Вчера, зайдя в гости к Борису Усову (который теперь любит, чтобы его называли Борисом Белокуровым) за номером журнала "Бухенвальд", я, уже в прихожей, обнаружил эту книжку. Так в прихожей мы и обсуждали ее еще минут десять - очень темпераментно. Две кошки бегали вокруг нас, Усов был трезв, в магнитофоне только что отыграли фрагменты нового альбома "Министерства Любви", кассету с Винсентом Прайсом мне не дали, сказали, что в следующий раз, а на табуретке лежала газета, где было видно два заголовка: "Ты - убийца, я - убийца" и "Православный календарь". Фраза "Мотыгой по голове - и в яму!" была сказана раз пять за последние полчаса.
Книжка называлась "И грянул гром", и была это антология американской фантастики, от "Рипа ван Винкля" до Рея Бредбери, 1976 года издания. "Молодая гвардия", посмотрел я сейчас, потому что вот этого я не помнил. Наверняка люди, которые ее пробивали (составители Ю.Захаров и В.Скурлатов. Наверное, они), ее именно что пробивали, потому что обложили текст предисловием и послесловием, чтобы никто не подумал про плохое, про пропаганду американских ценностей и прочей вредной капиталистической лабуды. Это, вероятно, была отдельная такая работа: быть медиумом. Почти как переводчик, но еще важнее и почетней. Хитрить, изворачиваться, идти на компромиссы, чтобы вышла книжка, которую вот мы с Усовым вспоминаем через четверть века с непреходящей нежностью.
В 1976 году в Париже вышли "Зияющие высоты" - и я почему-то думаю, что Зиновьев бы описал Захарова и Скурлатова как чудовищно-претенциозных конформистов... впрочем, не знаю. И в любом случае сейчас, через столько лет, это все уже совсем не важно, потому что даже фамилий их я не запомнил, а книжка - вот она, что и есть, конечно же, анонимный подвиг, радостный и почетный.
Я взял эту книжку в библиотеке города Друскининкай и, как ни странно, не могу уже вспомнить года. Город был наполнен московско-питерскими пенсионерами, частью - с внуками, которые приезжали сюда на лета. Последний раз я вспоминал это место в Насрат-Элите, пригороде Назарета, где живут такие же пенсионеры, но без внуков. Сидя в парках, они громко переговариваются по-русски с сильным еврейским акцентом. Что думают пенсионеры Насрат-Элита про назаретских арабов, я не знаю - а про литовцев говорили разное. С одной стороны, признавали факт оккупации, а с другой - осуждали за национализм.
Этот мир отстоит от прихожей Бориса Усова не просто на двадцать лет, а на какую-то совсем космическую дистанцию.
Космической фантастики в сборнике довольно много, но запомнилась не она. Вообще, это самое интересное - что запоминается из таких книг. Вот, пожалуйста:
Это чуть больше трети, чуть меньше половины - но, уверен, если полистать, выясниться, что и остальные я помню довольно неплохо. Но тут важно, что запомнилось.
Почти от каждого текста идут ниточки в будущее или прошлое: Бирс является, как все знают, родоначальником целого направления - куда входят прежде всего "Юг" и "Тайное чудо" Борхеса, но также примыкают всякое "Шестое чувство" и прочие тексты от лица мертвецов. "Кто ты?" лежит в основе "The Thing", классического фильма, который мы любим во всех его изводах (самый ранний, кстати, я брал у того же Усова полгода назад). Пэджетт (оказавшийся Генри Каттнером и его женой), Хайнлайн и Брэдбери рассказывают вполне об одном и том же - о возможности выхода за пределы через по разному сконфигурированные двери восприятия. Как мы понимаем, к 1976 году это была уже не академическая, а самая что ни на есть практическая тема. Шекли и Саймак, очевидно, рефлексируют над проблемами "холодной войны" и противостояния двух миров. Добавим сюда "Рипа ван Винкля", которого я читал раньше, - потому что это рассказ,
который я вспоминал все девяностые годы как заведенный.
В детстве я любил читать книжки по несколько раз - и потому еще больше затрепал взятый в библиотеке том. Вероятно, мне не хотелось с ним расставаться - и вряд ли я мог предположить, что все то, о чем я прочитал, будет иметь такое прямое касательство к моей жизни. Потому что до сих пор я верю, что в момент смерти ты проживаешь еще одну жизнь, что выход за пределы этой жизни возможен, что сражаться надо до конца и понять других почти невозможно.
Я думаю, что жизнь моя была бы немного другой, если бы убрать из нее эту книжку. Словно книжка - бабочка из рассказа Брэдбери, давшего название сборнику, но почему-то туда не включенного.