[svoboda] статья: Отставка Ельцина - как на самом деле это было

Здравствуйте, свобода.

В последний день уходящего года, 31 декабря, исполнится 10 лет знаменитому ельцинскому
Ухожу
Галина САПОЖНИКОВА, Владимир ВОРСОБИН 30.12.2009
В этот новогодний день 1999 года первый российский президент объявил об отставке.
Закончилась великая эпоха 90-х, о значении которой до сих пор спорят...
Чтобы поговорить о последних днях президентства Бориса Ельцина, мы пришли в гости
к бывшей первой леди страны. Наина Иосифовна встретила нас просто и трогательно
- напекла для нас свое фирменное (и удивительно вкусное) печенье. И мы за чашкой
чая пустились в воспоминания...
- Наина Иосифовна, десять лет прошло со времени того знаменитого новогоднего
обращения, когда президент сообщил о своем уходе. Для вас это юбилей или повод
для грустных воспоминаний?
- Откровенно говоря, мне только недавно напомнили, что прошло уже десять лет...
И это утро 31 декабря 1999 года молниеносно промелькнуло перед глазами.
Борис Николаевич вел себя неспокойно всю ночь, очень рано проснулся. Стал собираться.
Сказал, что будет запись новогоднего телеобращения. Я удивилась - 28-го была
уже запись на телевидении. Почему снова? Ну не получилось, говорит, сегодня перепишем.
Стали собираться, костюм какой-то выбирали (для телевидения нужны определенные
цвета), и уже на выходе он вдруг посмотрел на меня как-то очень внимательно и
сказал: Ты знаешь, я принял решение: я ухожу в отставку. Будет мое телеобращение.
Смотри телевизор.
Новогоднее обращение президента РФ Б.Н.Ельцина (1999 г.)
Я буквально застыла на месте. Но когда поняла, что он действительно уходит, что
это наконец-то отставка... Это был такой порыв радости! Я расцеловала его, обняла.
Кажется, у него на глазах тоже появились слезы. Но это все длилось мгновение.
Потому что он сам, наверное, решил не расслабляться. Ну все, мне пора. Он быстро
сел в машину, Таня - за ним в кортеж, и они уехали.
Потом где-то в начале одиннадцатого позвонила Таня и сказала: Смотри в двенадцать
часов дня папино телеобращение. Он скажет? - спрашиваю. Да, - ответила она и
быстро положила трубку. Я начала лихорадочно думать: как это так? Новый год наступает,
все готовятся к празднику. Как можно президенту говорить об отставке? Это же
волнение для людей, переживания. Без десяти двенадцать засомневалась: звонить,
не звонить, думаю, кто меня слушать будет? Но решила, позвоню все-таки, а вдруг
и мое мнение услышат? Беспокоить Бориса Николаевича не могла, у него запись.
Звоню Тане, говорю: Таня, ты понимаешь, все готовятся к Новому году. Как сегодня
говорить об отставке? Неужели нельзя пару дней подождать, сказать через два дня
после Нового года. Подумайте, скажи папе! А Таня спокойно, но с металлом в голосе:
Мама, изменить уже ничего нельзя. Все будет хорошо, не волнуйся. Я поняла, что
все уже продумано.
Знаменитым печеньем Наины Иосифовны, которым она угостила нас напоследок, вечером
лакомилась вся редакция.
- И каким вы увидели Бориса Николаевича на экране?
- Мне показалось, он очень волновался. Я чувствовала его волнение и сама ужасно
переживала. Он сказал, что в начале нового века, нового тысячелетия решил уйти
в отставку и что теперь страну возглавит политик нового поколения. У меня была
такая же радость, как и утром... Но появилось какое-то чувство грусти. Что-то
уходит... Все его слова были проникнуты душевностью и теплом, он каждое слово
пропускал через сердце. Я проплакала все его телеобращение. Но это была радость
со слезами на глазах.
- Но почему?
- Такой груз с плеч его сваливался! Восемь лет президентства - это стрессовая
ситуация каждый день. Сначала коммунистический Верховный Совет, потом коммунистическая
Дума. Они не принимали законы, нужные для страны, поэтому многие решения приходилось
проводить указами президента. Это было сложное время.
- С кем вы разделили эту радость? Кому позвонили?
- Поскольку Таня все знала, я бросилась звонить второй дочери, Лене. Обрадовала
и ее. А потом мы встречали Бориса Николаевича - это было днем, где-то после двух
- радостно: какой ты молодец, как здорово! Он был очень взволнованным. И уже
немного другим...
- Было видно, что уже не президент?
- Это слово никто не произносил. Но мы это почувствовали. Я потом смотрела по
телевидению репортаж, как он покидает Кремль. Он сказал Владимиру Владимировичу:
Берегите Россию. Я внутренне чувствовала, какой смысл и сколько души и сердца
он вложил в эти слова. Россия для Бориса Николаевича - это было все. Судьба,
смысл жизни...
- Готовил ли он семью к этому решению? Вы хоть о чем-то догадывались?
- Нет, абсолютно. Он написал в книге, что как-то нам сказал: После 31 декабря
все будет иначе. Наверное, были такие фразы. Но мы не отнеслись к ним так серьезно,
мы готовились к новому тысячелетию. Всем же казалось, что наступление нового
тысячелетия - это такое грандиозное событие! Я помню, как еще в институте гадали:
доживем ли мы до 2000 года? И ждали, что оно обязательно должно принести какую-то
радость. В душе я надеялась, что Господь Бог должен услышать и послать нам что-то
радостное к началу этого года.
Как-то в ноябре мы с внучкой Машей ехали в машине, она спрашивает: Бабуль, когда
дедушка уходит в отставку? Я знала, что согласно Конституции президентские выборы
в июле. А что? - спрашиваю. - Ой, бабуля, наконец-то у нас не будет никаких обязанностей,
а будут одни права... Представляете, это ребенок! Этот груз ответственности чувствовала
даже она. А какой груз лежал на плечах Бориса Николаевича в это неспокойное время!
Думаю, он давно решил, что именно в новый век у руля государства должен быть
новый, молодой президент, который будет вести страну.
- Как вы думаете, что перевесило чашу весов в пользу Путина?
- Борис Николаевич в своем выступлении сказал, что именно перевесило эту, как
вы говорите, чашу. Он очень хотел, чтобы власть передавалась от одного президента
к другому цивилизованно, без катаклизмов в стране. И в телеобращении заявил:
мудрость людей позволит им принять решение, они сделают правильный выбор. И действительно,
в марте 2000 года на президентских выборах они проголосовали за Владимира Владимировича.
- А Борис Николаевич переживал?
- Очень! Особенно когда шел подсчет голосов. Но мы и в 1996 году до последнего
не знали, что будет. И в 2000 году - тоже.
- Наверное, сразу после того телеобращения на него обрушился шквал звонков?
- Конечно. Билл Клинтон сразу позвонил в машину. И как вы поговорили? - спрашиваю.
Он улыбнулся: Я передал, что немного позже перезвоню. Я теперь не президент,
могу себе позволить такую роскошь.
ГРУСТНО И СТРАШНО НЕ БЫЛО
- И вот сели вы за новогодний стол и стали обсуждать главную тему?..
- Нет, к Новому году мы уже переболели. Всех переполняла радость. Сначала по-екатеринбургски
проводили Новый год и встретили, потом - по-московски. Посмотрели поздравление
уже нового главы государства. Подняли тост с шампанским, раздали подарки. Борис
Николаевич у нас всегда был Дедом Морозом. Красная шапка, все как положено, а
седина своя. Было все очень трогательно и весело. Новый год был особенным, потому
что он был легким. До этого все и всегда были в постоянном, хоть и невысказанном
напряжении - мало ли что может случиться. А тут можно было позволить себе расслабиться.
Даже улыбки были другими. Все радовались. Было ощущение какого-то спокойствия.
Что, если даже что-то и случится, не дай Бог, принимать решения уже новому лидеру
страны.
- Грустно и страшно не было?
- Мы, конечно, волновались, как Борис Николаевич воспримет свою новую жизнь пенсионера.
Ведь до этого ничего, кроме работы, для него не существовало. Мы прямо в новогодний
вечер стали строить планы, куда поедем, потому что теперь могли себе это позволить.
Мы ведь почти не видели мир: поездок было много и стран, но все протокольно,
официально, мы все красоты видели из окна автомобиля. А тут вдруг можно стало
спокойно жить. Мы, конечно, думали: вот проснется он завтра - и что? Многие очень
болезненно это переносят. К счастью, наши переживания были напрасны. Он очень
любил читать, и в детстве, и в юности. А в годы президентства он был этого лишен.
И он с упоением стал читать: и классику, и мемуары, и детективы, и историю России.
У нас образовалась целая библиотека из книг, которые он прочитал, уже будучи
на пенсии. Еще наслаждался спортивными баталиями по телевидению: теннис, легкая
атлетика, футбол, хоккей. И я вместе с ним. Жизнь была насыщенной. Всегда с Владимиром
Николаевичем Шевченко (начальник протокола первого президента. - Ред.) они составляли
план на год, встречи, поездки. И боже упаси было потом что-то изменить! Он этого
очень не любил. Когда я его просила: давай мы куда-то не поедем! - он отрезал:
решение принято и менять его не будем.
- Из Кремля к нему за советами обращались?
- По-моему, нет, да это было бы и странно. Иногда они с Владимиром Владимировичем
встречались, он приезжал к нам в гости, и по телефону они общались. Но о чем
они говорили, со мной эта тема никогда не обсуждалась.
- А бывало такое, смотрел, например, новости и бросал в сердцах: Эх, я бы сделал
по-другому!
- Никогда он таких слов не говорил! Он на все смотрел спокойно. Даже если что-то
его смущало, что-то, ему казалось, надо сделать по-другому, он считал, что не
имеет права публично высказывать свою позицию. Даже перед нами, своими самыми
близкими людьми.
- Вероятно, этот уход здорово продлил ему жизнь: он помолодел, похудел. Просто
другим стал человек!
- Еще бы, такой груз свалился с плеч! Еще говорили, что он так изменился благодаря
китайской медицине. Это неправда. Когда мы были в Китае, ему предложили встретиться
с китайскими светилами, так он категорически отказался. Пришлось, чтобы их не
обидеть, мне с ними встретиться.
- Говорил ли он, будучи на пенсии, о каких-то своих ошибках, которые допустил
во время президентства?
- Переживания, наверное, были Он сказал об этом в своем телеобращении. Не все
было сделано, о чем он мечтал. Хотелось, чтобы сразу, быстро мы стали жить лучше.
А сразу не получилось. И он не мог всего сделать: нефть стоила тогда гроши, и
у страны не было совсем денег, одни долги. Время было совсем непростое. Но он
попросил прощения у россиян...
БЕЗ НЕГО СТАЛО ПУСТО
- В одном из интервью вы сказали, что жизнь ваша делится на три отрезка: студенчество,
Свердловск, президентство. Теперь, к сожалению, появился четвертый: жизнь без
Бориса Николаевича...
- Теперь бы я сказала, что было две жизни. Одна - с Борисом Николаевичем и другая
- без него. Он так много значил для всей нашей семьи и меня, что, когда его не
стало, жизнь стала совершенно другой. Ее больше некому наполнять. С ним действительно
было как за каменной стеной. Но не в этом суть. Без него стало пусто. Я до сих
пор еще не могу поверить, что его нет. И слово никогда для меня - это самое страшное
слово... Сейчас, конечно, я радуюсь и внукам, и правнукам (их уже пятеро. - Авт.),
и своим дочкам. И стараюсь внушить себе, что надо начинать другую жизнь, какой
бы она сложной ни была.
- Недавно вас видели на Кубке Кремля.
- Это дань Борису Николаевичу, и я тоже люблю теннис. Я езжу в Екатеринбург,
ежегодно у нас там проходят турниры по волейболу на Кубок первого Президента
России. В эти моменты я живу его жизнью. Я сижу на трибуне, среди болельщиков,
и думаю, как бы он отреагировал. У меня это все время в мыслях: сейчас бы он
вот это сказал... Я все проживаю вместе с ним.
- Кто из друзей остался с вами и кто из недругов вернулся, после того как Бориса
Николаевича не стало?
- Настоящие друзья всегда остаются друзьями. Не могу сказать, что я забыта. Жаловаться
грех.
- В клубе президентских жен вас уже трое. Вы встречаетесь с Людмилой Путиной
и Светланой Медведевой?
- Встречаемся, но не так, чтобы часто. Они ведь очень занятые люди. На их плечах
огромный груз ответственности, я это понимаю, потому что сама через это прошла.
Интеллигентные, достойные женщины, я переживаю за них, живут по протоколу, который
диктует и одежду, и поведение.
- Вы производите впечатление очень ранимого человека. Каким образом вы научились
не реагировать на выпады телевидения и газет? Прямо скажем, они вашу семью не
очень жалели.
- Я не могу сказать, что я не реагировала. Как-то с телеэкрана кто-то сказал,
что дочь президента Татьяна украла деньги из транша МВФ и положила их в банке
Люксембурга... Абсурд! А ведь обыватели, которые хотели слышать жареные факты,
в это верили. Я предлагала: Давайте подадим на него в суд. Борис Николаевич жестко
сказал: Ты что, хочешь докатиться до их уровня? И с этим было покончено.
- А он не хотел прижать к ногтю прессу?
- Никогда. Он считал так: Журналисты должны в этой свободе сами прожить, наверное,
тогда в них заговорит совесть и они не будут писать неправду. А ведь сколько
он намучился с прессой, придирались ко всему: что работает с документами дома,
а значит, наверняка выпивает. А Борис Николаевич вообще не пил после операции,
только безалкогольное вино. И он все равно верил, что в России будут честные,
правдивые СМИ, это все болезни роста.
- Так он был романтиком?
- Наверное, да. Когда мы были молодые, ему хотелось что-то необычное сделать
в отпуске. Например, он обожал сплавляться по речке. И мы сплавлялись и с семьей,
и вдвоем. Почти все речки на Урале прошли - и Чусовую, и Вишеру, и Белую. Для
него было интересно и романтично именно это.
НИКТО НЕ ЗНАЛ ВЫХОДА
- Ельцин умел прощать своих врагов, уважал прессу, хотя она его беспощадно критиковала.
Но в день его смерти часть депутатов Госдумы отказалась почтить его память. А
многие россияне до сих пор относятся к Ельцину негативно, хотя он старался им
дать свободу и демократию...
- Когда совсем недавно ушел Егор Тимурович Гайдар, коммунисты в Думе сделали
то же самое. Это не принципиальность. Это низкий уровень культуры, человечности.
Бог им судья. А оценки людей понятны. Годы были очень тяжелые. Прилавки магазинов
были пусты, а когда наполнились - не стало денег. Страна действительно оказалась
в тяжелейшем кризисе. Но когда-нибудь все поймут, что не по вине Бориса Николаевича.
Я понимаю, что в человеческой памяти тяжелые времена остаются на всю жизнь. Но
Борис Николаевич понимал: чтобы выйти из кризиса, нужны реформы, без которых
жить стране было уже невозможно. Да, не все получилось, как хотелось бы. С позиции
сегодняшнего дня очень легко сказать: Вот так надо было сделать, вот так. Но
тогда все делалось впервые, и не у кого было спросить.
- Как вы думаете, как через 10 - 20 лет историки оценят эпоху Ельцина?
- Я надеюсь, что истина восторжествует. К сожалению, многие сейчас оценивают
недавние события необъективно, находясь в плену стереотипов. Важно понимать -
их историческая оценка остается для потомков. Поэтому должна быть объективность.
События 1991 года, 1993 года, которые решили судьбу страны, всего будущего России
нередко оцениваются односторонне, предвзято. Я не сомневаюсь, наши дети, внуки,
новое поколение дадут правильную оценку, а не эмоциональную.
- Отношение к Ельцину у людей, по-вашему, меняется?
- Да. Я это вижу! По письмам, которые приходят ко мне и в адрес Фонда Бориса
Николаевича, по моим встречам с людьми. На кладбище стою, подходят пенсионерки
и говорят: Господи, сколько на его долю грязи выпало, но Господь Бог отмоет его
теперь, и мы понимаем, что он не таким был.
Он действительно был кристально честный человек. Он в жизни не мог себе позволить
что-то взять или поступить нечестно. У нас, слава Богу, никаких акций и счетов,
кроме его гонорара за книгу, не было ничего. И еще он ни от кого не зависел.
- Наина Иосифовна, что бы вы пожелали читателям КП в будущем году?
- Достойную жизнь. Чтобы у нас в стране было все хорошо, чтобы все были счастливы,
здоровы. Я хочу, чтобы Господь Бог дал бы здоровье каждому. Все остальное в руках
человека - он может сделать свою жизнь такой, какой он хочет. И главное, чтобы
счастливых минут было у вас как можно больше!
ЗАО ИД Комсомольская правда