На курсах повышения квалификации «Мастер делового администрирования» я проникся тезисом, что надо обучаться не только самому, но и обучать сотрудников.
Сначала послал за знаниями своих заместителей. Потом лично провел несколько занятий по менеджменту для всего управленческого состава. Одночасовые занятия проводил после рабочего дня по четвергам. А затем стал приглашать преподавателей на четверговые занятия из финансово-экономического университета. Темы - от особенностей управленческого труда до конфликтологии.
Последний курс, который назывался «Стресс-менеджмент», преподавал некто Влас Петрович. Уже с первых слов он анонсировал, что цель курса - не знания, а повышение качества жизни.
Там я и узнал про материальность мыслей.
* * *
Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/AW0MDuE79-U
* * *
И вот настал май - последний месяц «учебного года» для комсостава типографии. Последний месяц, последний курс лекций, новый преподаватель. Влас Петрович. Веселый, энергичный, но… себе на уме. Читал не академично: в рваном темпе, с театральными ужимками, то вращался телом перед нами, то сыпал вопросы в аудиторию. Рефреном звучало «это любопытно!» вместо традиционного профессорского «истинно говорю вам!».
А в аудитории (моём небольшом директорском кабинете) на первом занятии присутствовало лишь несколько человек. Продолжали ходить лишь любопытные натуры. Прочие мастера и начальники отделов воспользовались анонсированным мною правом «в мае посещение лекций необязательно». Весна - время прогуливать уроки.
После первой лекции Власа Петровича по типографии поползли слухи: «что-то такое необычное в кабинете директора», «чудной лектор-театр», «про сверхъестественное», «повышается качество жизни», «чудеса обещает».
Уже для второго занятия «прогульщики» отложили свои дела и вернулись в аудиторию, а на третье - попросились менеджеры из других отделов, и даже… бухгалтерия.
Попросилась и Эля. Она работала менеджером в коммерческом отделе.
Высокая, плотная, незлобивая. Любила поэзию - всегда на столе держала томик русских классиков. Больше молчала, подруг не завела, но на любые просьбы всегда отзывалась. Отец её, обрусевший латыш, хотел, чтобы дочка стала хорошей хозяйкой, и дал дочке имя Эмилия, что по-латински - «старательная». Эля действительно прилагала силы, но, видимо, не туда куда надо - хватать «звезд с неба» в наращивании клиентской базы у неё не получалось.
Такая же картина на личном фронте - замуж не вышла, жила с престарелой мамой и дочкой. Природа так распорядилась, что дала ей внешность, мягко говоря, не выигрышную. И её сестра, и дочь со схожими чертами выглядели симпатично. А взгляд на Элю вызывал сочувствие у сильного пола и злорадство - у слабого. Хоть жалость и считается чувством, унижающим человека, но что делать, если она непроизвольна? Основной прием продаж, который сложился у Эли с годами - «вызвать у покупателя желание ей помочь».
«Эх, опять у меня не получится заработать в этом месяце», – как бы про себя говорила она, уходя с безрезультатных переговоров. Иногда клиенты меняли позицию, просили подождать и придумывали хоть какой-то полиграфический заказ. Прием манипуляторный, слабоэффективный, больших и, главное, постоянных продаж не дававший. Да и имидж типографии подтачивал. Но и уволить Элю у меня не поднималась рука.
Я разрешаю Эле посещать лекции Власа Петровича.
Он рассказывает о том, что мысль, прокрученная в мозгу человека, материализуется со временем в реальные события.
– Вот вы все думаете о чем угодно, не фильтруете мысли: бегают у вас в голове всякие поганые идейки. А это опасно! – вытягивает растопыренную ладонь вверх. – Доказано учёными – мысль материальна! О чем подумаете, то и будет! А-а?! Страшно? Вот-вот!
Лектор обводит присутствующих выпученными глазами. Мы под впечатлением. Кто-то скептически усмехается. А Влас Петрович после длинной актерской паузы резко подходит к Эле, кладет ладонь на лоб: «Человек – это то, что он думает о себе! Ты вот считаешь себя красивой?!!»
Настала тишина.
Обычно Влас Петрович задавал риторические вопросы и, не дожидаясь ответа, вёл лекцию дальше. Но тут он завис в ожидании ответа. Элины щёки густо краснеют. «Так бестактно, в присутствии коллег и начальников, ударить по больному месту! Вот сволочь! – мелькает у меня в голове. – Надо помочь девушке. Как?» Типографские кумушки, присутствующие на занятии, ехидно улыбаются, ждут развязки, хотят насладиться слезами и соплями.
Эля неожиданно для всех выкручивается без моей помощи.
– Ну, красивая - некрасивая, а женщина с изюминкой.
– Хороший ответ, – Влас Петрович отходит к доске, – но не идеальный. Надо считать себя красивой. И события завертятся как вокруг красивой женщины!
– Это всего касается? И денег тоже? – я, наконец, нахожусь, что сказать, чтобы отвести фокус от Эли.
– Всего. Под любые поставленные задачи появляются ресурсы! – резюмирует Влас Петрович.
– То есть если я буду думать про изюминку, то и события завертятся, ресурсы появятся, - Эля возвращает разговор на себя, разбив в дребезги мою помощь.
– Прислушайся! – Влас Петрович опять поднимает вверх ладонь. – Слышишь цокот копыт? Кто это гарцует?
– Принц на белом коне? – подхватывает игру слов солистка мизансцены.
«Как осмелела за одну минуту!» – восхищаюсь не только я, но и кумушки, сменившие злорадство на респект.
Влас Петрович ухмыляется, лекция течет дальше. Мизансцена запоминается.
Закончился май, а с ним и «учебный год» в типографии. Настало лето - пора отпусков, и Эля, заядлая туристка, пошла в лодочный поход по Оке.
Вернулась она с «уловом». «Привезла» из похода высокого парня, красавца Анатолия - можно без кастинга брать на роль Анатолия Куракина в экранизацию «Войны и мира». Моложе Эли на пять лет, с курчавой светлой шевелюрой, из московской интеллигентной семьи.
Их совместная жизнь пошла как-то складно: он переехал в Петербург, с Элиной дочерью подружился, электрические розетки в квартире починил. Кумушки в типографии посудачили-посплетничали и… прикусили губы. Вот только денег где бы взять?
Эля привела Анатолия ко мне на собеседование. Мы обсудили, где он может пригодиться типографии? На мои предложения попытаться на интеллектуальных должностях он ответил отказом. Устраивала работа подсобника. Странно. Еще вопросы - ответы. Никаких отклонений от нормального молодого человека я не увидел. Ничего патологического. От вопроса, который разжигал любопытство, - что ты нашел в нашей Эле?! - еле-еле сдержался.
– Хорошо. Паспорт с собой? Прописка есть?
– Прописка московская.
– Это некоторая проблема. Мы арендуем помещение на оборонном заводе, постоянный пропуск в корочках дают только людям с питерской пропиской. Будешь ходить по разовым пропускам.
Анатолий ходил на работу каждый день по разовому пропуску, спокойно весь день таскал палеты с бумагой. Претензий к нему не было. У Эли проросли крылья - она порхала по коридорам типографии, потянулись к ней клиенты, продажи пошли вверх. Обедать они ходили вместе. Со стороны выглядело, будто семейная пара со стажем.
Лето закончилось, в сентябре Анатолий решил представить Элю родителям. Они купили билеты в Москву. Я держал кулачки и надеялся на окончательный хеппи-энд. Сплетницы злобно запыхтели с надеждой, что «постучат копыта у белого коня и заглохнут», «счастью с принцем наступит закономерный конец».
Они, знатоки жизни, оказались правы: из столицы Эля вернулась одна.
По приезде сухо мне сказала, что Анатолий вернется на работу через пару-тройку недель. Видимо, экзамен с московской интеллигенцией она провалила. Но он не приехал ни через пару, ни через тройку, ни через энное количество недель. Я из деликатности не переспрашивал и взял подсобником другого человека.
Эля потухла. Зато развернули крылья кумушки, перетирая между собой справедливости бытия. Через несколько месяцев Эля уволилась и пропала из виду.
Встретил я её случайно лет через десять после тех событий. На вечере поэзии Николая Заболоцкого.
Мы идем поболтать в кафе за чашечкой кофе - хочется утолить любопытство - чем закончились отношения с Анатолием.
– Как жизнь? – начинаю я.
– Ничего особенного. Мама умерла, дочь выросла - уже своя жизнь. Но живем вместе. В той же маминой квартире. Я работаю дефектологом в Доме малютки.
– Интересно. И нравится? Это же как тяжело - каждый день видеть детей-инвалидов?
– Тяжело, но чувствую себя нужной.
– А как личная жизнь? – завожу разговор ближе.
– Да, никак, – отвечает она односложно, но видно, что понимает, к чему я клоню.
– Анатолий как-то появлялся на твоем горизонте с тех пор? – подразумевается, что нам обоим понятно, о ком спрашиваю.
– Всё! С концами! Вы хотели спросить по Заболоцкому: «переболела ли дурнушка свою боль»?
Я краснею - как элегантно она попеняла мне на неуместное любопытство.
– Ну, не так, конечно, – пытаюсь я тоже красиво выкрутиться. – Скорее, другими словами Заболоцкого: «твой пламень души перетопил ли тяжкий камень злых языков?»
– А-а! Вы про этих. Завистливых кумушек. Да, их роль в той истории велика. Перед отъездом на смотрины в Москву я услышала реплику в спину - мол, такая кобыла со своим рылом в Москве не приживется. И что-то во мне сломалось, я стала думать, что меня родители Анатолия не примут. Так и получилось. Мне его мама указала и на внебрачную дочь, и на совращение малоопытных мальчиков.
– А Анатолий не заступился?
– Нет. Он рядом с мамой - совсем другой человек. Инфантильный, боязливый.
– Вот сволочь. - Вспомнилось, как я пытался его пристроить к нам на завод. - Ты должна была его возненавидеть.
– Его нет, а вот себя да. Что повелась на мысли злых языков. Ведь мысль материальна? Так?
– Так. Запомнила слова Власа Петровича?
– Да, он напророчил мне всю эту историю. Никому не рассказывала, вам расскажу, - Эля опускает глаза. - Пару лет назад был какой-то странный звонок. По межгороду. Возможно, из Москвы. По голосу - пожилая женщина. Не представилась. Жёстким тоном попросила меня отпустить её сына. Я сначала подумала, что какое-то недоразумение. Кто, что? Меня резко оборвали, с металлом в голосе женщина сказала, что уже третий внук у неё рождается калекой. Что, мол, это я насылаю на их семью несчастья. Чушь какая-то.
– А ты действительно отпустила Анатолия? Не хотела ему зла? - я уже совсем теряю деликатность.
– Я незлопамятна. По крайней мере мне так кажется, - Эля смотрит на меня. - Вы мне верите?
– Верю, конечно, – вру я, хотя чувствую, что мама Анатолия попала в десятку.
– После того звонка из Москвы на всякий случай откопала у себя на антресолях старую общую фотографию из похода по Оке. Мы там стоим в Тарусе как раз у дома Заболоцкого. И разорвала её.
– И как? Твоё проклятие закончилось? Из Москвы больше не звонили?
– Не звонили. Всё, что случается - к лучшему. Вот после того как разорвала фотографию - я долго плохо себя чувствовала, потом пошла в Дом малютки. И нашла себя.
Поговорив ещё о Заболоцком, допив вторую чашку кофе, мы расходимся по своим делам. И со своими мыслями.
Которые, страшно подумать, материальны.
Это отрывки из книги - Кто играет в кости со вселенной? Автор Максим Урманцев.
На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!
Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Следить
Последние откомментированные темы: