| ← Март 2016 → | ||||||
|
20
|
||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
За последние 60 дней 14 выпусков (1-2 раза в неделю)
Сайт рассылки:
http://sincerely-comm.livejournal.com
Открыта:
20-12-2014
Автор
Статистика
79 подписчиков
0 за неделю
0 за неделю
Заводные частушки в парке.
|
Заводные частушки в парке. 2016-03-14 14:35 Оригинал взят у  tsergeya в Заводные частушки в парке.Alles Gute zum Geburtstag, Kaiser! 2016-03-14 15:59 Оригинал взят у Ветер Свободы 2016-03-14 17:38 Оригинал взят у dneprovskij в Ветер СвободыСокращённый вариант этого рассказа сегодня опубликован на страницах портала "Бабр. Ру" - а на своих страницах я выставляю полную его версию - не из-за небрежения к "Бабру", а просто потому, что формат есть формат, а личный блог есть личный блог.Ровно четверть века назад, летом 1989 года иркутские художники вышли со своими работами на улицы города. Случилось так, что и я оказался не только свидетелем, но даже и участником тех "арт-выходок", и сегодня хочу поделиться с вами, друзья, воспоминансами и впечатлянсами о том весёлом и озорном времени. Я очень благодарен иркутскому художнику Олегу БЕСЕДИНУ и моему другу Диме ВЕСНИНУ за предоставленные фотографии, которые я использовал для иллюстрации этого поста. Надеюсь, материал будет интересен не только иркутянам и поднимет настроение всем моим друзьям и всем хорошим людям. Amen.  На фото: 1989 год, Иркутск, Набережная Ангары-реки. Тусовка "неформалов" у "Шпиля". Фото Димы ВЕСНИНА (с) Этот юбилей, двадцатипятилетие "Круга", если и будет вдруг отмечаться в Иркутске, то – не в торжественной обстановке с докладами-выставками-фуршетами. Ну, может быть, в лучшем случае, соберётся дюжина человек у кого-нибудь в мастерской или на квартире, вспомнят прошлое, фотографии полистают… Крепко выпьют. Правда, Олег Переверзев из своего французского далёка звонил, полушутя-полусерьёзно предлагал: «А давайте отметим юбилей «Круга» здесь, в Париже! Соблюдём, так сказать, преемственность: где ещё отмечать это дело, как не в кафе на Монмартре? Ты – как?» Я-то был бы не против, да только боюсь, что из этой затеи вряд ли, что выйдет: большинству из тех, кто летом 1989 года вышел со своими работами на «Круг» – на смотровую площадку, что на бульваре Гагарина, напротив «Интуриста» – что тогда, что сейчас никакой Париж не по карману: быть бы живу. За всех не скажу, но многим – точно не по карману. Правда, есть и такие, кто начинал с «Круга», а затем успешно раскрутился, и сейчас, что называется, пребывает в полном шоколаде – но, повторюсь: таковых – меньшинство. В меньшинстве и те, кто тогда, в восемьдесят девятом, начинал в Иркутске это неформальное движение уличных художников: почти все, кто сегодня продают свои работы у «Антея», или рисуют портреты на Урицкого или на Набережной – это уже «второе», «третье», а то и «четвёртое поколение». К уличным художникам можно относиться, как угодно, но факт остаётся фактом: они не просто существуют, и не просто стали неотъемлемой частью городской среды; история возникновения этого движения – это уже часть истории Иркутска. А коли так, то есть смысл рассказать о его зарождении подробнее.  На фото: "пред-Круг", первые выходы иркутских художников "в народ". Иркутск, набережная Ангары у Шпиля, 1987-88 г.г. Фото Олега БЕСЕДИНА(с) Началось всё даже не в 1989-м, а на пару лет раньше, в 1987 году: именно тогда иркутский художник Олег Беседин, вернувшийся из творческой командировки на знаменитую «Челюскинскую дачу» («Челюху»), предложил коллегам «выйти в народ» – устроить что-то, вроде уличного вернисажа, этакого «иркутского Арбата». В самом деле, эксперимент стоил того: вот так, просто – без искусствоведов, без профессиональных критиков и штатных культурологов выйти на улицу, показать свои работы людям… и услышать их мнение на предмет того, в самом ли деле ты настолько гениален, как уверял тебя давеча за бутылкой водки в мастерской сосед-художник, или… или – не очень-то? Помните, как это у Хармса? - Художник: Я художник! Рабочий: А по-моему, ты говно! Художник тут же побледнел, как полотно, И как тростинка закачался, И неожиданно скончался. Его выносят.) На призыв Беседина отозвались Валерий Мошкин, Сергей Коренев, Борис Десяткин – ныне уже покойные, – Ирина Паклина, Александр Сергеевич Шипицын и Лев Борисович Гимов. Как вспоминает сам Беседин, «культурной революции» они тогда, конечно же, своим выходом к «Шпилю» – на Набережную Ангары – не совершили, но… но и они, художники, и случайные прохожие-иркутяне вдруг почувствовали что-то… какую-то взаимную симпатию. Лёд тронулся, господа! – лёд тронулся, и тот ласковый майский ветерок, что дул с Ангары – не был ли он тем самым, первым Ветром Свободы?... Ни в восемьдесят седьмом году, ни на следующий год эти «походы в народ» ещё не были регулярными: художники выходили к «Шпилю» от случая к случаю, иногда договариваясь заранее, а иногда и поодиночке. Само собой разумеется, некоторые из тех работ, что они выставляли вдоль парапета, тут же продавались; кто-то прихватывал с собой папку с листами ватмана, карандаши, и здесь же рисовал портреты прохожих – но о том, что пройдёт всего несколько лет, и их коллеги будут приходить на Набережную, как на работу, а рисование уличных портретов станет, едва ли, не новой профессией, никто из них тогда, конечно же, и не думал.  На фото: "Они были первыми". Александр МОСКВИТИН и Олег БЕСЕДИН. Иркутск, Набережная Ангары, 2000-е г.г. Собственность Олега БЕСЕДИНА(с) Кому первому пришла в голову идея переместиться со старого места, от «Шпиля» в сторону гостиницы «Интурист», на смотровую площадку, именуемую в просторечии «Кругом», теперь уже, наверное, никто и не вспомнит. Случилось это два года спустя, в 1989-м – и вышло так, что никого из зачинателей «уличных вернисажей» здесь уже не было. Не хочу никого обидеть, но здесь, на «Круге» (или, как говорили тогда, «на Кругу») собралась публика попроще. Среди тех, кто выставлял здесь свои работы, уже не было, кажется, ни одного члена Союза Художников – сюда вышли студенты Училища Искусств и те, для кого вступление в Союз было ещё относительно далёкой перспективой. Изменился и характер работ: на смену сюрреалистическим композициям Мошкина пришли виды родного города, иркутские пейзажи, церквушки, дворики – иногда достаточно добротные, а иногда и сделанные, что называется, «на невзыскательного покупателя». Уже тогда стало ясно, что «Круг» превращается в коммерческое предприятие, причём, ориентированное на иностранного туриста – но всё ещё было достаточно невинно.  На фото: Александр МИШКИН - и художник, и музыкант, и меломан, и один из "патриархов" Круга. Вспоминаю те летние дни восемьдесят девятого. Жизнь на «Круге» начиналась, где то, в шестом часу вечера, что и понятно: многие из тех, кто выходил сюда, ещё не полностью переквалифицировались в уличных художников, и где-то просиживали рабочий день. Ближе к шести часам вечера приходил тучный художник Денис по прозвищу «Макси-Пух» – тогда ещё начинающий иллюстратор Восточно-Сибирского издательства. Он извлекал из сумки молоток и пару дюбелей, деловито вбивал дюбели в бетонный парапет на расстоянии метров пяти друг от друга. Затем натягивал между дюбелями леску, и с помощью алюминиевых прищепок прицеплял к этой леске свои работы. Вечером же, собираясь домой, Денис сматывал леску, аккуратно выдёргивал вбитые дюбели пассатижами – чтоб не спёрли, ага – а на следующий день снова вбивал их на прежнее место. Вместе с Денисом прибывал Олег. Этот Олег был личностью загадочной: высокий, патлатый, похожий на Бориса Гребенщикова, он всегда выставлял здесь только пару-тройку работ, написанных тушью: сейчас, навскидку, помню только одну из них – на ней была изображена деревянная часовня, что стоит в Тальцах. Помню только один случай, когда Олег продал свою работу – и то, «работой» эту мазню можно было назвать лишь с большой натяжкой. Просто, Олег натянул на подрамник кусок холста, которым вытирал кисти – на этом куске холста у него непроизвольно получился размашистый розовый мазок, отдалённо напоминающий женский силуэт. Олег всё той же розовой краской пририсовал к этому мазку все полагающиеся женщинам округлости – и в тот же вечер продал эту свою «обнажённую натуру» какому-то пожилому японскому туристу! Помню, японец поглаживал Олегов холст, и всё повторял: «Зенсцина!... Руски зенсцина!... Карашо!»  На фото: тот самый Олег. Фото Димы ВЕСНИНА (с) Про Олега никто ничего толком не знал. А поскольку, оказавшись в непосредственной близости от «режимного объекта» – гостиницы «Интурист» – уличные художники сразу попали в поле зрения бойцов оперативного комсомольского отряда, то Олега, по началу, принимали за соглядатая. Он сам, смеясь, рассказывал потом: «ОКОДовцы принимали меня за КГБшника, а КГБшники – за ОКОДовца, художники думали, что я – фарцовщик, фарцовщики – что валютчик, а валютчики – что художник! И – никто меня не трогал!» Я был, пожалуй, одним из немногих, посвящённых в тайну Олега: дело в том, что он собирался «валить», то есть, эмигрировать. Он и мне предлагал: давай, мол, свалим вместе – и чего я тогда не решился?... Ну, а «Круг» для Олега был местом «первичного накопления капитала» – ну, и тусовочным местом… Про Олега есть смысл сказать ещё несколько слов. В Иркутск он прилетел однажды самолётом из Луганска, и, таким образом, стал, наверное, самым-самым первым беженцем из Луганска в Россию. Дело было так: в родном городе его «зацепили» за валюту – не помню уже, в качестве ли подозреваемого, или свидетеля – не в том суть. А суть – в том, что Олег, чтобы не оказаться сцапанным бойкими операми, просто приехал в Луганский аэропорт, купил билет на ближайший рейс, и тем самым, сберёг себе и нервы, и репутацию – а возможно, и свободу. Рейс, на который он взял билет, шёл в Иркутск… Здесь Олег успешно осел на несколько лет: сначала снимал квартирку на улице Глеба Успенского (это в Маратовском предместьи), потом они на паях с Макси-Пухом делили четырёхкомнатную квартиру во Втором Иркутске – а последний год перед эмиграцией Олег жил уже в общаге Училища Искувсств. И всюду, где бы он ни снимал угол, рядом с ним был верный телохранитель – кот Банзай.  На фото: в гостях у Олега и Лили. Иркутск, 1989-90 г.г.. Фото Димы ВЕСНИНА (с) Банзай этот имел совершенно какую-то дикую, зелёную окраску, и ужасно агрессивный характер. Помню, когда я впервые навестил Олега, Банзай был пристёгнут на ошейник и цепочку к ножке стола. Котик жалобно стал тереться об мои ноги, будто бы просил освободить его – ну, я, дурак такой, и освободил. В следующий момент… Нет, не буду: достаточно просто сказать, что прошло уже двадцать пять лет, а «автографы» Банзая на моей левой ноге до сих пор отчётливо различимы. А однажды этот Банзай спас хозяина от грабителей. Случилось это так: квартира на Глеба Успенского, которую снимал Олег, находилась на первом этаже, и через окна было очень хорошо видно, что происходит внутри. И вот однажды проходящие мимо местные маратовские эстеты-гуманисты и вольные философы увидели через окно, как мой друг сидит за столом, увлечённо предаваясь интереснейшему занятию – подсчёту денег. Денег было много, и они были разные: совецкие рубли и западногерманские марки, американские доллары и французские франки – и в головах маратовских вольных философов тут же созрел план: вот если постучаться в дверь, а когда хозяин откроет, сильно удивить или насмешить его, то он потеряет дар речи ровно на такое время, в течении которого из той замечательной кучи на столе можно будет позаимствовать немного, чтобы хватило на пару ноль-пятых, и ещё осталось на плавленый сырок и элитный портвейн «Три Топора». Удивлять и смешить Олега было решено при помощи тяжёлого обрезка ржавой железной трубы, который валялся тут же, на обочине… Когда организаторы этих внеплановых колядок (внеплановых – ибо, на дворе было лето) постучались в двери, гостеприимный Олег открыл им, даже не спросив, кто это там так вежливо к нему ломится. Но розыгрыша не получилось: едва самый креативный из гостей размахнулся той трубой, чтобы как следует удивить ничего такого не подозревавшего хозяина, как из тёмных глубин коридора на него метнулась зелёная молния. То был кот Банзай! – он не зря носил японское имя, и в самый ответственный момент в его жилах взыграла кровь благородных японских котов-камикадзе. Через секунду Банзай ужа сам вовсю удивлял любителя розыгрышей, уютно устроившись прямо на его лице, и пытаясь вытащить из глазницы глазик… Просто, кот давно мечтал ознакомиться с устройством человеческого глаза, а тут – такая возможность!...  На фото: Офтальмолог-любитель, Кот БАНЗАЙ! собственной персоной. Позирует на плече у хозяина. Иркутск, Набережная, "Круг", 1990(?) г.. Фото Димы ВЕСНИНА (с) Я не знаю, кто там орал громче: разъярённый Банзай, или подвергшийся неожиданной офтальмологической операции абориген Маратовского предместья – да Олег и сам это плохо помнит. Он вспоминает только, что всё продолжалось какие-то доли секунды, и что компаньоны самого главного шутника кое-как вырвали своего товарища вместе с вырванным из глазницы глазом из беспощадных когтей этого маленького зелёного тигра. Вырвали – и поспешили скрыться. И больше никогда ни удивлять, ни радовать моего друга уже не пытались… Но вернёмся на «Круг». Очень колоритны были супруги Андрей и Татьяна, жившие неподалёку, в старой коммуналке где-то на Российской: Андрей писал маслом, на его холстах были берёзки, берёзки, берёзки… – а Татьяна продавала работы мужа. Иногда – с таким усердием и экспрессией, что это вызывало сначала некоторое замешательство, а потом – и неудовольствие всей остальной художнической братии. Впрочем, людей можно понять: после того полу-нищенского существования, в котором пребывали не только художники, но и большая часть населения позднего СССР, заработки на «Круге» казались огромными! – самая простая, открыточного формата карандашная картинка уходила здесь по 5 – 10$, а один доллар здесь же можно было продать фарцовщикам по «чёрному курсу» за шестнадцать-семнадцать рублей. Вспомним, что средняя зарплата по стране в те годы колебалась от восьмидесяти до ста двадцати рублей, и всё станет понятно.  На фото: Андрей и Татьяна. Андрей берёзки рисовал, Татьяна продавала... Иркутск, Набережная, "Круг", 1992 г.. Фото Димы ВЕСНИНА (с) К слову, о долларах и прочей валюте. Среди тогдашних завсегдатаев «Круга» выделялся художник Кеша: высокий, весь какой-то нескладный, всегда с доброй улыбкой… Кешины работы были выполнены в манере французского примитивиста Анри Феликса Руссо, на больших листах ватмана, и он раскладывал их прямо на асфальте, придавив углы речной галькой. Однажды какой-то зазевавшийся велосипедист проехал прямо по ним, но Кеша не расстроился: «След от протектора? Будем считать, что так и было задумано автором!» - и снова улыбается. Кешины листы никто никогда не покупал, но вот однажды его атаковали японцы: они купили у бедолаги десяток, кажется, работ, и расплатились валютой – иенами. Про курс валюты Кеша ничего не знал – а тут на него вдруг свалилось несколько тысяч иен! Вы представляете, что такое – несколько тысяч, да в иностранной валюте, да в 1989 году?! И Кеша тут же поспешил в валютный бар «Интуриста» (тогда уже туда можно было более-менее свободно пройти), на ходу бросив коллегам: «Угощаю всех!» Через десять минут он вернулся… В руках у него была бутылка японского пива и пачка японских же сигарет «Hi-Lite» (впервые попав в валютный бар, он решил, что за японскую валюту здесь продают только японские товары, а например, американские – только за доллары). Впервые мы не увидели на лице Кеши улыбки – вместо неё было одно сплошное недоумение: – Да как же так? – бормотал он, – Да я же с валютой… Ведь это же тоже валюта? – он совал всем под нос оставшиеся у него японские купюры, – А они… они… Кеша едва не плакал, и его было по-настоящему жаль: ещё бы! – вот так, за здорово живёшь, стать жертвой валютного курса! А ведь он хотел всех нас угостить, хотел, чтобы мы все разделили с ним его радость… Признаюсь честно, друзья: я и сам в те годы вкусил этого вольного хлеба: Господь Б-г не обидел талантами, и очень скоро, глядя на то, как мои друзья и знакомые успешно оборачивают собственный Б-жий дар в свободно конвертируемые баксы, я присоединился к ним. Мои работы были достаточно скромными: аккуратно прорисованные тушью виды родного города и его достопримечательностей, они были открыточного формата. Я вставлял их в картонные паспарту, и, придя на «Круг», доставал из портфеля-«дипломата» чёрный зонтик, раскрывал его и ставил «крышей» на землю, а ручкой – кверху. Затем, придавив зонтик камнем, я цеплял свои работы за его спицы – в отличии от Макси-Пуха, я решил обойтись без дюбелей и прочих капитальных конструкций. Как уж я делал эти маленькие графические рисунки, как поставил их производство на поток, я умолчу – скажу лишь, что идею мне подарили студенты-архитекторы (кто в теме, тот понял, что к чему, но – молчите, господа! Молчите! Не раскрывайте секретов мастерства Художника!) Свои рисунки я продавал по 5 – 10$. Вроде бы, и немного – но если учесть «чёрный курс», то получалось вполне себе ничего: в 1990 году, когда я приобщился к этому арт-бизнесу, курс вырос до тридцати рублей за один доллар – а, к примеру, авиабилет из моего родного Иркутска до Москвы или Санкт-Петербурга стоил порядка 80 – 83 рублей. То есть, продав одну только маленькую картинку с видом какой-нибудь избушки или церквушки, я мог позволить себе купить билеты на самолёт в оба конца… У здешних же фарцовщиков, у которых я обменивал свои, потом и кровью заработанные доллары, можно было здесь же, «не отходя от кассы», и прибарахлиться: джинсы у них стоили 200-250 рублей, настоящий пиджак монгольской кожи – три сотни, а мои любимые и неизменные сапожки-«казачки» шли от полутора до пяти сотен рублей. Так что, игра стоила свеч, хотя и случались, иной раз, облавы ОКОДовцев – с изъятием валюты, и с выписанными, едва ли, не на ресторанной салфетке, расписками: «такой-то и такой-то, имя рек, добровольно сдали в фонд государства столько-то и столько-то…».Что поделать? – оперативным комсомольским бойцам тоже хотелось и красивой жизни, и валютного бара, и кожаных пиджаков… Но здесь в действие вступал старый, как рыночные отношения, принцип: «хочешь жить – умей делиться» - а с кем и как нужно делиться, очень быстро сообразили все, кто хотел не просто жить, но жить достойно. И не нужно осуждать нас за это.  На фото: Иркутск, Набережная, "Круг". Деловые люди непринуждённо "бомбят фирмУ". 1989-90 г.г.. Фото Димы ВЕСНИНА (с) Но – не будем больше о валюте: слишком скользкая тема. Да и не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что на «Круге» собирались в те годы какие-то прощелыги, маскирующие свои меркантильные интересы под маской «свободных художников». Такое тоже было здесь, но – позже, позже – а тогда, в восемьдесят девятом, в девяностом, даже в девяносто первом здесь с наступлением сумерек из рюкзаков доставали свечи в литровых стеклянных банках; свечи зажигали и расставляли вдоль парапета – и пламя этих свечей бросало отблески на картины, на тротуар, на траву. Едва ли, не каждый вечер здесь звучала музыка: то Юра Немеров приходил сюда с флейтой, то босоногая скрипачка Ветка (ей, кстати, очень шло её имя: худенькая – Ветка и есть!) приходила сюда со своей скрипкой… Вообще, «Круг» в те годы, как магнит, притягивал к себе тогдашнюю «неформальную» молодёжь – всяких хиппи, рокеров, панков. Регулярно приходили сюда и солист «Принципов…» Вадик Мазитов, и лидер первой иркутской «металлической» группы «Хижина Мельника» Егор Елшанский, который через пару лет покинул Иркутск, и теперь жарит хеви-металл где-то по ту сторону Атлантики на пару с Оззи Осборном. Здесь знакомились, влюблялись, и – если предков не было дома, то потихонечку уходили вдвоём, и шли в пустую родительскую квартиру за первым опытом «взрослой жизни»…  На фото: Лиля. Мадонна "Круга". Фото Димы ВЕСНИНА, 1990 (?) г.. Бывало, здесь и чудили. Помнится, даже возникло такое «параллельное» название «Круга» - «Чудильник». Ну, а что вы хотите от молодёжи? – она всегда любила почудить и поприкалываться! – главное, чтобы все эти приколы и чудачества не переходили неких очень тонких, но очень важных границ. И здесь мне вспоминается одна весёлая выходка, которую отмочил в тот далёкий 1989-й год наш приятель, студент Училища искусств Женька Монохонов. Женька открыл купальный сезон в Ангаре-реке. Ещё апрель на дворе стоял, самый конец апреля – но было уже тепло, и хотелось скинуть с себя все эти куртки-кашне-кепки. Женька и скинул – и куртку, и беретку свою неизменную, и кашен. И свитер скинул, и рубашку, и ботинки, и носки, и брюки – и остался в одних трусах. А трусы у Монохонова были знатные! – красные, плюшевые, сшитые из Переходящего Красного Знамени, которое они с другом Антоном Лодяновым где-то спёрли. Спереди на трусах был вышит профиль вождя мирового пролетариата, сзади – государственный герб Союза Советских Социалистических республик. Мало того: гачи этих вызывающих семейных трусов были обшиты золотистой бахромой от этого самого знамени – а держался этот предмет мужского туалета на Женькином могучем торсе за счёт завязочек, изготовленных из шнура от этого же самого знамени. А на концах этих завязочек были кисти. И вот Монохонов в этих трусах спускается по бетонному откосу к реке, лезет в воду, и начинает плескаться там, аки младой гиппопотам – а с берега, со всех сторон на него смотрят гуляющие по Набережной – десятки, если не сотни пар глаз! А Монохонов – знай себе, плещется под восторженные взгляды и подбадривающие его крики! А потом Женька выходит на берег, и здесь начинается самое интересное: небрежным движением развязывает он завязки на своих антисовецких семейниках – и мокрые трусы сползают с него и падают на берег, к ногам. У зрителей – ступор! Все затаили дыхание! Все надеялись, что вот сейчас им бесплатный стриптиз покажут! – ан нет: под трусами, сшитыми из Переходящего Красного Знамени у Монохонова – вовсе не то, что вы подумали, а купальные плавки! И Женька сгребает с берега свои «революционные красные шаровары», и неспешно выжимает их нав глазах у всей Набережной, и неспешно же шлёпает на берег, одеваться. И на лице у него написано одно: «Ну что? Выкусили?» Такое безнаказанное поведение «неформалов», помню, сильно нервировало и раздражало окрестных гопников: сам я не был тому свидетелем, но рассказывали, что как-то окрестная гопота поймала на «Круге» кого-то из «волосатиков» и обрила наголо механической машинкой. То и дело, скучающие по своим дворам гопники задирали кого-нибудь из наших друзей, имевших неосторожность уходить с «Круга» поодиночке – и тогда, как-то сама собой, появилась традиция возвращаться в город большими компаниями, провожать девчонок. А однажды – уже, кажется, не летом, а в начале осени восемьдесят девятого – «бродовские» гопники собрались достаточно внушительной командой, и предприняли попытку открыто атаковать ненавистных (и непонятных!) им неформалов. Вот тогда-то и произошла на «Круге» драка – первая, но далеко не последняя: забегая вперёд, скажу, что именно эти атаки на собиравшихся здесь художников и «примкнувших к ним» молодых неформалов и положили конец «Кругу» как явлению. А тогда… Тогда нападавшие получили отпор: помню, как высоченный, лохматый и одноглазый панк Одинокий, словно какой-то римский легионер, врезавшийся в толпу наседавших варваров, молотил нападавших направо и налево, и орал на весь круг: «Парни! Девчонок и Ромку Гаврилина прячем за спины! Впер-рёд!...»  На фото: Иркутские панки Клэш (слева) и Одинокий (справа) на гастролях в городе Святого Петра. СПб, 1990 г., собственность публикатора (с) …Уже через год-другой всё было совсем иначе: «Круг» всё больше и больше превращался в место заработка. Помню, как стали появляться здесь разные мутные персонажи, вроде какого-то спившегося черемховского актёра, который покупал в сувенирном отделе «Торгового Комплекса» расписные деревянные ложки, и беззастенчиво «толкал» их иностранцам втридорога (и, естественно, за «баксы»!), выдавая за собственные изделия. Помню и откровенного «засланца», выпасавшего тех, кто зарабатывает уж слишком много валюты, и сообщавшего об этом, «куда надо»: этот персонаж в неизменных тёмных очках и белых лакированных туфлях, знакомясь со мной, небрежно бросил: «Меня здесь все знают! Моя фамилия – Фарцовский! Если будут проблемы – свистни…». «Проблемы» начались у всех здешних завсегдатаев в девяносто втором: те самые гопники, что устроили то, первое побоище в восемьдесят девятом, теперь приходили на «Круг» с «предложением, от которого нельзя отказываться» – о «крышевании». Жаловаться было некому: все прекрасно понимали, что родная милиция за валютные шашни с иностранцами, мягко говоря, по голове не погладит. Понимали это и гопники, ставшие «торпедами» в рэкетирских «бригадах» – оттого и вели себя достаточно нагло. Всё лето 1992 года на «Круге» происходили потасовки с крушением и уничтожением картин; те немногие, кто ещё приходил сюда, в первую очередь, ради общения, и только во вторую – ради заработка, предпочли поскорее забыть о «Круге». Потом сдались и остальные: нет, никто никому так и не стал платить – просто, вместо «Круга», художники переместились на другие площадки: кто ушёл в ЦПКО или на Урицкого рисовать портреты, кто встал со своими картинами возле «Антея» (который тогда ещё был не «Антеем», а «ПолитКнигой»), кто просто решил для себя, что хватит с него всей этой «уличной романтики». А Олег – тот самый, «загадочный» Олег – в тот год уехал в Германию, откуда вскоре перебрался в Париж, и иногда позванивает мне из своего французского далёка. «Последним рыцарем» былого «Круга» я назвал бы, пожалуй, художника Стаса Духовникова: в девяностые Стас даже время от времени выпускал самую настоящую газету под названием «Круг» – естественно, посвящённую неформальной творческой жизни родного города. Правда, выходила эта газета, в лучшем случае, раз в год… А недавно я встретил Стаса на Нижней Набережной: – Старичок! Сколько лет, сколько зим! – Стас был рад видеть меня, – а мы тут, как раз, с Володей, – он кивнул в сторону ещё одного художника, сидевшего здесь же, – сидим и вспоминаем, кто был на «Круге» тогда, в восемьдесят девятом, в девяностом… Нынче же у нас юбилей – двадцать пять лет «Кругу»! Вот здорово бы было устроить выставку тех художников, которые это дело начинали! А ещё – издать какой-нибудь буклет или альбом – мы бы все воспоминания свои написали, фотографии бы притащили! Ты же в газете сейчас работаешь? Попробуй что-нибудь придумать, спонсора какого-нибудь найти… Я обещал поспрашивать, но боюсь, что ничего-то из этой идеи не получится: не тот повод, чтобы наши меценаты раскошелились. Достаточно и того, что, умерев, «Круг» подарил Иркутску такое явление, как уличные художники: кто бы что ни говорил – а всё же, не так уж и плохо, что они в Иркутске есть. Ещё несколько фотографий - но уже из эпохи "пост-Круга":  Стоят: Олег БЕСЕДИН, Виктор ЦОЙ (тот самый, да) и Константин АНТИПИН. Сидят: Андрей КОРЧАГИН ("Чубайс") и Стас ДУХОВНИКОВ. Иркутск, ул. Пестеревская (пока ещё - "им. урицкого"), первая половина 1990-х. Собственность Олега БЕСЕДИНА (с)  Там же и тогда же. Олег БЕСЕДИН за работой.  Там же и тогда же. Сидят (слева направо): Олег БЕСЕДИН, дама, фамилии которой не помню, Андрей КОРЧАГИН ("Чубайс"), неизвестный. Стоит Александр ЧЕГОДАЕВ. Собственность Олега БЕСЕДИНА (с) Anniversary... Long live the Kaiser! 2016-03-14 17:45 Оригинал взят у rainhard_15 в Anniversary... Long live the Kaiser! |
| В избранное | ||
