Выпуск 893
Джони. Продолжение.
К 15 апреля я действительно достигла своей цели в выздоровлении. Мне
сообщили, что меня могут отпустить домой. Однако, главный вопрос так и
оставался еще без ответа. Доктор, я упорно тренировалась, чтобы
вновь научиться пользоваться своими руками. Теперь я хотела бы
спросить вас, смогу ли я когда-нибудь достичь этой цели? Нет, Джони.
Ты никогда не сможешь пользоваться руками, ответил он беспощадно.
Лучше всего перестань надеяться, смирясь с этим. Слова врача были
прямо противоположны тому, что я хотела б услышать и о чем молилась. Я
не была готова к тому факту, что в течение всей жизни уже никогда не
смогу пользоваться ни своими руками, ни своими ногами, всегда буду
зависимой от других, навсегда останусь беспомощной. Правда, в конечном
итоге эта весть не была столь уж неожиданной для меня. Вероятно, всё
это время я подозревала об этом, тем не менее упорно надеясь, что в
Ранчо Лос Аламос со мной все-таки совершится чудесное исцеление. С
полными слез глазами я написала Дику письмо, в котором сообщила ему
сказанное врачом. По каким-то причинам Бог не внемлет нашим молитвам.
Дик, я никогда не смогу пользоваться руками. А это значит, что я
всегда буду зависима от других и совершенно беспомощна Я никогда не
смогу быть женою. Я знаю, что ты любишь меня как и я тебя. Однако у
Бога, очевидно, есть что-т иное в отношении нас. А потому впредь будем
оставаться только друзьями, Дик. Я хочу, чтобы теперь ты был свободен,
завязал с кем-нибудь новые отношения. Дружи с другими девушками,
уповай на Бога, чтобы Он даровал тебе верную подругу. Я никогда не
смогу быть женой. Мне больно, Дик, но ничего нельзя изменить. Я не
могу, чтобы все оставалось в столь безнадежном для тебя положении.
Довольствуйся только нашей дружбой! Я подписала это письмо не твоя
Джони, как делала прежде. На этот раз я подписалась просто Джони.
Мне было совсем не просто положить конец особым отношениям с Диком.
Факт остается фактом: мне было очень страшно. Я любила его, не хотела
терять его, но вполне определенно знала, что не могу выйти за него
замуж, по крайней мере сейчас и в таком состоянии. Моя инвалидность
была бы для него слишком большим бременем, а связь без надежды на брак
большой несправедливостью. Мне было очень больно, когда я пришла к
выводу, что не смогу стать женой Дика. Но одновременно мне стало ясно,
что лучше не страдать больше из-за данных в прошлом обещаний, которых
нельзя исполнить. Правда, я уже смирилась с судьбой, что никогда не
смогу ходить, но я все еще верила, что, несмотря На накладываемые
инвалидностью ограничения, уду все-таки в состоянии водить автомобиль,
готовить еду, работать своими руками и обнимать любимого. Я надеялась,
что смогу самостоятельно мыться, что смогу выпить стакан воды, сумею
расчесать волосы и даже сделать прическу. Правда, это не какие-то
особые достижения, но все-таки то, что отличает частичных инвалидов от
полностью парализованных. Лишь постепенно я начала сознавать жестокую
реальность своего увечья: в течение всей жизни мои руки и ноги так и
останутся неподвижными.
8.
После возвращения из Калифорнии я с формальным смирением благодарила Бога за
то, что Он не вернул мне возможности пользоваться руками. Ведь поэтому я не могла
выйти замуж за Дика. Честно сказать, меня медленно, но верно одолевал цинизм,
и я опять начала сомневаться в истине, изложенной в Послании к Римлянам (8:28)*.
* Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует
ко благу (Рим. 8,28).
Мама и отец очень радовались тому, что я опять Дома, что я теперь с ними. Но
внутренне я была огорчена и полна возмущения, что Бог не услышал Моих молитв
о возвращении мне подвижности рук.
Диана проводила много времени у нас в доме. Она ухаживала за мною и пыталась
ободрить меня.
Я знаю, что тебе сказали в Ранчо Лос Аламос, что ты никогда не сможешь ходить
и пользоваться руками, но ведь ты же можешь не столь просто отказаться от своей
надежды, внушала она.
Почему же нет? с горечью возражала я.
Ты должна пользоваться тем, что тебе осталось.
Но у меня ведь ничего не осталось!
Не говори этого! воскликнула Диана. Я видела людей в Зеленых Дубах и в Ранчо,
которые были в гораздо худшем, нежели ты, положении слепы, глухи, немы. Некоторые
из них потеряли даже свои мыслительные способности, стали словно животные. У
них действительно уже ничего не осталось, Джони! Но при тебе твой разум, голос,
глаза и уши. У тебя есть почти все, в чем ты нуждаешься. И ты можешь пользоваться
тем, что имеешь, вот что я могу тебе сказать, отвечала она.
Ну, посмотрим, сказала я.
Дик пришел меня навестить, однако наш разговор как-то не клеился и был каким-то
искусственным. Он не ответил на мое письмо и не сказал: Да, Джони, ты права.
Мы не можем пожениться, потому что я не смогу справиться со сложностями, вызываемыми
твоей инвалидностью.
Наконец, однажды вечером он вдруг коснулся этой темы:
Джони, мне все равно, выздоровеешь ли ты полностью или не совсем. Если не выздоровеешь,
то все равно я буду счастлив вступить с тобой в брак, потому что тогда я буду
единственным человеком в мире, которому Бог даровал жену в инвалидном кресле.
Как же ты можешь так говорить? Какой же это подарок?
Конечно; я рассматриваю тебя и твою жизнь, как особое благословение.
Как благословение? прервала я его.
Да, конечно, как благословение, потому что Бог дарует лишь благо, просто возразил
Дик.
Нет, Дик, из этого ничего не выйдет. Моя инвалидность это уж слишком для того,
чтобы с этим справиться. Это слишком даже и для меня, не говоря о тебе.
Однако делить тяжесть значит облегчать ее для каждого из нас.
Это звучит красиво, но нереально, ответила я.
Дик молчал. Он не хотел понять того, что я говорила. Он представлял итог, каким
хотел его видеть, как это только могло бы выглядеть в действительности.
Наконец, со слезами на глазах он улыбнулся и согласился:
Возможно, что ты права. Может быть, я и не справился бы с этим. Может быть,
я недостаточно силен пля такого.
Дик дружил позже с другими девушками. Он приходил со своими новыми подругами
к нам домой, чтобы представить их мне. Некоторые его встречи с ними лишь этим
и ограничивались.
Я замкнулась в себе и в домашнем одиночестве. После столь долгого отсутствия
мне очень нравился этот старый дом, в нем таилось много прекрасных воспоминаний.
Однако по некоторым причинам я больше не чувствовала себя здесь как дома. Мне
казалось, что мне нет здесь места.
Это состояние вызывало во мне странное чувство, подобное той угнетенности, которая
владела мною в первые месяцы после несчастного случая.
Что с тобой, моя радость? спросил меня однажды отец.
Я.., я не знаю, папа. Я подавлена и грустна. - Отец кивнул головой.
Я не знаю, смогу ли когда-нибудь внутренне смириться со своей инвалидностью,
сказала я Всегда, когда я думаю об этом, меня охватывает прежняя угнетенность.
Дай время, Джони. Мы сделаем все, чтоб тебе помочь. Ты же знаешь.
Его сияющие глаза и улыбающееся лицо излучали ободрение. Я глубоко вздохнула
и сказала:
Более всего угнетает моя беспомощность. Я осматриваюсь в доме и повсюду вижу
вещи, сделанные тобою. Как грустно, что в отличие от тебя я не смогу оставить
после себя никакого наследства. Если тебя когда-то не станет, останется красивый
дом, картины, резьба, художество. Даже мебель, которую ты сделал. А я не смогу
оставить после себя миру ничего ценного. Папа нахмурился, но затем опять улыбнулся.
Это неверно, Джони. Все эти вещи, которые я сделал своими руками, по сути дела
мало что значат. Гораздо важнее то, что ты развиваешь силу характера. А характер
человек не изготовляет руками.
Может быть, ты и прав, папа. Конечно, прав!
Но почему же Бог попускает это? Посмотри на нашу семью. Мы пережили столько
горя: мой несчастный случай, развод Джей, а вот теперь маленькая Келли (у моей
племянницы был рак мозга и она была тогда близка к смерти). Это так несправедливо,
жаловалась я.
Папа положил свои руки мне на плечи и посмотрел в глаза.
Может быть, мы так никогда и не сможем постичь этих почему по поводу наших бедствий,
Джони. Посмотри на меня. Я не пастор и не писатель. Я не знаю, как описать все
приключившееся с нами. Но, Джони, нужно просто верить, что Бог знает, что делает.
Я не уверена в этом, возразила я.
Посмотри. Как часто мы слышим, как кто-то Молится, да и сами часто молимся так:
Господи, я великий грешник. Я заслуживаю ада и осуждения. Но я благодарен Тебе,
что Ты искупил меня. На одном дыхании мы произносим, что не заслуживаем благости
Божьей. Но как только нам приходится
нести бремя забот или страданий, мы начинаем упрекать Бога: Господи, что же Ты
делаешь со мною? Разве Ты не видишь? Но мне кажется, если мы действительно заслужили
самого худшего, и если, благодаря страданиям, нам приходится узнать, что такое
ад или хотя б получить о нем представление, тогда нам следует пытаться терпеливо
сносить наши страдания. Правда?
Неужели ты считаешь, что я заслужила того, чтобы остаться парализованной, что
Бог справедливо наказал меня?
Конечно, нет, моя дорогая. Это наказание крест. Я, безусловно, не в состоянии
объяснить происходящее. Но мне надо верить, что Бог знает, почему допускает это.
Уповай на Него, Джони. Уповай на Него.
Попытаюсь, сказала я тихо.
* * *
Когда вслед за весной наступило лето, в моем душевном состоянии не произошло
улучшения. Я ожидала чуда от Бога, находясь в Ранчо Лос Аламос. Я была даже убеждена,
что Он возвратит мне возможность пользоваться руками. Когда этого не случилось,
я почувствовала себя обманутой. Бог разочаровал меня. А потому я рассердилась
на Бога.
Чтобы отомстить Ему, я нашла путь исключать Его вместе с окружающим меня миром
из моих
чувств: пребывая в подавленном состоянии, я начала совершать фантастические прогулки.
Я или спала допоздна, предаваясь разным мечтам и грезам, или же стала дремать
днем, чтобы только не лишаться возможности видеть сны, погружаться в фантастические
видения. Благодаря интенсивной сконцентрированности в мечтах, вполне возможно
было полностью уйти от действительности.
Я пыталась вызывать в памяти прежние переживания вплоть до мельчайших подробностей.
Я сосредоточивала всю свою душевную силу на оживлении этих переживаний.
В своих мечтах я будила воспоминания о приятных телесных ощущениях, когда-то
испытанных: чувство, сопряженное с ношением старых и мягких Джинсов, чувство,
вызываемое горячим душем, легкое дуновение ветерка в лицо, солнечный луч на теле.
Плавание. Верховая езда. Скрипучий звук седельной кожи под коленями. Ни одна
из этих маленьких припомненных радостей по своему существу не была порочна. Но
всеми ими я пользовалась только затем, чтобы изгнать Бога из своих размышлений.
Однажды я сидела в кресле перед домом на нашей ферме в Сайксвилле. Друзья мои,
которые приехали меня навестить, оседлали лошадей и ускакали. Я оказалась предоставлена
самой себе, своему самосостраданию. Я сравнивала свой жребий с их судьбой. Как
же им было хорошо! Теплое летнее солнце светило сквозь ветви больших дубов и
ослепительно бликовало на сочной и мягкой лужайке у моих ног. Я закрыла глаза
и начала грезить об одном из подобных дней в минувшие годы.
В своих мыслях я опять была с Джесоном, вместе с ним скакала по благоухающим
лугам к лесу, чтобы остановиться в укромном местечке. Я парила в мечтах, представляя
безграничную радость и волнующее чувственное удовольствие, наслаждаться которыми
было мне уже недоступно.
Когда Дух Святой обличал меня, я протестовала еще больше. Какое у Тебя право
запрещать мне помышлять о чем-то таком? Ведь Ты же привел меня в такое состояние!
У меня все права на мечту. Я уже никогда не испытаю чувственных наслаждений и
радостей. Но воспоминаний об этом Ты не в состоянии отнять у меня.
Но чем более я грезила об этом, тем более замыкалась в себе. Я была малодушна,
уязвлена Я обвиняла во всем Бога и утверждала, что воспоминания эти значат для
меня многое.
Потом я попыталась питаться другими воспоминаниями. Однажды будучи в гостях у
подруги в доме ее родителей, я сидела возле плавательного бассейна и радовалась
ощущениям, испытанным в воде, благоуханию окружающей влаги, плаванию в прохладе,
погружению в воду, освежающему дуновению воздуха, вспоминала влажные и упругие,
как проволока, волосы на своей голове, отдых на солнце на горячем берегу бассейна.
Я вспоминала, как водяные жемчужинки стекали по моим плечам и ногам, прокладывая
себе узкие щекочущие дорожки.
Я препиралась с Богом. Я пыталась воспроизвести в воспоминании каждую крошечную
радость в прошлом и упрекала Его все горше. Я никак не могла примириться с действительностью
или, как говорят, с волей Божьей. Неужели же мне так никогда больше и не пережить
и не ощутить этого?
Внешне, однако, я скрывалась под маской любезности и дружелюбия. Внутренне же
мой протест против Бога не знал пределов.
* * *
На лето к нам приехала Диана. Вначале она не замечала моих мысленных прогулок.
Однако, вскоре она почувствовала, что мои приступы подавленности ускользают из-под
контроля, и я целый день пребываю в каком-то мечтательном настроении.
Джони! Откажись от всего этого! Проснись! воскликнула однажды Диана. Она энергично
встряхнула меня за плечи.
Я с трудом возвращалась к действительности.
Что-о-о?
Джони, что такое? Я говорила с тобою, а ты смотрела мимо меня в пустоту. Ты
заболела?
Нет. Оставь меня в покое! Оставь меня просто в покое!
Это не поможет тебе. Ты не можешь уйти от действительности, говорила Диана.
Ты
должна смотреть правде в глаза. Нельзя замыкаться. Прошлое умерло, Джони. А ты
живешь.
Разве я живу? ответила я цинично. Это не жизнь.
Диана своими порицаниями постоянно возвращала меня в реальность из моих фантастических
путешествий, однако я вновь и вновь ускользала из нее. Я заметила, что дремота
более всего содействовала этому, когда в комнате царил полумрак и тихо жужжал
кондиционер. Это был гипнотизирующий шум, помогавший забыть об окружающем меня
мире. Требовалось не слишком много времени, чтобы опять погрузиться в мечтательное
состояние переживания прошлого с его радостями и ощущениями.
Наконец, я заметила, что уже не могу идти дальше в своем мятежном негодовании
против Бога. Я поняла, что и это грех. До несчастья моя греховность состояла
в том, что я совершала неугодные Богу поступки. Сейчас у меня не было возможности
обращать в дела грешные помышления. Я поняла, что существуют не только грехи
дел, но и грехи помышлений Прежде дел именно помышления создают основу для протеста
и мятежа против Бога. Мне стало ясно, что даже нереализованные гнев, похоть,
желания, таящиеся в душе, уже грешны. Итак, я грешила не только делами. грех
был составной частью моего существа. Хотя у меня не было возможности делом протестовать
против Бога, я все-таки грешила. Грех был частью меня самой.
Я знала, что нахожусь в состоянии, которое апостол Павел называет плотским и
которое противоположно духовному. Я оказалась в невозможном положении: сама будучи
несчастна, я уже не могла угодить и Богу. Потому что плотские помышления суть
вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие
по плоти Богу угодить не могут (Рим. 8:7-8).
И себе не могут! сказала я с отчаянием. Я увидела, что подавленность и бегство
в иллюзии еще глубже повергают меня в бедствия и отчаяние.
Я не понимала, что Бог хочет явить мне. А потому стала молиться, как прежде:
Господи, я знаю, что у Тебя есть какой-то план относительно моей жизни. Но мне
нужна помощь, дабы понять волю Твою. Мне нужна помощь, чтобы познавать Твое Слово.
Умоляю Тебя, Господи, сделай так, чтобы я могла служить Тебе и лучше понимать
Твое Слово.
***
Это сообщение от автора Michael Burchak
за номером 893
на тему [Dailyreading] книга,
опубликованое в день 2006-10-08 и в час 06:28,
разошлось для 16
участников телеконференции Ежедневные духовные чтения
