1-ый и 2-ой взвода целый день "учились", а 3-ий и 4-ый
копали траншеи и носили шлак на дорогу.
Время ползло, как муха на костылях. Делаешь два гребка лопатой,
смотришь на часы - 11:15. Почесал за ухом, сплюнул, убил комара,
обматерил солнце, сделал еще два гребка лопатой, посмотрел на часы
- 11:16. Вот, @#$!
На ужин почти никто не пошел - все уничтожали привезенные
запасы, пока не испортились. Вадик привез в бутылках воду из
своего колодца (у него дача не так далеко отсюда).
А в пол-одиннадцатого, когда мы уже собрались было отправиться
спать (отбой как никак), начальство, @#$, устроило нам такую @#$ю.
Так как народу стало на целый взвод меньше, они решили освободить
один кубрик, распределив нас покучнее. Там было четыре кубрика, по
одному на взвод. Теперь часть второго взвода переехала к первому,
часть третьего - ко второму, мы - в третий кубрик. Один кубрик
действительно освободился, но это отняло у нас час сна, не говоря
уже о других неудобствах. Начальство просто поиздевалось над нами.
С самого сранья нас подняло ничтожество подполкан Иванин. Он
решил показать нам, что такое настоящая армия и устроил на зарядке
не обычную халявную пробежечку, а все три километра в сапогах по
пыльным горкам. И еще целый день этот му@ак наезжал на нас, как
мог. Мы отвечали ему тем же: посылали вслух на @#$. Особенно
преуспел в этом четвертый взвод, что не замедлило сказаться.
На завтрак нам на этот раз давали кашу с мясом из консервов. Это
была самая вкусная еда, которую мы видели здесь и то лишь потому,
что здесь ее не готовили, а только разогревали.
После завтрака настала наша очередь "учиться" на аппаратуре. Но
и здесь Иванин мешал нам спокойно поспать. Он даже двоих человек
отправил на плац - заниматься строевой. Они вышли на улицу,
покурили, поговорили с Вадиком, копавшимся в машине, посидели в
тенечке и вернулись к нам.
И вот тут-то и оправдались наши самые страшные опасения. Пришел
Зверин и объявил, что на Черную речку едем мы! @#$! Сразу стало
ясно, кому мы обязаны такому счастью. Когда небезызвестный Елин
заявил, что тот, кто нам это устроил за это поплатится, Иванина
как ветром сдуло из комнаты.
Вообще, с Иваниным мы конфликтовали постоянно. Однажды наш
командир взвода Влад отколол такой номер. В то утро нами
командовал Иванин. Если первые три взвода слушались его еще куда
ни шло, то четвертый взвод гудел, как улей и нарушал общий
порядок. Иванин стал наезжать на нас и на командира взвода. Типа -
что за @#$я! Тогда Влад, стоя перед строем сказал буквально
следующее:
- Вы меня уже достали! Отойдите и не мешайте мне работать.
- Что? - Иванин просто ох@#л.
- Меня они слушать будут.
В конец ох@#вший Иванин отошел в сторону и заткнулся. Мы и
впрямь послушались Влада, чтобы этот козел почувствовал разницу.
После всех разговоров и проверок решили следующее: на Черную
речку едут 10 человек из нашего взвода ( нас всего-то было 16) и
10 человек из второго. Остаются здесь лишь больные и Петр, как
самый толковый электронщик в роте. (Он все оставшееся время сборов
ремонтировал и настраивал аппаратуру в Гарболово). Как любил
повторять Вадик: "Сначала говорили, а потом допи@#$лись". Все
оставшееся время мы ничего не делали, собирали вещи и ждали
грузовика, который должен был за нами приехать. Он не приехал
вообще.
