Краткое начало этой истории - 1 часть: Староверы Ветлужских лесов в Забайкалье и Алданском нагорье.  

2 часть. Староверы Ветлужских лесов в Забайкалье.  

Заключительная 3 часть:

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/Z1qey8N9J-8

* * *

И только после окончания чайной церемонии хозяин (эвенк Агирча), подправив угли открытого очага, обратился к внуку:

- Теперь говори, как живете. Все говори. Страшное дело, много говори.

Корней, раздав в подарок хозяйственную утварь из бересты, подробно поведал про мать, отца, сестренку. Про их ладный быт, про большой, теплый дом в котором они все вместе живут.

- Пошто старика забыли? Так долго не приходили?

- У нас устав строгий. Из Впадины не отлучаемся, чтобы никто не проведал, где мы хоронимся. Особливо острожники.

- Э-э-э, острог теперь ведь нету. Новый шибко далеко. Одни тут кочуем. Ниже род Сапкара кочует. Лучи (русских) совсем нет. Худо стало нам. За припасом далеко ходи. Страшное дело.

* * *

В последний вечер перед отъездом Корней и Захар долго совещались и решили, что, поскольку груз понесут олени, Захар в скит отправится один, а Корней останется на пару недель в стойбище, чтобы долечить больных оленей.

Утром, узнав об этом, Агирча даже расплакался от радости:

- Хороший внук. Добрый. Любит Агирчу. Страшное дело.

Совсем освоившись в стойбище, Корней старался, как можно больше помогать оленеводам, и не только лечил оленей, но и, к восторгу кочевников, научился ловить арканом важенок, править упряжкой; помогал ставить вершки на хариусов и ленков; по ночам ходил лучить тайменя с доски. На дикого зверя почти не охотились, так как Агирча, помешанный на оленях, имел огромное стадо и уход за ним отнимал уйму времени.

Больных животных Корней выхаживал, используя те же снадобья, что и дед при лечении людей. И надо сказать с хорошим результатом. Эвенки, видя, как быстро поднимаются на ноги хворые олени, прониклись к гостю особым почтением и стали величать его на свой лад - шаманом.

Гордый Агирча, похлопывая себя по засаленным штанам, важно говорил:

- Внук, ученый! Страшное дело! Большой шаман.

Вечерами, когда стойбище собиралось у костра, Корней рассказывал о старообрядстве, жизни Христа, его заповедях. Кочевники слушали и одобрительно кивали - “Ая Христос илэ” (Хороший Христос человек). Пожалуй, эвенком был”.

* * *

Когда хвоя лиственниц начала отливать золотом, кочевье вышло на южную границу пастбищ Агирчи. Дальше простирались владения его соседа и свата Сапкара. Здесь оба рода каждый год встречались и несколько дней пировали или, как говорил Агирча, “отмечали дружбу”.

От Сапкара узнали, что главного русского начальника - царя Николая убили, и сейчас вместо него правит какой-то Совет. Люди на Большой Земле поделились на “красных” и “белых”, и они смотрят друг на друга сквозь дула винтовок, повсюду льется кровь. Многие южные эвенки и якуты, спасая жизни, откочевали на север. Здесь, слава Богу, все текло своим чередом, по старому.

“Опять раскол, - тревожно подумал Корней, - Благодарение Создателю, что никому неведом наш скит. Старцы-то, оказывается, ох как правы. Нельзя общаться с миром. Одно зло в том миру”.

* * *

Услышав свист крыльев, эвенк Хэгды вскидывал ружье и стрелял, ориентируясь лишь на звук. Обученная лайка быстро находила сбитую дичь и приносила ее прямо в нарты. Для любого настоящего промысловика это было естественно и просто, но то, что это умел делать Хэгды, вызывало восхищение - он был слепым.

С пятилетнего возраста зрение у него стало ухудшаться, и сейчас Хэгды вообще не видел. В стойбище говорили:

- Его уши, руки и ноги вместе видят лучше наших глаз.

* * *

Однажды упряжку Корнея спугнул медведь шатун, когда Корней отлучился изучая необычные следы медведя и Корнею пришлось вернутся в стойбище через горы - так путь был короче вдвое.

Эвенки, пораженные тем, что луча сумел вернуться к ним пешком, через отрог, долго цокали языками и качали головами, разглядывая то, что осталось от кухлянки после скоростного спуска.

- Внук мой не шаман, он лось, страшное дело, - бахвалился гордый Агирча.

* * *

Дорога домой всегда короче, чем из дома. Корней вернулся из стойбища эвенков в скит.

Не трудно представить, какое ликование в скиту вызвало возвращение всеобщего любимца, сколько было разговоров и радости. Весть о том, что казачий острог опустел, всех поразила, но вместе с тем и успокоила. А в то, что царя убили и теперь правит не царь, а какой-то Совет, не поверили.

- Брешут всякое. И ране царей убивали, но заместо убиенного всякий раз другой садился. Как же без царя? Рассеи без царя беда!

* * *

Отлучившись по заданию далеко от скита, Корней встретил Лешака, который мыл золото и когда-то давно помог староверам найти в этих краях пристанище.

- А ты ведь, голубчик, тут не случайно. Тебя мне Господь пожаловал. Дело есть. Подсобишь?

- Отчего ж не подсобить, дяденька, ежели дело богоугодное.

- Дело по твоим понятиям, пожалуй, и не совсем богоугодное, но управиться с ним может только божий человек. А ты, сразу видно, душа непорочная, пред Богом чист, яко младенец, тебе все врата открыты. Так вот: обнаружил я тут недалече, в брошенном староверческом монастыре, тайник, но один остерегаюсь спускаться в него. Моего напарника, известного грешника, давеча у входа враз завалило. Айда, голубчик, прямо сейчас, разведаем, что там схоронено.

Лешак повел на вершину холма, где в окружении лиственниц стояла монашья обитель, обнесенная крепким бревенчатым палисадом. Внутри - приземистое строение казарменного вида с узкими бойницами-прорезями окон. К нему примыкало несколько построек поменьше. Напротив них - часовня, а позади обложенные дерном ледники, кузня, сушильные навесы - вот и все хозяйство.

Зайдя в какую-то лачугу, Лешак взял кирку, загодя приготовленный факел и провел к полу-заваленному подземному ходу. Расчистив его, они помолились и, запалив огонь, спустились в подземелье. 

Через семь-восемь саженей они уперлись в сырую квадратную каморку. Стены ее были выложены плитняком, на полу стояло несколько кованых сундуков, пустых внутри. Старатель передал Корнею факел, а сам, долго не гадая, стал бить киркой по полу. После одного из ударов она чиркнула о металл. Сняли слой земли и, подняв лиственные плахи, увидели яму, в которой стояли четыре плотно закрытых бидона и три кадушки. 

С трудом подняли тяжелые сосуды на верх. Открыли одну из кадушек. В ней лежала дорогая церковная утварь стародавних времен. Бидоны же были до верха заполнены золотыми и серебряными монетами.

- Бери, паря, сколь хошь! - прошептал, обалдевший от восторга, старатель.

- Нам не можно чужого. Да и наш наставник всегда поучал - через злато слезы льются.

- И то верно. Нет в нем счастья. Вот сколько уж лет бьюсь, бъюсь, мою, мою его и что с того? С Бешеных порогов, когда выбирался, целых полпуда золотого песка утопил… А сколь обманывали, грабили - не счесть. Видать больно нагрешил я, пропащая душа. От того Господь и не дает счастья.

Вот у вас все строго по чести, по нерушимому порядку и твердым правилам. Без обману, без обиды трудитесь во благо общины. За то ваших и уважаю!

- Так отчего ж не бросите свой бедовый промысел?

- Пробовал, да больно уж азартное, фартовое дело!

- Жаль мне вас, дяденька.

- А почто жаль-то?

- Странный вы. Сами говорите, что злато счастья не приносит, а всю жизнь липнете к нему.

- Понимаешь, это вроде болезни, холера ей в дышло. Знаю, что беда от него, а совладать, бросить не могу. Темная сила в золоте есть… Было время, мечтал в Расею, на матерую землю вернуться. Явиться в родную деревню одетым по-барски, в рессорном экипаже с тремя жеребцами и кучером, да устроить гулянье на всю округу. Чтоб знали, что Лешак не пропащий человек и что душа у него щедрая! Землицы выкупить, зажить как все люди. Да, видать, уж не суждено. Золото не отпускает, приворожило насмерть.

- Дядя Лешак, вы ведь тут, поди, всю округу излазили. Наверное, знаете, где какие поселения?

- А тебе они почто?

- Я ж не от скуки брожу. По делу община послала. Единоверцев велено найти.

- Ну что сказать?.. Много их здесь вокруг раскидано, да все, как и сей монастырь, пустые. Людей ни в одном не встречал… Однако хватит нам лясы точить. Айда, паря, лучше в мои хоромы. Попотчую. Там и поговорим досыта.

* * *

Переночевав, Корней стал собираться в дорогу.

- Своим кланяйся. Передай, что поминаю добром! Я тут с год еще поживу. Там видно будет. Ну а ты, паря, что надумал? Куда теперь двинешь?

- Эвенков поищу, может, у них что выведаю.

- Эта шатия-братия в той стороне, вон за теми горами бродит, - и Лешак махнул рукой на юг. - Давай с Богом. Хотя постой - не могу я тебя просто так, с пустыми руками, отпустить. Возьми хоть образок в дорогу…

- Сие можно. Божье даренье в радость, тем боле вижу даете от чистого сердца.

- Чудные вы люди… Погоди, возьми еще что-нибудь. Не хошь злата, так возьми вон чугунок аль соли. Тут ее в монастырской кладовой с достатком припасено.

- Вот от соли не откажусь. Наши премного благодарны вам за нее будут. Только сейчас несподручно мне будет с ней по тайге шарахаться.

- Так ты на обратном пути захаживай. Тогда и возьмешь сколь сможешь.

* * *

Скитник спустился в долину и вскоре вышел на свежую тропу, выведшую его к стоянке эвенкийской семьи.

Кочевники поначалу насторожились, увидев огромного незнакомого лучи. Но, когда тот поприветствовал их на родном языке, успокоились и, обступив, стали оживленно расспрашивать: кто он, откуда и куда путь держит. Узнав, что пришелец - внук Агирчи, стали оказывать ему всяческие почести: даже до них уже докатилась молва о шамане луча - хомоты, который поставил на ноги сына Сапкара - Хэгды и подарил ему картинку Доброго Духа. Хэгды теперь много знает и понимает. Теперь все ходят к нему просить совета.

Гостепреимные эвенки уговорили знатного “русского шамана” заночевать у них.

Чаевничая у костра, скитник выяснил, что в этих краях русские поселения есть только за кряжем на юго-востоке. Когда позапрошлым летом эвенки аргишили там, то видели их, но близко к ним не подходили.

За разговорами засиделись за полночь. Лесные кочевники, осмелев, стали допытываться, в чем сила “картинки”, которая делает Хэгды таким умным.

Корней достал образок, взятый в монастыре. Седая, крепкая старуха, взглянув на изображение Христа, произнесла:

- Сразу видно, добрый луча. А он всем помогает или только Хэгды?

Корней объяснил:

- Его зовут Иисус Христос. Он сын Бога. Он помогает тем, кто любит и верит ему, кто живет как он.

- Оставь его нам. Мы тоже будем любить его.

Когда умерла последняя утренняя звезда, каждый двинулся в свою сторону: эвенки на восток, Корней на юго-восток, к каменистому, покрытому кое-где пятнами кедрового стланика скалистому кряжу.

 Взобравшись на него, скитник прилег на сухой, колкий ягель перевести дух. Отдышавшись, вскарабкался на стоящую поблизости скалу, чтобы получше осмотреться. Открывшаяся его взору широкая, таежная долина, со слепящими извивами речушек, была со всех сторон защищена от ветров хребтами и сильно походила на его родную Впадину. 

Наметанный взгляд Корнея сразу зацепился за нечто странное, возвышавшееся над деревьями посреди впадины. Пригляделся - крест. Родимый восьмиконечный! Не уж то скит?! Горя от нетерпения, парень побросал в котомку нетронутую еду и почти скатился по курумнику вниз… 

Точно, вон часовня с шатром и любезным крестом, торжественно взметнувшимся в молчаливое небо! Минут через тридцать Корней уже стоял у бревенчатого частокола, окружавшего поселение. За ним, среди тучной, нехоженой травы, дюжина серых, потрескавшихся от дождей и солнца изб.

Сердце возликовавшего было Корнея сжалось: а где же люди? Зашел в одну избу, в другую: на нарах лежали… полуистлевшие мумии, в почти целых одеждах. Вся домашняя утварь на своих местах. У печей груды березовых полений. В самом большом доме на продолговатом столе лежал овальный камень размером с глухариное яйцо. Корней осторожно вытер с него пыль полой рубахи.

В полупрозрачном окаменелом молочном желе угадывались слои, напоминающие странички книги. С верхней глядело голубое око, окруженное, словно нимбом, серыми, жемчужного блеска кругами. От них исходил необыкновенный магический свет.

Корней положил камень на ладонь, чтобы получше разглядеть рисунок. Неожиданно перед глазами поплыли радужные круги и сквозь лазоревое свечение проступили никогда не виданные им прежде картины…

…Зима. У часовни уйма народу. Все угрюмо слушают человека в папахе. За ним стоят вооруженные люди, тянется цепочка саней, запряженных необычными безрогими оленями с длинными гривами на шее. Череда этих ярких, светящихся картинок стала быстро меркнуть, а на смену проявилась бревенчатая стена, лавка, стол, на котором горит свеча. Свеча медленно гаснет, все тускнеет и Корней вновь видит свою ладонь и камень на ней…

Перепуганный юноша бережно положил “всевидящее око” обратно на стол…

За дни, проведенные в долине, Корней обнаружил еще шесть небольших скитов. Все они соединялись между собой уже заросшими тропами. В первых трех он так же увидел истлевшие тела: одни на лежанках, другие на полу. В остальных скитах их не было. Но вещи и посуда во всех этих избах тоже, как и в первом скиту, лежали на своих местах, словно те, кто остались в живых, покинули дома в одночасье.

Корнея все сильнее терзал вопрос, отчего такие крепкие, хорошо обустроенные поселения вдруг обезлюдели. Что здесь произошло? Отчего одни люди поумирали, другие вообще бесследно сгинули? Отчего среди умерших только старые да малые? Куда подевались взрослые?

То ли покосила страшная хворь, то ли еще какая напасть навалилась. Для Корнея это оставалось загадкой…

На самой южной окраине долины, в седьмом по счету ските-призраке, Корней увидел свежо натоптанную тропку, ведущую к одной из изб. 

С радостной надеждой юноша подбежал к крыльцу и отворил дверь. На скамье сидел седой, но, впрочем, не старый мужчина с высоким, чистым лбом, искрящейся гривой и аккуратной окладистой бородкой. Его благородная внешность никак не вязалась с той обтрепанной, латаной одеждой из самотканого сукна, в которую он был облачен. 

Мужчина читал вслух книгу сидящему рядом подростку с вопрошающими глазами на удивительно взрослом лице. Увидев Корнея, человек отложил фолиант и начал истово креститься двумя перстами, уставив на вошедшего изумленные глаза.

Корней, смекнув, что его приняли за восставшего из мертвых, сдерживая волнение, произнес:

- Доброго здоровья вам. Не пужайтесь. Странник я. Тоже из старообрядцев.

Улыбаясь сквозь слезы радости и счастья, мужчина кинулся горячо обнимать вошедшего:

- Милости просим. Какими судьбами до нашего двора?..

Вскоре братья по вере знали друг о друге многое. Беседа их, перемежавшаяся молитвами, затянулась, как водится в безлюдных краях, до утра. 

Выяснилось, что этот благообразного вида человек по имени Григорий, потомок ссыльных раскольников, живет здесь с прошлой осени. При царе преподавал в губернском городе латынь, имел высокое ученое звание профессора. Не желая принимать насаждаемые новой властью порядки, он нашел приют в загородном монастыре. Но его вскорости закрыли, и в святой обители разместили военных. Изгнанные монахи разбрелись по окрестным деревням. Григорий с одним из иноков поплыли на лодке на север, в глухомань, подальше от мест, пораженных революционной заразой.

Путешествие по реке не было утомительным, и даже нравилось профессору, но однажды, наскочив на валун, их посудина опрокинулась. Быстрое в этом месте течение подхватило Григория и вынесло на поросшее тальником мелководье. Выбравшись из воды, он долго искал в прибрежных зарослях своего спутника, но безуспешно. Тот видимо, не умея плавать, скорее всего, захлебнулся сразу и вода уволокла его далеко вниз.

Проблуждав по горам дня три, изголодавшийся профессор наткнулся на стоянку эвенков. Инородцы покормили его, оставили ночевать. Совершенно не приспособленный для жизни в тайге ученый, чтобы не сгинуть, так и прибился к ним.

Быстро освоив несложный язык лесных бродяг, он узнал, что дальше на севере имеется немало потаенных скитов старообрядцев, и по весне двинулся на их поиски. Но, когда наконец добрался сюда, то увидел ту же страшную картину, что и Корней.

А остался он здесь, чтобы исполнить христианский долг - предать земле умерших единоверцев. Переходя из скита в скит, Григорий хоронил их останки. Однажды вечером дверь в избу, где он ночевал, тихонько приотворилась и в образовавшуюся щель просунулась патлатая голова. Григорий молча смотрел, что будет дальше. А голова с ходу предложила: “Давайте вместе жить. Со мной не пропадете”. - И положил на стол двух рябчиков.

“Господи, откуда ж такой объявился,” - подумал профессор, а вслух сказал:

- Ну что ж, я согласен. Давай знакомиться. Меня зовут Григорием. Я здесь живу, а ты где?

- Нет, дядя, это я здесь живу. А вы пришлый. Я за вами давно смотрю. Поначалу боялась, думала, тоже грабить будете. Но когда вы стали хоронить наших, поняла - вы не такой, вы хороший.

- Так ты девчонка, что ли?

- Конечно. Ефимия я или, если хотите, Ефимка.

По Божьей милости, вместе так и живут: профессор и чудом выжившая юная дева.

- Скверно нынче в России, - сетовал профессор, - смута после заговора антихристов великая, бесчинье небывалое. Поначалу я тешил себя надеждой, что революция прояснит умы, но, вместо этого, заводимые новшества и вовсе разум помутили. Дошли до братоубийства. Дети супротив отца с матерью пошли. Полное светопреставление! Наваждение какое-то!

Узнав, что Корней из по сей день здравствующего Варлаамовского скита, Григорий просиял:

- Слыхал про ваш благочестивый скит от эвенков, и про тебя от них знаю. Крепко схоронились вы - никто не ведает дороги в ваше прибежище.

Продолжать поиски жилых скитов более не имело смысла: если двигаться дальше на юг, то там уже начинаются Советы.

Григорий предложил попытаться поискать на востоке, но Корней уже знал от эвенков, что скитов там нет вообще. Решили возвращаться во Впадину. Утешением было то, что возвращаются они втроем. Но прежде следовало захоронить оставшиеся в двух скитах тела единоверцев.

Когда зашли в дом, где на столе лежал странный камень, Корней вспомнил про видение и, в надежде, что профессор увидит то же, что и он, положил камень ему на ладонь.

- О, агат! Да какой красивый! - с восхищением произнес Григорий.

Корней внимательно наблюдал за выражением лица спутника:

- Вы ничего в нем не видите?

Профессор еще раз внимательно оглядел агат и, ничего не обнаружив, вопросительно посмотрел на парня.

- Дядя Григорий, не знаю, как объяснить. Может, это и чудо явилось, но когда я смотрел в камень в первый раз, то увидел внутри него движущиеся картинки, - и скитник словами обрисовал видение.

- Корней, да ты провидец или святой! - воскликнул Григорий потрясенно. - То-то ни в одной избе, ни в одном амбаре, ни в одном погребе нет припасов. А люди, которых ты видел в папахах - это и есть представители новой власти. Взрослых с собой увели либо в расход пустили, а старые и малые с голода поумирали - задумчиво заключил он.

- Выходит, они весь провиант изъяли? Оставили скитников в зиму без крошки? Новая-то власть, похоже, не лучше старой, - расстроился Корней и без того подавленный тем, что скитов единоверцев много, да людей в них нет.

Когда за спиной осталось последнее поселение, путникам почудилось, что кто-то идет за ними. Обернувшись, они никого не увидели. Перекрестились и двинулись дальше. Через некоторое время до них явственно донеслось жалобное поскуливание. Люди остановились, прислушиваясь. Вскоре из травы выбежал худой запыхавшийся медвежонок. Корней, жалеючи, погладил его, вытащил из котомки запеченного хариуса и, покормив с руки, легонько подтолкнул малыша обратно в сторону скитов. Но повеселевший доходяга уходить не собирался.

- Дядечка Корней, это мой друг Потапушка. Он тоже сирота. Медведица еще когда черемуха цвела околела. Давайте возьмем его с собой.

- Малая дело говорит. Грешно бросать несмышленыша, пропадет, - поддержал профессор.

* * *

Наконец вышли к брошенному монастырю. Занедуживший Лешак валялся на печи в своей каморке.

- Ах ты, Господи! Каких гостей мне Бог даровал! Много лет вам здравствовать! Простите Христа ради, что вот так лежа встречаю. Угораздило старого дуралея спину на ловле рыбы застудить. Холера ей в дышло. А ты, я вижу, не зря сходил. Нашел-таки, кого искал, - обратился он к Корнею.

- Да не совсем, дядя Лешак. Скитов-то и вправду много нашел, да людей в них нет. Только эти двое. Познакомьтесь: Григорий и Ефимья.

- А мне поблазнилось, что старшой по лицу вроде как из бар.

За Григория ответил Корней:

- Смотри-ка, угадали. Ученый он. Профессор по иноземному. Латынью называется. Нашей к тому же веры человек, а вот девчонка - из местных, скитских. Чудом уцелела. Остальных Бог прибрал.

- Ну что ж, слава Богу, хоть этих сыскал. Все вам прибавка. Я тут еще кое-что тебе приготовил. Прошлый раз забыл совсем. В кладовой запасы пороха и свинца имеются. Это-то, поди, вам можно?

- Благодарствую. От этого не откажемся.

- Да вы давайте к столу. Покушайте тайменя, - предложил Лешак. - Вчерась только поймал. Вон мало солоный лежит. До чего жирный зараза - янтарь янтарем. Только извиняйте: как-нибудь сами о еде похлопочите.

Сердобольная душа Корнея не могла оставить больного Лешака без помощи.

- Придется немного задержаться - поднять старика надо, - объявил парень спутникам.

Наконец, изрядно нагрузившись, приладив два мешочка с шестью фунтами свинца даже Потапушке, мужики, сердечно поблагодарив Лешака за щедрость, продолжили путь.

* * *

После вечери в чисто выдраенную поташем горницу Маркела потянулась братия.

Корней рассказал собравшимся о том, что повидал. Всех опечалила весть о безлюдстве и запустении южных скитов. Григорий, дополняя, поведал, что династия Романовых иссякла, о новых порядках, насаждаемых в России, о небывалом притеснении Советами церкви, вселенском разброде и крушении всякой морали.

- У вас тут благодать! Народ опрятен, чист, и не только в одеждах, но и душой, - заметил профессор.

- Эх, это все отголоски раскола. Если б не он, то и смуты нынешней не было б! Ведь до него все мы были вместе, как един кулак.Никоновы новины разброд в народе и посеяли. Вот и разладилось все, - с болью высказался наставник.

Григорий, с дозволения Маркела, прочитал замечательную проповедь об огнепальном богатыре духа - протопопе Аввакуме. Чем еще паче расположил к себе старцев. 

От свежезаваренного земляничного чая ученый вежливо, но твердо отказался:

- Вареная вода только в бане хороша!

* * *

РАСКОЛ и РАСКОЛЬНИКИ, - всякое слово о них вызывает неподдельный интерес, поскольку для нас россиян это потрясающий пример многовековой, необоримой преданности исповедуемым идеалам.

С этих слов начинается книга - Скитники, откуда и были эти отрывки. Автор - известный сибирский писатель Камиль Зиганшин.

На этом всё, всего хорошего, канал Веб Рассказ, Юрий Шатохин, Новосибирск.

До свидания.

* * *