Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале / Сумерки просвещения

В Москве есть одна категория работников, которая представляется мне достойной занесения в Красную книгу наравне с многострадальным твиксом. Это учителя английского языка. Почему именно в Москве и почему именно учителя английского, а не французского или, скажем, географии? Но я настаиваю именно на таком определении и готова обосновать свой выбор.

Загадочность этой группы заключается в том, что именно в Москве и именно человеку, хорошо владеющему английским, не составляет труда найти довольно прилично оплачиваемую работу. В провинции - другой вопрос, там меньше размах бизнеса, и международные связи довольно ограниченны. Государственные органы и предприятия контактируют с миром в основном через ту же Москву. Население еще не в таком масштабе, как в Москве, осознает необходимость овладения этим универсальным языком современности. Так что даже в крупном провинциальном городе человек с хорошим английским не считает преподавание в государственной школе последним шагом отчаяния.

Другое дело Москва. Выпускники факультета иностранных языков годами сидят дома, вполне окупая доходами от частных уроков московскую потребительскую корзину, которая считается самой дорогой в России. Другие, опять-таки не выходя на улицу, обрастают заказами на переводы. И это самые ленивые или по каким-либо причинам привязанные к дому. Что касается более или менее мобильных и энергичных, то им, как правило, недолго приходится сетовать на безработицу. Рецепционистке или девочке на факсе в крупной фирме предлагают 200 долларов в месяц, если она способна членораздельно произнести в трубку: "Can I help you?"

Так кто же работает в школе? Неужели ленивые из ленивых? Не всегда.

Почему я не говорю об учителях других предметов? Это понятно, у них меньше соблазнов. Когда-то человек провалился на биологический или географический факультет МГУ, чтобы не терять год, пошел на аналогичное отделение в пединститут, надеясь, что за годы учебы присмотрит что-нибудь и избежит школы. Это у него не получилось, выпускник стал учителем, как ему кажется, временно. Тут он оглянулся вокруг и увидел, что все не так уж плохо, ровесники, окончившие МГУ сидят в НИИ на тех же окладах, только у него еще доплаты за тетради, кабинет, классное руководство, а в перспективе - за выслугу лет. Конечно, порой нахлынут мечты о диссертации, но это случается все реже и реже.

Потом пришли новые времена. Деньги в школе стали платить, что называется, хорошие, но маленькие. Многие запереживали, засуетились, но что-то удержало их уже на пороге школы. В конце концов, в других местах вообще ничего не платят; многие знакомые ринулись в бизнес, а выкарабкались только единицы; да и куда идти, если везде требуются навыки и опыт, а тот опыт, поистине бесценный, что приобретен в школе, вряд ли пригодится в современном офисе.

Так и живут потихоньку, подрабатывая по мере возможности на стороне, поскольку на платных уроках москвоведения или физической географии не разбогатеешь.

"Французам" или "немцам", конечно, легче, репетиторство у них - не проблема, и школа для многих - очень неплохой вариант трудоустройства, поскольку лица со знанием одного немецкого или французского (а английский у них, особенно у учительниц постарше, обычно в зачаточном состоянии) меньше требуются.

Поэтому речь пойдет именно об учителях английского, как о людях, которые работают в школе как раз потому, что не хотят работать в другом месте, в отличие от большинства других учителей, которые хотели бы, но не могут.

В прежние годы в газетах была такая рубрика - "Журналист меняет профессию". По заданию редакции сотрудник газеты устраивался куда-нибудь на работу, чтобы увидеть всю "кухню" изнутри: особенности трудовой деятельности, взаимоотношений в коллективе и т. п. Два года назад я оказалась в сходной ситуации, то есть волею обстоятельств стала членом педагогического коллектива, благодаря чему получила возможность наблюдать жизнь учительской изнутри, при этом не считая себя настоящим учителем. Эта отстраненность взгляда позволила мне сделать некоторые наблюдения и классифицировать своих новых коллег.

Итак, учителя английского бывают разные. Что их объединяет? Ну, прежде всего, пол. Очень трудно представить обстоятельства, которые заставили бы мужчину с хорошим английским пойти работать в московскую школу, когда перед ним целый веер, возможно, менее приятных, зато, несомненно, более прибыльных перспектив. Вообще мужчины в школе есть. Никуда не исчезли физкультурники, при виде которых у меня в голове почему-то начинает вертеться строчка из популярного саундтрека: "Вечно молодой, вечно пьяный". Нередко встречаются в природе физики, математики, историки, литераторы. Теоретически, существуют "французы" и "немцы", отдельные особи встречались мне на совещаниях. Несомненно, где-то водятся и "англичане", но честно скажу: я их не видела.

Начну с начальства, то есть с завуча по иностранным языкам. Главной особенностью этой женщины является глубинная убежденность, что на самом деле каждый за стенами школы хотел бы в ней работать, но из-за глупых предрассудков тщательно скрывает это от себя и окружающих. Когда я сказала, что не имею никакого педагогического опыта и вообще не представляю, как все это надо делать, она произнесла поразившую меня фразу: "Но когда-то ведь надо начинать". На вопрос "Зачем?" она улыбнулась мудрой улыбкой Родиона из фильма "Москва слезам не верит": "А вот мы поговорим с вами через двадцать лет".

Эта обаятельная дама относится к категории прирожденных учителей, каких в школе немало. Свою работу они делают классно, профессионально, но мало у кого повернется язык назвать их учителями "от Бога". Они скорее ремесленники. Дети их не особенно любят, хотя и уважают. С годами у таких учителей развивается профессиональная болезнь непогрешимости: я всегда прав по определению, потому что учитель.

К преподавателям этой категории в нашей школе относятся и две молоденькие выпускницы пединститута. Они даже не пытались устроить себе другое распределение, потому что и им, и окружающим ясно: их стихия - школа. Дело психологов определить, какие именно составляющие формируют такой характер. Я бы отметила то, что лежит на поверхности: возможность реализовать властный потенциал, который окажется безнадежно подавленным в офисе, пусть даже самом престижном. Когда крошечная девушка, почти не выделяющаяся в толпе шестиклассников, завидя драку в другом конце коридора, издает басовитое "та-а-к...", я буквально вижу, как это каменное слово с глухим стуком катится по линолеуму и с неумолимой силой прижимает драчунов к стенке. Как я ни тренировалась, у меня не получается: ее "так" - метко пущенный булыжник, мое - неловко брошенная охапка сухих листьев.

С такими "англичанками" все ясно, им без школы "лететь с одним крылом". Но процент их невелик. Остальных держат в этих стенах другие интересы.

Вторая категория - обеспеченные женщины, которых не особенно интересуют деньги. Любопытно смотреть, как они получают те игрушечные суммы, которые нам выдают два раза в месяц. На лице умиленное выражение: "Ой, какая прелесть!" Очень перспективная категория, среди них встречаются замечательные учителя, работающие на совесть.

Например, интересная женщина предпенсионного возраста. Дети выросли, в отношениях с очень состоятельным мужем - кризис. Школа для нее - шанс сохранить собственный кусочек жизни, не потеряться за каменной стеной мужниных денег. Ее привлекает не столько власть, сколько результат - научить. Получилось, хотя бы в одном случае из пяти, - значит, я чего-то стою сама по себе.

Еще одна социальная группа, из которой школа беззастенчиво черпает кадры, - это пенсионерки. Бывшие сотрудницы Интуриста, Внешторга, МИДа, которым уже нет места в учреждениях-правопреемниках. Они несут в школу протокольную лексику и свои весьма непростые характеры, закаленные номенклатурной борьбой. Положительный момент: эти женщины составляют исключение, так как идут в школу из-за денег. После министерских зарплат и загранпоездок они хлебнули пенсионного безденежья, и учительская зарплата для них - вполне реальное подспорье. Поэтому они не только соглашаются на любую нагрузку, но, как в прежние времена, борются за часы. Остальным категориям каждый лишний час нагрузки - как нож к горлу, поскольку мешает заниматься репетиторством за настоящие деньги.

И, наконец, довольно значительная группа учителей, к которой принадлежит и автор, - люди, которые пошли в школу из-за собственных детей. Иногда эта ситуация складывается в результате переразвитого материнского чувства и отсутствия материальных трудностей в семье. Одна старая учительница рассказала, что 30 лет назад пошла преподавать в нашу школу, потому что боялась отпускать ребенка одного через дорогу. До этого она работала во французском посольстве.

Бывает, что ребенок действительно проблемный и требует повышенной опеки.

Случается, что перед лицом катастрофической нехватки кадров школа идет на род шантажа, вынуждая мам брать определенную нагрузку в обмен на обещание принять ребенка в школу. Ведь ни для кого не секрет, что так называемая спонсорская помощь родителей в престижных школах достигает немалых размеров, и иногда ее требуют в виде выхода на работу. Дети, проживающие в микрорайоне, приписанном к школе, неуязвимы: только явная олигофрения может явиться препятствиям для приема. Если же ваш дом не дотягивает до границы микрорайона метров 50, ребенка могут не принять, будь он даже обладателем "Хрустальной совы" в игре "Что, где, когда?" В этом случае школу необходимо чем-то умилостивить: ксероксом, принтером или 20-30 часами преподавания в неделю.

ЮНЕСКО объявила 2001 год годом изучения иностранного языка. Международные эксперты еще несколько лет назад сделали вывод о том, что страна имеет шансы полноценно войти в мировой рынок только при условии, что большая часть населения способна объясняться по-английски. Что значит большая часть населения? Вдумайтесь: милиционеры, продавцы, кассиры, таксисты... Хотя бы в крупных городах. И это действительно насущная потребность. Обратитесь по-английски к полицейскому на улице Мадрида или Брюсселя - вы получите квалифицированный ответ, пусть и не с оксфордским произношением. Что касается Москвы... В последнее время мне все чаще приходится быть свидетелем тяжелых сцен в сберкассах, магазинах, даже отделениях солидных банков: не умея и не желая хотя бы жестами объяснить иностранцу, что от него требуется, кассирша или продавщица повторяет и повторяет одну и ту же фразу, каждый раз все громче и озлобленнее, видимо, понимая, что заморский гость не пойдет жаловаться заведующей или ме! неджеру - его и там не поймут...

В канун нового века с высоких трибун сферы образования нашей страны впервые прозвучали слова о том, что английский язык является приоритетным предметом. В ближайшее время предполагается ввести во всех (!) школах преподавание английского языка со 2 класса. Это означает, что система спецшкол исчезнет, то есть все школы станут "языковыми". Задача, конечно, наиблагороднейшая. С равным успехом можно провозгласить, что отныне все пенсионеры будут получать по 500 долларов в месяц. Провозгласить можно - но где взять доллары? Точно так же можно повсеместно ввести программу преподавания английского языка по 5 часов в неделю - но где взять преподавателей? Можно собрать неслыханный урожай, бросив всю армию на уборку, но в данном случае армия нам вряд ли поможет. Теоретически можно ввести обязательную трехгодичную отработку в школах после пединститутов, но что скажут правозащитники?

Единственный метод привлечения в школу квалифицированных учителей английского языка не нов - материальная заинтересованность. Отнять мифические 500 долларов у пенсионеров и отдать "англичанам". Но что тогда делать с остальными учителями, историками и математиками, в большинстве своем отличными профессионалами, на которых все еще чудом держится наша система образования, как выяснилось, далеко не худшая в мире?

А пока могу посоветовать только одно: если вы хотите записать ребенка в хорошую школу и при этом имеете несчастье знать английский, держите это под строжайшим секретом.