[Dailyreading] книга

Выпуск 949

Григорий Зинченко
Побег из Бухенвальда
(продолжение)

Я решил, что меня прикрепили к наблюдателю - шпиону
Тимофею.

- Будем знакомы, Тимофей.

- А меня зовут Грыць. Разрешите мне вас звать дядя
Тима?

- Хорошо, зови. А я тебя буду звать Гриша. Согласен?
Я кивнул головой в знак согласия. Лицо его отразило
какую-то боль, и он тихо добавил.

- У меня был сын Гриша.

В этот день дядя Тима был печальный и в разговор
не вступал. Печь была в последней стадии обжига. Он
все время проходил ряд своих топок, а их было шесть,
чистил шлак и бросал уголь. Как только он кончал
шестую засыпать углем, сразу возвращался к первой. В
этот день я ничего не делал, просто наблюдал за его работой.

На лице у него была маска с красным стеклом для
глаз, фартук закрывал всю грудь и до колен прикрывал
от огня. Наблюдая за ним, я подумал, что у нас так и
колхозная лошадь не работает.

Дядя Тима был выше среднего роста, плечист, в руках чувствовалась
сила, казалось, он состоит из одних крупных костей, обтянутых кожей.
Выглядел он лет на пятьдесят. Иногда, поднявши щиток на лоб, он
смотрел на меня своими голубыми глазами. В этих глазах я заметил
теплоту, они смотрели на меня с любовью, хотя дядя Тима ничего не
говорил. Вот и кончилась смена, мы разошлись. После ужина я долго не
мог уснуть. Все мои мысли вертелись вокруг дяди Тимы. Я никак не мог
понять, зачем ему поручили наблюдать за мной и сколько ему будут
платить за это. В настоящее время мне еще нет шестнадцати, а до
восемнадцати за болтовню не сажают. Но люди говорят, что и за
молодыми шпионят. Вот убили Кирова, а сколько человек расстреляли за
него. У нас возле магазина повесили радио. Весь народ вечером
собирался послушать, как труба будет говорить человеческим голосом.
Это было интересно. У нас в деревне никто не имел радио, вот и шли
послушать. Оно говорило о троцкистах, которых где-то ловили, а потом
расстреливали. Сначала стреляли немного, потом каждый день по
сто-двести человек. Я хорошо знаю, что троцкисты, это враги народа, в
школе нас учили этому. В правительстве был очень мудрый человек по
фамилии Ежов. Сколько он троцкистов переловил! Как сообщат, что Ежов
еще двести их поймал и расстрелял, я от радости подпрыгивал возле
радио. Потом появились плакаты:

человек, одетый в рукавицы с иголками, торчащими во
все стороны, а внизу была подпись: Ежов - своими
ежовыми рукавицами ловит врагов народа. Уже после
по радио не стали передавать об этом, но люди говорили,
что Ежова тоже поймали. Но я не верю. Такого человека,
как Ежов, поймать? Это, наверное, слухи. И еще не понятно.
Уже расстреляли более тысячи человек, а остальные
сидят в тюрьмах. Как они могли все стрелять в одного
Кирова? Могли и двое застрелить.

И еще не понятно, зачем я нужен дяде Тиме. Он-то не
на должности, он просто кочегар. А какой он все-таки
усталый пошел домой. Мне его было очень жалко. Ведь
он столько угля сжег за смену, что мне никогда не сделать
столько работы. На прощанье он пожал мне руку и сказал: До встречи завтра. А
может, он не будет за мною
шпионить? А почему он сказал, что у него был сын
Гриша? А где он сейчас? Сколько вопросов! Так я и уснул.

Началась новая жизнь - появились друзья. Вечером
они играли в карты и домино, научили и меня в очко
играть, но я любил шахматы. На деньги не играли, ведь
у нас их не было. А расплачивались щелчками в лоб. Прихожу
на работу, а дядя Тима спрашивает:

- А почему у тебя лоб весь красный и припухший?

- Да это я в очко проигрался.

Он побранил меня и для примера рассказал об одном
богатом помещике, которого он хорошо знал. Помещик
имел землю, нанимал работников, добрая была душа,
платил за работу хорошо, со многих мест к нему нанимались.
Да зимой зачастил к соседнему пану играть в
очко. А тот пан хороший мошенник был - сначала, для
приманки, немного проигрался, а потом все имение помещика
к своим рукам прибрал, а помещика того к себе
в рабочие принял. Оставь, Гриша, очко, к добру не приведет.
Советую тебе, читай побольше книг.

Полюбил я дядю Тиму и ради него бросил карты навсегда.
Начал играть в домино. Его здесь почему-то козлом
называли, интересно было. Кто проиграет, залазит
под стол и по-козлиному десять раз пробэкает. Когда ктото
под столом вместо козла, забавно, но судьба и меня
под стол загоняла. Сидишь, как козел и бэкаешь. И так
каждый день по пять, семь раз вместо козла под стол
загонят. Я так свой голос отработал на лад козлиный,
что мог с любым козлом соревноваться. Потом мне
кличку дали козел, уже по имени не звали, козел да
козел, скоро будут бараном называть, так и имя свое
забудешь. В школе редко меня по имени звали, но тогда
меня звали математиком. Звучит красиво и отзываться
хорошо, а тут козел. До чего докатился - думаю.
Бросил и эту игру.

Вспомнил о своем увлечении шахматами. Один раз
объявил соревнование по шахматам. Желающих было
четверо. Условия были такими: кто проиграет, то следующий
занимает его место. У троих я выиграл и вот настала
очередь четвертого, его звали Леша. Он был на год старше
меня. Сыграли первую партию - ничья, вторую - тоже
ничья, потом он поднимается и говорит:

- Гриша, ты очень хорошо играешь. Если тебя немного
потренировать, то из тебя был бы хороший шахматист.
Сейчас мне некогда, я иду на соревнования по шахматам,
но с тобой хотел бы позаниматься.

Так мы подружились. Свободное время проводили
за шахматами, рассказывали о своей жизни. Оба мы были
комсомольцами. Первая новость, которую я узнал - это
то, что зовут его не Леша, а Лев. Потом Леша открыл
еще одну тайну, но взял с меня честное комсомольское
слово, что я никому не расскажу. Он был еврей. Когдато
давно его дед имел обувную фабрику, это разрешалось
при НЭПе. А когда НЭП уничтожили, то сожгли фабрику,
а дедушку и бабушку забрали, может быть и убили.
Ведь в то время город пестрел плакатами с надписью Бей
жидов, спасай Россию. Был большой погром на евреев.
Разрешалось сжигать их дома, магазины, а если кого
убьют из евреев, то это не большая беда, только надо
доказать, что когда был погром, этот еврей первый набросился
на тебя. В школе я немного изучал, что такое
НЭП. Учитель объяснял, что это Новая Экономическая
Политика. Землю раздали крестьянам, каждому свой
надел. Заводы дали рабочим. Хочешь открывай магазин,
строй себе фабрику - разрешалось делать все, работай,
только не воруй. А евреи - шустрый и умный народ, начали
открывать свои фабрики, нанимали рабочих. Жизнь
закипела. Разрешалось даже торговать за границей.
Радовались люди - не даром революцию делали. Но этот
НЭП не долго был новым, всего три года и постарел.
Заговорили, что надо построить тяжелую индустрию, а
то, что строили до этого времени - все исправить. Объявили
евреев врагами народа и сделали на них погром.
Так и не стало Лешиных стариков. Но у Леши еще были
родители, которые работали на большом заводе. Отец главный конструктор, мать
- технолог. Завод выпускал
маленькие трактора. А его отец разработал модель
большого трактора, за что и его объявили врагом народа,
так как малых тракторов можно больше построить, а
больших - меньше. Родителей вызвали в Москву и больше
он их не видел. Случилось это в тридцать седьмом году,
когда Леше было четырнадцать лет. Свою настоящую
фамилию он не говорил никогда никому.

На одном из комсомольских собраний Лешу выбрали
комсоргом, а меня заместителем. Так наша дружба стала
крепнуть. В мои обязанности входило собирать членские
взносы, а Леша должен организовывать походы в кино,
на заводские собрания или лекции.

Вспоминаю одно из собраний. Директор подготовил
доклад, поэтому явка была обязательна. В здании на всю
стену был прикреплен плакат: Мы наш, мы новый мир
построим, и внизу подпись (Ленин). Люди заняли места.

Слово директору.

- Товарищи, на исходе вторая пятилетка. Обязанности
первой пятилетки мы выполнили за четыре года. Наш
завод взял повышенные обязательства и вторую пятилетку
мы должны выполнить тоже за четыре года.

Он говорил около часа, но я ничего не запомнил.

Слово лектору!

Этот с ходу берет быка за рога.

- Товарищи! Обратите внимание на эти грандиозные
слова, которые на плакате. Мы строим социализм и мы
его построим. Но наша цель еще впереди. Мы должны
построить коммунизм, и мы его построим. Мы уже стоим
одной ногой в социализме, а другой в коммунизме. Только
нам нужно сначала достроить социализм и тогда мы
перейдем двумя ногами в коммунизм. А для этого нам
надо ускорять наши темпы.

- Да здравствуют большевистские темпы. Дальше я уже не слушал, потому что в памяти
возникли картины из жизни нашей деревни...

Как-то во время коллективизации, приезжает начальник
Из района и приказывает: Собрать всех мужиков на
кутки. Это означало, чтобы всем собраться в дом, который отобрали у одного мужика.
Его раскулачили и
куда-то выгнали за то, что в колхоз не пошел. Собрались
мужики и начальник сообщил, что надо представителя
от деревни в Москву на Слет колхозников послать. Когонибудь
из грамотных мужиков, чтоб память была хорошая
и чтоб народ мог за собой повести. Долго совещались,
кого в Москву послать. Выбрали Оныську, чтоб
грамотный - не грамотный, но деньги умел считать, а
когда расписывался, то крестики ставил. Память у него
была отличная, все помнил. К нему собирались новости
послушать. Он мог рассказать, у кого когда корова отелилась,
за что мужик женку побил, в общем, все знал. А
что народ за собой повести - это запросто. У него были
овцы, вот он идет впереди, а овцы за ним следом. Потом
он в колхоз пошел, и овцы за ним в колхоз пошли. Мужики,
значит, решили, раз овцы за ним идут, значит, и
люди пойдут.

Повез этот начальник Оныську на слет в Москву. Три
дня в Москве их учили, потом все по домам разлетелись.
Приехал и наш Онысько домой. Теперь собрались не
только мужики, но и бабы, и дети. Уже не на кутки, а
там, где раньше церковь стояла, недалеко от кладбища.
Для Оныська построили трибуну. Почему назвали трибуна?
Не знаю. Это были две бочки, а сверху дверь от
сарая. Залез Онысько на трибуну, постоял, потом снял
картуз. Снова постоял... переступил с ноги на ногу, да
как закричит.

- Товарищи! Нас на слете учили, что вы уже не мужики, и вы уже не
бабы, значит, вы уже не люди, вы теперь товарищи. Нас три дня учили
про большевистские темпы. Когда мы кушали - и тогда нас учили про
большевистские темпы. Один так и говорил, что сейчас у нас все есть на
столах, это благодаря большевистским темпам. А на столах у них все
было, у нас тоже так бывает, но только на Пасху, но это все потому,
что у нас нет большевистских темпов.

Мужики стали выкрикивать.

- Онысь, ты нам лучше объясни, что такое большевистские
темпы, хоть пример приведи.

- Товарищи, я объясню вам, что такое большевистские темпы на примере. Вот смотрите,
у нас старое
кладбище. Мы его строили двести лет, а по-большевистски,
значит, строить быстро. А вот рядом новое кладбище.
Мы его заполнили за один тридцать третий год. Это и
есть большевистские темпы. А вот второй пример. У нас
лошадь дохнет одна в месяц, а когда они будут дохнуть
каждый день - это значит большевистские темпы. Товарищи,
да здравствует наша... Ах!.. Забыл. Товарищи,
здравствуйте! Аминь!

Апрель тысяча девятьсот сорокового года. В этом
году весна теплая, рано поднялась трава, солнышко ярко
сияет. Спешу на работу к двум часам дня. Опять встречусь
с дядей Тимой, мы с ним очень подружились. Вместе
работаем. Он давал мне хорошие советы. Разговор у него
всегда сводился к одному: чтоб жить, надо бороться, не
всегда то хорошо, что кажется хорошо. Мы себе планы
строим хорошие, утешаемся мыслями, мечты подымают
нас к высотам, а жизнь с высот бросает в пропасть, порой
так больно, что говоришь: Зачем жить? Судьба может
забросить далеко и в тиши будешь проливать слезы, а
когда поплачешь, то сразу легче на душе станет. Режим
работы у нас был такой, что первые три дня недели можно
и одному справиться. Зато следующие три дня - это
сплошной ад. Углевозы уголь к печам не успевают
подвозить, а еще и шлак в конце смены вывезти надо возле всех шести топок горы
его собираются. Для охлаждения
шлак поливали водой. Из топок пар, дым, чад
вырывается. Печь чистить, что в огне купаться, пот и
грязь по лицу течет. Дядя Тима меня учил, чтоб с мокрым
лицом к печке не подходил, можно обжечься, вода кипит
на лице. Эту науку я хорошо выучил, рукавом вытрешь
лицо и снова работаешь. Лучше бы тряпкой, но беда: где
ее взять? Тряпка была большая ценность. Пусть она старая,
но может на латки сойти. К концу смены спецовка
становится белая от соли. Печь была в начальной стадии
обжига и было время для разговора.

- А скажи, Гриша, почему один из ваших ребят в печь
бросился? Какая причина?

- Причина одна, а догадок много. Бывают трагедии
из-за измены друг другу, но за него утверждать не могу,
ведь ему было только шестнадцать лет. Девчатами не
увлекался, а только спортом... Говорят, обиды не выдержал:
только один месяц, как нас перевели из учеников в
рабочие. Раньше нас кормили, одевали, правда, денег не
давали, но все же жить можно было. А Павлик, крупный
такой был, никогда не наедался, всегда голодным был.
Закончим обед и домой, а он стоит возле кухни, пока все
бригады покушают и просит добавки. Ему повар давал.
Когда он кушает, кажется, не только свою порцию - три
таких бы съел. Однажды парторг присутствовал на обеде,
а он, наверное, не заметил, подошел к раздаточной и попросил
добавки. Здесь ему досталось: Ты что, приехал
сюда живот набивать? Молодой еще, а хочешь за счет
других прожить? Пошел наш Павлик, голову повесил.
Мы звали его ласково - Павлик, а он на медведя похож
был. А сила какая! Работал углевозом. Нагрузит подводу
угля, лошадь плохо тянет, так он толкал подводу сзади,
чтоб легче лошадке было. Спокойный был, только часто
печальный, а после первой получки совсем как туча
ходил. Получили мы впервые за шесть месяцев аванс. Нас
на свой хлеб перевели. Здесь наш Павлик, как с цепи
сорвался: проел свой аванс, два дня не дотянул до получки
- перезанял. Получаем получку, а там одни удержания:
за общежитие; спецодежду мы получили - за нее
удержали; за брак продукции тоже. Я еще понимаю, дядя
Тима, с кочегаров деньги за брак высчитали, но он-то
углевозом работал. Какой у него брак мог быть? Вот он
и не выдержал обиды, покончил с собой, в печь бросился.
А может, и другая причина. Кого спросишь? Нет уже его.

- Да, Гриша. В таких случаях всегда говорят: Не
выдержал, нервы сдали. А я говорю - нервы есть нервы,
но их можно успокоить. Во всех обстоятельствах причина
самоубийства - это отчаяние. Запомни ты и передай своим
детям и внукам, что нет такого положения в жизни, чтобы
не было из него выхода. Никому не отдавай жизни добровольно,
если у тебя ее не взяли силой. В самую трудную
минуту не приходи в отчаяние. Все ошибки в жизни можно
исправить, а отчаялся - можешь совершить непоправимую
ошибку. В песнях воспевается любовь, восхваляется
отвага, героизм, но нет песни, чтоб прославляла отчаяние.
Отчаяние всеми порицается, всеми осуждается.
Жизнь прожить - не поле перейти. Жизнь - это борьба,
борьба чтоб жить.

Смена кончилась, пошли по домам. В этот вечер мне
очень захотелось побыть одному, в шахматы играть не
пошел. Взял книгу, глаза читают, а мысли далеко блуждают.
Отложил книгу в сторону и стал думать над словами
дяди Тимы: Не приходи в отчаяние. Может, они имеют
смысл? У всех людей бывают минуты отчаяния, но из
всякой ситуации есть выход. А сколько раз в жизни приходит
отчаяние? Совершенное отчаяние бывает только
раз - девиз для себя держи: Никогда не отчаивайся. Хороший
дядя Тима. Говорил, что у него тоже был сын Гриша.
А где он сейчас, почему дядя Тима ничего о нем не
говорит? Надо спросить.

Мы с дядей Тимой приняли смену. Записали температуру
в печи, почистили топки и присели отдохнуть:

- Дядя Тима, мы полгода проработали вместе, а вы о
себе всегда молчите - расскажите что-нибудь. Вы говорили,
что у вас был сын Гриша, а где он сейчас?


***
Это сообщение от автора Michael Burchak
за номером 949
на тему [Dailyreading] книга,
опубликованое в день 2006-10-21 и в час 07:07,
разошлось для 19
участников телеконференции Ежедневные духовные чтения