Книжные новости в Русском Журнале / Шведская полка

Выпуск подготовил Роман Ганжа

Книги предоставлены магазинами "Гилея"

• Олег Генисаретский. Навигатор: методологические расширения и продолжения
• Олег Генисаретский, Давид Зильберман. О возможности философии
• Ричард Керни. Диалоги о Европе
• Харийс Туманс. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла
• Норберт Винер. Кибернетика и общество

В книгу "Навигатор" вошли статьи, доклады, фрагменты диссертаций, протоколы круглых столов, - тексты "чуть ли не за сорок лет письма". Общий замысел книги - сориентировать читателя в тех средах, полях и контекстах (мысле)деятельности, в которые так или иначе были инвестированы идеи московских методологов. Для простоты изложения прибегнем к излюбленному приему нумерованного списка. Разумеется, перечислено будет не все, а только то, что произвело во мне, читателе, определенный эффект ("интерес", "согласие", "присоединение" и т. д.).

Часть 1, "Проблемные локусы". 1) В контексте, заданном противопоставлением "коммуникации" и "трансляции", возникает идея "традиции" как трансляции субъективности: "Даже когда мы имеем дело с традициями достаточно древними, речь вовсе не идет о трансляции бессодержательных, личностно нейтральных форм, объективированных в культуре. Напротив, <...> транслируются личностные образцы и внутренние самообразы, относящиеся к учителю и ученику, наставнику и послушнику". 2) Политическая активность перформативна. Первое, к чему она стремится, - обеспечить эффект своего присутствия на политической сцене, в политическом пространстве. В "открытом обществе" наблюдаемость политического жеста неотделима от его сути и назначения. А в нашей политике процветают превращенные формы перформативности (интрига, скандал). Это относится и к политике в области культуры, которая, будучи отделенной от государства, превращается в пространство самозахвата и арену для самозванцев. Ситуацию нельзя и! справить административными методами. Речь должна идти о "постановке общего сознания, об оснащении его соответствующими рамками ценностей и знаний, а также об инициации общей воли, взаимоприемлемом смысло- и целеполагании, иными словами, о самоопределении всех действующих сторон в общей для них прагматической реальности". 3) Отношения культуры и повседневности ("повседневность" - это особая социально конструируемая реальность) не должны сводиться к проблематизации "массовой культуры" как объекта культурной политики. 4) Современное искусство (= искусство после его отказа от себя) - это поле психологических и аксиологических практик, где создаются новые области свободы, = новые фигуры человечности.

Часть 2, "Методология и методика". 5) Та фигура человечности (субъективность) и тот схематизм сознания, которые лежат в основе гегелевской системы, были синтезированы в истории европейской культуры на основе логических представлений. Логика была антропо- и онтологическим метаязыком. Потом ее заменили фигуры рефлексии, которые синтезируются сегодня в семиотике, в компьютерных науках. Эти фигуры аксиологически нейтральны. Автор перечисляет другие фигуры, которые задают горизонт "состояний" и "трансформаций" (которые всегда ценностно окрашены) сознания, то есть очерчивают границы рефлексивной деятельности. После отнесения к ценностям речь идет уже об экзистенциальных и духовных практиках. 6) В статье "Фигуры идентичности методолога" ставится проблема наследия и наследования: "Георгий Петрович [Щедровицкий] мог сказать: "Наука давно доказала, что никакого бытия нет, а потому..." <...> Точно так же <...> критика психологии, педагогики, философии и т. д. часто сводила! сь к тому же самому "выводу на прихват": говорилось, что какой-то дисциплины или деятельности нет или что она не-до-сделана, не развита по методологическим меркам; ей тем самым назначалась методологическая цена, и, далее, она пускалась в методологический оборот, в котором всегда оказывалось, что подлинная психология, подлинная педагогика, подлинная философия могут появиться (или уже есть) только здесь". В таком закрыто-корпоративном подходе главным было - расширенное воспроизведение методологического сообщества и обеспечение его социальной и исторической жизнеспособности. Автор предлагает другую фигуру идентичности - "навигационно-сетевую". Это культура user'ства, обмен инструментами, концептами и конструктами с другими профессионалами (а не их перековка и превращение в методологов). Такой обмен уже реально происходит, например, при использовании программного продукта (своего рода "мегамашины мысли"), только не все хотят это признать.

Часть 3, "Психопрактика и психологическая культура". 7) Упомяну только один текст из этого раздела - доклад "К психологии умного делания", в котором исихазм рассматривается как традиционная психологическая культура, в рамках которой складывались определенные психопрактики. "В западно-европейской традиции речь <...> идет о свободе воли, с опорой на предположение, что человек готов к отправлению свободы воли. Что такое, например, демократия? Это, согласно Канту, свобода публичного пользования рассудком. Предполагается, что рассудок, разумение налицо, а вот свободы пользоваться им может и не быть, и надо бороться за увеличение этой свободы. Православная аскетика преимущественно ориентирована на иное - на свободу сознания как на умную готовность к каждой ситуации самоопределения и волеизъявления".

Часть 4, "Иконическое". 8) Очень большой, на сотню страниц, и очень интересный доклад, прочитанный в ноябре 1979 - феврале 1980 года на семинаре, начавшемся в помещении Института языкознания и далее продолжившемся в приватных условиях. Называется "Образы и праобразы". Это как бы опыт освоения православной, святоотеческой традиции человеком, который принадлежит к цеху философов, который включен в разнообразные светские циклы деятельности и при этом стремится сделать свою цеховую принадлежность, свой опыт методологической рефлексии конструктивными моментами достижения определенных "состояний" (например, такого состояния, когда "ум" сводится в "сердце"), которые обычно связываются с "путем благочестия", с литургическим, молитвенно-созерцательным или богословским опытом. То есть выделяется какая-то "психотехническая" компонента сакральной традиции и далее реконструируется с помощью внеконфессиональных фигур рефлексии.

Часть 5, "Гуманитарная перспектива". 9) Сегодня в культурной политике все еще достаточно сильны рецидивы системной, научно-технической рациональности, работающей против человеческой свободы. Тогда как политика вообще должна связывать в горизонте социальных институтов, традиций и функций то, что уже понято в общественном сознании как связанное. В связи с этим автор обращается к фейерабендовской концепции свободного общества. 10) Широкое распространение психопрактик личностного роста свидетельствует об откровенной капитализации тех человеческих качеств, той субъективности, которые обеспечиваются с их помощью. Конструируемый тут человек состоит из "субличностей", которые включаются в различные средовые взаимодействия, тогда как "личность" становится более свободной для самобытия, самопереживания, самомышления и самодействия. Другой ресурс свободопользования - виртуальные реальности. "Таким образом, судьба либеральных ценностей и самого исторического эксперимента-проекта п! од названием "либерализм" в условиях прогрессирующей капитализации человеческих ресурсов и стратификации относительно знаний, квалификации и психологической компетентности непосредственно зависит от культурно-антропологической перспективы развития". 11) Идеи всемирного гражданского общества, прав и свобод человека, - это утопия, пафос которой - в агрессивном отрицании всего самобытного (в особенности - разных "образов человечности"). В концепции прав человека прямо отражены только те человеческие качества, которые характеризуют человека как автономного, свободного и правоспособного индивида, как частное лицо, представляющее только самого себя, поскольку ему изначально присущи его человеческая природа и выводимые из нее неотчуждаемые права. За этносами, культурами и религиями не признается собственной природы, отличной от индивидуально-человеческой, а следовательно, не признается ни их автономии, ни свободы, ни прав.

Что касается книги "О возможности философии", то переписка Олега Генисаретского и Давида Зильбермана большей частью строится вокруг концепции последнего, изложенной в книге "Генезис значения в философии индуизма". Это очень специфические и требующие длительной рефлексивной работы конструкты, которые, скорее всего, невозможно изложить в виде "вещи, прозрачной для понимания". Это скорее некие переключатели, задающие определенный тип мыслительных процедур, которые философ в принципе может осуществить, тем самым впервые доказывая возможность собственной деятельности как философа. Зато в этой книге есть нечто, не требующее такого вот "включения" и потому представляющее интерес не только для философов, а именно американские впечатления Давида Зильбермана, изложенные им в письмах Юрию Леваде. Тут острая критика "американского образа жизни", гениальные социологические интуиции, неожиданные междисциплинар! ные синтезы.

Олег Генисаретский. Навигатор

Олег Генисаретский, Давид Зильберман. О возможности философии

---

Ричард Керни. Диалоги о Европе / Пер. с англ. группы авторов. - М.: Весь Мир, 2002. - 319 с. Тираж 3000 экз. ISBN 5-7777-0142-6

Книга, которая в оригинале называется "States of Mind. Dialogues with Contemporary Thinkers on the European Mind" (1995), состоит из двадцати двух бесед профессора философии Дублинского университета Ричарда Керни с "различными авторами". Время: с 1976 по 1994 год. Место: Дублин, Париж, Прага, Сан-Диего, Атланта, Гейдельберг. Диалоги разбиты на три раздела: Политика, Литература, Философия. Керни именно последний раздел полагает самым важным. Однако вот на меня к примеру господа философы впечатления не произвели. Слишком абстрактно, чересчур уклончиво... Деррида (какая-то автопародия), Левинас (по-всякому склоняет слова "Бог" и "Другой"), Маркузе (проповедь Силы Воображения), Рикер (словеса, словеса...), Гадамер... Вот разве что в беседе со Станиславом Бретоном меня заинтересовала концепция "операторов трансцендентности" (это такие фигуры критического дистанцирования, которые препятствуют онтологической объективации Бога, например, "таинство"). Бретон сравнивает прим! енение таких критических фигур с марксистской критикой частной собственности. Ну и вот еще в беседе с Лиотаром есть кое-что интересное по поводу национального суверенитета, "естественных общностей" и идеала Республики, для которой существенно важно быть всеобщей. Лиотар выдвигает идею "политики совместных действий".

В разделе "Политика" интересно все, кроме вездесущего Рикера и еще Вацлава Гавела. Юлия Кристева говорит о "духе универсализма", о преодолении национальных границ и всего, что связано с "происхождением" и "рефлексом", посредством освобождающей силы "образования" и "сознания". Нил Аскерсон говорит о "регионализме", "субсидиарности", общинном самоуправлении (как демократии прямого участия) и национализме. Чарлз Тейлор говорит об опасностях концепции "прав человека" и о необходимости "сферы общественного политического суждения", которая может возникнуть только в том случае, если спорные вопросы будут решаться законодательным, а не судебным путем. Эдвард Саид говорит, что абстрактный универсализм - это язык того, у кого в руках больше власти; что главная роль интеллектуала - разрушить пошлое представление о самобытности, господствующее сегодня в большинстве образовательных систем. Ноам Хомский говорит, в частности, о возможности "гуманитарной интервенции": "В современной и! стории одним таким <...> случаем была вьетнамская интервенция в Камбоджу. Не то чтобы вьетнамцы вмешались по гуманитарным соображениям, отнюдь нет <...> Однако же они вторглись, сбросили Пол Пота <...> и это положило конец террору. Но это вторжение было повсеместно и полностью осуждено, и вьетнамцев по сей день наказывают за это Соединенные Штаты, а стало быть, и Европа, и большинство развитых стран, которые действуют по указке США".

---

Харийс Туманс. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла. - СПб.: Гуманитарная Академия, 2002. - 543 с. Тираж 1000 экз. ISBN 5-93762-010-0

Туманс - профессор Латвийского университета в Риге. Он рассматривает афинскую демократию как результат развития (факторами которого являлась не только политика, но и религия, искусство и т. д.) и конфликта двух "культурных моделей", эгалитарной и элитарной, которым соответствуют нормативный и харизматический типы (то есть "идеальные типы") власти. В этом смысле установление аристократической республики, ознаменовавшее конец гомеровской эпохи, - это шаг на пути к нормативной власти, зародыш правовой политической системы. Солон, формально опиравшийся на религиозную традицию, фактически создал сплоченный гражданский коллектив (прообраз "гражданского общества") на основе традиционных моделей семьи и совместных трапез. Новая политическая идеология (идея соучастия всех граждан в делах государства и ответственности каждого за свой город) возникла в древних формах. В это время формируется идеал среднего обывателя, впервые разделяются частная и публичная сферы. Далее идет речь о "! тирании" Писистрата. Автор подчеркивает, что в ту эпоху слово "тирания" не несло негативного смысла. Власть Писистрата была легитимной (даже вдвойне: по воле народа и в силу религиозной харизмы). Писистрат в известном смысле спас дело Солона: он не в теории, а на практике сделал всех равными перед законом, хотя и деполитизировал граждан, обращая их к гомеровской модели "ойкоса". Благосостояние афинян росло. В это время возник общегосударственный культ Афины, который вместе с тем был вполне формальным. Короче, тирания была закономерным и неизбежным этапом на пути к демократии, начало которой обычно связывают с реформами Клисфена. После смерти Перикла (и позже, во времена Исократа) у современников сложился скорее негативный образ демократии: коррупция, произвол, падение нравов, стремление к наживе, обнищание населения, наплыв в город иностранцев, вытеснявших исконных граждан, обогащение за счет государства, триумф "новых людей", тирания (!). В конечном итоге затянувшийся криз! ис завершился потерей независимости и переходом всей Греции под власть Македонии.

---

Норберт Винер. Кибернетика и общество / Пер. с англ. Е.Панфилова. - М.: Тайдекс Ко, 2002. - 183 с. Тираж 1000 экз. ISBN 5-94702-002-5

Книга "Cybernetics and Society" (1954) была опубликована на русском языке в 1958 году. Хотелось бы сказать, что книга за полвека не потеряла актуальности и все такое, но сказать так не получится, потому что это не так. То есть в книге можно обнаружить какие-то отдельные высказывания, которые с некоторыми оговорками можно назвать "злободневными", но в целом изложенный здесь утопический проект кибернетики следует признать провалившимся.

Нельзя не согласиться, к примеру, с тем, что эффективное управление подразумевает двусторонний канал связи, что идея "эффективности" сама по себе содержит угрозу для демократии, что семантически значимая информация складывается из сигнала и фильтра, что создание больших массивов засекреченной информации (равно как и чрезмерных запасов оружия) может сыграть тормозящую роль при решении новых задач, требующих новых решений, что традиционные каналы распространения информации (СМИ, образование...) засоряются и начинают передавать все меньше сигнала и все больше шума, что существует культ сообщения без потребности сообщения, что "то, что используется в качестве элемента в машине, действительно представляет собой элемент машины" (!).

Однако, как показано во вступительной статье И.Поспелова, все эти высказывания так и останутся не более чем иносказаниями, или просто частными суждениями, не связанными в систему, если основные понятия кибернетики ("неопределенность", "информация", "обратная связь") не являются хорошо определенными и операционными. А они таковыми на сегодняшний день не являются. "Думается, именно принципиальные трудности моделирования сложных систем привели к определенному разочарованию в возможностях науки <...> Разуверившись в возможностях рационального целенаправленного управления общественными процессами, человечество стало больше полагаться на процессы стихийной самоорганизации. Это выразилось в стремлении использовать везде, где можно и нельзя, рыночный механизм согласования действий людей. <...> Нельзя сказать, что процессы рыночной самоорганизации вовсе не управляемы, однако принцип управления ими совсем не тот, о котором говорит в своей книге Н.Винер. В период господств! а планового начала управляющие воздействия в обществе реализовывались, главным образом, организационными методами. <...> С отказом от планирования организационный принцип сознательной дисциплины сменился в значительной мере манипулированием - воздействием на интересы и цели людей. <...> В результате реальная власть в обществе переходит от организаций к манипуляторам. Государства, армии, партии, классические производственные корпорации утрачивают влияние, а приобретают власть информационные империи, финансовые спекулянты, мафиозные группы". Однако манипулирование - это деятельность со слишком сильной "обратной связью", что исключает последовательное движение к заранее заданной цели. В общем, рыночные методы не годятся для решения глобальных проблем. Поспелов пишет, что именно в этом контексте утопические идеи Винера сохраняют свою привлекательность.

В предыдущих выпусках

• Эли Фор. Дух форм
• Александр Габричевский. Морфология искусства
• Герберт Шпигельберг. Феноменологическое движение
• Людмила Софронова. Три мира Григория Сковороды
• Татьяна Васильева. Комментарии к курсу истории античной философии
• Ойген Розеншток-Хюсси. Великие революции
• Эрнст Нольте. Фашизм в его эпохе
• Ганс Ф.К. Гюнтер. Избранные работы по расологии
• Сергей Домников. Мать-земля и Царь-город
• Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины

Сводный каталог "Шведской лавки"