Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Книжные новости в Русском Журнале / Книга на завтра Круг чтения


Служба Рассылок Городского Кота
Русский Журнал. Круг чтения
Все дискуссии "Круга чтения"
Новости Электронных Библиотек


Галина Ермошина
На полях времени, на границе бесконечного дня
Бруно Шульц. Трактат о манекенах: Проза, переписка, эссе / Пер. с польск. Л.М.Цывьяна. - СПб.: ИНАПРЕСС, 2000

о, о чем мы будем рассказывать здесь, происходило в тринадцатом, сверхкомплектном и словно бы ненастоящем месяце того года на нескольких пустых листках великой хроники календаря". Обычные события, случающиеся в доме, бытовые подробности жизни польского провинциального городка, попав в необозначаемое время, превращаются из быта в воздушное, плавающее и расходящееся событие. Комнаты разрастаются, потолки теряются в ночном небе, швейная машина стучит "вхолостую, сострачивая черное беззвезд! ное сукно, сматывающееся с рулона зимней ночи за окном". Все создается на глазах из "папиросной бумаги, папье-маше, очесок и опилок".

Шульца интересует полнота жизни вещей и снов, тех мельчайших частиц окружающего, что создают реальность - "квадраты света, смотрящие на полу жаркие свои сны, мелодия шарманки, добытая из самой глубинной золотой жилы дня". Предметы затягивают смотрящего в свою оболочку и помогают взгляду изнутри увидеть существование вещей. Но границы открыты, темнота прозрачна, подробная и детальная прорисовка фона повествования складывается в светящееся изображение, существующее на обочине зрения, в глубине зрачка. Ирреальность и фантастичность событий никого не волнует. "Не следует забывать: большую часть из того, о чем я тут рассказываю, можно отнести на счет летних аберраций, каникулярной полуреальности, безответственных маргиналий, протекающих без всяких гарантий на рубежах мертвого сезона".

Окружающее обретает не речь, а весомость и объемность, позволяя заметить разговор вещей посредством невербальных категорий. Бытие вещей не ищет обходных путей и не минует человека. Оно свободно растекается, не заботясь об удобстве других обитателей. У каждого - своя жизнь. "Обои в комнате опять замкнулись в себе". И люди не сопротивляются, когда параллельное бытие вторгается в их планы. "Лежа лицами на пушистом брюхе темноты, мы уплывали по волнам ее дыхания в беззвездное ничто". Именно этот мерцающий мир расшатывает границы времени и заставляет подчиняться пространство, которое тоже меняет свойства ("Число комнат у нас в квартире постоянно менялось"). Потери в пространстве дома давно не удивляют его обитателей. "Уже тогда он исчезал на несколько дней в забытых уголках дома, и его невозможно было доискаться".

Вещи, забытые хозяевами, постепенно исчезают, "утратившись для нашей памяти, постепенно утрачивают и жизнь". Чем дальше в память спрятана вещь, чем больше на ней пыли, мха, забвения и стремления к исчезновению, тем больше вероятность ее пробуждения в ином качестве под взглядом случайного посетителя. Протяженность и долгота событий сменяются быстрым и рваным буйством времени, впадающим в отрешенность от реальности.

Происходит постоянное взаимодействие между жизнью и несуществованием тех сущностей, что прячутся в углах заброшенных комнат, в шуршании ночных обоев, становятся "запахом зимнего пламени, холодной лаской саламандр, лижущих блестящую сажу в гортани дымохода". Дом оживает вместе со снами, темными закоулками времени, становится состоянием бредящего сознания и провалов памяти человека, который тоже ищет в вещах подтверждения странностей своей души.

Самый загадочный обитатель этого внутреннего зрения - отец рассказчика. Он состоит "в постоянном контакте с невидимым миром темных закоулков, мышиных нор, прогнивших подполий и дымоходов... Умирал он неоднократно, но всякий раз неполностью, всякий раз с определенными оговорками, принуждавшими к пересмотру этого факта". Болезнь - блуждание души в сгущающейся тьме предметов, бред - разговор на окраине речи, способ существования истончившегося бытия, почти прозрачного для взгляда, уже неразличимого или безразличного для окружающего. Отец "не смог врасти в реальность, вечно витал на окраинах жизни, в полуреальных сферах, на границе действительности". Его жизнь на обочине странным образом совпадает с жизнью предместья. Город обладает способностью изменять видимость и обновлять прозрачность и сумрачность времени, которое выходит за границы своей души, свободно перешагивая низкие заборы законов природы. "То был миг, когда дикое, ошалевшее время вырывается из тюр! ьмы событий и, точно беглый бродяга, с воплем несется напрямик через поля".

Блуждание в этом неопределенном, "выродившемся" времени суток, в лабиринтах лживых и обманных улиц, сквозь "плазму пространств, ткань ночных видений" напоминает блуждание во сне с его внезапной изменчивостью и необъяснимой потусторонностью событий. Все случается полунечаянно, полунамеренно. "Здешняя реальность тонка, как бумага, и каждая трещинка выдает ее имитативность". В этой реальности пожарные на зиму укладываются спать в дымоходы, а протяженность осени зависит от количества "перезрелого и вырождающегося барочного искусства в музее". Даже темнота может вырождаться и одичало бродить.

В пределах русской литературы рассказам Шульца родственно пространство текстов С.Кржижановского. Испуганные домашние фантасмагории, городская неспешная странность на окраине всех возможных границ. Как будто вся жизнь замкнута в "порожденном свихнувшимся временем тринадцатом фальшивом месяце... скорее вымышленном, чем существующем на самом деле". Остраненность событий связана с блужданием во времени, в изначальной неприкаянности. "Что же делать с событиями, у которых нет своего собственного места во времени..."

Сказанное слово вызывает потоки событий, "действительность является тенью слова". Здесь можно заблудиться в серебряном свечении зимней ночи, когда природа не просто оживает, а становится текстом огромной Книги, где слова "звезда" или "ночь" не обозначают, а разворачиваются со страницы, разрастаясь в пределах комнаты, города, мира. Разрастающееся небо, "печаль звездных пустошей" отменяет все границы, времена, все существующие краски и оттенки, все устоявшиеся обозначения - "с некоторых пор мы вступили в нелегальное время..."

Это нелегальное время имеет свое конкретное и жуткое продолжение во времени вполне реальном. Тот день был "черным четвергом" - днем массового еврейского погрома. Бруно Шульц вышел на улицу оккупированного Дрогобыча 1942 года и исчез. Где он похоронен, не знает никто.

"Медленно, опустив голову и поникнув, шел к выходу, меж тем как некто, повернувшийся навсегда спиной, медленно уходил в противоположном направлении - в глубь зеркала - через пустую анфиладу несуществующих комнат".





Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru

В избранное