Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

Как правило, в выпускном классе школьники уже определяются с выбором вуза, в который они собираются поступать. В результате ученикам, выбравшим специальность, не связанную с тем или иным предметом, ставят по этому предмету незаслуженные "четверки".

Вводя в политический лексикон новое определение "национальный проект", власти вспомнили и об образовании. Такое обстоятельство не может не радовать. Как и во все времена, народное просвещение было и остается основой государственности как таковой, а образованные люди - основой гражданского общества.

Воспоминания о школе у большинства жителей нашей страны, то есть у большинства из тех, кто еще застал советский период и первые постсоветские годы, сводятся к двум, противоречащим друг другу, но одновременно и вполне гармоничным тезисам:

1. Наша система среднего образования была и пока остается лучшей в мире, мы получили знаний больше, чем наши сверстники в других странах. Вывод: ничего менять не надо.

2. За время нашего обучения мы получили слишком много лишних знаний, не пригодившихся нам в жизни, совершенно неприменимых на практике. Вывод: надо что-то менять.

Парадокс заключается даже не в том, что правы сторонники и той, и другой точки зрения, а в том, что оба тезиса высказывают одни и те же люди. Идейная борьба происходит не между нами, а внутри каждого из нас.

Всеми любимая песенка о том, чему учат в школе, ко всему прочему стала еще и показателем эклектичности накопляемых нами знаний. Конечно же, и вычитать, и умножать, де еще и малышей не обижать - достойные навыки. Но еще лучше они бы выглядели, будучи объединены в систему, а системности знаний нашей школе как раз и не хватает. Представляете, какая каша варится в голове у того, кому за один день рассказали множество интереснейших вещей и про глагол, и про тире, и про дождик на дворе. Хотя зачем представлять - все это помним, все это испытывали. Наверняка найдутся и те, кто не согласится с этим утверждением. Несмотря на все несовершенства школьной программы, аттестаты, а затем и дипломы, мы получили. Но тем не менее предела совершенству и совершенствованию нет, а потому не стоит останавливаться на достигнутом. Правда, стремясь что-то улучшить, не нужно забывать и о принципе "не навреди".

Первые страницы школьных дневников были отведены под правила для учащихся школ РСФСР. Бывали такие классные руководители, которые заставляли своих учеников учить эти правила наизусть. Меня сия чаша миновала, но все же я был знаком с основными их положениями.

Не будем сейчас заострять наше внимание на идеологических и бытовых разделах правил, остановимся лишь на тех, которые касаются непосредственно учебного процесса. Учащиеся старших классов были обязаны "настойчиво и творчески овладевать основами наук и навыками самообразования, применять полученные знания в жизни".

Попробуем разобрать и проанализировать данный параграф. Предмет предполагалось изучать настойчиво и творчески. На деле же эта рекомендация была реализована лишь наполовину. "Настойчивая" зубрежка учебника иногда приводила к желаемому результату в виде "пятерок" в классном журнале, но выученный таким образом материал забывался сразу же после звонка на перемену. Причиной тому было неисполнение второй части ценного указания Минобразования: отсутствие творческого подхода к получению новых знаний.

Где же следует искать возможности такого творческого подхода? Для этого обратимся к следующему пассажу из того же параграфа "Правил". Настойчиво и творчески предполагается овладевать "основами наук и навыками самообразования". А теперь давайте поразмышляем, идет ли речь об основах наук или же в очередной раз о бессистемной груде тяжеловесной и беспорядочной информации.

Начнем с того, что школьные дисциплины в нашей системе образования в основном обращены именно к наукам. Такая интенция абсолютно верна в том аспекте, что мы живем в условиях техногенной, сциентистской цивилизации. Для того чтобы найти свое место в ней, нужно знать то, на чем она строится. Но с другой стороны, является ли средняя школа предприятием, где готовятся именно научные кадры? Лично я не мог осознать такое положение вещей как проблему: мое детство прошло в Академгородке, где даже автобусные остановки носят имена институтов, рядом с которыми они расположены. Поэтому такие слова, как "гидродинамика", "катализ", "теплофизика", были привычны и не вызывали какого-то страха перед неизведанным. Не стоял так остро и вопрос "зачем нам это знать". Мы росли среди ученых, наши родители, в большинстве своем, были научными сотрудниками в тех самых институтах, мы же не исключали того, что пойдем по их стопам.

Постижение научных истин в школе не позволяло осознать всю их красоту. Все сводилось к лаконичным вводным абзацам и следовавшим за ними задачам, изобилующим непонятными формулами. Стоит ли удивляться тому, что, поступив после окончания школы на гуманитарный факультет, я не мог вспомнить элементарных фактов из учебников математики, физики или химии.

Тем не менее мне всегда были интересны книги под названиями "Занимательная геометрия", "Занимательная астрономия", авторы которых предлагали своим читателям решить задачи, основанные не на зазубренном материале, а на понимании основ дисциплины и логических выводах из них. То есть речь здесь идет как раз о том творческом подходе, которого так недоставало в школьных программах.

Полезной и увлекательной была и остается научно-популярная литература. Просто о сложном и фундаментальном! Не к этому ли нужно стремиться при составлении учебных планов? Те, кто изберут науку своей профессией, смогут впоследствии обратиться к литературе специальной, а остальные получат необходимый уровень знаний, а главное, некоторую культурную основу своего существования.

На старших курсах университета, в магистратуре мне пришлось столкнуться с таким предметом, как "концепции современного естествознания". Все начиналось с объяснения того, что представляет из себя наука, какова ее историческая и социальная роль. За этим следовал краткий экскурс в историю научного знания. Далее начиналась основная часть. Рассматривалась эволюция принципа относительности - от классической механики до специальной и общей теории относительности. Преподаватель рассказывал о строении вещества, о принципе четырех взаимодействий. Следующим этапом было повторное рассмотрение строения вещества, но уже с точки зрения химии, а не физики. Заканчивалось все кратким обзором биологических теорий: нам объяснили, что представляют из себя гены и клетки, немного посвятили в теорию эволюции. Все это умещалось в 10-12 лекций в течение одного семестра.

Напомню, что, едва поступив в университет, я не мог вспомнить то, что незадолго до этого сдавал на школьных экзаменах. Курс КСЕ был понятен и интересен. Именно потому, что студентам предлагалось творчески вникнуть в основы научного знания, а также потому, что, вернувшись со вскипяченными мозгами с урока физики (а иногда и прогуляв его, чего уж тут скрывать, бывало, и не раз), я с удовольствием читал такие книги, как, например, "Теория относительности для миллионов" Мартина Гарднера.

Вернемся к еще одной проблеме, о которой зашла речь в этой статье, - системности получаемых учениками знаний.

Как правило, в выпускном классе школьники уже более-менее определяются с выбором вуза и факультета, на который они собираются поступать. Учителя-предметники тоже знают об этом. В результате складывается следующая ситуация: ученикам, которые выбрали специальность, никак не связанную с тем или иным предметом, ставят по этому предмету незаслуженные "четверки", дабы "не портить аттестат".

Если цели поступить в определенный вуз формируются к выпускному классу, то круг интересов и предпочтений складывается гораздо раньше. Вывод: нужна специализация. А в этих условиях будет проще систематизировать и нагрузку, согласовывать программы по разным дисциплинам. Вспомним эпизод из романа Дж. Фаулза "Волхв", где ученики главного героя зевали, когда тот рассказывал им о Байроне, но с жадностью слушали о том, как называются по-английски детали автомобиля. Если в физико-математических и химико-биологических классах на уроках иностранного языка дать школьникам для разбора или перевода тексты, связанные с их любимым предметом, то пользы от этих уроков, как мне кажется, будет несравнимо больше.

Среди читателей наверняка найдутся и обладатели дипломов педагогических университетов. Скорее всего, мои рассуждения покажутся им наивными и непрофессиональными. Не спорю, это действительно так. Я недостаточно знаком с веками вырабатывавшимися методиками образования и воспитания. Моя роль в этом процессе несколько иная: я прошел школу и университет, был объектом ваших изысканий. Пусть же и у исследуемых остается право голоса.

Человек, попадающий в больницу, принадлежит двум реальностям. Он проходит процедуры, сдает анализы, отвечает на вопросы врачей. Но почему здесь можно видеть некоторую "реальность", а тем более "две"?

Автор нижеследующего текста - университетский преподаватель гуманитарных дисциплин. У него, соответственно, нет никакого медицинского образования. В силу жизненных обстоятельств, однако, ему пришлось в последние годы неоднократно возвращаться в больницы, и у него отложились некоторые впечатления от них, перекликающиеся друг с другом. Данный текст представляет собой краткий анализ этих впечатлений, проведенный под определенным углом зрения, - тем, который помечен в заглавии, требующем, может быть, некоторых объяснений.

Человек, попадающий в больницу, принадлежит двум реальностям. На протяжении нескольких часов он проходит процедуры, сдает анализы, отвечает на вопросы врачей во время обхода; он втянут в процесс активного лечения, который и составляет главный смысл его пребывания в стационаре. Но вот прошел обед, врачи сосредоточены на своих делах, человек сначала отдыхает, потом прогуливается по коридорам, читает, беседует с товарищ! ами по палате (если, разумеется, это не тяжелый больной, требующий постоянного внимания и медицинского воздействия).

Но ведь это обычное распределение времени в соответствии с утвержденным расписанием дня. Почему здесь можно видеть некоторую "реальность", а тем более "две"?

В старину у музыкантов (кажется, только в старину) был термин - "органный пункт". Он означал органный тон, звучавший на протяжении всей пьесы или ее части и создававший активный смысловой фон, на котором воспринималась мелодия. Вторая половина больничного дня и занятия, ее заполняющие, с их настроениями, впечатлениями, разговорами, формами организации времени, человеческими и профессиональными отношениями, и составляют такой органный пункт. Однако, второй половиной дня он не исчерпывается. Впечатления и отношения, сложившиеся в рамках такого "пункта", окрашивают и первую половину дня, а иногда и проецируются на все пребывание в больнице, сказываясь опре! деленным образом на его результатах.

Сегодня стоит задум! аться на д той ролью, которую играет такой "тон". Назовем его точнее: атмосферой. Разумеется, здоровье человека, попавшего в больницу, решается не ею. Здоровье его зависит от многих несравненно более важных обстоятельств - от порядков, сложившихся в данной области, от администрации и финансирования, от квалификации врачей, от организации лечебной работы, от обеспечения современным оборудованием, лекарствами и от многого-многого другого. Но все эти определяющие обстоятельства очеловечиваются, становятся непосредственной лично пережитой больничной действительностью, воздействуют на впечатления пациента, на его нервы и мироощущение и тем самым, по-видимому, сказываются на результатах его лечения, может быть, даже становятся его частью.

Поле моих наблюдений над такой "атмосферой" - тем самым и содержание нижеследующего рассказа - будет опять-таки двойственным.

С одной стороны, им явится пребывание в Московской городской больнице #23, в Отделении неотложной! кардиологии, куда я неоднократно попадал с тяжелыми сердечными приступами. Но свой более полный смысл эти впечатления обретут, как мне кажется, будучи дополнены впечатлениями от других клиник - иностранных, куда мне тоже приходилось попадать все с теми же сердечными делами - Германия (Берлин, клиника Шаритэ), Испания (Торре Молинос в дальних окрестностях Малаги, клиника Святой Елены), - и московских (Первая Градская больница, Отделение неврологии). Повторяю и подчеркиваю: мне хочется и важно рассказать не о собственно медицинской стороне дела. В ней я не компетентен и судить о ней не должен: в перечисленных больницах меня вылечили или, во всяком случае, облегчили мою болезнь; этого достаточно, чтобы испытывать, прежде всего, чувство благодарности. А вот заметить и обозначить те особенности, которые характеризуют "атмосферу", их описать и проанализировать, наверное, имеет смысл, начав с периферии моих больничных впечатлений за границей и сосредоточившись на их сер! дцевине в вышеназванной московской больнице. Этот опыт, наверн! ое, може т оказаться небесполезным для больничного дела и здравоохранения в целом, которое сейчас, судя по официальным сообщениям, по материалам прессы и телевидения, приобретает для нашего общества приоритетное значение.

Берлин. Две "атмосферических" особенности запомнились мне от пребывания в Шаритэ.

Одна из них - тщательность и внятность, с которой врач с самого начала, только приступая к лечению, напоминает пациенту о том, что он "находится в демократической стране" и что, соответственно, с ним в ходе лечения не может быть сделано ничего, что не было бы им, пациентом, понято и одобрено. Начинаются длинные и довольно сложные объяснения природы заболевания, логики и методов его лечения. Хорошо это или нет, судить не берусь. У нас чаще приходит сестра, кладет вам на столик две таблетки и говорит: "Эту примете после завтрака; эту - перед обедом". Всегда ли больной может (и должен) понять, на какие органы и как эти таблетки воздействуют? Но в ! "атмосферу" берлинской клиники такие разъяснения входят (или во всяком случае входили в мое время) неизменно, занимая в ней немалое место.

Другое впечатление от той же клиники касается совсем другой стороны больничной реальности. Речь идет о работе в палатах молодых людей, призванных на альтернативную службу. Эти молодые ребята в белых халатах поверх униформы приходят ненадолго, делают в палатах самую черную работу, общую уборку, но вежливы, внимательны, предупредительны и при этом приносят время от времени чай или кофе и фрукты, предлагая их больным и навещающим их посетителям. Предлагаются они даром, в виде угощения от имени больницы, и, надо сказать, немало способствуют смягчению суровой и часто грустной клинической атмосферы, внося в нее элементы радушия и уюта.

Торре Молинас. Небольшие корпуса больницы расположены на обширной лужайке, застроенной маленькими коттеджами на одну или две комнатки с кухней и санузлом. Эти коттеджи сдаются пациентам по ! их просьбе и с разрешения врача, с тем чтобы они проходили кур! с лечени я в больнице, а в течение остального времени жили с семьей подобно всем другим курортникам, приезжающим отдохнуть в этот популярный приморский городок. Врачи говорили мне, что эта организация эффективно помогает больнице в финансовом отношении и в то же время хорошо помогает им осуществлять лечебную работу, создавая комфортную и спокойную атмосферу (два из них употребляли это самое слово).

Еще одна особенность этой, кажется, рядовой испанской клиники состояла в национальном разнообразии состава медицинских сестер. Ко мне в палату заходили, дабы осуществлять медицинские процедуры, кроме двух испанок, англичанка, шведка и бельгийка. Их работа производила впечатление дружной, эффективной и хорошо слаженной, что тоже не могло не помогать созданию у пациентов атмосферы спокойного доверия и симпатии. Отвечая на мои вопросы, сестры рассказывали, что такой обмен широко распространен и приносит положительные результаты, приводя к заимствованию процедурных приемов, в сестринских! школах данной страны мало известных. Замечу, что принцип этот будет распространяться и у нас в другой сегодня приоритетной области - в университетском образовании. Я имею в виду так называемые Болонские соглашения, предусматривающие обмен преподавателями и студентами и взаимное признание дипломов между российскими и западноевропейскими университетами.

Москва (Первая Градская больница). На атмосфере этой больницы (по крайней мере неврологического отделения) самым непривычным для меня образом сказывалось присутствие в палатах и в коридорах монахинь (или, может быть, прихожанок близлежащей церкви). Как мне объясняли (не знаю насколько достоверно), у больницы заключена с ними договоренность, в соответствии с которой они в порядке исполнения христианского долга милосердия постоянно ходят сюда и оказывают помощь тем больным, которые в ней нуждаются - разумеется, не медицинскую, а связанную с бытом и уходом. Как и в предыдущих описанных случаях, это помогает создавать в бол! ьнице атмосферу человеколюбия и готовности помочь.

Прове! денный о бзор говорит о некоторых тенденциях, проявляющихся в современной больничной жизни - тенденциях, на взгляд больного бесспорно положительных и, может быть, требующих обсуждения и распространения. Импульсом к такому обзору, как выше отмечалось, явился опыт автора, накопившийся в отделении неотложной кардиологии Московской городской больницы #23, где такие тенденции представлены, как кажется, особенно выразительно.

Заболевшие люди, по-видимому, попадают в это отделение так же, как во всех других больницах, но есть здесь и одна особенность, встречающаяся, правда, и в других местах, хотя, кажется, не так уж часто. В отделении есть особая служба телекардиометрии (эта служба носит также название "Забота"). Выходя из больницы после излечения, записавшись в число пациентов этой службы, вы получаете миниатюрный прибор, позволяющий вам самостоятельно снимать свою кардиограмму и в зашифрованной звуковой форме передавать ее по телефону в отделение. С 9 утра до 9 вечера ее ! принимают дежурные врачи. Главная их задача состоит в том, чтобы сразу определить, видна ли на кардиограмме угроза инфаркта, или, не дай Боже, он уже произошел. В этом случае врач тут же договаривается со Скорой помощью, которая забирает больного и доставляет его в 23-ю больницу. Обычно дело не обстоит так трагически, и отразившееся на кардиограмме нарушение носит устранимый характер: вы позвонили потому, что вы сильно встревожены. Давать консультацию в этом случае не входит в обязанности дежурного врача, он только страхует вас от инфаркта. Но атмосфера здесь такова, что помощь вам все равно будет оказана, краткий и самый нужный совет вы все-таки получите, а это, говорю по собственному опыту, часто бывает очень большим облегчением - и для вас, и для вашей семьи.

Но вот все обошлось не самым худшим образом, и вы, проведя необходимое время в отделе реанимации, водворяетесь в палату, где уже лежат четыре или пять человек. Обычно ситуация эта - не из легких. Сартр как-то ! написал, что "ад - это небольшая комната, в которой навсе! гда запе рты три человека". Не будем увлекаться: ад не ад и вовсе не навсегда, но недомогающие и потому ранимые, нервные люди, постоянно испытывающие потребность в уходе, встречают немалые трудности в налаживании контактов друг с другом. Я не знаю, как это получается в 23-й больнице, но, по моим наблюдениям, состав больных в палате чаще всего оказывается относительно однородным с точки зрения привычек поведения, общения и культурного уровня. Споры из-за открытого или закрытого окна, чьего-то включенного или выключенного радиоприемничка и слишком громких разговоров с навещающими родственниками, если и портят жизнь, то все-таки мало кому. И это бесспорно еще одно достижение руководителей отделения.

Возле каждой постели на стене укреплена кнопка вызова сестры. Впервые придя, сестра объясняет вам, что вплоть до ее появления вы не должны отпускать кнопку. Другими словами, приход ее не может откладываться больше чем на минуту - другую. Она в меру своей компетенции оказывает помо! щь больному, который ее вызвал, и если таковая выходит за пределы ее компетенции, приглашает лечащего - или дежурного - врача. Тот назначает кардиограмму или соответствующую процедуру, которые осуществляются немедленно, результаты докладываются назначившему процедуру врачу, который в случае необходимости советуется - тут же или на следующее утро - со своими коллегами или вышестоящими специалистами. Оба профессора, ведущее это отделение, контролируют каждый подобный случай. Во время обхода оба они, разговаривая с каждым конкретным больным, оказываются полностью в курсе происшедшего и принятых мер. Наверное, в этой последовательности действий нет ничего необычного, но сильное впечатление производит явственно воспринимаемая слаженность всех звеньев этой цепочки, взаимозаменяемость и взаимопомощь работников каждого уровня, их заметная благожелательность не только к больным, но и друг к другу, эффективный демократизм всей системы.

Наконец, о том, с чего, наверное, следовал! о бы начинать. Входя в отделение, которым ведают профессора Е.! Ю.Василь ева и А.В.Шпектор, вы сразу попадаете в особую атмосферу уже не только в метафорическом, но и в прямом смысле слова - хорошо проветренные коридоры, умопомрачительно чистый и несколько раз на дню протираемый пол и стены, два фойе с зелеными растениями и мягкими диванами, где ходячие больные беседуют со своими посетителями, развешанные по стенам картины - абстракции, ритм линий и цветовых пятен которых действует успокоительно.

У Томаса Манна есть статья "О духе медицины" (1925). "Целью той разновидности гуманистической науки, которая называется медициной, - говорится в ней, - как бы глубоко она ни занималась исследованием болезни и смерти, - остается здоровье и человек, восстановление человеческой идеи во всей ее чистоте". Эта цель гуманистической науки достигается многообразно. В том числе - через органный пункт, все сильнее звучащий, надеемся, сегодня в стационарных медицинских учреждениях. Мы попытались представить краткий их обзор! , уповая на то, что звуки его будут крепнуть и разливаться все шире.

Подробнее